Он помолчал, следя, как толстяк наливает вино в подставленный перед ним стакан.
- Я все боялся, что Воронину взбредет в голову тоже сесть.
Тогда бы и вам пришлось туго. На наших нынешних гробах садиться, где попало еще нельзя. И неизвестно, будет ли когда-нибудь можно. Ну, когда ваш доклад?
- Послезавтра, - сказал Петр Васильевич. - Отчитаемся, попируем и - в отпуск. Домой, брат! - Он радостно засмеялся и хлопнул "пижона" по плечу. - Придешь на доклад?
- Нет, Петенька, рад бы, да не могу.
- Почему?
- Да ведь он тоже с нами на Голконду, - сказал толстяк. Старая компания.
"Пижон" комически развел руками и подмигнул.
- Вот оно что! - протянул Петр Васильевич. - Теперь я понимаю. На "Хиус", значит, выпросились?
- Выпросились, Петя. Так что на ближайший год сидим с тобой за одним столом в последний раз.
- Хорошо, если только на ближайший, - задумчиво проговорил Федя. - Голконда - это не шутка, как я слыхал. Да и "Хиус" - новое дело.
- Не каркай, Федя, - сердито огрызнулся толстяк. - Не дурачки летят, небось не сорвемся.
"Пижон" с улыбкой смотрел на них, потом вздохнул и сказал:
- Совсем как в старину. Все сидим за одним столом. Не часто так бывает.
- Да и то далеко не все.
- Из нашего выпуска - почти все, - возразил толстяк. - Не хватает только Махова, он начальником на "Циолковском" с января. А остальные - живые, конечно - все.
- Так ты домой после отчета? - обратился "пижон" к Петру Васильевичу.
- Домой, Сашка. Годичный отпуск, месяц в санатории…
- На север, конечно?
- Разумеется. Все, кто ходит во внутренние рейсы, проводят санаторный период в Карелии. А затем к себе в Новосибирск, огородик разводить.
Гриша презрительно фыркнул.
- Так тебе и поверили. "Огородик"! Обложится книгами и будет изобретать в пику Краюхину, вот увидите!
Бифштекс остывал. Алексей Петрович с изумлением и почтением присматривался к этим людям, так просто и бесхитростно, словно о загородной прогулке, разговаривающих о необыкновенных вещах, о которых можно прочесть разве что в книгах. Но не это было самым удивительным. Их манера обращения друг с другом, каждая фраза, каждый взгляд, которыми они обменивались, выдавали странную и нежную привязанность, не совсем подобающую, по мнению Алексея Петровича, мужчинам их возраста и положения. Он даже забыл про грубость "пижона" Саши, невольно поддавшись обаянию ласковой теплоты, которая светилась в его глазах, обращенных на Петра Васильевича. Все они - и Гриша, обнявший "пижона" за плечи, и толстяк, хлопотливо подливающий вино, и молчаливый Федор, и Петр Васильевич с его добрым усталым лицом, - все они, обменивающиеся дружескими шутками и любовными взглядами, словно не было ада у одних за спиной, у других - в недалеком будущем, - страшно нравились Алексею Петровичу, и он невольно подумал, удастся ли и ему стать таким же, как они? Между тем разговор продолжался.
- Ты пилот, Петруша, - говорил "пижон", - и, конечно, понимаешь в машинах больше, чем я. Но я считаю, что при нынешних средствах нам оставаться нельзя. Они чудовищно стесняют нас…
- Вот-вот, о чем я и говорю, - вставил толстяк.
- …лишают свободы в пространстве, заставляют соразмерять свои намерения с прочными, как тюремные стены, законами природы. А это человеку не подходит. И пусть у "Хиуса" в том виде, в каком он сейчас, тысячи недостатков. Пусть мы еще не умеем полностью контролировать страшную реактивную мощь плазмы. Но я верю: пройдет год-два, и мы будем с презрением оглядываться на теперешние импульсные пукалки и полностью пересядем на фотонную технику.
Петр Васильевич с сомнением покачал головой.
- Вы сами, ребята, говорили, что первый "Хиус" сгорел.
- Ну и что же? А сколько сгорело ракет за последние два десятка лет?
- Но зачем же рисковать в таком серьезном деле, на которое вы идете сейчас? - Петр Васильевич яростно втиснул окурок в пепельницу. - Пусть ваш "Хиус" пройдет нормальные испытаний, совершит пробные пролеты внутри лунной орбиты, а тогда уже можно…
- С такими мыслями мы до сих пор еще топтались бы на Земле, не решаясь прыгнуть, - укоризненно проговорил толстяк. - Без риска никогда ничего не получится.
- Да ведь ты так и не думаешь, Петр, я тебя знаю, - ласково сказал "пижон". - Ты просто чертовски устал и расстроен гибелью Гершензона. И ты никогда не говорил бы этого, если бы сам участвовал в нашей экспедиции, правда?
Петр Васильевич пожал плечами и отвернулся. "Пижон" взглянул через стол. На мгновение глаза его встретились с глазами Алексея Петровича. И сейчас же ласковое выражение исчезло с его лица. Оно снова стало таким же брезгливым и пренебрежительным, как тогда у лифта. Он нагнулся к Грише, сказал что-то вполголоса, и оба они посмотрели на Алексея Петровича. Несомненно, капитан бы покраснел, если бы мог. Да он и покраснел - внутренне. Но цвет его обожженного солнцем лица, конечно, не изменился.
- Что, в наш буфет стали пускать всех, кому вздумается? - громко сказал "пижон", обращаясь к толстяку. Тот растерянно огляделся.
Гриша положил "пижону" руку на плечо и примирительно проговорил:
Не надо, Саша.
Алексей Петрович встал, положил на стол деньги и, стараясь идти как можно медленнее, с независимым видом двинулся к: выходу. Ругаться или просто грубить он не хотел, да и не умел толком. У буфетной стойки он задержался, чтобы купить папирос, и услыхал, как "пижон" горячо говорил кому-то:
- Нет, не все равно. Им нечего здесь делать, ходить, слушать и пускать слюни от умиления, чтобы потом рассказывать знакомым. Пусть все эти журналисты, делегации, праздные вояки держатся подальше от наших горестей и радостей. Нельзя позволять им лезть в наши души грязными пальцами. Мы - это мы, и только. Ведь, по сути дела, только здесь мы можем говорить обо всем откровенно. И незачем давать посторонним совать нос в наши дела и наши могилы.
Выйдя из буфета, Алексей Петрович посмотрел на часы. До трех оставалось еще полчаса. Он остановил первого же проходившего мимо человека и спросил, где читальня. Необходимо было узнать о Венере. Вряд ли путешествие на Венеру менее почетно, чем на какую-то Голконду. А после - после они встретятся с этим "пижоном" как равный с равным и поговорят по душам.
Вероятно, по причине пьянства же Авторам пришлось основательно переделать главу "На пороге", которая так напоминает "холостяцкий междусобойчик" из "Подробностей жизни Никиты Воронцова" и которая первоначально называлась:
Лев Вальцев объясняет.
- Нет, это не я, - сказал Вальцев, накрывая на стол. - Это Краюхин. Понимаешь, он-то еще раньше знал, что на совещании ты ничего не поймешь, и попросил меня ввести тебя во все подробности нашей работы. Кроме того, разговор в такой обстановке гораздо приятнее, чем в кабинете.
Он отступил на шаг, любуясь живописным натюрмортом бутылок, консервных банок и свертков в пергаментной бумаге.
- Обстановка подходящая, - согласился Алексей Петрович и добавил оглядываясь: - Вообще, живешь ты, Лева, как буржуй. Жена?
Он указал на висевшую над пианино фотографию красивой грустной женщины в черном, закрытом до шеи платье. Вальцев мельком взглянул.
- Да… нет. Ладно, об этом потом. Сейчас время говорить о королях и капусте, о сургучных печатях и о… о чем там еще?
Одним словом, садись, и приступим. Тебе коньяку? Водки? Вот здесь балычок, а там… В общем, сам разбирайся.
- Кстати, - сказал он немного погодя, когда были осушены первые рюмки. - Знаешь, кто втравил тебя в эту историю?
- В какую?
- В экспедицию.
- Краюхин? - Алексей Петрович выложил себе на тарелку полбанки пряно пахнущего паштета.
- Нет. Я. И начал я еще с позапрошлого года, как только вернулся из Алма-Аты. Благодарен ли ты мне, краснолицый брат мой?
- Сук-кин сын, - с чувством проговорил Алексей Петрович.
- Вот то-то… Конечно, никакие рекомендации не помогли бы, если бы ты не понравился Краюхину. Но он видит людей насквозь. Особенно таких, как ты.
- Это каких же?
- Таких… Честных, прямодушных служак, для которых дело есть три четверти жизни.
- Мерси. Это он тебе сам сказал?
- Почти что. Да, он с тобой ведь беседовал?
- Беседовал.
- Расскажи.
Алексей Петрович рассказал, причем не удержался и упомянул об оскорбительном намеке Краюхина. Вальцев рассмеялся.
- Так и сказал - "не женаты, конечно"?
- Мгм…
- Не обижайся. Ты, конечно, не красавец, да и я, и он тоже, но он имел в виду, что ты, вероятно, не успел жениться за не сколько недель, которые прошли со дня, когда он получил твое личное дело.
- А почему бы и нет? Впрочем, это все ерунда, брат. Давай-ка лучше я буду спрашивать, а ты отвечай.
- Идет.
Вальцев закинул ногу за ногу, поднял рюмку и стал глядеть поверх нее на Алексея Петровича. Тот на минуту задумался.
- Давно ты работаешь у межпланетников?
- Почти десять лет. Летал два раза на Луну и раз на Марс.
- И мне ничего не говорил, скотина!
- А для чего? У нас не принято хвастать такими вещами.
Кроме того, наша работа в Каракумах числилась секретной - это была проверка одной теории, созданной на основании не которых находок на Марсе. Так что болтать много было нельзя.
- Ну, положим. И сейчас мы отправляемся на Венеру тоже для проверки этой самой… теории?
- Твое здоровье. Нет, почему? Та теория оказалась никуда не годной, и из ее обломков создана новая, правильная. Речь шла о проблеме происхождения радиоактивных веществ на планетах. Наша же теперешняя задача гораздо более практична… ближе к жизни, так сказать.
Он нагнулся над столом и отправил в рот кусок ветчины.
- Вот послушай-ка… Тебе, конечно, смерть как интересно узнать, что такое Голконда, и что такое "загадка Яниса", и все прочее.
Алексей Петрович кивком показал, что не отрицает этого, и уселся поудобнее.
- Лет семь назад ученые на искусственных спутниках, запущенных вокруг Венеры, обнаружили там область мощного радиоактивного излучения. Точно локализовать ее было невозможно из-за сплошной вековой облачности…
- Из зерен аммиака… - вставил Алексей Петрович.
- Из зерен… Не из зерен, а из кристаллов. Не в этом дело.
Короче говоря, нащупали эту область зондами-автоматами.
Понятно, всех это страшно заинтересовало. Судя по мощности излучения, там должны были лежать - и несомненно лежат прямо на поверхности миллионы и миллиарды тонн всяких радиоактивных руд, настоящее сокровище. Условно эту область назвали "Урановой Голкондой".
- Красивое название.
- Да. Несколько лет Голконду исследовали с искусственных спутников. Подобраться к ней вплотную и пощупать, так сказать, руками все не удавалось. Высадиться на Венере очень трудно, мешают ужасные бури в ее атмосфере и еще кое-какие явления, на этом сломала себе шею не одна экспедиция. Ну, вот. У нас в управлении был крупный геолог, латыш, Янис.
Голконда стала для него идеей-фикс. Долго он ходил по всяким инстанциям и наконец добился разрешения на попытку высадиться в том районе с помощью спортивной ракеты. Его назначили начальником, в пилоты он пригласил Строгова, который уже давно славился своим мастерством. С ними летели еще два человека. С большим трудом им удалось сесть где-то километрах в двадцати от границы Голконды. Янис оставил Строгова у ракеты, а сам с остальными двумя отправился на разведку. Что там произошло - неизвестно. Янис вернулся к ракете через двое суток один, страшно истерзанный, обожженный, больной "песчаной горячкой". Он принес образцы урановых, ториевых и других активных руд - богатые руды, просто загляденье - и клочок красноватой массы, похожей на резину. Показав ее Строгову, он сказал: "Бойтесь красного кольца". Больше до самой смерти он не произнес ни слова.
Умер на обратном пути. Вот так-то, Алеха.
Вальцев опустил голову и замолк. Алексей Петрович не двигался.
- Дальше, - сказал он.
- Вот… Анализ образцов показал, что Голконда - действительно одно из богатейших месторождений активных руд во Вселенной. И мы должны будем удостовериться в этом и определить возможности его эксплуатации. Понятно?
- Понятно.
За окном сгущались сумерки. С легким фырканьем пронесся двухместный вертолет. Где-то печальный женский голос - вероятно, по радио - пел старинную русскую песню.
- А что стало с этим красным… веществом?
- Не знаю. - Вальцев покачал головой. - Кажется, оно не то распалось, не то затерялось. В общем, не удалось определить, что это такое. Да в это мало кто верит. Считают, что Янис просто помешался от "песчаной горячки" и от гибели товарищей. А Строгов… Строгов никогда не говорит, если его не спрашивают. Тем более об этом деле. Он полмесяца провел в ракете с трупом Яниса.
- Словом, - проговорил как можно более спокойнее Алексей Петрович, - мы идем на большой риск, так ведь?
- Риск… хм… риск. Ха, конечно, риск есть. Это же совсем новое дело. А почему ты спросил? Ты боишься?
Он сказал это не насмешливо, а ласково, почти сочувственно.
- Я ничего не боюсь, - сердито отрезал Алексей Петрович. - С чего ты взял? Но я должен знать, на что я иду.
- Я тебе скажу, на что ты идешь. - Вальцев растопырил пальцы и стал загибать их один задругам. - Если "Хиус" не сгорит при взлете - раз; если "Хиус" не сгорит при посадке - два; если ты не заблудишься в пустынях - три; если ты не повредишь об острые камни спецкостюм - четыре… Что еще? Если не схватишь какую-нибудь неизвестную болезнь или "песчаную горячку" - это пять; если тебя не сожрет "красное кольцо" - шесть; если тебя не убьет Сашка Бирский - семь…
- Ну тебя к черту. - Алексей Петрович засмеялся и потер руки. - Ясно, дело подходящее, хотя, конечно, страшновато.
- А ты как думал? Думаешь, мне не страшновато? Думаешь, остальные как на пикник едут? А Краюхин? Он за всех нас головой отвечает. Поэтому ты и нужен, что твои нервишки крепче, чем у всех нас вместе взятых.
- Надо понимать так, что я буду при вас вроде няньки, - сказал Алексей Петрович. - Вот так должность!
- Няньки, не няньки… Все-таки ты офицер, военная дисциплина и все такое. А главное - у тебя хорошая выдержка. Там это очень нужно.
- Ну ладно, ладно. - Алексей Петрович хлопнул ладонью по колену. - Слушай, у тебя большой опыт. Скажи, как ты представляешь себе нашу там работу? Обстановку, методы?
Вальцев задумался на минуту.
- Видишь ли, друг Алеха, о Венере очень мало известно.
Лу высадимся, попробуем определиться. Окажется, что сели километрах в ста от Голконды. Песчаные бури, жара несусветная. Погрузимся на "Мальчик"…
- Да, что это такое - "Мальчик"? Транспортер?
- И очень хороший. Скоро ты с ним будешь знакомиться.
Так вот. Кто-нибудь останется у "Хиуса", остальных ты повезешь. Потом местность станет непроезжей даже для "Мальчика". Потащимся пешком. Идти тяжело. Связи нет…
- А почему нет связи?
- По нашим данным, многие из современных радиоприборов не годятся для Венеры. Пользоваться можно только УВЧ. Остальное все стирается магнитными полями.
- Ну дальше.
- Будем тащить на себе еще и эти маяки, будь они неладны. Потом доберемся до места, проведем исследования, установим маяки и назад. Все очень просто. Начать и кончить.
- Ф-фу, - сказал Алексей Петрович. - Давай еще по одной, что ли.
Вальцев налил, и они молча выпили, значительно подмигнув друг другу.
- Завтра в это время, - сказал Вальцев, отдувшись и понюхав корочку, - мы уже будем на Седьмом полигоне.
- На седьмом… на чем?
- На Седьмом полигоне. Это крупная база Управления в Заполярье. Оттуда через месяц будем стартовать.
- А как ты думаешь, когда мы вернемся?
- Когда вернемся? Точно сказать нельзя. Если бы речь шла о нормальных атомных ракетах с жидким горючим, я бы рассчитывал года на полтора.
- Ого!
- Ну, а поскольку мы летим на "Хиусе", сроки сокращаются раз в десять.
- Слушай, почему это? Что это за чудо - "Хиус"?
Вальцев усмехнулся.
- Видел у Краюхина в кабинете?
- Что? Эта дурацкая черепаха?