ЭПИЛОГ
За последние полтора года Алексей Петрович привык получать письма и даже немного научился на них отвечать. Сегодня писем было четыре: от жены, от Юрковского, от Михаила и еще какое-то, с незнакомым почерком - Алексей Петрович отложил его в сторону. Потом он надел пижаму, выключил верхний свет, с наслаждением рухнул на диван и принялся ворочаться, устраиваясь поудобнее. Сегодня был очень напряженный и хлопотливый день, после занятий пришлось остаться на два часа, чтобы разобраться в схеме нового усилителя, и теперь было особенно приятно полежать просто так, ничего не делая и почитывая письма, которые он давно ждал и которые получал не так уж часто (особенно от Юрковского).
- Письма следует читать со вкусом, - объявил Алексей Петрович, взял письмо жены и распечатал его нарочито медленно и аккуратно.
"Дорогой Алик!
Пишу тебе на уроке. Ребята страдают над контрольной, и у меня полчаса свободного времени. Давно что-то не получала от тебя весточки и немножко беспокоюсь, не удрал ли ты опять на какую-нибудь Венеру, не спросивши ни позволения моего, ни благословения. Надеюсь - не удрал. Надеюсь - жив и здоров. Надеюсь - помнишь, что у Гришки через полгода день рождения, и что мы будем тебя ждать. Упомянутый Гришка чувствует себя прелестно и все время порывается сказать "папа", но дальше "мамы" продвинуться пока все-таки не может и вообще по натуре молчалив и углублен в себя. Валентина Павловна из яслей - ты ее, конечно, не помнишь, где там! - зовет его не иначе, как Григорий Алексеевич, и приблизительно раз в неделю интересуется твоим здоровьем. Чувствую, что мне придется все-таки сообщить ей, что ты ее не помнишь.
Милый Алик, ты пишешь мне про "Джаль Алла", а я и не читала. Все очень хвалят, даже Дезвиг в "Литературке" - охотно верю, но… Кончается четверть. Опросы. Контрольные. Подтягивание. Консультации. Петя Сокольников никак не уразумеет формулу Байеса. Лира Алиева окончательно и бесповоротно забыла, чем отличается теорема синусов от теоремы косинусов.
И т. д. и т. п.… и пр. Читаю мало, но зато позавчера поймала с мальчиками телепередачу из Калькутты - показывали очерк "Покорители", и я полюбовалась и на тебя, и на Володю Юрковского.
До сих пор не понимаю, ты нарочно споткнулся, когда взбирался на лестницу, или это вышло случайно. Во всяком случае, мальчишки уважительно хихикали и косились на меня, и мне было очень приятно.
Ой, пора кончать. Кажется, Лира все-таки вспомнила разницу - во всяком случае, она уже кончает.
До свиданья, милый! Очень жду твоего письма и буду учить Гришку говорить "папа".
Алма-Ата, 17.12".
- Да, - произнес Алексей Петрович, перечитав письмо.
- Действительно, через полгода Гришке - год! Как летит время!.. Ну-с, - и он взял второе письмо.
Вообще же, любые личные взаимоотношения из повести изымались тоже. Как, допустим, по-новому и непривычно смотрится вечно холодный и отстраненный Ермаков в таком вот разговоре с Краюхиным по видеофону…
- Здравствуй, мальчуган, - сказал он. - Как твои бобошки?
Это была старая шутка, еще тех времен, когда маленький Толя с увлечением падал со стульев и со ступенек.
- Как ты меня видишь?
- Отлично, Николай Захарович.
ЗАГАДКИ И ГАЛЛЮЦИНАЦИИ
После выхода в свет "Страны багровых туч" критика ополчилась на писателей сразу с двух сторон. Не умаляя достоинств романа, авторы статей выдвигали претензии к Авторам как по поводу недостаточности описаний производственных конфликтов ("Старое борется с новым"), так и из-за слишком большой "приземленности" повести: где загадки, где фантастика, где воистину космические приключения? Оказывается, в задумках у писателей было и то и другое.
Часть "производственных конфликтов" удалось вставить в основной текст. Но было и такое:
А он допытывался:
"Значит, если мой приказ будет противоречить приказу министра, вы повинуетесь мне?"
"Да… - Тут я, кажется, с самым дурацким видом облизнулся и добавил: - Здесь мы не в армии, но я выполню любое ваше приказание, если оно не будет противоречить моим убеждениям".
Он засмеялся.
"Только не воображайте, что я заговорщик. И не думайте, что я прошу выполнять мои приказания. Просто мне хочется знать, какой линии поведения вы будете придерживаться в случае необходимости нарушить приказ министерства.
Очень рад, что нашел в вас дисциплинированного и знающего службу офицера".
Я тоже был рад, честное слово, стоило только мне взглянуть в его холодные серые глаза, беспощадные, как железо.
"Все же я хотел бы знать…" - рискнул спросить я.
"Я вам объясню. Вернее, намекну, но вы поймете. Дело в том, что, к сожалению, не все в министерстве одинаково заинтересованы в успехе нашего предприятия".
Он дружелюбно улыбнулся и проводил до дверей. Действительно, здесь было над чем подумать. Нужно держать ухо востро, капитан Громыко! Хотя я совсем не ожидал, что в таком благородном деле, как межпланетный перелет, придется столкнуться с какими-то грязными интригами. Краюхин и Строгов не такие люди, чтобы заниматься дребеденью. Им мешают, это ясно. А мы им поможем.
Иногда в первоначальном варианте Венера представлялась более загадочной.
Удалось восстановить эпизод с кинокамерой Крутикова, которой он снимал мираж леса. В публиковавшихся вариантах, проявив пленку, он увидел лес и понял сразу, что это мираж, а не галлюцинация. В первоначальном, а теперь восстановленном - пленка оказывается пуста. Крутиков просто позабыл снять колпачок с объектива и потом еще долго ломает голову, что же это было.
Нынешнему, избалованному фантазией современных авторов читателю, возможно, и покажется вполне обычным исчезновение.
Спицына, а затем его появление в глазах заболевшего Дауге. ("Ну, подействовала на него Венера каким-то особым излучением, и он все время находился с ними, но они его не видели, не ощущали, а вот Дауге заболел венерианской болезнью и сразу его увидел…")
Нижеприведенный отрывок был также изменен. Но вот почему? Есть несколько предположений (можете придумать свое): низведение фантастики до уровня производственного романа ("Мистика какая-то, такого не может быть, это не научная фантастика, поэтому не будем забивать читателю голову такими пред положениями"); опять же "герой без страха и упрека" ("Человек в будущем будет более здоровым, иначе к чему тогда эти нормы ГТО и остальные усилия партии и правительства, направленные на улучшение физического здоровья советского человека? А тут в космос отправляются какие-то сплошь болезненные люди: один заразу подхватил, другой ногу растянул, третий - неврастеник, истерики устраивает, а у этого еще и глаза болят…").
Алексей Петрович с неохотой согласился на поход вдвоем, но ничего не случилось. После двухчасовых блужданий друзья направились к "Мальчику". У капитана страшно болела голова, оттягивали плечи мешки с образцами. ("Долго они еще собираются таскать свое золотце в машину? И так уже спать негде…")
Автомат казался непривычно тяжелым. "Неужели заболеваю?" - испугался Алексей Петрович. Перед глазами качались надоевшие до зубной боли скалы, груды валунов, дымная пелена на севере… Все кружилось, кружилось, плыло как во сне. Хотелось лечь и заснуть, забыться… "Бу-бу-бу-бу", - привычно, дремотно гудела Голконда.
Дикий вопль Вальцева, грохот выстрелов, вспышки заставили его очнуться. Геолог, шедший в двух шагах впереди, нелепо приставив автомат к животу, палил прямо перед собой в ущелье между двумя огромными валунами. Пули высекали искры на их серых гладких боках. Капитан сбросил с плеча мешок, выдернул из-за пояса гранату и кинулся к Вальцёву:
- Что такое? Что?..
- Бей его, Леха! Вот он, на гребне!
Но Алексей Петрович вдруг почувствовал страшную резь в глазах и, невольно застонав, поднял руку с гранатой к лицу, остановился. В глазах зарябило, забегали ослепительные круги, вспышки света, потом стало темно. Как сквозь плотный туман донесся испуганный крик Вальцева, новая автоматная очередь.
Что же это, что же… Ослеп! Алексей Петрович судорожно шарил руками вокруг себя. Глаза будто разрывало горячей болью, кругом колыхалась тьма, утыканная звездочками, острыми как иголки. Вальцев, хватая его за плечо, крикнул задыхаясь:
- Да бей же ты его, остолопина!.. Гранатой!
Тогда Алексей Петрович рванул шнур, швырнул гранату далеко перед собой и, обхватив Вальцева обеими руками, повалился вместе с ним на песок. Грохнул взрыв, ударная волна хлестнула их щебнем, и все стихло. Вальцев внизу ворочался, замысловато ругаясь. Капитан поднял голову - вижу! Вижу снова! Впереди метрах в двадцати от них ветер колебал столб пыли в просвете между глыбами камня. Больше ничего.
Алексей Петрович рассказал обо всем Строгову, умолчав о своей временной слепоте. Тот пожал плечами:
- Странные какие-то существа… Неуловимые. На что они по крайней мере похожи, Лев Николаевич?
- Похожи… больше всего на огромных змей… - сбивчиво принялся рассказывать Вальцев. - Огромные змеи… черные. Метров по десять длиной. Безглазая голова… Кожа блестит. Словно мокрая… Он был страшно бледен, глаза блуждали. Строгов посмотрел на него внимательно.
- Прилягте-ка, Лев Николаевич, нездоровы вы… Прилягте.
АРХИВ СБТ
Вообще же архив СБТ представляет собой большую редакторскую папку с завязками вдоль и поперек, в которую вмещаются 3–4 обычных канцелярских папки. Папка эта полна пожелтевших листов с машинописью "нестандартным" шрифтом той самой первой пишущей машинки. Иногда поверх машинописи присутствует рукописная правка.
Всего же черновой текст СБТ сохранился в нескольких вариантах. Два варианта полностью и еще несколько разрозненных глав - в основном, начало первой и третьей части. Кроме этого, текст СБТ можно встретить и на оборотах листов других рукописей ("Хищные вещи века", "Понедельник начинается в субботу", "Трудно быть богом"). Чистовик СБТ, как уже упоминалось, не уцелел.
{Еще сохранились некоторые рукописи, имеющие отношение к СБТ, но о них - ниже. Сначала некоторые общие соображения по этим текстам.
В первоначальном варианте рукописи был эпиграф: "Бороться и искать, найти и не сдаваться. В. Каверин". (В то время эту прощальную фразу Р. Скотта знали, в основном, по роману "Два капитана".)
Изменилось время действия повести. Исследователи хронологии мира Полудня С. Лифанов, В. Казаков и С. Переслегин пришли к единому мнению, что действие повести СБТ происходит в 1991 году. Насколько известно, Стругацкие никогда точно не планировали и не высчитывали время действия своих повестей цикла Полудня - правильность соотношения у них получалась спонтанно. Время действия первого произведения Стругацких в черновике обозначено точно - 1985 год.
Алексей Петрович захлопнул тяжелый том и задумался. Пожалуй, все ясно. Конечно, данные в этой энциклопедии не сколько устарели, но по всему видно, что предстоящая экспедиция отправляется не на готовенькое. В энциклопедии сказано, что высадиться на Венеру не удалось. Сам Краюхин делал попытку, а также Воронин, вероятно, тот самый, о котором говорили в буфете межпланетников. Впрочем… Алексей.
Петрович открыл титульный лист. Ну конечно! Подписано к печати в 1970 году. За полтора десятка лет, несомненно, сделано многое.
Рукописная правка поверх последних строк: "Подписано к печати пятнадцать лет назад. За это время, несомненно, сделано многое…"
Черновик и окончательная версия "Страны багровых туч" представляются мне некими параллельными мирами. В том мире, где действуют Быков и Юрковский, экспедиция была в 1991 году, и Дауге там выжил. А в том, где действуют Громыко и Бирский, полет на Венеру состоялся в 1985 году, и двойник Дауге - Вальцев - там погибает от ядерного взрыва.
ВАРИАНТ Б. Н. СТРУГАЦКОГО
Как пишет Б. Стругацкий в своих "Комментариях": "Планы составляли вместе, но главы и части писали порознь, каждый сам по себе. В результате: АН закончил черновик первой части - БН завяз еще в первой главе; АН вовсю пишет вторую часть - БН кое-как закончил первую главу первой части, и она, разумеется, ни в какие ворота не лезет в сравнении с уже сделанным - там другие герои, другие события, и сама стилистика другая…"
В одиннадцатом томе "сталкеровского" собрания сочинений Стругацких опубликована эта, самая первая, глава, написанная младшим братом, "Звездолет "Астра-12"". Первоначальная фамилия Дауге здесь еще пробуется на вкус: в рукописи иногда "Вальшин", иногда "Вяльцев", а позже - "Вальцев".
В архиве сохранились еще пять страниц из этого же варианта БНС.
Экипаж "Хиуса"
Алексей вернулся поздно вечером, усталый и злой. В комнате шторы были опущены, на кровати лежал Вальцев и курил, уставившись в потолок. На полу около его кровати стояла грязная тарелка с окурками, окурки были разбросаны по полу, и дым стоял такой, что Алексей только носом покрутил - ну и ну!
- Ты, что - зубы болят? - спросил он, с кряхтеньем опус каясь на свою кровать и принимаясь за сапоги.
- Болят, - равнодушно согласился Вальцев, не поворачивая головы. Он был небрит, всклокочен и лежал на кровати прямо в ботинках и в пиджаке. Алексей посмотрел на него с удивлением и сочувствием и стал раздеваться.
- Давно болят? - спросил он, надевая пижаму.
- Да, брат… очень давно, - сказал Вальцев с какой-то странной интонацией в голосе.
- Ты бы к врачу пошел, чудак…
- Не поможет, - со вздохом сказал Вальцев, подымаясь, - это, Алеха, такой зуб, что никакой врач не поможет…
Он помолчал, сидя неподвижно, сгорбившись и уперевшись руками в расставленные колени, потом наклонился и начал подбирать окурки и укладывать их в тарелку.
- Ты знаешь, сегодня… приехали наши ребята, - проговорил он, ставя тарелку на стол, - пилоты и геологи… Сашка Бирский, Гришка Ершов… кто там еще?..
- Знаю, - перебил Алексей со вздохом, - я уж познакомился… - …и этот… Цицин Андрей - геолог, мы с ним пол-Тибета прошли… Что, познакомился уже? Когда это ты успел? - удивился Вальцев, вытаскивая из портсигара папиросу.
Алексей рассказал о битве за колючей изгородью. Вальцев с отвращением курил, неохотно улыбался, - Повезло тебе, - сказал он и снова повалился, задрал ноги на спинку, - если б не Сашка - конец бы твоим приключениям…
Алексей взял полотенце и пошел мыться.
- Левка, открыть форточку надо… - начал он, входя в номер, но Вальцева уже не было. Алексей поднял штору, открыл окно, подивился еще раз густоте табачного дыма и стал прибирать на столе. Засунул в тумбочку толстый том "Электроники" и пачку каких-то технических журналов с унылыми обложками, повесил на гвоздь вальцевский шлем, вытряхнул мусор из карандашницы, собрал в тарелку окурки, аккуратно разложенные по краям стола и, проклиная Вальцева, который на днях расколол пепельницу, объясняя преимущества атомного топлива перед химическим, пошел и помыл тарелку. На столе оставалась еще куча исписанных листков - Вальцев писал статью.
Алексей начал собирать их и вдруг увидел свое имя. "…И это не твое дело. Алексей - замечательный человек, не тебе его судить, и если б ты только знал, как мне надоели все эти твои…"
Алексей побагровел, поспешно отбросил листки и сел на кровать. Фу ты, черт, как неудобно получилось… Тонкий женский почерк, это, наверное, от Маши… Черт дернул лезть в эти листки… Алексей расстроено закурил и, стараясь не глядеть в сторону стола, принялся подметать пол. Неприятная это штука - личная жизнь. Ну, кажется, все уже хорошо: замечательный парень, прекрасный работник, любят его все - славный, веселый, жизнерадостный, известный ученый, и - приходит женщина… Он ее, видно, здорово любит… Несмотря ни на что…
Но и красива же! Алексей вспомнил изящный профиль женщины в черном платье на фотографии. Гордая красота!
Вошел хмурый Вальцев, посмотрел на Алексея.
- Лопать будешь?
Подошел к столу, резким движением собрал бумаги, запихнул в ящик. Несколько листков упало на пол. Он подобрал их, бегло просмотрел, бросил на стол.
- Пойдем к Ершову - там собираются сегодня все наши, - выпьем. Завтра выходной - отоспимся.
- Денег нет, - нерешительно сказал Алексей.
- Не говори ерунды, - разозлился Вальцев.
- Да нет… Понимаешь, неудобно вроде…
- Чтот-т-ты… Пошли. Пошли, не искушай…
- Да ну, незнакомые люди, что я там буду… - отбивался Алексей.
- Не искушай, говорю!.. - Вальцев поволок его к двери, поддал коленом. - Денег у него нет!.. Ступай, ступай ножками, а то вот придам начальную скорость - до Москвы не остановишься!
Они пошли вдоль длинного коридора. Гостиница-общежитие при Большом Северном ракетодроме начинала субботний вечер. Из-за стеклянной двери красного уголка доносился стук и лихие возгласы - там играли в пинг-понг. Прошел навстречу Зорин в полосатой пижаме, держа за ручку мальчугана в панаме, волочившего на веревке толстого белого кота. Кот сопротивлялся с молчаливым остервенением. У дверей пятого номера курил унылый молодой человек с пепельницей в руках. Ему не разрешали курить в комнате. Выскочили из-за поворота две хорошенькие нарядные девушки, наткнулись на Алексея, прыснули, застучали высокими каблуками вниз по лестнице в общий зал, откуда доносились звуки, напоминающие пластинку с массовой сценой из "Князя Игоря", пущенную наоборот. Группа плечистых парней радостно хохотала вокруг очкастого с пышной шевелюрой: пышная шевелюра рассказывала анекдоты о пассажире, ехавшем на верхней полке. Из раскрытых дверей какого-то номера плыл табачный дым и звали Витю. Потом хор грянул популярную мелодию "Взвейтесь соколы орлами…".
Алексею вдруг стало очень весело и хорошо. Он засмеялся и стукнул Вальцева по спине:
- Да не грусти ты, старый сундук! Сейчас выпьем, попоем… Как там у вас - принято петь в компании?
Вальцев усмехнулся и сказал, что время покажет. Они поднялись на третий этаж и, не постучав, вошли в номер, на двери которого висело изображение черепа со скрещенными костями и с надписью "Стучите!". Череп был изображен очень хорошо, но повешен вверх ногами.
Номер был большой - на трех человек, посередине стоял стол, на котором красовались бутылки, тарелка с нарезанной колбасой, полосатый носок, куча ножей и вилок, тазик с водой и зеркало. Перед зеркалом, неестественно выпятив челюсть, сидел молодой человек, покрытый сверкающей пеной. Он скосил глаза на пришедших, невнятно проговорил: "Привет!" и, ужасно исказив лицо, принялся рассматривать себя в зеркале, вытянув шею, обмотанную махровым полотенцем. На столике У окна другой молодой человек в пестром шерстяном свитере резал хлеб, укладывая его в большую фотографическую кювету. При этом он жевал огурец, пел про черные глаза, двигал бедрами и играл в шахматы сразу на двух досках с двумя другими молодыми людьми, из которых один оказался Сашей Бирским, а другой - тем самым веселым пилотом в ярчайшем шарфе, которого Алексей видел несколько дней назад на ракетодроме.