Молодой человек в шерстяном свитере обернулся, проглотил огурец и весело проговорил, обращаясь к Вальцеву:
- Представь, Лев Николаевич, представь капитана!
Знакомясь, он крепко пожал Алексею руку, отрекомендовался Андреем Цициным, отметил, что будет чертовски рад иметь такого спутника, немедленно перешел на "ты", потребовал, чтобы убрали со стола полосатый носок, посоветовал Вальцеву не сходя с места побриться под угрозой немедленного уничтожения, сделал ход на обеих досках и вновь обратился к хлебу, напевая во все горло и выделывая ногами замысловатейшие па. Пожав руку веселому пилоту, который все время ласково улыбался, но имя свое сообщил крайне неразборчиво, Алексей почувствовал себя здесь совсем своим, но был несколько охлажден неприязненным кивком Бирского, проговорившего ледяным тоном: "Мы уже, кажется, знакомы". При этом Бирский осторожно ощупал лиловый синяк над глазом, может быть, впрочем, случайно. Вальцев взялся за подбородок, поскрипел щетиной, неожиданно повеселел и с криком "Ох, и напьюсь же я!.." запустил полосатым носком в бреющегося молодого человека, который в этот момент брил верхнюю губу, оттянув ее книзу и придав лицу то сосредоточенное выражение, которое бывает только у бреющихся людей и у школьников, когда они ловят муху во время урока. Молодой человек взял тазик и стремительно направился к Вальцеву, предварительно сообщив, что он просто не знает, что с ним сделает. Вальцеву же это было, по-видимому, очень хорошо известно, потому что он обратился в бегство, крича, что это несправедливо, что так можно бриться и до бесконечности, потому что при таких темпах, пока бреешь левую щеку, успевает вырасти борода на правой, и чтобы его преследователь побоялся бога. На это преследователь резонно ответил, что бога нет, и пошел умываться, а Вальцев занялся бритьем.
Алексей взялся откупоривать бутылки, веселый пилот проиграл партию и начал вскрывать консервы, Бирский, схватившись за волосы, повис над доской, окончательно погибнув для общества, как отметил Вальцев, повеселевший и взмыленный Андрей Цицин громко мечтал о закуске…
ДО "СТРАНЫ БАГРОВЫХ ТУЧ"
Как пишет Б. Н. Стругацкий в "Комментариях": "К 1955 году у нас было: <…> - "Первые" - чрезвычайно эффектный и энергичный набросок несостоявшейся фантастической повести, задуманной некогда АН (и использованный позже в "Стране багровых туч")".
Энергичный - да! Рукописный, карандашом, даже с рисунком, на половинках страниц обычного писчебумажного форма та… Набросок этот сохранился в двух вариантах. Привожу оба.
Первый вариант:
А. Н. Стругацкий ПЕРВЫЕ
Неге dead we lie
Because we didn't choose
To live and shame the land
From which we sprung.
Яркий белый свет падал из-под зеленого абажура и, отраженный лакированной поверхностью стола, тусклыми бликами ложился на кожаную обивку каюты, на металл и стекло приборов, на бледные лица сидевших. Их было четверо - командир, инженер, врач и радист. Пятый, механик, лежал в подвесной койке, уставившись в темный сводчатый потолок стеклянными глазами. Лицо его было искажено болезненной гримасой, как будто он напряженно прислушивается к негромкому разговору за столом и морщится оттого, что не может расслышать.
Впрочем, разговаривавшие старались не смотреть на то, что всего несколько часов назад было их товарищем, и зеленоватый сумрак над абажуром помогал им в этом.
- Возможно, авария произошла, когда мы влетали в атмосферу" говорил командир. - Тогда ясно, почему астроплан не попал на берег "Голконды". Может быть, это случилось в момент посадки - это объясняло бы размеры разрушений, которые причинил взрыв. Можно высказать еще несколько предположений. Но главное сейчас в другом. Главное в том, что из пяти реакторов уцелели только три, и лишь один из уцелевших можно задействовать без серьезного ремонта. Инженер прав: мы не имеем ни малейшей возможности самостоятельно покинуть Венеру.
- Кроме всего прочего, у нас серьезно повреждены системы управления, - добавил инженер, и стекла его очков холодно блеснули. Врач задумчиво вычерчивал мизинцем на столе волнистые линии. Радист вздохнул, достал из портсигара шоколадку и положил в рот.
- Мне хотелось бы знать, - продолжал командир, - что думает каждый из вас по поводу создавшегося положения. Мы уже видели кое-что там, - он кивнул головой куда-то в сторону, - за стенами каюты. Что вы думаете об этом? Что думает об этом инженер? Доктор? Что может предложить - это особенно важно - радист?
- Разрешите? - Инженер снял очки и медленно заговорил, протирая их кусочком замши. - Всё, к сожалению, немногое, что мы знаем об этой планете на основании опыта прежних двух экспедиций… я имею в виду возвратившиеся экспедиции… всё это говорит о том, что… вряд ли можно надеяться на скорый приход помощи. Для этого экипажам спасательных астропланов придется прочесать огромные пространства. Правда… - Он замялся и, низко наклонив голову, принялся надевать очки. - Если установить Большой маяк тут, рядом, это значительно облегчит спасателям поиски… Собственно, маяк попросту навел бы их на нас.
- Здесь устанавливать маяк нельзя, - хмуро сказал радист. Мы не имеем права.
- Пожалуй, - легко согласился инженер. - К тому же его энергетический баланс рассчитан на подножное, если так можно выразиться, использование богатств "Голконды". А здесь он в триста-четыреста часов сожрал бы все наличные запасы ядерного горючего.
- Что же вы предлагаете? - спросил врач.
- Ждать. Практически можно сколь угодно долго оставаться в нашей стальной скорлупе.
- Не нужно забывать, что кислорода и воды у нас не так уж и много, на весь наш век не хватит… - пробормотал радист. - Я не говорю уже о съестном.
Капитан чуть не рассмеялся, увидев, какой легкомысленно-мальчишеский жест сделал всегда серьезный и немного самодовольный инженер.
- Пустяки, два-три дня, и я буду добывать вам и воду, и воздух из местной атмосферы в любых количествах.
Второй вариант:
1
- Не понимаю, что случилось с амортизаторами. - Командир ожесточенно уже в который раз поправил бинт, съехавший на глаза. - При взлете они сработали замечательно, а тут… Словно их и не было.
Инженер не ответил. Он полулежал в глубоком кресле, бережно прижимая к груди упакованную в узкий деревянный ящик руку. Его почерневшее от боли лицо судорожно подергивалось, и он едва слышно рычал сквозь стиснутые зубы. Командир искоса взглянул на него.
- Закурите? - спросил он.
Инженер кивнул. Командир достал папиросу, вставил ее в запекшиеся губы Инженера и чиркнул спичкой.
- Спасибо, - хрипло выдохнул тот. - Нет, не надо. Тошнит.
Папироса упала на пол. Звякнул люк, и в каюту вполз Доктор. Оба повернулись к нему. Доктор зажмурился, потер ладонью испачканное засохшей кровью лицо и сплюнул.
- Плохо, - сказал он шепотом. - Очень плохо. И часу не протянет. - Он снова сплюнул. - По-видимому, его бросило головой на распределительный щит. Знаете, тот, в моторном отделении. У него в двух местах пробит череп и сломаны шейные позвонки.
Командир опустил голову.
- Ну, а как вы? - Доктор подошел к Инженеру. - Больно?
Сейчас впрыснем вам кое-что.
Он опять сплюнул и вытащил из нагрудного кармана коробку со шприцем.
- Что вы… всё плюетесь… Доктор? - с трудом выдавил Инженер.
Он хотел сказать совсем другое, крикнуть, что он не верит, что брата уже невозможно спасти… но в последний момент вспомнил, что перед ним один из лучших хирургов страны и что вряд ли такие вещи пришли бы ему в голову, если бы Механик не был его, Инженера, братом.
И он спросил вместо этого:
- Что вы… всё плюетесь?
Доктор набирал в шприц желтую жидкость из узкой стеклянной ампулы.
- Плююсь? - рассеянно переспросил он. - А… это, друг мой, эмаль. Лопнула от удара эмаль на зубах. Ну-ка, дайте руку… да не бойтесь, здоровую руку. Вот так.
Через несколько минут все спустились в нижний отсек. Там в подвесной койке лежал Механик, изжелта-бледный, с широко раскрытыми остекленевшими глазами, с розовой пеной в углах полураскрытого рта. Возле него сидел Радист. Инженер наклонился над братом.
- Леня… - тихо позвал он. - Леня!
Радист встал, прихрамывая отошел в сторону и отвернулся лицом к стене. Он и Механик были самыми молодыми из экипажа, большими друзьями.
- Леня, - еще раз проговорил Инженер.
Доктор тронул его за плечо.
- Он не слышит вас.
- И… никогда больше не услышит, - сказал Инженер. А, может быть…
Широко раскрыв глаза, он взглянул на Доктора.
Тот опустил голову. Тогда он опустился на стул, где только что сидел Радист.
Потом повернулся к Командиру и проговорил с виноватой улыбкой:
- Вы все… уйдите, пожалуйста.
Метрах в ста от звездолета в вязком горячем грунте выкопали яму и опустили в нее свинцовый бак с телом Механика. Дали прощальный залп из карабинов. Над могилой поставили лист нержавеющей стали с выцарапанными на нем неровными буквами.
2
Доктор, насвистывая и изредка поплевывая, сидел за столом и выписывал из мокрых листков анализов в большую общую тетрадь. Радист копался в аппаратуре - менял лампы, лопнувшие при ударе. Вскоре вернулись из моторного отделения Командир и Инженер, оба усталые, заляпанные чем-то бурым и жирным и очень озабоченные.
- Внимание, товарищи, - сказал Командир. - Все к столу.
Давайте быстренько обменяемся информацией и решим, что делать дальше, а затем…
- Одну минутку, - прервал его Доктор. - Прошу извинения, но… Насколько я понял, положение очень серьезное, не так ли?
Командир кивнул.
- Тогда я, как секретарь организации, предлагаю провести экстренное партийное собрание. Повестка дня: "Положение звездолета ЭР-68 и…" - Доктор сделал паузу и раздельно, с ударением на каждом слове произнес: - "…и задачи членов экипажа - коммунистов по выполнению задания партии и правительства". Кто за? Единогласно. Предлагаю для ведения собрания избрать председателя и технического секретаря.
- Председателем - Командира, секретарем - Радиста, - сказал Инженер, покачивая у груди сломанную руку. - Я писать не могу.
- Так. Кто-нибудь против? Нет? - Доктор вырвал из тетради несколько листов и протянул Радисту. - Карандаш у вас есть? Хорошо. Товарищ Командир, прошу вести собрание.
Командир пошептался с Доктором, сказал что-то вполголоса Радисту и громко произнес:
- Прошу почтить вставанием память Механика Звездолета, коммуниста, члена нашей организации, безвременно погибшего на своем посту.
Все встали.
- Прошу садиться. Слово для информации о состоянии энергетической и двигательной систем звездолета предоставляется Инженеру. Говорить можно сидя.
Инженер достал здоровой рукой записную книжку, раскрыл и снова закрыл ее.
- Вкратце дело обстоит так. - Он помолчал, просмотрел свои записи и быстро продолжил: - Вышли из строя реакторы номер три и пять. Остальные три тоже имеют повреждения, но снова могут быть задействованы после небольшого ремонта.
Реактор номер три разрушен взрывом контейнера с жидким водородом - это, по-видимому, и послужило причиной аварии.
С реактором номер пять дело обстоит лучше, однако исправить его в настоящих условиях невозможно. Короче говоря, состояние двигательной системы не дает нам оснований надеяться на возможность самостоятельного возвращения на Землю. Я уже не говорю о серьезнейших повреждениях системы управления.
Он перевел дух и посмотрел на товарищей. Командир рас сматривал свои исцарапанные пальцы. Доктор слушал спокойно к внимательно, прикрыв свои острые глазки набрякшими веками. Радист торопливо писал, склонив голову набок.
- Теперь о наших энергетических ресурсах. В этом отношении мы обеспечены превосходно. Ядерное горючее для реакторов у нас есть. Жидкий водород нам тратить нет нужды - для снятия тепла и питания турбины можно будет использовать воду или какую-нибудь другую жидкость. Мы с Командиром уже наметили переоборудовать реактор номер два - он пострадал меньше других - для питания генератора мощностью в три тысячи киловатт. Это займет, конечно, известное время и силы. Что касается маяка, то, если мы найдем, что должны искать, - а только в этом случае и имеет смысл устанавливать радиомаяк, - энергетическую установку для него создать будет не трудно. У нас есть материалы и инструменты. Вот и все, пожалуй.
- Прошу вас, Доктор, - сказал Командир.
- Все мы уже видели, что делается там, снаружи. Уточню кое-что. - Врач перелистал свою общую тетрадь. - Так… ага, вот оно. Температура пятьдесят градусов выше нуля, влажность очень высокая. Воды очень много… почва пропитана ею, как губка. Но эта вода - яд. В ней больше семидесяти процентов тяжелой воды. Растительность и животный мир здесь есть… По - видимому, природа приспособила местную флору и фауну к дейтериевой воде. Но в пищу все это не годится. Впрочем, как вы сами могли убедиться, один только вид местной живности способен убить аппетит даже у умирающего от голода. Значит, мы должны рассчитывать только на свои запасы продовольствия. С водой, конечно, дело обстоит легче - легкую воду мы получим от сжигания водорода в кислороде, водород - протонный водород - у нас есть, а кислород можно добыть электролизом. Над этим еще нужно подумать, но с этой стороны нам нечего опасаться. Опасаться следует другого. Как я и ожидал, там, снаружи, все - вода и атмосфера - насыщено богатейшей микрофауной. Бездна всевозможных бактерий, амеб, инфузорий, в большинстве, вероятно, анаэробных. Многие виды могут оказаться болезнетворными. Будьте осторожны. Перед выходом наружу и по возвращении обтирайтесь раствором формалина или спирта. Малейшую ранку, царапину промывайте и залейте коллоидом. В отношении этого буду просить Командира об отдании приказа по экипажу.
Командир кивнул.
- Все у вас?
- Все.
- Какой состав атмосферы? - спросил Инженер, делая какие-то пометки в блокноте.
- С0, СО, главным образом. И азот.
- Слово предоставляется Радисту.
Радист положил карандаш, пригладил волосы.
- Собственно, пока я могу сообщить очень немногое. Предварительные расчеты показывают, что в условиях такой высокой ионизации, какую мы имеем здесь, трудно надеяться на связь с Землей. Если бы иметь хоть какое-нибудь представление о том, в какой точке небосвода находится Земля, можно было бы попробовать направленный радиолуч. Но здесь, вероятно, всегда такие тучи и туман, не поймешь даже, день или ночь. Даже инфракрасные средства оказались бессильны - я не смог найти Солнце. Что касается работы на прием… попробуем, хотя…
Как бы то ни было, за нами следят с Земли. У нас есть аварийное средство дать SOS - три взрыва атомных зарядов, если не ошибаюсь. В крайнем случае применим это. Вот все у меня.
Наступила пауза. Доктор передал Радисту листки протокола.
- Теперь разрешите мне, - сказал Командир. - Товарищи коммунисты! Венера сурово встретила нас, первых людей, высадившихся на ее поверхности. Мы уже теперь всего через пятьдесят часов после прибытия сюда, можем составить себе представление об огромных, во многих отношениях неожиданных трудностях, которые нас здесь ожидают. Положение усугубляется еще аварией звездолета и трагической гибелью нашего товарища. Но все это не должно запугать нас, не дать нам вспомнить нашу задачу. Трудности и опасности нашей работы не следует преуменьшать, но их не следует и преувеличивать.