- Конечно. Поэтому бессмысленно вообще говорить об этом с нашим дорогим куратором. И не в милицию же идти с таким подозрением! Но мотив у Николая Евгеньевича был.
- Фил, - сказала Вера. - Я бы не отказалась от кофе. С лимоном. И с капелькой коньяка, если можно.
Фил вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли две чашки, сахарница, блюдце с дольками лимона и вазочка с овсяным печеньем, и обнаружил Веру стоящей у книжного стеллажа. Она завернулась в плед, как в банный халат, и рассматривала фотографию, на которой Фил был изображен рядом с Раей и Максимом - снимок был сделан года четыре назад, когда в семье еще царил мир, а Максимка только пошел в детский сад.
- Это твоя жена? - спросила Вера. - Красивая.
- Бывшая жена, - поправил Фил. - И сын.
- Тоже бывший? - усмехнулась Вера, ставя фотографию на полку. Она повернула кресло и села так, чтобы ее колени касались колен Фила. Он хотел было отодвинуться, но передумал. Пусть. Если ей приятно.
- А Миша? - спросила Вера, сделав несколько маленьких глотков. - Какой мотив у него? И у Эдика? Согласись, что…
- У Миши? - перебил Фил. - А ты знаешь, что Миша Лизу ненавидел?
- О чем ты? - поразилась Вера и едва не уронила чашку, которую держала в руках. - Чушь какая-то! Что ты имеешь в виду?
- Ты видела Мишину мегеру? Ну, жену его ненавистную?
- Розу? Пару раз. На улице встречала Мишу вдвоем с ней. Шли рука об руку, как образцовые супруги. Я знала, конечно, что он ее не любит, она же клуша, недалекая, как часы с кукушкой, Миша ей изменяет, он и со мной пытался… Ты не знал?
Фил поставил свою чашку на столик и смотрел на Веру во все глаза, будто видел впервые.
- С тобой? - пораженно сказал он. - И у него…
- Ничего не вышло, - спокойно сказала Вера. - Не мой тип. Но я умею обращаться с мужчинами - в том числе с такими. В общем, мы остались друзьями. В конце концов, если мы тащим одну телегу, негоже изображать из себя рака и щуку, верно?
- Друзьями, - с горечью произнес Фил. - Значит, у тебя получилось закончить миром, а у Лизы - нет.
- Поняла, - медленно сказала Вера. - Миша к ней пристал, она его отшила…
- Это было буквально в первые дни, - пояснил Фил. - Мы еще плохо друг друга знали… Лиза его не просто отшила. Врезала по морде, если точнее. Лиза делала вид, будто ничего не было, но Миша ее после того случая возненавидел. Знаешь, почему? Лиза очень похожа… была… на Мишину мегеру.
- Ничего общего! - воскликнула Вера.
- Сейчас - да. А я имею в виду - в молодости. Однажды я заехал к Мише за диском - Розы не было, она ездила тогда к матери в Могилев, - и он показал мне семейный альбом. Там была свадебная фотография. Знаешь, сначала я подумал, что рядом с Мишей - Лиза! Очень похожа, поразительно. Только совершенно другой характер. Другая женщина. Это потом Роза стала такой, как сейчас - растолстела, обрюзгла, прическу поменяла…
- Я действительно ничего не замечала, - огорченно призналась Вера. - Миша всегда был для меня… ну, коллега, очень умный и знающий… А то, что попытался приударить, так я привыкла, эпизод в нашей работе, не страшно… О Лизе в этом смысле совсем не думала.
- Вот так… Налить еще кофе?
- Погоди, давай-ка закончим. Миша - допустим, хотя я не могу себе представить, чтобы он до такой степени… Ну ладно. А Эдик? Уж он-то…
- С Эдиком сложнее, - вздохнул Фил. - Но, как ни странно, мотив был и у него: зависть.
- Зависть? - Вера подняла брови.
- Да, представь себе. Ты не замечала у Эдика в характере этой черты? Поразительно, я думал, что женщины замечают все.
- Если хотят, - слабо улыбнулась Вера. - А мне было как-то… Я никогда не приглядывалась к Эдику. Не мой контингент, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
- Но он же часто говорил с тобой… И в тот вечер тоже…
- Об Аиде? Говорил, да. Если честно, мне эти разговоры удовольствия не доставляли, слушала я невнимательно, понимала, что человеку нужно выговориться…
- Он, наверное, рассказывал тебе подробности? Я почему спрашиваю - со мной Эдик никогда на эту тему не заговаривал. Я знал, конечно, что жена у него погибла в авиакатастрофе, а расспрашивать было не с руки…
- У Аиды Нерсесовны сестра в Ставрополье. Раньше, до девяностого, жила в Баку, а когда начались погромы, семья перебралась на Северный Кавказ. Бедствовали, их там приняли вовсе не с распростертыми объятиями: нахлебники, только вас не хватало… Эдик с Аидой помогали, как могли. Аида несколько раз в году к сестре ездила, отвозила деньги, вещи… В тот раз тоже повезла какую-то сумму. Самолетом до Минеральных Вод, оттуда до деревни - автобусом. Но не долетели. Самолет загорелся, когда до аэропорта оставалось минут двадцать. Все погибли - пятьдесят четыре человека.
- Жуткое дело, - пробормотал Фил.
- Но не это главное, - сказала Вера. - Аида не должна была лететь тем проклятым рейсом. У нее был билет на второе число, но она опоздала, потому что, когда Эдик уже собирался везти жену в аэропорт, позвонил Грант - это их сын, он был тогда в армии, служил в Соликамске, получил увольнительную в город и звонил родителям с почтамта. Аида так радовалась, что услышала родной голос… В общем, у Эдика духу не хватило прервать разговор, и в результате самолет улетел без Аиды. Поменяли билет на следующий день - на тот проклятый… И с тех пор Эдик обвиняет себя в том, что не прервал разговор, не убедил Аиду, что нужно ехать…
- Как он мог? Я бы тоже, наверно, не сделал этого.
- Но… ты сказал о зависти. Я не понимаю…
- Вера, никто не знает заранее, как то или иное событие отразится на характере! Эдик сломался тогда - в определенном смысле, конечно. Как профессионал он, возможно, даже стал крепче - весь, как говорится, ушел в висталогию, в преподавание, в решение задач, в теорию. А в жизни… Он всем завидовал. Почему у Миши жена новую шубку купила, а Аиды нет на свете? Почему ты получила повышение по службе, а его Аида лежит на кладбище? Он даже Николаю Евгеньевичу завидовал - когда тот новую инвалидную коляску приобрел на спонсорские деньги…
- Коляска… Чушь какая-то. Тут-то чему завидовать?
- Да Господи! На коляску спонсоры деньги дали, а он своей Аиде памятник приличный до сих пор поставить не может.
- А Лиза? При чем здесь Лиза?
- Лизе - особенно. Ты не замечала, как Лиза умела любую Эдикину идею вывернуть так, что она всем начинала казаться глупой и неверной?
- Замечала, конечно. Нормальная практика обсуждений, - пожала плечами Вера. - Это же не мозговой штурм. Если идти по шагам алгоритма, без критики нельзя, согласись, нужно уточнять каждую формулировку. А Лиза прекрасно анализировала.
- Что ты мне объясняешь? Все так, каждый на себе испытал, что такое критика… Кому угодно Эдик мог это простить, Лизе - нет. Самая молодая, самая необразованная, всего лишь двухмесячные курсы висталогии окончила, ни одной самостоятельной работы, а у Эдика четырнадцать заявок на открытие и три авторских свидетельства. И женщина, к тому же. Почему ей, молодой, без особого образования, не очень умной, по его мнению, удается все, а его Аида в это время…
- Это какое-то извращение, а не зависть!
- Извращенная зависть, так точнее. А почему Эдик тебе завидует?
- Мне? Что, мне тоже?
- Конечно. Я даже не знаю - почему. Но завидует.
Вера помолчала, вспоминая. Плотнее закуталась в плед, сказала:
- Мне всегда слышались в голосе Эдика какие-то интонации, будто он хочет признаться в чем-то, но не решается. Я думала, что он, как Миша… Теперь понимаю. Но… Не хочешь ли ты сказать, что он и меня может, как Лизу?..
- Ты уже решила, что это именно Эдик? - усмехнулся Фил. - Мы только о мотивах говорим.
- Если говорить о мотивах, то был и у меня, - усмехнулась Вера.
- Принесу еще кофе, - пробормотал Фил, сложил на поднос грязную посуду и понес в кухню. Он слышал, как Вера что-то уронила, поставила на место и вошла в кухню, когда Фил включил электрический чайник, налив в него свежую воду.
- Давай я приготовлю, - сказала она. - Где у тебя чистые блюдца? И не уходи от разговора, Фил. Ты прекрасно знаешь, что мой мотив ничем не хуже прочих. Если Эдик мог убить из зависти, Николай Евгеньевич - из любви к сыну, а Миша - от ненависти к собственной жене, то я…
- Из ревности, я знаю.
- Да, - сказала Вера, взяв с открытой полки две лучшие чашки из хохломского сервиза - от него всего-то осталось три предмета из былых двенадцати, Фил никогда этими чашками не пользовался, это были любимые мамины чашки, но если уж Вере захотелось…
- Да, - повторила Вера. - Ревность. Я до сих пор не понимаю, почему Лиза себе это позволила с Димой. Это было так глупо…
- С Дмитрием? - поразился Фил. Он совсем не о Верином Диме думал в этот момент, он и не предполагал, что Лиза была с Димой знакома.
- Ты не знал? - Вера посмотрела Филу в глаза и кивнула будто сама себе. - Да, она тебе не сказала.
- О чем? - нервно спросил Фил. - Где Лиза и где твой Дмитрий?
- До прошлого месяца - нигде. Мы как-то с ним в магазин зашли на Арбате, я для спальни торшер выбирала, Дима мне хотел подарок сделать. И встретили Лизу. Дима на нее сразу глаз положил, как только я их познакомила. И Лиза… Фил, от нее я совсем этого не ожидала… Ну, того, что она сделала. Лиза буквально растаяла, он глупости болтал, а она хохотала, как ненормальная, и всячески показывала, как он ей симпатичен. Это при мне-то, я рядом стояла и злилась, как леди Макбет.
Чайник закипел и выключился, но ни Вера, ни Фил не обратили на это внимания.
- Я его увела, конечно, - продолжала Вера, глядя перед собой невидящим взглядом. - Но когда они прощались… Димка ей руку поцеловал, представляешь? Мне никогда за столько лет… И пробормотал что-то, а она ответила - тоже тихо. В общем, договорились встретиться.
- С чего ты решила? Ты же не слышала!
- Такие вещи не нужно слышать, это и так понятно. Я закатила Димке сцену, глупо было и грубо, не сдержалась. И что меня окончательно убедило: он начал спорить! Он никогда со мной не спорил, знал, что это бессмысленно, я отойду и все вернется на круги своя… Такой у меня характер. Впрочем, как у любой женщины. Почему он стал спорить? "Я не то, я не это, я вообще"… Наверняка он с Лизой потом встретился, и что-то между ними было.
- Не было! - воскликнул Фил и зашипел от боли, прикоснувшись ладонью к горячему боку чайника. - Я знал бы! Мы с Лизой виделись почти каждый вечер, она от меня ничего…
- Ты уверен? - насмешливо сказала Вера. - Мужчины в таких случаях либо слепы, как кроты на солнце, либо выдумывают такое, чего в жизни вовсе не происходит. Они встречались, я знаю точно.
- И потому ты Дмитрия прогнала? - догадался Фил.
- И потому тоже. Не только. Но и потому. Не могла вытерпеть его вранья. Когда мужчина начинает врать женщине, это конец. Весь последний месяц я чувствовала себя, как на горячей сковороде, понимаешь? Звонила по вечерам Лизе домой в те дни, когда мы не собирались для обсуждений, ее практически никогда не было, и Димка в те вечера тоже пропадал где-то, так что ясно…
- Лиза была со мной! - воскликнул Фил.
- Каждый вечер?
- Ну… нет, - сказал Фил, подумав. - Не каждый.
- Вот видишь!
- Но она всегда объясняла, почему не может встретиться.
- И ты, конечно, верил.
"Когда любишь, так хочется верить", - хотел сказать Фил, но промолчал. Слова прозвучали бы слишком мелодраматично и напыщенно, хотя и были верны по сути.
- Ты же Дмитрия все равно не любила, - сказал он вместо этого. - Сама говорила…
- Ну и что? - с вызовом спросила Вера. - Он был мой, понятно?
- Понятно, - пробормотал Фил. - Но ведь это глупо! - вырвалось у него. - Это не мотив! Тебе что-то казалось… Ты ничего не знала наверняка…
- Господи, Фил! Вернее мотива вообще не бывает. Для женщины - подавно. Отелло убил Дездемому, имея доказательства?
- Платок…
- Чушь. Он хотел поверить и поверил. А поверив, понял, что жить невозможно. И убил.
- Послушай, Вера, - поразился Фил, - ты хочешь сказать, что действительно… это ты… сделала…
- Я? - удивилась Вера, взяв лицо Фила в ладони, повернула его к себе. - Я говорю о мотиве, вот и все. Бедный ты мой. Я просто хочу сказать, что мотив был у всех. А сделать это на самом деле не мог никто. И ты это знаешь не хуже меня. Почему же мучаешься?
- Пусти, - пробормотал Фил. Он почему-то не хотел прикасаться к Вере, он не верил себе, знал, что не выдержит, и знал, что не должен, и знал еще, что хочет Веру прямо здесь и сейчас, и это очень плохо, просто ужасно, не потому, что это предательство Лизиной памяти, а совсем по другой причине, которую Фил не мог сформулировать, но все равно причина существовала, и он отстранился, руки Веры упали, она отвернулась и принялась переставлять чашки с одного блюдца на другое.
- И если на то пошло, - сказала она сухо, - то и у тебя, дорогой мой, тоже был вполне определенный мотив.
- У меня? - Филу показалось, что он ослышался.
- Ты любил ее, верно? А она - нет. Ты смотрел на нее так, что воздух на пути твоего взгляда должен был раскалиться. А она на тебя - холодно и пусто. Ты ее забавлял, помогал проводить время. Но не больше. И ты это знал. И тебя это угнетало. Скажешь - нет?
Фил молчал. "Не надо, - просил он мысленно. - Не продолжай. Я не хочу этой правды".
- Ты прекрасно понимал, что между вами ничего никогда не будет. Знаешь, что это означает, когда любишь? Знаешь, конечно. От любви до ненависти… Сколько шагов, а?
Фил молчал. "Уходи, - думал он, - уходи сейчас же, иначе я тебя возненавижу так же сильно, как только что хотел быть с тобой"…
- И у тебя единственного, - добила его Вера, - нет алиби на время смерти Лизы. Ты старательно обошел этот момент в разговоре. Сам начал, с тебя, мол, какой спрос? Но если у всех нас алиби есть, то у тебя - нет. Что скажешь? Что ты делал и о чем думал в те минуты?
- Ни о чем, - Фил с трудом разлепил пересохшие губы. - И алиби у меня нет.
- Если ты действительно ни о чем не думал - это алиби. Ни один закон не действует, если не думать…
- Скажешь тоже, - пробормотал Фил. - Законы природы объективны, думаем мы о них или нет.
- Ты прекрасно понял, что я имею в виду, - резко сказала Вера. - Невозможно воспользоваться законом, если не думать об этом и ни о чем другом. Ты это знаешь. Почему я должна напоминать? Если ты не желал в тот момент Лизе ничего дурного…
Вера не собиралась мучить Фила. Хотела прижаться к нему и чтобы он обнял ее крепко, как он, наверное, обнимал Лизу - пусть говорит, что хочет, но не мог он хотя бы не попытаться, а та, холодная, как лягушка, оттолкнула его, использовала его чувства, ей так было удобно… Вера ни на минуту не допускала мысли, что Фил сознательно мог причинить Лизе зло. Но что мы знаем о законах мироздания, которые сами же пытаемся сформулировать? Может, и бессознательного желания достаточно, чтобы…
- Вера, Верочка, - тоскливо произнес Фил. Он стоял перед ней растерянный, слабый, не понимавший - он действительно вообразил, что она хотела обвинить его в убийстве? - Верочка, что мы с собой делаем? Ты, я, все мы…
- Я тоже хотела сказать… - пробормотала Вера и коснулась ладонью горячей щеки Фила. Он не отпрянул, как Вера ожидала, но и не сделал навстречу ни единого движения, просто стоял и приходил в себя.
- Я хотела сказать, - продолжала Вера, - что мы оба знаем точно: кто-то убил Веру, использовав полный закон сохранения энергии. И если мы с тобой не разберемся, кто это сделал и почему, то все может повториться.
- Я налью еще кофе, - пробормотал Фил.
Несколько минут спустя они сидели рядышком на диване, неощутимый момент близости миновал, Вере казалось, что даже свет в комнате стал холоднее.
- Канович описал мне, как это выглядело, - рассказывал Фил. - Он уверен, что произошло естественное взрывное старение, это даже название имеет: синдром Вернера. Но если предположить… Похоже, будто Веру ударили ножом - немного снизу, из неудобного положения, но ведь это не имеет значения, кто-то мог нанести удар и снизу, и сверху - откуда угодно.
- Кто же тогда солгал? - внимательно выслушав Фила, спросила Вера. - Скорее всего, все-таки Николай Евгеньевич. Он мог лежать, закрыв глаза, думать, представлять - этого достаточно.
- Не знаю, - покачал головой Фил. - Наверное, все-таки нужно было держать в руке настоящий нож.
- Не обязательно, - возразила Вера. - Воображения у каждого из нас хватит на семерых.
- Что же делать? - вырвалось у Фила. - Если это сделал Николай Евгеньевич или Миша, или Эдик, и если он - кто бы ни был - догадается о том, что мы подозреваем…
- Да, - кивнула Вера. - Он расправится с каждым из нас. Я думаю об этом все время. Как только поняла, что… Я боюсь, Фил! Господи, как я боюсь…
Вера закрыла ладонями лицо и сделалась такой беззащитной, что Филу ничего не оставалось, как обнять ее и гладить по распущенным волосам (когда она успела их распустить, ведь они только что были сложены в пучок на затылке?), он ощущал едва уловимый запах шампуня, удивительный запах свежести и какой-то непредставимой страсти, он взял ладони Веры в свои, целовал ее в мокрые от слез щеки, и губы ее тоже были влажными и почему-то огромными, как мир, не этот мир, в котором они жили и где умерла Лиза, а настоящий мир, бездонный, безбрежный, безграничный, бесконечный и реальный не более, чем реальна любовь, о которой до этой минуты Фил знал лишь то, что она существует, но никогда - ни с Раей, своей бывшей, ни, тем более, с Лизой - не мог даже представить себе силу чувств, слез, упоения, и все, что он делал потом, и что делала Вера, и что делали они оба, потерявшие себя и нашедшие друг в друге, Фил не только не смог бы описать словами, но даже прочувствовать полностью был не в состоянии, это было выше его, больше, значимее, он оставался человеком, мужчиной, а то, что происходило между ними, выходило за все мыслимые пределы и длилось, длилось, длилось…
А когда закончилось, Фил еще долго лежал опустошенный, не понимая, в каком из миров оказался, и почему у Веры, лежавшей рядом на скомканном и, наверное, неудобном пледе, всего две руки, ведь еще недавно рук было бесконечно много, и тел, и сущностей, и еще чего-то, чему он не смог бы дать определения.
- Мы еще живы, - произнесла Вера странным хриплым голосом. Прошло много времени после того, как она вернулась из того блаженства, в которое ее увлек Фил. Или она сама увлекла их обоих, не оставив Филу возможности остаться?
- Верочка… - Филу трудно было говорить, он приподнялся на локте, и тогда дышать стало легче, а лампа под абажуром на письменном столе перестала выглядеть оранжевой звездой, окруженной полупрозрачной раскаленной короной. - Что это было? Со мной никогда…
Много позже они сидели рядом на диване, перед ними на маленькой табуретке стояли две чашки кофе, и случившееся больше не казалось фантастическим. Они были вместе - мужчина и женщина, - они были счастливы, и Фил подумал, что только сейчас, пока они на вершине, им может удасться то, что никогда не удалось бы ему самому.
И тогда он перестанет наконец думать, что предал Лизу.
- Ты больше не боишься? - спросил он.
- Боюсь, - сказала Вера. - Но вдвоем - не так.
- Что же нам делать? - вырвалось у Фила.