– Видала и хуже… – сквозь зубы процедила Томара. – Но именно что видала. А тут из-за грязи не видно ни хрена! Карина! Где отсос? Где физраствор? Да что же ты движешься как неживая!?
Мыть и чистить брюшную полость они закончили только час спустя. К тому моменту до больницы добрались несколько врачей, включая анестезиолога Ххараша, и три операционные сестры, так что стало легче. Сестра Милана сменила Карину у стола, и девушка с облегчением вернулась к привычной роли "принеси-подай". К ее огромному удивлению, мужчина все еще оставался жив. Капельница заканчивала впрыскивать ему третью полулитровую капсулу кровезаменителя, анестезиолог – к ним, отпустив разрывающегося между тремя операционными Хасара, присоединился Ххараш – перевел его на принудительное дыхание, кардиомонитор попискивал тревожными сигналами, но он жил.
– С лигатурой проблемы. Карбонити мало… – сквозь зубы проговорила Томара, берясь за иглу. – И электроскальпеля нет. Не кетгутом же кишки шить! Особо порванные куски вырезать, наверное, придется.
– Вырезай, – пожал плечами Ххараш. Он только что вставил в наркозный аппарат баллон с закисью азота и теперь колдовал над дисплеем. – Все равно не восстановится. Еще и перитонит получишь. С-с-с… что же у него на "пидриван" такая странная реакция?…
– Вырезай, вырезай… Половину же тонкого кишечника откромсаю! Говорила же я – запас карман не тянет!
– Госпожа Томара! – робко встряла Карина.
– Да, Кара? – не оборачиваясь, напряженно спросила хирург.
– Я могу попробовать запаять часть разрывов.
– Что? – удивилась Томара, оборачиваясь. – Попробовать что?
– Запаять, – Карина с опозданием вспомнила, что Милана с Ххарашем о ее способностях не знают, но отступать уже поздно. И нельзя – ее способности нужно использовать на благо людям, а не прятать как что-то позорное! – Помнишь, я говорила, что умею… Что у меня есть наноманипулятор, и я умею им раны заваривать.
– Было такое, – Томара, сощурившись, посмотрела на нее, прикидывая. – Ты раньше это делала всерьез?
– Только поверхностные ранки. Порезы в основном. Но получается очень надежно, проверено. Они не расходятся и заживают быстро.
– Так… – Томара пошипела сквозь зубы. – Давай к столу.
Анестезиолог и медсестра с удивлением смотрели на них.
– О чем речь, Тома? – спросил Ххараш, недоуменно подергивая ушами.
– Об эксперименте, – отрезала Томара. – Все равно ему не жить, так что попробуем. Кара, давай. Начни отсюда…
Следующие три часа Карина работала своим наноманипулятором. Убедившись по первому шву, что рана не расходится, Томара быстро показала ей, в каких местах заваривать, и принялась зашивать карбонитью самые большие разрывы в тонком кишечнике. Анестезиолог с медсестрой с удивлением наблюдали, как под пальцами Карины медленно срастаются края рваных ран помельче, но помалкивали.
Когда в конце концов Томара закончила накладывать колостому, устанавливать дренажи и зашивать брюшную полость, и ее, и Карину качало от усталости. Обе взмокли от напряжения и едва стояли на ногах. Карина, стянув перчатки и сбросив прямо на пол безнадежно перепачканный халат, на пару с Миланой взялась было подкатывать к столу каталку, но Томара остановила их.
– Кара, без тебя справятся, – сказала она. – Мила, позови девочек с поста, будь так добра, пусть помогут. Передвижной дыхательный аппарат захватите, чтобы его до реанимации довезти. Да, и не трепись о том, что тут произошло.
– Постараюсь, – фыркнула медсестра, выходя из операционной.
– Хаши, будь так добр, займись его оформлением, у меня сил нет бороться, – обратилась Томара к анестезиологу. – Только административные вопросы, историю потом сама заполню. Как он, дышит сам?
– Через раз, – буркнул тот. – Но сейчас уже легче, чем поначалу. Пусть под принудительной вентиляцией полежит сутки-двое, там посмотрим… если выживет.
– Тебе виднее, как его держать, – отмахнулась хирург. – Присмотришь, да? Я совсем на ногах не стою, да и Кара, похоже, тоже. Нужно посидеть хоть немного.
– А ты, милая, не хочешь мне объяснить, из-за чего наша Кара на ногах не стоит? – язвительно поинтересовался орк. – Что тут вообще за мистика творилась?
– Много будешь знать, Хаши, голова лопнет, – поморщилась Томара.
– Я девиант, – объяснила Карина, опуская глаза. – Я умею… всякие вещи вроде этого. Только я никогда раньше не пробовала ничего серьезного.
– Забавно, – задумчиво сказал анестезиолог. – Очень забавно. Трепаться, как мило выражается наша Тома, я не стану, но потом обязательно расскажешь поподробнее, когда в себя придешь.
– Хорошо, господин Ххараш, – кивнула девушка.
– Расскажешь, расскажешь… – проговорила Томара, полуобнимая девушку за плечи и почти силой подталкивая ее к выходу. – Но потом. А сейчас нам поговорить надо.
Повела она девушку, однако, не в ординаторскую, а в кабинет завотделением. Кулау не было, но Томара, отмахнувшись от чоки-секретарши, ввела ее в кабинет и усадила на небольшой диванчик в углу. Сама она взяла стул и оседлала его, задумчиво теребя забрызганный кровью воротник операционной пижамы.
– Вот так оно и бывает, – задумчиво произнесла она. – Внезапно, среди ясного неба, такая вот беда. Умаялась?
– Нет, не очень, – покачала головой Карина. – Это ведь силы не отнимает. Просто… перенервничала.
– Понимаю. И пальцы не болят?
– Пальцами я только для уверенности ощупываю, – пояснила девушка. – Наноманипуляторы – часть силовых манипуляторов. Они… ну, как щупальца, что ли, от рук не зависят. Вообще руками касаться незачем, просто я так привыкла.
– Отвыкай, – посоветовала хирург. – Незачем руками лишний раз в рану лазить, если обойтись можно. М-да. Не думала я такой экзамен тебе устраивать. Хотела сначала на трупах в морге посмотреть, как это выглядит. Хотя… этот парень и так почти труп.
– Он не выживет?
– Большая кровопотеря. Очень большая, непонятно как сказавшаяся на мозге. Болевой шок. Что с кишками, ты сама видела. Частичная резекция поджелудки – она сама по себе весьма неприятна, а на данном фоне почти убийственна. Разрыв мочевого пузыря небольшой, сам по себе не опасен, но в общее состояние свой вклад внесет. Почти наверняка тромбы массово пойдут – если начнут отрываться, эмболия обеспечена. В общем, неблагоприятный прогноз. Если плохо на регенеранты среагирует, то, я бы сказала, девять шансов из десяти, что не выживет. Хотя то, что дышит сам хотя бы немного, обнадеживает. Ты заметила, как его аккуратно вскрыло? Ни грудная клетка не задета, ни таз не переломан, что при автокатастрофах сплошь и рядом. Только брюшная полость перепахана, причем очень локализованно. Будем надеяться, что он продержится хотя бы три-четыре дня. Тогда на вскрытии можно сделать срезы и посмотреть, как рубцевались раны после твоей обработки. И то польза.
Карина невольно вздрогнула от такого неприкрытого профессионального цинизма. Томара, правильно истолковав ее движение, вздохнула.
– Такова жизнь, Кара. Ты не сможешь спасти всех, кто попадает тебе в руки. Крайне неприятно терять пациентов, но с этим можно только смириться. Вообще хирург во время работы должен напрочь забывать о том, что перед ним живой человек. Ты работаешь с куском живого мяса, и твоя задача – как можно лучше и точнее выполнить свою работу. Любые эмоции и колебания лишь ухудшат дело, приведут к твоим ошибкам и бессмысленным страданиям пациента. Я знала одного хирурга – он оперировал девушку по поводу саркомы коленного сустава. Я смотрела потом историю болезни – по всем показаниям следовало отнимать бедро по самый пах. Но девица приходилась ему какой-то не очень дальней родственницей, и он решил попытаться спасти ей ногу, заменив сустав на эндопротез и прописав химиотерапию. Химиотерапия не помогла, дело кончилось метастазами в легких и неоперабельной опухолью. Девушка умерла, а он навсегда ушел из медицины, чуть самоубийством не покончил, так переживал. Началось с жалости, а кончилось ужасной смертью и искалеченной судьбой. Вот так…
Карина съежилась на диванчике. Все вокруг казалось серым и печальным. Да, люди умирают, и спасти можно не всех, Томара права. То же ей и папа говорил. Но все-таки как плохо, когда кто-то умирает у тебя на руках!
– Но сегодняшняя операция – так, пустяки, – продолжила Томара. – Кара, я хочу знать о твоем… как его? наноманипуляторе?… больше. И что там у тебя еще имеется, расскажи подробнее.
Карина нехотя начала рассказывать. Временами Томара перебивала ее, задавая вопросы. Особенно ее заинтересовало, что наноманипуляторы теоретически в состоянии работать даже с самыми мелкими капиллярами и могут проникать в любую точку тела, не повреждая окружающие ткани.
– Скажи, Кара, – осведомилась она, – а ты можешь только запаивать раны? А резать ткани, как это делает лазерный скальпель?
– Могу, – кивнула девушка. – Я могу резать и прижигать. Вернее, это не совсем разрезание, скорее, разрывание, но довольно точное, если сосредоточиться как следует.
– Понятно, – задумчиво проговорила хирург. – То есть, если резюмировать, ты можешь сжигать даже отдельные клетки?
– Да.
– А ты можешь отличать раковые клетки от обычных?
Карина насторожилась.
– Наверное, да, – осторожно сказала она. – Сканер может показывать в оттенках серого ткани, отличающиеся от окружающих. Травмированные, например. Или мертвые. Или переродившиеся Я пробовала смотреть на препараты у нас в университете, и я их отличала. Но их ведь специально обрабатывали.
– Но ведь попытка не пытка… – Томара явно обдумывала какую-то мысль. – Кара, мне нужно, чтобы у меня идея в голове поварилась немного. Обсудим на днях с тобой и Калу. Ну вот что. Ты тут полежи, расслабься немного, но особо не залеживайся. Катастрофы катастрофами, а обход никто не отменял, пусть и с опозданием. И подготовку – тоже. Так что я пошла оформлять историю болезни, а ты через полчаса подходи в ординаторскую. Пойдем по палатам.
Она поднялась со стула и устало потянулась.
– Два часа. А у меня ведь в пять еще и лекция, – пожаловалась она. – Максимум в четыре нужно убегать. Ох, ну и длинный же в этом году второй семестр выдался!
Она зевнула и тяжелой походкой вышла из кабинета. Когда Карина осталась одна, она откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Нельзя расслабляться, сказала она себе. Ни за что нельзя. Пусть ей плохо, но всегда найдется кто-то, кому еще хуже и кто нуждается в ее помощи. Сейчас она пойдет и посмотрит, не нужна ли медсестрам какая-нибудь помощь. Вот только посидит еще минуточку…
Открыв дверной замок, Карина потянула на себя входную дверь. Дверная пружина сегодня явно издевалась над ней – створку упорно тянуло назад, словно ее кто-то удерживал с той стороны. Справившись с непокорной створкой, Карина вошла внутрь и без сил привалилась к стене, с опозданием сообразив, что могла бы и манипулятором воспользоваться. Но почему она так вымоталась? Не кирпичи же таскала, в конце концов… Нажав слабо светящуюся клавишу таймера освещения, она медленно побрела вверх по лестнице. Третий этаж. Четыре пролета – словно четыре версты.
На площадке второго этажа она остановилась. Таймер успел отключить свет, и в кромешной темноте из-за приоткрытой двери квартиры Бикаты выбивался лучик света. Карина вздохнула. Ну нельзя же быть таким рассеянным! Опять дверь не закрыл!
Она постучала и заглянула внутрь. Биката сидел за столом, который в живописном беспорядке загромождали разнообразные загадочные приборы и приборчики. От одного из них тянулся кабель, который обвивался вокруг плеч стоящей рядом Калайи. Платье чоки было полурасстегнуто на спине, обнажая матово-белую кожу, и кабель торчал у нее прямо между лопаток. На дисплее перед Бикатой змеились непонятные графики и трехмерные диаграммы, висели столбцы цифр, и инженер казался полностью поглощенный их изучением.
Карина снова постучала по двери и громко откашлялась. Биката вздрогнул и повернул голову.
– А, Карина, – сказал он. – Вечер. Входи.
– Здравствуй, Карина, – произнесла Калайя, поворачивая голову. – Добрый вечер.
– Вечер. Я тут мимо проходила, а у вас дверь опять не закрыта, – пояснила девушка, переступая порог. – Ух ты! Биката, а чем ты занимаешься?
– Да мысль в голову пришла любопытная, – пояснил инженер. – Вернее, глупая, как оказалось. Уже час сижу, ничего не получается, так что глупая, конечно. Думал, что можно слегка подправить пластику кисти. Не выходит.
– Ой, а можно я поближе подойду? – с любопытством спросила Карина. – Я не помешаю?
– Уже нет, – вздохнул инженер. – Я, пожалуй, закончил. А я что, опять дверь не закрыл?
– Ага, – кивнула девушка, опуская на пол сумку, сбрасывая кроссовки и подходя к столу. – Настежь оставил. Биката, а что за графики такие?
– Да ничего особенного, – рассеянно проговорил инженер. – Технические детали. Тут – усилие на правом и левом шарнире запястья соответственно, здесь фактическая мощность сервомоторов и нагрузка на двигательные связки, вот эти три – покоординатная дельта между расчетными и фактическими положениями точек отсчета… ну и так далее. Отладочные данные, ничего интересного. Калайя, зачерпни воду.
– Движение восемнадцать дробь ноль три, примитив "зачерпывание воды правой ладонью", – проговорила чоки. Она вытянула вперед правую руку тыльной стороной вверх и сделала плавное движение сложенной ковшиком кистью, словно и в самом деле зачерпывая ладошкой воду. Графики на дисплее заметались, колонки цифр начали быстро меняться. Некоторые числа покраснели, некоторые посинели. Биката, внимательно наблюдавший за движением, вздохнул.
– Хвост вытащишь – нос увязнет, – пробормотал он. – Улучшаешь плавность движения – получаешь меньшую точность. Разве что так напоследок попробовать…
Он взял стило и сдвинул им пару бегунков.
– Калайя, зачерпни воду.
– Повторяю предыдущее движение, – проинформировала чоки. Содержимое дисплея снова задвигалось и замерцало.
– Еще хуже… – грустно резюмировал Биката. – Ладно, возвращаем все в исходное состояние, – он снова поднял стило и принялся колдовать над дисплеем. На взгляд Карины, оба движения руки чоки совершенно ничем не отличались, но, наверное, Бикате виднее.
– Калайя, диагностика запястья, – наконец проговорил инженер. – Краткий отчет.
– Базовый моторный тест: норма. Тест тактильных точек оболочки: норма. Тест скорости регенерации оболочки… норма.
– Хорошо, – кивнул инженер. – Будем считать, что восстановили. Калайя, сделай полную резервную копию конфигурации шасси и сбрось на компьютер.
– Запускаю полный сбор конфигурационных данных, – проговорила чоки. – Опрос лицевой области… опрос шейной области…
– Без протокола, – приказал инженер. Калайя умолкла.
– Биката, а что она сейчас делает? – шепотом поинтересовалась Карина.
– Она опрашивает контрольные узлы каждой части шасси и собирает с них текущую конфигурацию, – пояснил мужчина. – Потом она запишет собранное в мой компьютер, и я смогу полностью восстановить текущую моторику, даже если вся информация в нем случайно сотрется или повредится.
– А что такое шасси?
– Как – что? – Биката глянул на девушку как на умственно неполноценную. – Ну вот все ее тело и есть шасси. Неужели не слышала никогда термин?
– Не понимаю, – наморщила лоб девушка. -Ты говоришь – "она опрашивает шасси", и тут же – что шасси это она и есть. Она сама себя опрашивает?
– Так, понятно, – Биката поскреб подбородок. – Карина, ты вообще имеешь представление о принципиальной архитектуре чоки? О компонентах чоки-тела? О взаимоотношении шасси-носителя и искина?
– Нет, – девушка помотала головой. – Ну, я читала что-то такое, но как-то там запутанно все.
Биката задумчиво поглядел на нее.
– Поздно уже, – пробормотал он. – А нам завтра в бар в первую смену. Ну ладно, устрою тебе краткий ликбез. Первое, что следует усвоить, это разницу между искином чоки и его телом. Тело – просто кукла. Роботизированный скелет в оболочке из псевдоплоти…
– Резервное копирование конфигурации шасси завершено, – перебила его Калайя. – Данные заархивированы и переданы в хранилище.
– Да-да, – кивнул инженер. – Так вот, тело – то, что обычно и называют "чоки". Но чаще всего люди не понимают простой вещи: тело чоки и его разум – разные вещи, мало друг с другом связанные. Разум и личность чоки – его искин, искусственный интеллект. Он может быть перенесен на новое шасси, хотя и не всегда – требуется определенное соответствие элементной базы. Когда речь идет о внутренних процессах чоки, эту разницу следует всегда держать в уме. Пока понятно?
– Да. Более-менее.
– Отлично. Так вот, шасси – вполне самостоятельная штука. Оно не способно к полноценному существованию без искина, но на деле само по себе весьма интеллектуальное устройство. Каждый сустав скелета, каждая моторная связка, каждая псевдомышца оболочки – небольшой компьютер, запрограммированный на выполнение определенных действий. Искину незачем знать все тонкости работы конкретного сустава шасси – ему нужно знать только набор его моторных примитивов. Ну, что он умеет делать – как сгибается, сколько степеней свободы, ограничения по перемещению, влияние на соседние суставы, все такое. А дальше искин может конструировать из этих примитивов уже какие-то конкретные сложные движения. М-м-м… Калайя, покажи Карине правую ладонь.
Чоки послушно вытянула руку.
– Согни указательный палец. Разогни. Сожми кулак. Разожми. Видишь, Карина? Сгибание пальца – один из базовых моторных примитивов. На самом деле это еще не самый нижний уровень – ниже есть еще механика отдельных суставов фаланг, но не суть. Так вот, имея в качестве базового примитива сгибание пальца, мы можем сконструировать более сложный примитив – сжатие кулака, состоящее из одновременного сгибания всех пальцев. Причем примитив, раз созданный, можно записать в контроллер кисти как новый базовый примитив. И на его основе можно создавать новые примитивы – например, удар кулаком, сочетающий сжатие кулака, определенное перемещение плеча и предплечья, разворот тела и так далее. Пока понимаешь?
– Ага.
– По большей части искин не знает, каким образом реализованы те или иные примитивы. Он просто получает от контроллеров и микроконтроллеров их список и пользуется ими. Посмотри на свою собственную руку – ты ведь тоже не задумываешься, каким образом сгибаешь пальцы или сжимаешь кулаки. Твой разум решает, что тебе нужно сжать кулак, а тело выполняет приказ, не нагружая мозг деталями. Ты ведь рукопашным боем занимаешься, да? Вот, при необходимости ты можешь натренировать свое тело выполнять новые движения, и точно так же искин может запрограммировать для шасси в целом или для его отдельных узлов новые моторные примитивы. Но сам искин и его шасси все равно остаются отдельными сущностями. Поэтому когда Калайя говорит, что опрашивает шасси, на деле это означает, что ее искин собирает текущие конфигурацию и макрокод узлов ее тела для последующего сохранения. Теперь ты понимаешь, о чем речь?
– С трудом, – вздохнула Карина. – Биката, ты столько всего знаешь! Тебе легко говорить, ты привык, а я никогда с чоки дела не имела.