15 Апреля 10564 по н.с. 20 ч. 38 мин. Единого времени. Искусственная реальность "Мир небесных грез".
Светило, пользуясь тем, что Управительница отвлеклась, быстро ушло за горизонт, стремясь достигнуть правильного положения в пространстве. Небо стало совсем темным. На лугу появился туман, потянуло холодом. В открытом павильоне стало зябко. Рогнеда позабыла, что надо притворяться нежной девушкой и совершенно не реагировала на холод. Но гость ее на обладал такими возможностями, оттого сильно мерз и ерзал на стуле, напрягая мускулы в попытке согреться.
Когда компьютер произнес: - "конец 4 главы", Рогнеда встрепенулась, поняв, что слишком увлеклась и прошло много времени. Она остановила чтеца. Прибор, теряя очертания, растворился в мраморе пола. Появилась обстановка богатого загородного дома. Мягким, уютным огнем загорелись лампы.
Управительница в задумчивости взяла в ладонь камень. Она позабыла обо всем, любуясь игрой отражений в подаренном ей аметисте. В пространстве образовалась гигантская копия кристалла, повторяя движения оригинала в руке Рогнеды. Яркие блики разорвали полумрак, заполняя пространство всеми оттенками сиреневого. От призрака побежали волны, окутывая ласковым теплом.
Девушка вдруг переменила направление своих мыслей. В воздухе сгустилось небольшое туманное окошко. В его глубине стали возникать контуры кораблей, жесткие, железные закутки кают и технических отсеков станций, стены простроченные рядами заклепок, давящие низкие потолки.
- Когда вспоминаешь те времена, то, кажется, что стальными были эти люди, перенося то, что изнеженные потомки посчитали бы невозможным, - отвечая на невысказанный вопрос, ответил Управитель. - Но на самом деле страх и невежество двигали ими, заставляя отдавать жизни за правителей, для которых были просто скотом. А разводили их для того, чтобы они кричали им осанну, плодились, исправно платили налоги, ходили на амбразуры и не высказывали при этом неудовольствия. Как они там говорили, - "У пушки должно быть не меньше 3 человек, иначе, куда она выстрелит - один Бог знает".
- Ты хочешь сказать, что они были несчастными жертвами обстоятельств? И все делали из страха друг перед другом и боязни сурового наказания охочих до расправы карательных органов?
- Конечно.
- Нет, ты не прав Андрей. Это были чистые души… Тебе не приходило в голову, что именно страх и ежовые рукавицы требовательной и придирчивой власти позволяли им проявлять лучшие душевные качества? Именно так они могли забывать собственный эгоизм и становиться героями, ради совместного дела превозмогая свою малость и смертность. Оттого ты хочешь смешать их с дерьмом, что сам труслив, своекорыстен и расчетлив? - остро парировала Управительница.
- Вовсе нет, - ответил Управитель. - Оттого, что время игр кончилось. Нынче мы не можем позволить наслаждаться битвами. Дорого нынче героизм обходится. Мы проиграли эту войну, потому, что сражались с машинами по старинным правилам, которые заставляли бойцов бодро дохнуть на прокорм сверхчеловеческой, государственной общности. Но нельзя больше жить иллюзиями.
- Ты прямо свою статью цитируешь, - с улыбкой заметила Управительница.
- Ничего удивительного, - сказал Живой Бог. - Я ведь ее писал… Ты ведь помнишь про Амальгаму? Или про ад на Гало? Вы ведь вылетали туда для оперативного анализа.
- Да, это было ужасно. Именно тогда, в умах многих, появилась непреклонная жестокость, стремление не сражаться, а побеждать любой ценой. Мстить, утоляя соленой водой чужих слез жажду неправильно понятой справедливости.
- Ну, вот видишь… - вставил Управитель.
- Но мне жаль, что время нарочито-героических битв кончилось. Для многих душ это единственный способ почувствовать свою нужность. И потом… - Рогнеда сделала паузу, с тревогой поглядев на Управителя. - Тебе самому не страшно?
- Чего? - не понял он.
- В старые времена, когда люди больше понимали подноготную своих поступков, действовало мудрое правило - три человека на одну пушку. Подумай - на одно небольшое орудие.
А мощь, которая дана пилотам "Дракона" невообразимо огромна. Сила новой звезды спрятана под броней этого корабля. Это непереносимое искушение для троих слабых людей. Ты подумал, кто остановит "черных ангелов", если они захотят повернуть орудия в другую сторону?
- Это что, воевать за берсерков? Вместе с кораблями - роботами? Чушь…
- Не уверена, - ответила она. - Скорее бороться против законной власти государства. Расстреливать пассажирские лайнеры, взрывать с таким трудом восстановленные транспортные порталы, громить обитаемые миры. Не боишься новой генерации космических бродяг и пиратов, кочующих как саранча от планеты к планете?
- Мы позволяем им жить так, как они считают нужным. Мы даем им лучшее. И это того стоит.
- На твоем месте я бы не пела "черным" дифирамбы. Когда все захотят стать такими как они, с кого будут тянуть энергию Башни Контроля? И кому мы будем вешать лапшу на уши, заставляя бегать за колбаской, подвешенной перед носом?
- А… - только и смог сказать Управитель и осекся, понимая справедливость слов Рогнеды. Потом он всеже собрался и произнес. - Ну, это когда будет…
- Оттого вы все не умеете мягко изменять мир, что не хотите видеть даже на шаг вперед, - сказала Живая Богиня.
- Хорошо хоть ты умеешь, - неопределенным тоном заметил Андрей.
Управительница внимательно посмотрела на него, не издевается ли…
- А меня сегодня мальчик будет ждать, - сказала она, меняя тему. - Я договорилась пойти с ним на "поганку".
- И что?
- Ничего ты не понимаешь. Дискотека - это так здорово. А после танцев - драка, когда народ выдавливает крайних за ограждения площадки. Парни и девушки падают с высоты в полтора километра. Потом они попадают в зону мягкого силового поля, которое позволяет благополучно приземлиться, - Управительница встала и прошлась пружинистой походкой, словно танцуя. - Бывают, конечно, и несчастные случаи, но редко. Они лишь придают остроты.
Вообще, мне нравится такая жизнь. Может быть, я прожила бы так лет 100 в 3–4 приема, забыв про свои заморочки.
Там все просто. День за партой. Потом, когда станешь старше, служишь девочкой на побегушках в какой-нибудь конторе. И каждый вечер - забегаловка, дискач и компания. Танцы, поцелуи, пиво, драки наших мальчиков с чужими, завывание сирен полицейских глайдеров, погони, прятки во тьме. А если кончится хорошо, - отвязный секс на скамейке в парке или в кустах. Это все настоящее, в отличие от того, и чем мы себя тут потчуем…
Живая Богиня преобразилась. Она самозабвенно стала танцевать под слышимую только ей музыку. Движения были нарочито небрежными, вызывающими. Ее зеленые глаза стали пустыми, на лице проступило странное выражение - смесь удовольствия, интереса, настороженности, легкой угрозы и деланной скуки.
- И это говорит Управительница Жизни, - недовольно сказал Андрей.
- Это говорит Управительница Жизни, которая давно поняла, что сила, власть и мудрость не в состоянии сделать ее счастливее девочки-пустышки, жизнь которой на мгновение появляется слабым огоньком и сразу исчезает в потоке бытия, - продолжая дергаться, ответила Ганя.
- Когда ты была императрицей, ты считала также?
- Думаешь, что по больному бьешь, Пастушонок? - сказала Управительница останавливаясь. - Я сотни лет жила одна, разговаривая с камнями и птицами, столько раз забывала себя и заново восстанавливала, что там больше не осталось ничего от меня прежней.
Мир вокруг потерял цвет, став однообразно серым.
- Ладно… Давай еще немного послушаем, - помолчав, предложила девушка.
* * *
продолжение
Глава 5
ВИДЕНИЯ ТЮРЕМНОГО БЛОКА
Конечникова отправили обратно в гарнизонную тюрьму, но в другой отсек где камеры были побольше и почище. К положенному времени принесли стандартный командирский обед, а к нему прибавили бутылек винного довольствия. Вечером был соответствующий чину порцион.
Надзиратель принес чистое, хорошо пахнущее белье, заботливо поинтересовался, в какое время господин первый лейтенант желает, чтобы у него погасили свет.
Конечников разложил постель и упал на снежное великолепие простыней.
Мысли снова вернулись к процессу…
Новый судья подошел к делу очень просто. Поскольку и.о. командира звездолета выполнял приказ и предупреждал об опасности, судья быстро перевел его из обвиняемых в просто нарушители кодекса.
На мертвого полковника Гагарина повесили всех собак, обвинили в игнорировании инструкций командования.
А потом вызвали научного консультанта из группы бурового оборудования. Им оказалась Хелена, вдова Сергея Ястребова. Она с серьезным видом рассказала об условиях возникновения реакции полного распада и вывела, что случившееся с точки зрения современной науки невозможно.
Когда взбешенный коммандер заголосил об очевидном несоответствии практики и теории, Хелена сначала произнесла странное словосочетание "второй вакуум", потом испуганно взглянула на бригадного генерала.
- Господин коммандер, - вмешался тот, - Мы не можем отвечать за незаконные эксперименты эланцев.
Больше вопрос не поднимался. По поводу проступка Конечникова было вынесено частное определение и было предложено рассмотреть этот случай на суде офицерской чести. Однако особо было отмечено, что в той ситуации действия первого лейтенанта были абсолютно правильными.
Дело развалилось. Виноватых в смерти 500 миллионов не нашлось. Единственный человек, на которого можно было возложить вину за произошедшее, лежал в портативном холодильнике с разнесенной в клочья головой. Останки бывшего командира группы подготовили для отправки на независимую экспертизу в Аделаиде.
Чтобы не дразнить наблюдателя, Конечникова снова отправили в тюрьму. Он понимал, что через пару дней его отпустят, и свобода это только вопрос времени. Удача снова улыбнулась первому лейтенанту.
Ночью Конечников услышал, как тихонько клацнул замок. Он подошел к двери, потянул за ручку. Дверь отошла. Конечников вышел из камеры в коридор. Посты пустовали. Он беспрепятственно прошел к запасному выходу из блока. Так он мог сразу миновать центральные пропускные пункты и оказаться в знакомых технических отсеках.
Стараясь не греметь, он спустился по гулкой стальной лесенке на пару пролетов, как вдруг где-то далеко завыла сирена.
"Этого не хватало" - подумал Федор. - "Опомнились, суки".
Бабахнул звонкий, отрывистый, больно ударивший по ушам звук взрыва. Лестницу основательно встряхнуло. Пошли трески и скрипы, посыпалась штукатурка. Федор помчался со всех ног, прыгая сразу через несколько ступенек, пока не добежал до самого низа. Он нырнул в какую-то дверку и оказался в развороченном холле здания. Раздумывать было некогда. Лестница за ним складывалась с жутким грохотом. Наконец, она рухнула, выломав часть стены и наполнив пространство клубами пыли.
Конечников быстро выскочил на улицу. Тротуар и проезжая часть были завалены грудой битых стекол, остатками бетонных блоков и осколками кирпича. Стекла противно хрустели под ногами. Иногда первый лейтенант наступал на что-то мягкое. Краем сознания он отмечал, что идет по раскромсанным ударной волной трупам.
На улице собиралась толпа. Люди в испачканных известкой и пылью костюмах выглядели ожившими мертвецами. На неестественно бледных лицах выделялись обширные тени под глазами и запекшиеся, черные губы.
Хуже всего, что в невнятном говоре толпы, похожем на стон, отчетливо различались характерные черты неолы, эланского языка.
Как можно выйдя из камеры орбитальной крепости оказаться на чужой планете было выше понимания Федора. Он, аккуратно лавируя, выбрался из толкучки и скорым шагом двинулся прочь.
Что-то во внешней следе было странным и пугающим. Не густой до непрозрачности дым, траурной вуалью налетающий с порывами ветра. Не хлопья черного снега, идущего с ясного неба. Ни ослепительное, темное солнце в зените. Он не мог подобрать определения - будто ночь и день сосуществовали одновременно. Анализировать было некогда.
Сзади раздался треск, это подплавленные жаром реакции полного распада оседали конструкции здания. Конечников побежал.
Удалясь на приличное расстояние от сборища, он чувствовал себя лучше. Федор скосил глаза вниз и с ужасом увидел, что на нем "техничка", армейский рабочий комбинезон. Он оказался во вражеском городе в деметрианской военной форме. На какой-то миг первого лейтенанта охватил страх, что в нем признают врага, но к нему никто не обращался. Более того, эланцы старательно отводили глаза, делая вид, что не замечают его. Большинство мужчин были или совсем молодыми или старыми. Сверстников Конечникова было совсем мало, причем все с видимыми телесными изъянами.
Леденящей кровь особенностью встреченных им людей, была их полная заторможенность. Эланцы двигались деревянной размеренной походкой, говорили практически без интонаций, не меняя отстраненного выражения лиц.
Какая-то часть сознания подсказывала ему, что он не должен показывать страха, а главное не пускать его вглубь, иначе живые манекены вокруг обратят на него внимание. Что тогда будет, Конечников не захотел себе даже представлять. Он и так слишком напуган.
Чем дальше уходил он от взорванного торгового центра, тем менее реальным становился мир. Ослепительно блестели громадные стекла зданий. В неживом зеленоватом свете отражений все вокруг теряло фактуру, становясь условно очерченной, выглаженной картинкой без деталей.
Ноги несли Федора сами, не подчиняясь его воле. Поначалу он не отдавал себе в этом отчета, но потом, когда он понял, ему стало совсем страшно.
Шаг за шагом, он выбрался из толчеи центральных улиц пока не вышел на широкий, тенистый бульвар, засаженный огромными, незнакомыми ему деревьями. Без этого нестерпимого зеркального блеска все вернулось в норму. Он вздохнул с облегчением.
И оказалось напрасно. Если люди в плотной, компактной группе имели хоть какое-то человекоподобие, то здесь они были похожи на зацикленную на бесконечный повтор голографическую запись.
Особенно поразил Конечникова человек, непонятного возраста, глаза которого были скрыты черными, опухшими веками. Он совершал движения, как неуклюжий, старинный робот, изображающий оживленную жестикуляцию. При этом ему словно бы не хватало оперативной памяти, и каждые 2–3 минуты он снова в точности повторял теже движения. Пугающей особенностью этих бесконечных повторений было то, что буквально на половине шага человек исчезал, растворялся в воздухе. И вновь возникал в начале своего пути, в тени дерева, рядом с ларьком мороженого и прохладительных напитков.
Но вот ноги-предатели повернули к одному из двухэтажных домов, нельзя сказать, что роскошному, но и не бедному.
Несмотря на ужас ситуации, это строение Конечникову понравилось. В жарком климате такой особняк с огромными террасами и крытыми галереями был очень удобен для жизни.
Дверь сама собой распахнулась. Повинуясь чужой силе, он вошел вовнутрь. Чуткий нос дикаря сразу уловил присутствие какого-то странного запаха, старательно забитого дорогим дезодорантом.
Внутри дома стоял прохладный полумрак. В неосвещенном холле угадывались ковры и кресла, темные панели стен и прямоугольники картин. У затемненных почти до полной непрозрачности окон угадывалось какое-то смутное движение. Федор сначала обомлел, подумав о том, что нечто живое бросится на него сейчас из мрака. Но в следующее мгновение он понял - это всего лишь занавески, колышущиеся от сквозняков.
Его понесло дальше, сквозь длинный, полный черноты коридор к далеким отблескам света. Там была лестница.
Первый лейтенант стал подниматься, разглядывая снимки в простеньких металлических рамочках на стенах: папа, мама, любимая кошка и ребенок. Стало совсем светло. Конечников прошагал еще один пролет и оказался в зале бельэтажа.
Тут были большие, от пола до потолка окна, камин, столик и несколько диванчиков в центре. В отделке белые плоскости стен странно сочетались с темно-коричневым, почти черным деревом пола, опор и потолочных балок. Бросился в глаза большой голографический портрет. На нем девочка с стереоснимков была уже взрослой - черноволосая, кареглазая девушка типично эланской наружности. Она старательно улыбалась в объектив, словно пыталась влезть в зрачки тому, кто будет на нее смотреть.
Тут Федор почувствовал, что чужая сила отпустила его ноги, и первым делом подошел к камину, чтобы позаимствовать совок для углей. Массивная рукоятка делала его неплохим оружием.
- Не надо разжигать огонь молодой человек, - раздался голос. - Сегодня и так жарко.
Конечников обернулся. Хозяйка дома стояла в дверном проеме, открыто и радостно улыбаясь ему. Она была молодой, высокой, длинноногой. На бледной матовой коже лица проступали трогательные веснушки. Светлое платье с глубоком вырезом подчеркивало большую крепкую грудь и тонкую талию эланки.
Изображение не передавало и сотой доли прелести этой молодой, полной жизни девушки.
Рядом с ней Федор, одетый в немыслимо грязную робу, выглядел последним оборванцем. Он смутился, и не нашел лучшего, чем выдавить из пересохшего горла:
- Извините меня за вторжение, но дверь была открыта.
- Открыта? - эланка почти смеялась. - Или открылась?
- Распахнулась сама собой.
- А ты испугался? - она довольно хихикнула. - Это я открыла ее тебе. Пора привыкнуть к дверным приводам.