21 Апреля 10564 по н.с. 20 ч.25 мин. Единого времени. Искусственная реальность "Мир небесных грез".
- Хватит на сегодня, - предложил Управитель.
- Да, пожалуй, - согласилась Рогнеда.
- Но каков молодец, - заметил Андрей. - Вполне достойный Управителя поступок.
- Все равно прокололся, - покривилась она. - Если бы подошел без сантиментов, то мы бы и не знали, что он что-то раскопал.
- Скажи, какого черта тебе понадобилось пускать его в нашу святая святых? - поинтересовался Живой Бог.
- Ну, надо же было как-то решать проблему. Если бы не его пассия, все прошло бы гладко. Конечников прочел бы мантру, и это его положили в морозильную камеру морга.
- А если бы он не искал мантру? - с подозрением спросил Управитель. - А, например, поинтересовался документами по Амальгаме?
- Я, собственно говоря, на это и рассчитывала, - с усмешкой ответила Ганя. - Тогда он оказался бы в холодильнике с дыркой в голове от собственного выстрела.
- Да врешь ты все, - заметил он. - Ты просто играла с ним, дав выкрутиться и перейти в новый тур игры.
- А что в том плохого, если и так?
- Результат вышел дерьмовый.
- Я не знала про его подругу.
- Но зачем?
- Так… Было интересно. Маленький эксперимент, - ответила Управительница, честными глазами глядя на Андрея.
- Он, что, напомнил тебе Князя Князей? - поинтересовался Живой Бог. - Это было мотивом? Воспитать себе постельного мальчика?
- Дурак, - беззаботно рассмеялась она.
- Показным весельем меня не обманешь…
- Нам всем нужен был тогда разработчик новых правил боя, - пояснила Рогнеда. - Для того, чтобы заставить дрессированных по идиотической Конвенции дуболомов летать, как это требовалось для борьбы с берсерками.
- Чушь, - не слишком уверенно возразил Управитель. - У нас были десятки тысяч прекрасно обученных специалистов.
- И все они думали как старый полковник Томасон. Они бы долго бы цеплялись за правила "рыцарской" эпохи. Я сохраняла новое, перспективное течение в тактике.
- Но зачем ты его пыталась сделать бессмертным? Что, мало развели всяческих Управителей?
- Стимул, мой милый, - с усмешкой сказала девушка. - Стимул - это великая сила. Только по доброй воле человек может сделать то, чего не добьешься от него ни угрозами, ни пытками.
- Ты просто ходячая энциклопедия по манипулированию, - заметил Андрей. - Но, пожалуй, это слишком для какого-то смертного дикаря. Ты сильно рисковала. Совет бы этого не одобрил.
- Ставки были высоки, - не смутилась Управительница. - На тот момент это был реальный шанс. Если бы дело получилось, то мы бы не проиграли первых кампаний и не потеряли триллионы жизней. Подумай, сколько нужно было ждать, когда течение жизни снова создаст подобное сочетание: подходящий ум и страстное желание отомстить?
- Но зачем ему бессмертие?
- А кто бы придумывал маневры лет через 30–40? Хороший хозяин содержит в порядке нужные и полезные ему вещи.
- Алексей Конечников… - напомнил Живой Бог.
- Алексей… Этот мальчик был просто нежданным подарком судьбы, который появился, много лет спустя после известных событий. Я отчаялась решить эту проблему, когда появился он, - призналась Живая Богиня. - Я благодарна этой семье. Именно они подсказали мне, как вызывать явления и события, используя минимум личных усилий.
- Оттого они все так плохо кончили? - поинтересовался Пастушонок. - Понятное дело, кроме Федора, который вовремя исчез из нашего поля зрения.
- Так было надо, - ответила Живая Богиня.
- Ладно, - согласился Управитель. - Не будем ворошить больше эту тему. Я двинусь по делам.
- Хорошо, - усмехнулась девушка. - Пока.
Через пару минут тяжелая масса звездного корабля вспорола воздух, на полной скорости уходя в космос.
Рогнеда отправилась в свой дом на Деметре, размышляя о том, удалось ли ей изменить намерения Живого Бога просто расправиться с ней, используя раскопанные им компрометирующие материалы.
* * *
продолжение.
- Ты не представляешь как это чудесно и здорово, - ответила Виктория. - Я чувствую так, будто стала 13-ти летней девочкой.
- Ну, вот и прекрасно, - отреагировал Конечников. - Иди на пост.
- Я думала, что мы займемся любовью напоследок, - грустно сказала Виктория.
- Наверное, не стоит, - возразил Конечников. - Пока мы делали вид, что все происходит само собой, было интересно.
- Да, ты прав, - горько сказала она. - Но я считала что небезразлична тебе.
- Ты мне нравилась, - ответил он. - Но не более того.
- Скажи, Федя - спросила она. - А мы встретимся когда-нибудь?
- Не знаю, - ответил Конечников. - На твоем месте я бы незаметно смылся и боялся бы встреч со мной как смерти. Виктория посмотрела на него полными слез глазами и вышла. Конечников больше никогда не видел ее живой.
Выпроводив свою бывшую любовницу, Конечников наведался к терминалу и несколько раз подряд перегнал казенные деньги со счета на счет, открытые при помощи саморегистрирующихся чипкарт.
После этих операций, найти средства СБ стало весьма затруднительно.
Утром Конечников попрощался с профессором Огородниковым, с врачом и медсестрами. Он получил выписку медкомиссии, в которой капитану Конечникову Федору Андреевичу был рекомендован лечебный отпуск сроком на один год. Он собрал свои нехитрые пожитки, купил в военторге подарки для родни и навсегда покинул Центральный эвакогоспиталь ВКС.
Для того, чтобы с комфортом спровадить гостя, капитан Застенкер, входя в роль начальника, приказал задействовать приписанный к эвакогоспиталю транспортный звездолет.
Конечников опасался, что в самый последний момент ему помешают: появится чиновник с предписанием или пара "особистов" с наручниками. Можно было ждать появления и самой княжны Александры. Она непременно бы поинтересовалась: - "А куда ты, сукин сын Федя, с моей побрякушкой линять собрался?". Но все обошлось. Бессмертная не препятствовала его отъезду.
Конечникова с превеликим почетом усадили в кресло первого пилота, подключили обзорные системы и мануальное управление.
Корабль начал подьем. В экранах мелькнули корпуса госпиталя, парки, сады. Он узнал неприметное здание библиотеки, место, где ему открылись иные миры, отдаленные океаном времени от берегов нынешней нищей, конкретной, убого-мелочной реальности. Конечников со стыдом подумал о том, какую роль ему приходилось играть ради возможности побывать на другой стороне.
Он вдруг с острым испугом осознал, что бронированная коробка звездолета больше не опирается на твердую поверхность, а летит в свободном пространстве, мягко и пружинисто раскачиваясь на поплавках антигравитаторов. Тут по телу прошла холодная волна слабости, а завтрак настойчиво попросился наружу.
Больше всего ему хотелось забиться куда-нибудь в темный уголок, чтобы не позориться на людях.
Конечникову долго удавалось сдерживаться. Ведомый им корабль благополучно поднялся в космос и совершил гиперпереход.
Но когда транспортник оказался на высокой орбите родной Амальгамы, немощь тела одолела волю Федора. Он лишь успел крикнуть пилоту, чтобы тот взял управление. Но рука как назло застряла в боксе…
Кораблик мотало и колотило, пока его не отключили от управления. Рубка наполнилась восклицаниями и матом. Понемногу ругань унялась, но пилоты брезгливо кривились, слушая как колбасит человека, по документам являющимся боевым офицером.
Конечников, замотанный в поля гашения антиускорительной системы без конца опорожнял свой желудок, уделывая его содержимым скафандр.
Все 300 мегаметров до планеты Конечников, как сопливый новичок, выворачивал наизнанку свои внутренности. Временами на него наваливался удушливый страх, он с ужасом прислушивался к потрескиванию едва сросшихся костей.
Пилоты, которым надоело слушать неаппетитные звуки, отпускали издевательские замечания по поводу блевунов со слабым вестибулярным аппаратом.
На низкой орбите радист связался с комендантом космопорта, сообщив, что везут тяжелобольного, которому нужен транспорт до поселка Хованка.
Комендант в ответ пролаял, что единственный глайдер был отправлен 2 часа назад со специальным поручением, а другого транспорта у него нет.
Пилот заметил, что его это волнует мало. Они выгрузят носилки с больным, а дальше не их забота. Если тот помрет, то виноват будет комендант.
Зампотех навел камеры на Конечникова и дал послушать те звуки, которые издавал не оправившийся после тяжелого ранения капитан.
Корабль снижался в сплошной облачности. Блистеры заливало дождем, который временами переходил в снег. На экране локатора плыли контуры сложнопересеченной местности в окрестностях космодрома, красными огнями горели сигнальные радиомаяки, включенные ради нежданного гостя. Транспортник приземлился.
Конечникова аккуратно, боясь испачкаться, переложили на носилки. Скафандр снимать не стали, желающих мазаться в блевоте не нашлось. Где-то далеко заурчал и залязгал механизм трапа, пахнуло мокрой землей, лесом, промозглой сыростью, которой был пропитан воздух.
Техкоманда спустила его по гулкому трапу и оставила на летном поле под реденьким холодном дождиком середины амальгамской зимы.
В защитном костюме было тепло. Конечников сделал попытку встать, но голова кружилась, а тело было ватным от слабости.
- Очухивается вроде, - сказал один техник другому.
- Встать сможешь? - крикнул второй в самое ухо Конечникову.
Тот помотал головой.
"Блядь" - вполголоса произнес техник короткое, емкое слово.
- Может, носилки оставим? - просил один другого. - Потом сактируем.
- Ты что, ебнулся? Ладно, эта тряпка на нем все равно списана, но вот носилки… Да командир из тебя самого носилки сделает, - возразил тот.
- Вот и стой, карауль блевуна, если нравится…
На счастье звездолетчиков с края поля раздался скрип телеги и лосиное фырканье.
- Тпру, Гектор, - крикнул возница. - Этот больной, что-ли?
- Этот, этот. Забирай.
- А на кой он мне, того гляди помреть. Оно мне не надо, за вашего космонаута отвечать. Да и куда я его дену.
- А нас это не волнует, - одновременно ответили техники, синхронно хватая Конечникова за руки и за ноги. Они спешно, но аккуратно забросили его в телегу. Следом полетели 3 чемодана с барахлом Конечникова.
Потом они подхватили освободившиеся носилки, моментально вбежали по трапу наверх. Заработал подъемник, втягивая лестницу.
- Стойте, ироды окаянные! - в отчаянии проорал мужик.
Люк захлопнулся, транспорт взмыл на антигравах и скрылся в пелене облаков.
- Отвезу я тебя коменданту, - сказал возница. - Пусть куды хочет, туда и девает. На кой ты мне такой обморочный.
Конечников слушал, а в голове крутилась мысль, где он мог раньше слышать этот голос.
Он с трудом повернул голову и стал разглядывать возницу - неопределенного возраста человека в мокром, заношенном полушубке с нахлобученным на макушку рваным треухом.
Мужик, по привычке воровато оглянувшись, достал из-за пазухи мятую папироску и темную от времени зажигалку. Вспыхнул огонек, и Федор узнал своего сверстника, Славу Опанаскина, по кличке Гунька.
- Гунек, ты не причитай, а вези меня к Конечниковым.
- Не поеду я. Мне комендант только до поселка велел везти, а не на Дальние Выселки. - Визгливо запричитал он. Вдруг до него дошло. - Как вы меня назвали?
- Гунькой был, Гунькой и остался, - подытожил Конечников.
- А вы откуда меня знаете? - осторожно поинтересовался Опанаскин.
- Федор я. Внук Арсения Конечникова. Синоптик-младший…
- Синоптик? - Гунек щелкнул зажигалкой и поднес крохотный огонек к лицу Конечникова.
- Что, так сильно изменился? - спросил тот, подняв стекло шлема.
- Федька, - потрясенно сказал возница. - Какой же ты молодой.
- Ноги только не носят, а так ничего, - заметил Конечников.
Откуда-то издалека, по раскисшей грязи поля космодрома зачавкали шаги. Раздалась приглушенная ругань. Гремя намокшей брезентовой плащ-накидкой, к телеге приблизился военный.
- Кого нам Бог принес, Гунек? - спросил подошедший.
- Внука Арсения Конечникова с хутора Выселки.
- Не болтай ерунды Гуня, - сказал тот и вполголоса, забористо выругался в усы.
- Капитан Конечников Федор Андреевич, - представился он. - Тут в лечебном отпуске.
- Здравия желаю, господин капитан. Прапорщик Топорков, комендант объекта. Разрешите осведомиться о состоянии здоровья.
- Спасибо, терпимо, - ответил Конечников, с трудом приподнимаясь на локтях и забрасывая ноги в телегу.
- Вот и хорошо, - сказал комендант. - Медицина тут никакая, один медик на всю планету. Помереть можно запросто.
- А Планетная Охрана? Раньше тут целый полк стоял.
- О… - покачал головой он. - Когда это было, вспомнили. Лет семь как нет. Кому мы нужны.
- Как я понимаю, обратно выбраться будет трудновато.
- Так точно, господин капитан. Дыра-с… Случись что… - многозначительно сказал комендант. - Может вернуть корабль?
- Ключи здесь молодильные есть. Найду - не помру.
- Удачи. Я слышал - сказки все это.
- Увидим. Честь имею.
- Выздоравливайте, господин капитан.
- Но, трогай, - грозно крикнул возница лосю, щелкая вожжами.
Копыта ездового лося зачавкали по грязи, телега, покачиваясь, поплыла под редким дождиком.
Они въехали на проселок, оставив позади десяток гектаров раскорчеванного пространства, окаймленного едва видимыми в тумане белыми фонарями, которое называлось летным полем.
Стало темно. Остатки света короткого зимнего дня позволяли видеть темную колею между черных, почти вплотную стоящих друг к другу деревьев. Вскоре дорога пошла в горку, грязь сменилась светлым песком, а где-то за облаками мелькнул угловатый, неправильный силуэт Крионы.
- Луна взошла, - довольно сказал Гунек. - Теперь ехать веселей будет. Ты-то поди в темноте видеть разучился, с вашими лампами и прожекторами.
- Если бы, - ответил Федор. - Сколько лет наши предки в горе сидели. Думаю, что это навсегда.
Он не захотел признаваться, что едва различает местность вокруг.
- А что ты там делал, Крок? - Гунек показал рукой на небо. - Как можно там 20 годков то прожить было. В тесноте, да с воздухом спертым. Кругом жалезо, а за стенкой пустота.
- Жил, воевал. Награды имею. Кораблем командовал.
- А чем ты лучше меня? - вдруг вывел Опанаскин. - Я всю жизнь землю пахал, пшеницу сеял, огородом занимался. А у меня и куры, и утки, и дом справный. И лося четыре ездовых, и 2 лосицы дойные.
- Гунь, а чего это ты вдруг? - поинтересовался Конечников. - Сожаления по поводу, что жизнь не удалась?
- Ты вот хоть лодырь и калека, но тебя называть героем будут, в пример другим ставить. Когда гикнешься, глядишь, памятник поставят. Ну, на худой конец, доску на дом прикрутят, типа "здесь родился герой".
- Не понял, Гуня, ты что, обидеть меня хочешь?
- Да такие, как ты, нам, честным труженикам, в душу плюют. Болтаются там по космосу, деньги народные на ветер пускают, баб трахают и водку хлещут. Так бы и дал в морду, - Опанаскин сделал попытку замахнуться.
Федор ударил его открытой ладонью в нос, и Гунек, охнув, вывалился из телеги.
Лось остановился. Гуня долго валялся на земле, тонко, по-бабьи завывая: "Синоптик, сволочь, гад. Ты мне нос сломал".
- Я тебе шею сломаю, потрох долбанный. И ничего мне за это не будет…
- Сука позорная, - плача сказал Гунька. - Теперь ни одна баба за меня не пойдет.
- Ты и раньше Гунек не был красавцем, - издевательски сказал Конечников. - Да и жена тебе ни к чему, раз лосицы есть.
- Убью, гад, - Гунек сделал попытку достать Федора ножом.
Конечников треснул Опанаскина тростью по уху, отчего тот плюхнулся на пятую точку, выронил тесак и тихо заныл, держась за подбитое место.
- Ты, чмо болотное! - крикнул Федор, бросая добротное, тяжелое, деревянное ведро - дощан в голову Гунька. Ведро гулко ударилось о лоб мужика. - Быстро принес воды из речки. И сам умойся, морда. Будешь пиздеть - пристрелю.
Славка Опанаскин поспешно исчез в лесу. Посыпались камни, Гуня в быстром темпе съехал по склону к едва слышной отсюда Гремячке.
Конечников с трудом, опираясь на палку, встал. Злость придала ему сил. Огляделся, настраивая глаза на кромешную тьму. Пристально вглядываясь в пространство, заставил различить себя в сплошной стене деревьев белые стволы берез, высокие сосны, мрачные лапы елей.
Способность видеть в темноте снова вернулась. Песчаная дорога стала совсем светлой, темная полоска между ее колеями стала серой, резко обозначились сухие былинки мертвой травы, замершей до следующей весны.
Он отметил, что дождик прекратился и ветер стих. Наступила неправдоподобная тишина, какой никогда не бывает на заполненном гудящими механизмами звездолете. Лишь где-то внизу едва слышно несла воды Гремячка, да пыхтел, поднимаясь по склону, прибитый Конечниковым возница.
Залитая кровью морда Гунька после умывания приняла почти человеческий вид, лишь нос стал в два раза шире, да на лбу появилась пара огромных шишек.
- Полей, - приказал Конечников.
Он с удовольствием смыл с себя кислую блевотину, включил обогрев защитного костюма, чтобы испарить влагу. Потом Федор залез в телегу, и протянул Опанаскина по спине тростью, когда тот ненавидяще зыркнул на него.
Конечников умел ставить на место шакалов вроде Гунька.
Остаток пути они молчали: Гунька - опасаясь побоев, Федор - разглядывая полузабытые родные места.
Конечников дивился, как все поменялось, оставив лишь отдаленное сходство с тем, как это ему запомнилось.
Деревья, овражки, горки или сгинули, или изменились до неузнаваемости. Никто не ждал окончания его службы, все шло своим чередом.
Преобразился и поселок. Памятные Конечникову домишки покривились, сели в землю.
Между старых зданий красовался новодел - веселые поселковые бабы исправно рожали детей, увеличивая население Хованки, изрядно уменьшенное много лет назад огневицей.
Телега долго ехала по заполненным непролазной грязью узким улочкам. Конечников рассматривал серые изгороди, слушал злой, заливистый лай собак.
За околицей пошел редкий подлесок, а потом и настоящий лес. Вдруг деревья разошлись, открывая большую поляну у озера. Вдоль дороги стояли 5 домов - хутор Дальние Выселки.
По тому, насколько подступил сюда поселок, можно было судить, как выросло население Хованки.
Гуня, делая боязливые попытки повернуться к Конечникову и что-то сказать, но, не решаясь этого сделать, молча остановил телегу.
Федор жадно разглядывал родное подворье. Старый дом, в котором прошло его детство, показался ему маленькой невзрачной халупой. Поодаль, на месте старой бани, был поставлен большой, новый дом, крытый светлой черепицей. По здешним меркам это был почти дворец: подклеть, крытая лестница, терраса, широкие, застекленные окошки, в которых плескался ослепительный после почти полной темноты позднего вечера свет от печи с открытыми дверцами.
Раздался лай. Крупный пес местной породы заметался на цепи, перекрывая подходы к дому.
- Чего сидишь? - поинтересовался Конечников. - Чемоданы взял, и вперед.