Команды обеих кораблей приготовились к последнему бою, выбрав с честью погибнуть, но не сдаться. Тогда храбрый капитан Конечников применил новую, неопробованную тактику, разработанную лучшими стратегами флота его величества князя-императора, противопоставив огонь и маневр тупой мощи ощетинившихся жерлами пушек бронированных эланских громад.
Он выпустил ракеты в один из крейсеров, превратив его крошево пылающих обломков, и таранил второй корабль, добавив к силе удара энергию маршевых двигателей звездолета. Луч поляризованного вакуума, даваемый тяговыми эмиттерами двигателей, как бритвой рассек тяжелый крейсер врага.
Эланского разбойника не спасли ни защитные поля, ни броня, ни крупнокалиберные, плюющиеся огнем скорострельные орудия.
Наш крейсер-разведчик тоже был поврежден, многие члены команды были ранены. Но храбрые космолетчики спасли от позорной мучительной смерти в лапах эланских палачей своих беспомощных товарищей, женщин, детей и наследницу престола княжну Александру"…
Второй лейтенант замолк, посмотрел на окружающих, словно проверяя их реакцию.
Собравшиеся молчали. Конечников хотел было сказать, что большей чуши он никогда не слышал, но его остановил взгляд ребенка, полный немого обожания и гордости за своего героического дядю. Виктор, который лучше всех знал своего брата, нахмурился, видя выражение его лица.
Авдеев, каким-то шестым чувством угадав, мысли заезжего капитана, предложил готовому продолжить чтение строителю:
- Ты таблетки самогонкой не запивай. От них и так крышу сносит.
- Что бы ты понимал гнида амбулаторная - в сердцах ответил тот. - Была бы моя воля, таких, как ты, к стенке бы ставил. Там наши геройски гибнут, а ты тварь окопался. Торгуешь освобождениями от работ и наркоту толкаешь.
- На себя посмотри, - парировал медик.
- Да что с тобой говорить. Есть благородные, храбрые, преданные Отчизне люди. Спасибо, капитан, - обратился он Конечникову. - Благодаря таким как ты, я знаю, что есть настоящая жизнь, полная подлинного героизма… А тут гниешь в захолустье. Изо дня в день рутина, тупые солдаты и такие вот, как эта падаль, сволочи.
Второй лейтенант перегнулся через стол и влепил пощечину медику.
- Прапорщик Авдеев - вы подлец. Можете выбирать оружие. Я полагаю, капитан Конечников согласится быть моим секундантом.
Офицер попытался вытащить из кобуры пистолет, но вдруг рухнул на пол, а через мгновение провалился в забытье.
- Передоз, как бы не окочурился, - сказал медик, с досадой и злостью потирая ударенную щеку. - Проспится, ничего помнить не будет. Мартышка вонючая, сучонок. Ишь развалился.
Авдеев со злостью пару раз пнул второго лейтенанта по ребрам, затем, поглядев на своих гостей, сказал:
- Ну и хули смотрим? Витек, подсоби. Давай его на вторую койку. Надо ему кровь прочистить. Гикнется, скандал будет.
С помощью Виктора, Павел Петрович пристроил своего обидчика ко второму медавтомату.
Налепил автоматические инъекторы ему на руки, плюнул в лицо. Затем вернулся и тяжело опустился за стол.
- Налей, приятель, - попросил он Виктора. - Сердце зашлось из-за говнюка.
Он поднял мензурку, и торопливо бросив - "ваше здоровье", влил в себя дозу крепчайшей самогонки.
Повисло тягостное молчание. Медик нервно закурил, поглядывая на индикатор хода работ на мониторе. Сквозь тонкую стену времянки было слышно, как пофыркивает лось, и топает подкованными сапогами постовой, переминаясь с ноги на ногу.
Конечников взял журнал и стал читать статью о героической гибели четвертой эскадры и базы "Солейна". Он морщился, кривился, усмехался, пока не дошел до страниц, где под заголовком "Вечная память погибшим за Родину", окруженные траурными лентами в виде стилизованных императорских штандартов, шли имена тех, кого перемололо в жестокой мясорубке у звезды Карина.
Его взгляд пробежал по знакомым фамилиям и редким фото, выдернутым из личных дел, пока, наконец, не дошел до записи "капитан Авраам Исаак Кинг, старший интендант". С крохотного снимка, на него улыбаясь, смотрел Абрашка, еще молодой, сразу после выпуска.
- Гуталин, дурак, дурак черномазый, - помимо воли вырвалось у Конечникова. - Что же ты не нашел меня?! Все со своими принципами носился…
Он вдруг со всего размаху треснул кулаком по столу и отвернулся, стирая с глаз непрошенные слезы.
Люди молчали, стараясь не смотреть друг на друга, и лишь один Алешка тихо, как тень передвигался от прибора к прибору, изучая мигающие индикаторы на панелях.
Динамики медавтомата негромко пискнули.
- Нате, получите, - сказал фельдшер, открывая замки опорных дуг. - Столько лекарств на вашего старика угробил, вы представить себе не можете. На одного - целых 2 баллона регенератора ушло.
- Добавить? - спросил Конечников.
- Нет, - ответил прапорщик. - И деньги, которые дал, тоже забери. Военнослужащим и членам их семей обслуживание бесплатно.
Медик сунул ему купюры обратно.
- Забрать, так забрать, - пожал плечами Конечников. - У нас там кое-чего из харча осталось. Возьми. Обратно вести примета плохая. Алешка, будь добр…
Он показал глазами племяннику в сторону двери. Мальчик с готовностью кинулся выполнять просьбу дяди.
- Спасибо, - поблагодарил Авдеев.
Медик помог донести носилки со стариком до телеги. Они с предосторожностями уложили спящего деда, накрыли дерюжкой.
- Он теперь пару дней проспит, - проинструктировал он. - Дырок на нем больше не будет, а вот вернется ли к нему рассудок - один Бог ведает. Будет буянить, колите успокаивающее. Не стесняйся, звони в любое время. Теперь давай ты.
- Нет, не сегодня, - подумав, отказался Конечников. - За стариком присмотр нужен.
- Ну, как хочешь.
Медик положил в телегу пакет с ампулами и иньектор, написал код персонального вызова.
Конечников кивнул.
- Давайте прощаться, - предложил медик.
- Ну, бывай, Павел Петрович. Большое спасибо.
Федор пожал Авдееву руку.
Затем медик простился с Виктором и Алешкой. Телега захромала на своих кривых колесах по импровизированной мостовой.
Прапорщик медицинской службы Авдеев вернулся в свое душное царство, догоняться презентованной ему местной самогонкой.
Братья стояли на крыльце и курили глядя на закат.
Арисс садился за деревьями. Наступали долгие, кристально прозрачные сумерки. Небо было чистым, только у горизонта держались серо-золотистые облака.
Словно и не было хмурого, дождливого утра и дня, насквозь продутого налетающим сразу со всех сторон ветром. Погода налаживалась.
- Гляди, брат, - сказал Виктор. - Завтрева будет ясно.
- Только холодно.
- То лучше, - помолчав, ответил Виктор. - Так эта мокрятина достала. Помнишь, каки стояли в енто время морозы годов двадцать назад. Снег скатеркой белой лежал, мы маленькие на снегоступках хаживали, в снежки игрались.
- Климат меняется. У деда в летописи написано, что в тот год когда я родился холода доходили до 30 градусов. А век назад было все 60.
- Да ладно, нашел чегой вспоминать. Ты Федька в деда пошел, такой же синоптик-летописец. Помнишь, небось, как тебя Синоптиком задразнивали?
- А тебя Зюзей.
- Ну, енто когда малой был, - не стал обижаться брат. - Вот гляжу я на тебя и не верю, что ты там побывал.
Виктор указал в сторону заката.
- Побывал, брат.
- До сей поры не верю, что тама по-правде что-то есть, - признался Виктор.
- А как же, - усмехнулся Конечников. - Если подняться километров на тридцать, это примерно столько, сколько до старых выработок, небо станет темно-фиолетовым. Криона, которую, мы отсюда не видим, покажется среди других звезд. Продолжив подьем, мы достигли бы дальней орбиты, где выше радиационных поясов летит гигантская подкова недостроенного телепортатора, иначе говоря, кольца нуль-транспортировки. Потом подошли бы к Крионе, спутнику Амальгамы.
Если мы продолжили бы двигаться в ту сторону, то через сто тысяч мегаметров мы долетели бы до Арисса.
- Погодь, брат, мега ентот твой, сколько-то будет?
- Тысяча километров.
- Во блин… Дохуя получается
- Много, Витя. Свет от Арисса до Амальгамы доходит минут за шесть. А от звезды Яр, центра империи, свет до нас идет 7 тысяч лет.
- Как же ты там летал? - поразился Виктор.
- Через телепорт. Раз и там.
- Как енто? - Виктор был совсем сбит с толку.
- Как тебе объяснить… - задумался Федор. - На самом деле все близко. Есть единая субстанция, сила, которая проявляется в виде гравитации, света, электричества, сгущаясь, образует планеты и звезды. Она наполняет все вокруг, вернее составляет этот мир и связывает его части. Чем слабее связь, тем слабее притяжение, слабее приходит свет, тем с меньшей скоростью может двигаться тело в пространстве. Кольцо нуль-транспортировки на мгновение устанавливает сильное, прочное сцепление с местом, куда нужно попасть. И корабль оказывается там, где надо, буквально за один шажок.
- А… - сказал Виктор. - По тону чувствовалось, что он ничего не понял. - Я не про то гуторю. Как же так? Чего ж така несправедлива жизня.
- В смысле?
- Нынче вы могете таки чудеса творить. Наловчились как в сказках, перепрыгивать от звезды к звезде, лечить от хвороб всяких.
А отчего не изделали, чтобы не было войнов, чтобы люди не губили друг друга зверски?
Выходит все без толку, все как попрежь. Как при царе Горохе брань вели мечами и луками, так и продолжаете, только таперча на звездных лодьях. Жжете, увечите и измышляете, как лучше жечь и увечить. Даже как лечить, я мыслю, выдумали, чтобы было кого жечь и убивать.
Виктор отвернулся и полез за новой сигаретой.
- А почему "вы"? Разве не мечтали мы с тобой в детстве свалить "рогатую камбалу"? Разве не говорил об этом наш дед? Разве не думали все наши пра - прадеды? Вся летопись проклятиями эланцам исписана.
- Так то ж мы думали, а они иделают, - не нашел ничего лучшего ответа Виктор. - Прочел я енту книжицу, котору подневольный космонаут в халупу медицинску старшому начальнику принес.
- А, "Имперский сплетник", журнал. Знал бы ты, как все на самом деле бывает… - с досадой сказал Конечников.
- Шо, брешут писаки? - с надеждой спросил брат.
- Врут. Все гораздо хуже.
- А зачем? Кому енто надоть?
- Кому? - Конечников зло усмехнулся. - Тому, кто нашу смерть ест и пьет, кому наша смерть - как сладкая коврижка. Правителям нашим. Если бы не это, они давно бы ответили за все свои "добрые" дела. А так они громоздят ложь на ложь и заставляют других признать это правдой.
- Но зачем? - поразился и испугался брат.
- Власть, деньги, сила.
- Но зачем?
- Наверное, чтобы у них было, а у других не было.
- Разве ж так можно? Разве нельзя по-другому?
- Можно, - поколебавшись, ответил Конечников. - Давным-давно людей было немного. Все делали машины. У каждого было все, что ему надо. И не было нужды людям воевать.
- Ты стал дедовы сказки пересказыш, - усмехнулся Виктор. - Так не быват.
- Бывает…
- Не… - замотал головой Виктор. - Не могет того быть.
- А ты представь, что это правда.
- Мыслю я, что не только за хавку и барахло людишки друг друга колотить будут.
- Верно, - заметил Федор. - Не только… За власть или просто чтобы силу проявить. Только надо ли? Все есть…
- От ты ж… Не знаю, что б я делати бы стал, - Виктор почесал в затылке. - Взглянуть не пристально, если, то - лепота. Ничего делать не надоть, пахати не надоть, сеять не надоть, в лес за зверем ходить не надоть. Руку протянул - харч, другую потянул - самогонка. Отросток взлетел - только подумал, и готово дело, баба теляшом. Ей тоже мести не надо, стряпать не надо, за дитями смотреть не надо. Об одном, поди, и думает, как на елде попрыгать. Ты думаешь то лепота… А я мыслю - скучно это. Не протянул бы долго. Тоже не по-людски, не по совести. Добывать все это надо, трудиться. Умению свою, руки прикладывать. А иначе, зачем это все? Как тогда радоваться и гордиться своим добром, если у трудника и у лодыря все одинаково?
- А никак, - ответил Конечников.
- Это как жа? Такого и быть не должно, жить то зачем тогда, - запальчиво произнес Виктор.
Лицо у него побагровело, ладони сжались…
- Две с половиной тысячи лет так жили.
- Откуда тебе Федя про то знать? - более спокойно спросил Виктор.
- Читал про то, - ответил Конечников.
- Был дед Арсений - летописец, стал Федор - летописец, - со вздохом ответил брат. - Было, прошло, однако. К лучшему, по разумению моему. Зачем голову забивать.
Конечников подумал, что если бы он добавил про то, что люди были лишены возможности проявлять свои чувства и рожать детей, как требовала их природа, то Витька бы просто кинулся в драку. А то, что они променяли удобство и спокойствие на короткую жизнь полную болезней, лишений и опасностей, брат воспринял бы как само собой разумеющееся.
- Может ты и прав.
- Скажи, Федя, раз ты все знаш, - зачем космонауты к нам пристали? Чей-то вам надо, что вам там в своем далеке не сидится? Там бы и космонаутством своим промышляли.
Конечников не стал заострять внимание, что Виктор отнес и его к "космонаутам".
- Витька, погляди на те холмы, - показал он за Гремячку, где виднелись остатки старых гор. Вот за ними лежит в земле руда, без которой ни компрессита, ни бальдурита не сделать.
- Каку бальдуру? - не понял Виктор.
- Помнишь, у деда нож был? Тяжелый, прочный. Точило его не брало, в огне закалки не терял, даже камешки прозрачные с Гремячки, алмазы которые, царапал.
- Как же не помнить, знатный был нож.
- Так он из компрессита, это материал так называется. Из него броню делают для кораблей. А если к нему генератор подключить, то материал такой крепости делается, что листок в папиросную бумажку толщиной становится прочней стальной плиты в три пальца.
- Ебическа сила… - вырвалось от удивления у Виктора. - А как енто так?
- Он ячейки, как у сетки рыболовной образует. Так эти ячейки у себя внутри энергию от генератора накапливают.
- А без него обойтись можно? - с надеждой поинтересовался Виктор.
- Нет, - ответил Конечников. - Этого материала даже в астероидах очень мало. Нужно сто тонн перелопатить, чтобы грамм получить.
- О, как, - размышляя, произнес Виктор. - А скажи, брат, много там ентой руды лежит?
- Километров на пять вглубь, и Бог знает на сколько вширь. Концентрат. Можно прямо в плавильник.
- Этак от нас до скончания времен космонауты не отстанут, - подвел итог Виктор. - Для них енто цельно богачество. А нам шиш на постном масле. Разроют все тута, Гремячку загадят, дыма, пыли, шума понаделают. Зверье уйдет, просо расти не будет. Спасибо, что сказал, брат, надо отсюда подаваться туда, где ентого добра отродясь не бывало. Эх, жизня… А я дом построил, думал сам буду жить, детки мои, внучата.
- А вдруг пронесет. Может они с того конца копать начнут. Или придумают, как без него обходиться.
- Черта с два, - в сердцах сказал Виктор. - Пойду деда проверю.
Дверь негромко скрипнула. Виктор молниеносно развернулся, распахнул ее тяжелое полотно и обнаружил там Алешку, который подслушивал разговор.
- А ты, чего здеся делаш? - грозно спросил Виктор у сына.
- А я по нужде, - ответил мальчик.
- Мал ты таки разговоры слушать, пацан, - строго предупредил Виктор. - Узнаю, что сказывал кому, выдеру по первое число и неоднократно.
Алешка кинулся вниз, гремя безразмерными валенками, надетыми на босу ногу.
Во дворе звякнула цепь, это из будки вылез Крайт, проверяя, кого несет, на ночь глядя.
Конечников вздохнул и вернулся в дом. Он чувствовал легкую досаду. В тайне он надеялся, что Виктор иначе воспримет рассказ о давно прошедшем времени Князя Князей.
"Что можно ожидать от закостенелого мужика" - подумал он, ныряя под холодное одеяло. - "Завтра начну мантру для деда читать".
Конец 18 главы
Глава 19
ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ НАКАНУНЕ ЯРМАРКИ
ОМ ТРАЙАМБАКАМ ЙАДЖААМАХЭ…
Конечников произнес эти слова в очередной раз, чувствуя, как тело отзывается на звуки старинной алхимии бессмертия, пришедшие из незапамятной древности. Прохладный жидкий огонь, одновременно свежий и обжигающий стал светом перед закрытыми глазами.
* * *
Комментарий 14.
Вечер нереального мира.