На Амальгаме все было новым, неопробованным, экспериментальным: жилые модули, буровое оборудование, которое спешно завозили для разведки и разработки залежей дикролита, перспективного минерала для композитной брони нового поколения, установки для его переработки, глайдеры и системы связи…
И системы связи… - повторил человек, задумчиво взглянув на зрителей.
- До сих пор не знаю, может быть это действительно Арина… - он подождал немного, приводя в порядок мысли и продолжил: - На экране появилась голова дежурного с соседней станции наблюдения в Столбовых горах. "Хованка", - произнес он, - "Принимайте "Святогора".
Меня это не слишком касалось, поэтому я не обращал внимания на разговоры в секторе военной связи до тех пор, пока вдруг привычный гул главного зала поста наблюдения взорвался криком - "Что у нас с передатчиком?".
Техники побежали на вышку за посадочным полем к антеннам. Народ загалдел про отсутствие опорного сигнала на маяке, невозможность правильной триангуляции и сбитый альтиметр на линкоре.
Оператор проводки, багровея от натуги, кричал в микрофон - "Борт 4415, немедленно вверх!!"
Корабль чиркнул по верхним слоям стратосферы и из-за своей несуразной конструкции с плохой аэродинамикой, пошел вниз.
В небе появился огненный след. Он становился все шире, пока не исчез под верхним обрезом бронеблоков, заслоненный крышей здания. Вика и Арина кинулись на улицу за животными.
Оператор продолжал орать, требуя немедленно включить двигатели подъемной тяги, прекратить снижение и выйти за пределы атмосферы, пока температура обшивки не достигла критической.
В ответ, радио сквозь помехи прохрипело: - "Тяги не хватает. Нам пиздец".
Связь прекратилась.
Начальник смены погнал людей вниз, запретив им пользоваться подъемником и строго приказав задраивать люки между секциями лестничных маршей.
На посту остались четверо: радист, который, то вызывал "Святогора", то передавал предупреждение в главный узел связи, зачем-то обкладывая отборным матом орбитальный комплекс, начальник, оператор радара и я, дежурный метеоролог.
Некоторое время был слышно, как с лязгом хлопали двери между отсеками лестницы, отмечая спуск вниз основной группы. Мы стояли у открытого люка, готовясь при первых признаках опасности нырнуть вниз. Некоторое время ничего не происходило.
Секунды тянулись как годы. Небо вдруг потеряло привычный бирюзовый оттенок. Купол атмосферы побелел, точно подернутый туманом, не потеряв при этом своей прозрачности.
Редкие облака вспыхнули пронзительным сиреневым огнем, отраженным от далекого взрыва за горизонтом. Их цвет быстро прошел все градации от сиреневого до желтого, оранжевого и багровых тонов.
Подземный гул перерос в вибрацию. Гора зашлась крупной дрожью. Было видно, как по склонам пошли лавины.
Потом со сверхзвуковой скоростью пришла ударная волна в атмосфере, неся с собой пыль, камни, вырванные с корнями пылающие деревья.
Крыша блокпоста застонала от удара. Под громадной нагрузкой потолок просел, стены покосились.
Светящийся фронт уплотненного воздуха жестко ударил по горам, сваливая в пропасть целые скальные пики. Рев и грохот поднялся до запредельных значений. Я видел, как в полуметре от меня начальник смены, надрывая горло, что-то кричит, но не слышал его голоса. Я понимал, что надо спасаться, прыгать в люк и бежать вниз, пока держат ноги, но не мог оторваться от апокалипсического зрелища снаружи.
Я глядел на огненный ад за окнами, отказываясь поверить в то, что это происходит на самом деле.
Ударная волна быстро ушла за горизонт, превратив зеленое море джунглей в кучу перемешанных, горящих обломков.
Стало темно от дыма. Приборы показывали, что во внешней среде скорость ветра достигла запредельных значений, а температура, несмотря на ураганный обдув, поднялась до 95 градусов.
Запах гари, следствие локального нарушении герметичности в уплотнителях бронеблистеров, наполнил помещение, жара стала проникать внутрь. Но это были мелочи. Блокпост выдержал первый, самый сильный удар.
В тот момент я почему-то не подумал, об ужасной судьбе жителей городов и поселков. Мне в голову пришло то, что открыто стоящая на голом плато станция в Столбовых Горах вряд - ли останется целой.
Да и остальные, построенные в современную эпоху, без глубоко залегающих ЗКП, как опорная база "Хованка", не смогут противостоять стихии.
Много позже, я часто со стыдом размышлял о своей черствости, коря себя за отсутствие сострадания сотням тысяч знакомых и незнакомых соотечественников, в момент их огненной гибели, пока не понял, что никакая сила не смогла бы защитить их.
Всех, за исключением таких же, как и мы, скрытых бронированными стенами станций наблюдения.
Начальник смены вызвал по переговорнику Викторию, и та подтвердила, что, несмотря на интенсивную встряску от сейсмической волны, подземная часть станции практически не пострадала…"
Мужчина на экране вздохнул и продолжил:
- Я бы не стал вновь вспоминать вновь об этом страшном дне, который перевернул всю нашу жизнь, но совсем недавно я услышал, как Матвей, мой внук, с горящими глазами рассказывал про то, как громадный эланский корабль на бреющем полете прошел над горой Хованка и обстрелял станцию. Дети слушали, затаив дыхание. Особенно их убедил рассказ об обстреле. Как иначе можно было объяснить холодные, заваленные снегом и льдом пещеры, обрывающиеся оплавленными колодцами от попаданий снарядов.
Я подошел к кучке мальчишек, дождался, когда рассказчик обратит на меня внимание, оторвавшись от живописания жаркой баталии и попросил внука помочь со снятием данных с самописцев на верхнем наблюдательном посту.
Для восьмилетнего ребенка не было желанней предложения.
Мы выбрались из закопченных тоннелей, со следами герметизации подручными средствами, прошли по теплым жилым секторам. Стали подниматься в бронированной трубе гулкой и нескончаемой винтовой лестницы, разделенной на отсеки стальными дверями с колесами кремальер.
Внук, сопя, двигался за мной. Когда мы одолели 6 тысяч ступенек, половину пути наверх, я предложил отдохнуть.
Матвей уселся рядом на рваную подушечку, сделанную из пришедшего в негодность термобалахона - нелишнюю вещь в царстве холодного металла и капающих с потолка капель конденсата.
Когда мы отдышались, я спросил у мальчика:
- Внучок, а кто тебе сказал, что был эланский корабль?
- Ты, - удивленно ответил он.
- Как это? - поразился я.
- Ну, то есть не совсем ты, - смутился мальчик. - Папа рассказывал мне. Когда болела бабушка, ты обьяснял ей это.
Я вспомнил далекое время, когда Арина задыхалась от кашля и металась в мокром от пота спальном мешке, не находя покоя своему сгорающего в огне болезни тела.
Она держала меня за руку и говорила что-то невнятное про то, что это она во всем виновата. Сказала, что в тот день она так торопилась посадить глайдер, что зацепила мачту маяка. Мне так не хотелось потерять ее, что я тут же придумал историю о широком следе от посадки неизвестной машины.
"Таких глайдеров у нас не было", - придумывая на ходу, сказал я. - "Скорее всего, это был эланский корабль. Эти ребята большие доки по части подлых штук… Только они могли…".
"Правда?" - спросила она с облегчением. - "А я…"
Через пару минут жена спала. Я строго-настрого наказал Павлику оставаться с мамой, а сам отправился с другими на заделку большой трещины в основании 14 штрека. Шел 72 день после падения "Святогора". К этому времени температура на поверхности упала до 65 градусов ниже нуля и от студеных сквозняков не спасали ни термобалахоны, ни обогреватели. Перекрыть доступ холоду во внутреннюю часть пещер, отсечь разрушенные блоки подземного комплекса от помещений, в которых можно было жить, являлось вопросом жизни и смерти.
Никогда не думал, что маленький Павлик запомнил этот разговор. Сколько раз он потом слышал правду от взрослых, но эта ложь во спасение стала для него главной правдой. А все остальное - просто версиями людей, которые не хотят помнить о своих врагах, чтобы не расходовать нервную силу, так нужную для выживания.
То, что рассказывал мальчик, было дальнейшим развитием совершенно дикого, несообразного мифа, создателем которого невольно стал я.
Но возможно ребенку было легче поверить в то, что планету расстреляли враги, чем в раздолбайство обалдевших от безделья связистов, у которых в наиважнейший момент отказал передатчик.
Когда уйдут очевидцы событий, уже никто не сможет подтвердить это или опровергнуть. А люди поверят в то, что им выгодно.
Даже если я объявлю во всеуслышание о том, как все было на самом деле, через несколько поколений удобная, красивая ложь снова вылезет наружу. Быть хорошим - это естественное человеческое желание"…
- Выключи, внучок, - произнес дед. - Великое горе нас сегодня посетило.
Губы старика тряслись, в глазах стояли слезы.
- Оба-на, - размышляя, произнес Виктор. - Это что, получается, вы, космонауты, невинных людей погубили на энтой вашей, как ее там, - Гале.
- Можно подумать ты непричем.
- Не причем, братуха, непричем, - откровенно радуясь, что не он замарал себя кровью, произнес Виктор. - Я тут кручинился от того, что не удалась у меня жизнь, а оказывается, вот оно все как обернулось.
- Ну и радуйся, лапоть, - рявкнул Конечников вскакивая.
Он с размаху пнул по табурету, на котором сидел брат. Табуретка полетела на пол, Виктор тяжело рухнул.
- Держи его Витюня, - тонким, испуганным голосом проблеял дед. - Не ровен час, исделает что над собой.
Не слушая деда, Федор схватил бушлат и выскочил в сени.
- Стой, братуха, - закричал Виктор. - Не дури. Дело - то житейское.
Виктор попытался его задержать, но Федор легко освободился от захвата и опираясь на здоровую ногу, непринужденно закатал коленом брату под дых. Виктор остался лежать на крыльце, жалобно мыча и пытаясь вдохнуть воздух в легкие.
Бормоча что-то бессвязное, Конечников, громадными скачками, забыв о едва заживших костях, кинулся в лес, не разбирая дороги, не думая о хищниках. Он бежал долго, пока не выдохся.
Федор остановился и огляделся. Ноги привели его на то самое место. Здесь когда-то давно, в прошлой жизни приземлился корабль, оставив после себя броневую глыбу обелиска над могилой на пригорке и мечту о небе в голове мальчишки.
Конечников понял, зачем он пришел сюда. Тут все началось, здесь все должно и закончиться. Внутри был предательский холодок, усталость и почти радостное предчувствие скорого избавления от всех ошибок и страданий жизни.
"Пожалуй, теперь мне предельно ясно, какая она, обратная сторона звезд", - подумал он, выдергивая пистолет из кобуры.
Что делать в таких случаях с оружием, Конечников знал не понаслышке. Офицеры в части стрелялись по самым разным причинам. И сразу же пустивший пулю в висок подонок, растратчик или трус терял в глазах окружающий большую часть своего бесчестья.
Что-то пело ему изнутри - "Мертвые сраму не имут". Нужно было только приложить ствол к голове и нажать на гашетку, чтобы получить вечное прощение за свое преступление.
За гибель миллионов ни в чем не повинных жителей, за расстрелянную станцию "Солейна" и сотни своих товарищей, насмерть замученных мстящими за родных и близких эланцами. Но сначала он решил сделать то, зачем сломя голову и не жалея ног бежал сквозь лес.
Конечникову вдруг очень хотелось разбить изображение на памятнике, чтобы хоть как-то отомстить человеку, с которым и не был знаком вовсе, за то, что ему пришлось пройти, прежде, чем он дошел до истины. За неприглядную, страшную правду, которую он предпочел бы никогда не знать.
Конечников подошел к могиле, снимая оружие с предохранителя. В какой-то момент он испугался, - вдруг он увидит разрытую яму и собственный труп, как это было однажды во сне. Но все было нормально.
Могила артиллериста за много лет заросла травой, осела. Даже камни, которыми был выложен бордюр, расползлись во все стороны, стали серыми, почти неотличимыми от пыльного дерна холма. Ограда сгнила, и ее остатки лежали в траве трухлявыми деревяшками.
Конечников взглянул на выцветший снимок. С керамического овала ему беспечно улыбался совсем молодой мальчишка в военном мундире.
У Конечникова в подчинении побывал не один десяток вот таких мальчиков, часто так и не успевавших получить вторую пару звезд на погоны и навсегда оставшихся в раскуроченных эланскими снарядами орудийных башнях.
В детстве он казался Федору таким взрослым, мужественным, решительным. Но сейчас, когда Конечников сам был боевым офицером, капитаном, командиром корабля, желание свалить все на сопливого третьего лейтенанта было, по меньшей мере, жалким.
Конечников достал сигареты, закурил. Ночное зрение выключилось. Мир стал темным, собрался вокруг тлеющего уголька сигареты. За привычным занятием вернулась способность соображать. Он недоуменно посмотрел на пистолет в руке, словно пытаясь понять, в кого собирался стрелять. Конечников поставил оружие на предохранитель и сунул его в кобуру.
В темноте, под порывами ветра, вздыхал мокрый весенний лес. Он долго сидел так, прокручивая перед внутренним зрением картинки детских и взрослых воспоминаний. Все жизнь представилась ему сложным математическим выражением, иногда забавным, а порой откровенно страшным. Однако, точку было ставить рано.
Потом Конечников вспомнил, что смерти нет. Он знал это совершенно точно. За выстрелом в голову не было черной пустоты. Могло быть все: боль, мучения, сожаление, спокойствие, но не конец. Осознание того, совершил, не кончилось бы со смертью тела.
Просто оглушенный эмоциональной бурей в голове, он, следуя традициями военной касты, решил осудить себя на самое большое наказание, гораздо более суровое, чем ему действительно полагалось.
Прокрутив в голове внешние обстоятельства и свои поступки, Конечников вдруг понял некую запрограмированность случившегося. Словно кто-то составил искусный план, который должен был привести к желаемому результату и самоликвидации исполнителя.
"Пусть меня ждут миллионы горелых мертвецов. Виноват, - отвечу", - подумал он. - "Но пусть это случится тогда, когда должно".
Конечников не знал, много ли ему отмерено, однако чувствовал, что в любом случае должен досмотреть, чем все закончится.
Словно подтверждая его мысли, издалека донесся волчий вой.
Он поднялся и зашагал обратно к дому.
По дороге, он пытался сообразить, кто мог желать ему смерти, пока не понял, что действия только одного человека вели его к насильственному прерыванию собственной жизни.
Это была добрая и заботливая светловолосая девушка, с которой когда-то познакомился на этом самом месте, после посадки поврежденного экспериментального крейсера.
Внезапно понял, с кем он встретился тогда и не распознал под личиной юной красавицы… Демоницу со светящимися во тьме глазами из старых дедовских сказок, страшную Одинокую Леди жадно рыскающую в поисках жертв.
* * *
Комментарий 17.
Неуд.
23 Апреля 10564 по н.с. 19 ч.37 мин. Единого времени. Альфа-реальность. Деметра. Дом князей Громовых.
- Вот, однако, через сколько лет правда выясняется - заметил Управитель, ехидно посмеиваясь. - Мы ее считаем ценным специалистом, а она такие ляпы допускает…
- А сам-то… - не осталась в долгу Живая Богиня. - Так любил палачествовать, что прибежал с другого конца Галактики. Тетке голову срубить - это святое. Никого поближе не нашлось. Мало того, что не справится с каким-то одним стариком, так еще и засветился…
Управитель хотел было вспылить, но передумал.
- Можно подумать, что самой не приходилось, - без злобы ответил он. - Как тебе хвоста накрутили, так лично медсестру эту на голову укоротила.
- А сам? Кто Виктора Конечникова убил? Отчего Живому Богу честный имперский служащий помешал?
- Знал много. А сейчас так и думаю, что совершенно правильно. Нам одного Колывана хватило.
Управители посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись, поняв глупость это перепалки.
- Да уж, - сказал Пастушонок. - Правда смешно?
- Да, - ответила Рогнеда. - Есть дела грязные, есть еще грязнее, а бывают такие, что никому другому не поручишь. Для прикрытия критических огрехов… И кричать об этом, как пьяные мясники на скотобойне, - себе дороже.
- Может, так и надо было, как случилось, - в раздумье сказал Живой Бог.
- Что? - не поняла Рогнеда.
- Мы напоказ выставляли свое бессмертие. Лезли на высокие посты, на первые полосы, и не сильно задумывались, как мы выдаем себя. Вот и провели в тени тысячелетия, уже после джихана, вынужденно читая мантру Проклятого, чтобы не сдохнуть. Спасибо Колывану.
Управитель грязно выругался.
- Не в этом дело. Живые Боги никогда и ничего не делают своими руками. Они действуют из тени, влияя на ключевые точки процесса, не хвалясь своими магическими штучками. Ведь это подлинная магия высокого уровня, - заставить человека самого захотеть сделать то, что тебе нужно. Зачатки этого всеобъемлюще правильного подхода мы применяли и во времена, о которых пишет Колыван. Нападение на Гало и атака запретным оружием орбитальной крепости Солейна из этой серии. И в те времена мы понимали, что все должно быть сделано так, чтобы отказаться от "ошибок" подчиненных, превысивших данные им полномочия. Мы, Управители, всегда в стороне, всегда чисты. Мы отдаем приказы и караем неумелых исполнителей. Без этого мы быстро опустимся к единственному способу вознаграждения за послушание, - обязательной раздаче долгой жизни и бессмертия как признания заслуг перед вечными Хозяевами, - заметила Рогнеда.
- Я думаю, - это неплохой способ добиться эффективного влияния на определенных этапах, - ответил ей Пастушонок.
- И, как следствие, - миллиарды бессмертных?
- Да ладно, - усмехнулся Живой Бог. - Что дано, то всегда отнять можно. Но твои слова я запомню… Пойду я.
- Хорошо, - согласилась девушка.
Через несколько минут черная масса корабля поднялась над землей и исчезла в темной синеве вечернего неба.
Рогнеда снова принялась за чтение.
* * *