- Вот сейчас, Никитушка, будет самый мой любимый момент, самый волнующий. Это когда отпихиваешься веслом от берега. И все - время начинает течь совершенно по другому. Это иная жизнь. На берегу всегда спешишь куда-то, что-то нужно делать, кому-то чем-то обязана. А на реке все по другому. Никуда не надо спешить. Где застанет ночь, там и ночлег. Конечно бывают стоянки лучше, бывают хуже. Но если даже вчера стоянка казалась плохой, то утром она будет уютной и обжитой. И придем куда надо когда надо. Река просто иначе не позволит. Если конечно маршрут просчитан правильно. Остается только грести в охотку или не грести, когда не хочется, и смотреть, как берега проплывают мимо. Вот за это я и люблю реки. За совсем другое время, другую жизнь.
Сели и отпихнулись, но для Никиты эта другая жизнь вовсе не началась. То есть началась, но отнюдь не такая беззаботная, поскольку пришлось учиться грести. Тоже наука оказалась. И как весло держать плотно в правой руке и проворачивать в левой. И что гребут, оказывается, не руками, а корпусом всем. Когда как бы только держишься вытянутыми руками за опущенное в воду весло, а байдарку толкаешь попой вперед. А можно и по другому грести - просто поворотом корпуса. А можно и руками, но так быстрее всего устаешь. И Аню было жалко - брызги воды с весла Никиты летели ей в лицо все время. И она покрикивала, что весло ниже, ниже нужно держать. А если ниже, то руки стукаются о деку. Хорошо хоть дека гладкая и упругая, не сбивает кожу на костяшках пальцев. Никита недоумевал, почему это Аня села сзади - брызги же все на нее летят. Но Аня сказала, что завтра, когда Никита научится просто грести, она его назад посадит - делать из щенка капитана. Сама-то она капитанила - будь здоров! Байдарка сама, казалось без ее усилий, следовала прихотливому руслу, где порой за невысокой береговой бровкой виделись сверкающие весла коллег. А потом, полчаса спустя, сами проходили по тому же месту и видели рядышком отстающих на полчаса. А потом выскакивали на широченный разлив, где высокие лесистые берега виднелись далеко-далеко. И Никита недоумевал, почему Аня следовала долгому курсу основного русла реки, а не шла напрямик по заливным, залитым сейчас, лугам. И тогда Аня, чтобы показать ему, рванула напрямик. Едва только байдарка пересекла береговую линию, видную отчетливо по прядям травы в прозрачной воде, как Никите показалось, они на дно сели. Такое резкое торможение он ощутил. На дно не сели - просто в мелкой воде байдарка стала разгонять волну и пошла очень тяжко. А потом сели на дно и в самом деле. И пришлось вылезать и проводить свое судно до глубокого места. Прошли-то напрямик, да времени на этом потеряли, а не выиграли.
К счастью, никакое обучение не бывает вечным. И уж тем более для Никиты, который развивал координацию на уроках танцев с Аней и на уроках боя. Да и прекрасная работа виробов тоже наверное сказалась. Не прошло и часа, как он перестал замечать, что гребет. Даже управляющие гребки - отжимы и подтяги больше не доставляли никаких неприятностей ни ему, ни Ане. Можно было расслабиться и оглянуться по сторонам. Погода чудная, лодка согласованными усилиями летит птицей, так, что голова кружится от речных петель. И такая легкость вокруг - освободилась природа от тяжести зимнего снега, а тяжесть летних забот, тяжесть листвы еще не пришла. И воздух одновременно теплый и бодрящий. Никита даже разделся до пояса - приятно поиграть мускулатурой на ласковом солнышке. Это когда знаешь, что тело твое отнюдь не должно вызывать отвращения у девушек. Аня, правда, предупредила его, чтобы не увлекался. Весеннее солнце, да еще на воде, коварное. Поглаживает приятно, да от ласк тех потом кожа слазит. Жары, предупреждающей о возможных неприятностях, нет еще. Вода холодит, но еще и отражает лучи, усиливая загар, а если зазеваешься, то и ожог. Но Никита не внял, полагая, что сеансы танцев, проходившие зимой при пусть имитаторе, но полном имитаторе солнца на потолке, дали ему достаточный загар. Вот так грести неторопливо, наслаждаться погодой, и смотреть по сторонам - что может быть лучше?
А посмотреть было на что. На поляне сборной Никита не разглядел и десятой доли тех чудес водоплавания, которые перли сейчас по реке. Кто их обгонял - Аня не торопилась, а кого и они обгоняли - катамараны и плоты в основном. Один катамаран увидев, Никита просто лег на деку и долго отдышаться не мог. Шлепают так по реке неторопливо две огромные, зеленого стекла, бутылки. Хорошо по двадцатому веку знакомые Никите бутылки из под вина, только метров по пять каждая. И на одной бутылке крупная этикетка с надписью "Солнцедар", а на другой - "Кавказ". А на бутылках, надувных, конечно, сидит четыре веселых мужика и всем предлагают налить из таких же бутылок, но уже нормальных размеров. Аня их специально с обоих бортов обошла, чтобы рассмотреть, а потом к ним причалила на дегустацию. Никита-то в свое время слышал о знаменитых народных напитках, но то, что наплескали в его кружку, было явно другого сорта. То есть это был несомненно портвейн, но отличного качества, похожий немного на португальский, единственный известный Никите по своему веку. Про то, что написано на баллонах, он совсем другое слышал. А может все дело было в обстановке, погоде, разогретом греблей и охлажденном ледяными брызгами молодом здоровом теле, которое было готово принять и переработать в энергию любую дрянь - лишь бы сахар со спиртом там были.
Потом Аня предложила позагорать на течении, чтобы их догнали Ербол с Сепе, слишком ленивые для соревнований с учащимся грести Никитой. А когда догнали, то решили, что пора уже и пережор устроить на бережку. Тоже в чудном месте с прекрасным видом разлеглись на прошлогодней травке, разлили по кружкам вино и дивились на дефилирующие мимо приколы. Через часок проплыл мимо Андрюха со своей гоп-компанией. Как объяснила Аня Никите, туристы по воде ходят, а плавают шляпы и еще кое что. Ну так пиратский плот все-же не столько шел, сколько плыл со своей развеселой командой. А Андрюха помахал береговому братству своей ручищей, а другую резко сунул к бомбарде. Огромный клуб белого дыма поплыл над рекой, а вздрогнувший от неожиданного грохота Никита пролил вино на колени. Его догадка насчет четырехкратного заряда пороха оказалась совершенно правильной.
- Ах мать твою! - выругался Никита.
Аня покачала головой и поморщилась, осуждая то ли несдержанность Никиты, то ли хулиганство Угомона. Ну, если насчет Никиты, то это она зря. Уж добро бы вино было белое. Так ведь Беатрис привезла недавно отличное красное из Риохи, терпкое и темное как чернила. А по-испански красное вино так и называется тинто. Чернильное, то есть. Вот и пришлось Никите раздеваться и лезть в ледяную воду. А потом натягивать штаны мокрые и противные так, что все его внутренности скукожились и закаменели в этом виде. Пришлось по настоянию Ани надеть и майку, скрыв от девичьих взглядов свой красивый мускулистый торс. Никита неуклюже пошутил, что, мол, Аня рвется его спрятать потому, что ревнует.
- А и незачем. Будешь на других заглядываться - глаза выцарапаю! - прошипела в ответ Аня и угрожающе скрючила свои изящные пальчики.
Тоже пошутила, понятно. Хотя, кто ее знает. Ноготочки у Ани конечно коротко стриженые, маленькие, розовенькие, такие милые, что Никита сейчас бы все расцеловал. Совсем не похожи на вампирские царапалки девушек двадцатого века. Вот только на тренировках Никита видел раз, как Аня этими нежными пальчиками разодрала пластиковую кожу тренировочной куклы и вся электронная начинка наружу вылезла. Почище тигрицы полоснула, хотя назывался этот удар почему-то медвежьей лапой. А кожа та, между прочим, по прочности не уступила бы бычьей. Да из другой и не стали бы делать манекен в зале, где работает Андрей Угомон.
А потом снова запетляла перед Никитой сверкающая речная дорога. Немного времени ушло на то, чтобы обогнать плот Угомона с компанией. Река стала уже и одновременно шире. Речные разливы постепенно пропали, зато основное русло расширилось, прямо от берега пошли высокие откосы. Вскоре стали попадаться пестреющие палатками стоянки. Наконец Аня направила лодку к берегу, резко развернула против течения. На берегу торчал шест с плакатом - предписанная их группе стоянка. Народу много каждый год тут ходит, так что выбор стоянок не пускается на самотек. Нужно же всех устроить, и чтобы дрова были, и чтобы потом дать отдохнуть истоптанной земле.
Пока Аня ставила палатки, Никита с мужиками отправились за дровами. Ербол критически осмотрел кострище и отметил, что придется заменить два бревна пентагона. Подгнили, видите ли. И идти в лес пришлось далеко - в ближней зоне сухостой весь выбрали еще до них. А дров много потребуется, на всю ночь, да и команда большая. Правда попозже подвалит Андрюха со своими пиратами и пиратницами. Но Аня хотела непременно к их прибытию уже чай вскипятить. Дети, все же. Да уж, те еще деточки. На парнях в самый раз бревна возить, как вот то, для пентагона, под которым Никита сейчас кряхтит - надрывается. Да и Андрюха бы это бревнышко мог заместо тросточки одной рукой вертеть и насвистывать. Однако пришлось тащить - не бросать же, когда Сепе под другим концом так же пыхтит.
А потом пристал пиратский плот, поляна наполнилась гомоном. Плот мигом разгрузили и выволокли на берег. Угомон своих парней повел в лес, а Никита на бревнышко присел и стал чай кушать, которым Аня потчевала всех девчонок, ну и своих мужиков заодно. Девчонки, надо отдать им должное, рассиживаться не стали, а наскоро проглотив по кружечке побежали кто палатки ставить, а кто продукты распаковывать. И когда вернулась команда Угомоновых дикобразов - так они под охапками хвороста выглядели, на костре уже булькал могучий котел под супчик, да второй под кашу, да на пленочном столе бутерброды резались. И ведь знают, кому что готовить. Угомону махонький сконстролили: каравайчик пополам, да ведерко горчички на него, да сальца на три пальца. Угомоновых, конечно, пальца. А наверх еще пару головок чесночку покрошили для духовитости. Ерболу, Сепе и Никите подобные же конструкции, но более ходовых размеров. Ну а прочим, включая Аню, еще поменьше. А ничего у Угомона девочки, не маленькие уже. Выпускной класс. И фигурки вполне - сейчас все акселератки. А некоторые из прошлогоднего выпуска, в институте учатся. То есть по современным законам считаются уже взрослыми. Если бы не Аня, Никита за ними бы приударил.
К моменту, когда супчик сварился, Угомон с командой успели натаскать гору хвороста выше роста Никиты. Все это к утру предстоит сжечь. По правде говоря Никита со товарищи не так много дров заготовили. Пилили и кололи на готовку еды только. Основная тяжесть пришлась на бревна для пентагона. А чтобы костер пионерить (Никита такое выражение впервые услыхал, хотя пришло оно из его же родного двадцатого века и означало костер не для дела, а просто так) хворост лучше. Он высокое яркое пламя дает, да зато и нужно его очень много. Как раз окрестный лес от мусора очистить. В общем, приятное с полезным в одном флаконе. Наконец Угомон решил, что хватит, что все уже сделано по лагерю. И можно начинать праздник. И вынул на свет одну из своих заветных бутылей. Не ту, из которой всем проплывающим наливал на реке, а другую, специально для ужина. У него еще одна была припасена, с ночной настойкой, чтобы всю ночь песни горланить и никакого недосыпа потом не чувствовалось. Правда для детей бутыли Угомона были табу. Им ничего крепче сухого не положено было, то есть не налито. И могучие горлодеристые бутерброды пришлись очень кстати к крепчайшему Угомонову напитку.
Ночь получилась великолепная. А может дело в том, что Никита уже давно не отдыхал по настоящему. То есть когда не висит над душой никакое дело, которое нужно сделать в срок, а как делать еще не знаешь. Когда даже ложась в постель начинаешь крутить в голове разные варианты. Ну, по правде сказать, у Никиты таких проблем в последнее время не было, с тех пор, как переход в иномирье стал рутинной операцией. Но учеба, тренировки, еще раз учеба, работа в лаборатории по тестам Ербола и Сепе. И никаких зазоров между побудка-завтрак и ужин-сон. И отдыхом от одного занятия может быть только другое. И никакой возможности вот так расслабиться, глядеть на костер без единой обязательной мысли в голове. И никаких проблем на завтра. Только пляшущие языки огня да рдеющие угли. И гитара, переходящая из рук в руки. Играют Аня и Ербол. И еще Андрей Капцов, единственный из школьников, с кем Никита хорошо знаком. И даже Угомон попадает по каждой струне в отдельности. А ведь дека гитары в его руках кажется соломинкой по сравнению с бронебойными пальчиками. Никита ловит на себе горящие взгляды подростков. Они, понятное дело, млеют. Речной поход для них дело уже привычное. Но вот оказаться на прославленном фестивале, да еще в компании таких знаменитых и загадочных взрослых, тех, о ком приходилось уже читать в файлах всемирных новостей - это можно будет много лет хвастаться. Девочки стараются глядеть чарующе. И ведь получается у этих юных красавиц очень даже неплохо. Так, что хочется выпрямится, расправить плечи, выпятить грудь. И нарисовать на лице многозначительно-скучающее выражение.
А потом Аня потащила Никиту смотреть на звезды. Подальше от костра, на берег реки. В начале мая ночи еще достаточно темные, а холодный воздух невероятно прозрачен. Солидные разноцветные маяки орбитальных станций пробиваются сквозь блескучую звездную россыпь с трудом, как ледоколы через паковый лед. А быстрые росчерки садящихся кораблей выбивают из небосвода снопы метеорных искр. Ночью похолодало здорово, только что снег не выпал. И Аня прижалась к Никите в поисках тепла. Так они долго стояли, пока глаза не стали различать все вокруг в звездном свете. И черный лес, и светлую траву, и совсем уж блестящую поверхность воды. И небо тоже стало светлым. А потом холод все же достал их, и пришлось вернуться в тепло, к костру и компании. И школьницы больше не обращали внимания на Никиту. А может быть это он перестал обращать внимание на призывные взгляды.
Утром речная дорога вновь приняла на себя всю компанию. На этот раз Аня посадила Никиту на корму. Чтобы делать из щенка капитана, как писал когда-то Грин. И Никита действительно очень быстро почувствовал себя щенком. Вчерашние трудности с обучением гребле не шли ни в какое сравнение с сегодняшними. Сами управляющие гребки оказались очень простыми, Никита мигом их освоил. Одно только плохо: самый эффективный способ повернуть лодку отжимом кормы также довольно эффективно ее тормозил. А если хотелось повернуть подтягом, не теряя скорости, то приходилось ощутимо напрягаться. Гордость не позволяла Никите вкладывать в ход лодки меньше сил, чем Аня. Но ведь помимо движения вперед нужно было еще и управлять. И это требовало по крайней мере еще столько же сил.
Теперь Никита понял, почему капитан сидит на корме. Отсюда путь впереди виден хуже, но зато очень хорошо видно, куда именно направляется судно. То есть, на самом деле, куда направлен нос судна. Потому что к собственному движению байдарки добавлялась прихотливая игра водных струй. Вначале байдарка плохо слушалась Никиту даже на спокойной воде, так и норовила куда-то убежать. Казалось, что у проклятой посудины есть собственная, и притом весьма упрямая и зловредная воля. Особенно хреново почувствовал себя Никита, когда вскоре после отплытия пришлось пересекать довольно широкое озеро. А на озере этом ветер и волна. Аня-то объяснила, куда надо править, вот только как править объяснить не могла. То есть, теоретически объяснила, а толку? Это как плавать, или на велосипеде ездить. Наконец кое как стал справляться на спокойной воде, но вот повороты и коряги приводили Никиту в тихую панику. Нет, никакая опасность им, конечно, не грозила. Кроме опасности лично для него - осрамиться перед Аней. Да знал же он, что не будет она смеяться. Аня вообще-то всегда была очень справедлива и ошибки по незнанию прощала без проблем. Но вот повторные ошибки уже куда хуже воспринимала. И хотя весь день она только спокойно объясняла, что и как обстоит на воде, но все равно каждый раз, когда байдарка влетала в стык струй и уловов и резко разворачивалась поперек хода, у Никиты сердце сжималось. Так и ждал он язвительного замечания. А влетать приходилось не раз, потому что Никита быстро понял, что по движущейся воде прямо не ходят. На поворотах по одному берегу путь длиннее, но струя быстрая. По другому короче путь, но вода стоячая, а то и против общего течения реки заворачивает. Такое место и называется улово. Вот и думай, как выгоднее пройти. А определять где и как вода движется нужно по волнам на поверхности, ряби. А если еще ветер, так совсем интересно получается. Ну прямо как теория гравитации в описании Володи Суходольского. Так ведь еще и по поверхности воды нужно определять, где под водой сучки-коряги или невидимые камни прячутся. Хорошо, когда вода текущая. А будь стоячая? Аня объяснила, что и на стоячей воде при ветре волна над опасными для лодки подводными препятствиями немного отличается. Внимательный человек заметит. Казалось бы, что им препятствия, если пленка абсолютно непробиваемая? Так Аня и на это рассказала, что как-то раз на одной реке на почти стоячей воде села на камень. В одиночке она тогда шла. Сидела потом и вертелась на одном месте. Не желала лодка с камня слезать и все тут. На мелком месте можно веслом в дно упереться, приподняться. На двойке это посложнее будет, а в одиночке совсем просто. Но тут камень оказался большой и прямо под лодкой. В него упереться не удается, а до дна, на котором камень лежит, весло едва достает. В результате так и перевернулась под смех товарищей. Помогать-то ей не стали, поскольку ситуация не опасная была. Течение слабое, вода теплая, до берега недалеко. Только самолюбию и может быть ущерб. Так это пострашнее для молодых бывает, чем серьезная рана. Сейчас-то Аня стала старше, со своим самолюбием уже легко договаривалась. А вот Никита помучился изрядно. Но в конечном итоге под конец дня перестал думать, как управлять. Ему стало достаточно только пожелать куда-то двинуться, а тело уже само знало, что делать. И байдарка стала совершенно послушной и двигалась точно по желаемому курсу. Наверное тут тоже магия работала - ловила лодка телепатически желания Никиты и шла куда нужно сама собой. Да и река перестала подличать и ловушки подставлять.
Конечно река эта простая, без препятствий в сущности. Но Никита вспомнил, как когда-то, еще в двадцатом веке, учился водить автомобиль. Внешне все просто: сиди и крути руль. Но когда он сам впервые сел за этот самый руль, широкая улица внезапно стала очень узкой, а автомобиль ехал куда угодно, но только не туда, куда его хотел направить Никита.
А Аня потом Никиту похвалила, сказала, что никогда еще не видела, чтобы новичок так быстро учился. Понятно, что вечером у Никиты просто крылья выросли, и бревна для костра он одной левой носил, а правой пилил.