Утром третьего дня Никита принял участие в ритуале ежедневного утреннего купания. Он единственный из всей команды вчера на это не решился. Но ведь он и единственный, кто не овладел техникой саморазогрева. Ну, может дело в том, что вчера он проснулся позже всех - Аня не позволила его будить, пока завтрак не был готов. Пожалела, знала ведь, что в последнее время Никита заметно недосыпал. Только к этому моменту почти все уже успели искупаться. А вот вчера легли сравнительно рано - едва за полночь. И проснулся Никита сам, разбуженный гидробудильником. Это когда с вечера примешь некоторое количество жидкости, а к утру эта жидкость начинает наружу проситься. Суета в лагере придала решимости вылезти наконец из теплого спальника на довольно бодрый, так что трава инеем покрылась, воздух. Оказалось, впрочем, далеко не столь страшно. Солнышко уже высоко поднялось и грело заметно. А несколько энергичных движений по раскалыванию заготовленных с вечера поленьев (Никита и Андрей Капцов, при этом, буквально вырывали топор друг у друга, мол, каждому погреться хочется) и совсем привели организм в тепловое равновесие. И в это время из своей палатки - одиночки, довольно небольшой, выполз Угомон. Зрелище было сильное. Не хуже, наверное, чем когда атомная подлодка покидает свою тайную подземную базу через ворота в скале. Может и еще сильнее, поскольку внешние размеры Угомона превышали на глаз внешние размеры палатки. Очутившись на приволье, сей атомоход не замедлил дать побудочный гудок. Сосны содрогнулись, а Никита бы непременно проснулся, если бы не стоял уже с топором в руках над кучкой расколотых поленьев. Палатки заколыхались и из них стали выползать все, кто еще не слонялся по лагерю. Совершенно голые. А слоняющиеся тоже стали раздеваться, как по команде. Видимо ритуал этот уже был отработан вчера, когда Никита еще спал. Вскоре все, кроме Никиты и Угомона, уже весело плескались в воде. Так весело, что глядя на них завидки брали. Угомон снова издал невнятный рев и купальщики разом разлетелись, освобождая место напротив высокого берегового выступа. Угомон разбежался и взмыл высоко над водой. Да, глядя на него трудно было вообразить, что эта махина может так летать. Ну, примерно как какая-нибудь шестимоторная "Мрия". А ведь может, да еще как может! И потом все это бухнулось в воду. Могучий вал качнул берега, дно посреди реки обнажилось. Пловцов расшвыряло во все стороны и они издали восторженный вопль. Все это было так завлекательно, особенно купающиеся девчонки (и Аня среди них), что Никита и сам мигом разделся и скакнул в воду под приветственный крик. Да, первое ощущение напоминало погружение в жидкую сталь. Потом, когда Никита с трудом вынырнул, еле двигая непослушными руками, резкое ощущение прошло и стало почти приятно. Но уже несколько секунд спустя Никита почувствовал, что вода холодная. Очень холодная. Гораздо холоднее, чем он мог себе представить. И все же, бешено плавая, ему удалось выдержать достаточное время, чтобы выйти на берег, не подвергнув урону свою мужскую честь. На берегу его уже ждали любопытные зрители, но Никита так замерз, что ему даже до голых девчонок никакого дела не было. Только бы до костра добраться. Однако до костра добраться не удалось - на пути стоял Угомон. Огромный, голый, исходящий паром, он напоминал греко-римского Бахуса с картин Рубенса. И, соответственно, держал в руках свой личный Большой Командорский Стакан с прозрачной жидкостью. Не полный, конечно. Угомон на самом деле пьяницей не был и других не поощрял. Все это была только игра для редких праздников, совершенно недопустимая, по его мнению, в повседневной жизни. И именно сейчас эта игра пришлась Никите очень кстати. Сначала-то Никита вкуса не почувствовал, как воду пил. И соленый огурец, который сунул ему Угомон, схрупал механически, без всякого интереса. Но потом тепло потянулось из желудка во все концы тела, неся с собой жизнь. А когда головы достигло, то Никита почувствовал себя очень даже неплохо и у костра уже стоял не ради согрева, а лишь для удовольствия, которое доставляло ему живое тепло, треск сучьев и вообще вся окружающая праздничная обстановка.
Вот сколько твердили Никите в прошлом, что нельзя греться алкаголем. Теперь же пояснения Угомона поставили все на свои места. Да, нельзя пить, если отправляешься на холод. Хотя выпивка, как и любой наркотик, помогает перенести ощущение холода легче, но вот побочные последствия могут быть весьма печальными, вплоть до летальных. И очень сильно, на грани смерти от переохлаждения, замерзшему человеку выпивка может только повредить. Но вот когда возвращаешься из холода в тепло, да еще и охлаждение было умеренным, то не просто можно, а и очень способствует. Снимается стресс от холода - чисто нервная реакция, причина большинства простуд. Обмен подстегивается, сосуды расширяются, и оставшийся теплым центр лучше прогревает переохладившуюся периферию тела. Тут главное не увлечься, не передозировать. Ну, уж Угомон-то дозу отмерять умел не только для себя. Через полчаса Никита, уже одетый и согретый, с миской горячей каши на коленях, чувствовал, что жизнь прекрасна и день предстоит замечательный. Так купанием в ледяной весенней воде состоялось его посвящение в участники большого Мстинского фестиваля.
Дальнейший путь уже не представлял никакого интереса, одну только радость. Никита уже все знал, все умел, байдарка летела по его воле птичкой. А с таким матросом, каким разлеглась впереди Аня, положив свои стройные ноги на деку, Никита готов был грести хоть до Балтики не останавливаясь. Только небольшую сложность представило прохождение плотины, которую, как Аня рассказала, старательно восстанавливали, чтобы не нарушать исторического облика реки. Да собственно сложность там была лишь психологическая. Это когда вода ревет, пена бьет и со стороны все это кажется ужасным. Когда с берега смотришь. Никита все просмотрел по Аниному настоянию, точно вышел в намеченное место, преодолевая чувство неуверенности, испытал захватывающую остановку сердца, когда байдарка оказалась над сливом и бухнулась вниз. И все кончилось. Просто проскочили дальше сквозь пену, совсем не страшную, сквозь ласково покачнувшие волны на спокойную воду. А потом опять берега замелькали мимо.
Периодически обгоняемые команды пытались с Никитой соревноваться в гребле. Обязательно находилась пара мужиков в старинной байде, а то и две, которые не могли вынести вида уходящего вперед судна. Древний инстинкт, как Аня сказала. Но Никита с ними легко справлялся по Аниному рецепту. Рецепт простым оказался: не бросаться наперегонки, а грести в стабильном обманчиво медленном ритме. Просто на словах, а вот на деле не бросать весло даже на короткий отдых было несколько сложнее. Но Никита научился уже загружать разные группы мышц, давая себе отдых в движении. А вот гонщики выдыхались довольно быстро, останавливались, так что неторопливо тюпавший Никита скоро опять выходил вперед, вынуждая их продолжать гонку. И когда мужики уже выкладывали языки на плечи от такого Никитиного нахальства, Аня ставила завершающую точку. То есть снимала ноги с деки и бралась за весло со словами, что хватит отдыхать, что нужно хоть немного размяться. А разминаться она могла - куда там Никите. Хотя со стороны, глядя на ее хрупкую фигурку, об этом трудно было догадаться. И тогда уже Аниными усилиями байдарка превращалась в исчезающую на горизонте точку, оставив сзади измученных и посрамленных соперников.
Никита сперва думал, что им такое издевательство удается благодаря превосходящим ходовым качествам современной лодки. Но Аня развеяла его заблуждение. Надувнушка, даже современная, уступала каркасным байдаркам древних типов по ходу. Все дело оказалось даже не столько в выносливости Никиты, сколько в равномерном ритме хода. Рывки, которые совершали соперники, требовали куда большей энергии и ставили их в заведомо неравное положение. Это был типичный тактический просчет. А в общем больше на пути ничего особенного не было. Большинство чудных судов Никита уже посмотрел. Мужики с бутылочного катамарана опять их портвейном угостили. Угощали конечно Аню прежде всего, а Никита заодно пришелся. Но портвейн от этого менее вкусным не стал. Аня-то с ним шла, а не с этими мужиками. По берегам шли все леса. Несколько раз попадались красивые церкви. Но выглядели они жутковато. Хотя были чистенькие - видно, что ухаживают, но в глухих безлюдных лесах ассоциировались не так с Богом, как с вампирами, чертями, ведьмами и прочей атрибутикой из сказок Гоголя. Что делать, не живут теперь тут люди. Исторические памятники поддерживают, а людей и нет. Однажды попалась деревня на берегу. Но тоже чистенькая и безлюдная до жути. Куда лучше выглядели регулярно встречающиеся школы. То есть сами школы не видны были, в лесу скрывались. Но заметная часть их детского населения толпилась на пляжах, глазея на великий поход. Им бы тоже принять участие в этом веселье, но, увы, место жительства - не главное. На поляну фестиваля допускаются только те, кто реку прошел на всяких чудесах. Такие правила. А реку пройти - нужно еще от оргкомитета разрешение получить за какие-то заслуги. Так что Никите дуриком повезло за Аню, Андрюху и что родился в двадцатом веке и был оживлен в двадцать втором. Ну а прочим, не допущенным, по реке ходить можно в любые другие дни, а поляну фестивальную лишь в записи смотреть.
Вечер и ночь были такими же замечательными, как предыдущие две. А вот утром пришлось напилить довольно много дров и запихнуть их в байдарку. Благо места хватало. Никита заметил, что Угомонов молодняк загрузил в пиратский плот изрядное количество хвороста. Как Аня объяснила, все эти толпы вечером соберутся в одном месте, где, конечно, никакого прироста деревьев не хватило бы на такие ежегодные празднества. Потому и тащат дрова с собой.
Река вначале оставалась такой же широкой и спокойной. Но через пару часов лодка ощутимо закачалась на волнах, а по берегам из-под травы и мха стали проглядывать камни. Тут Никита несколько взволновался: неужели Аня предложит ему управлять лодкой и в порогах? На спокойной воде, конечно, он уже неплохо справлялся, но ведь про пороги Аня ему только теоретически все рассказала. Но пока решил промолчать. И, поплутав немного в протоках, то есть это Никита не смог определить, куда сворачивать, так что пришлось ему выскакивать из лодки и толкать ее вперед в одном месте, добрались наконец до Опеченского Посада. Впрочем, самого посада давно уже не было, осталась только причальная каменная стенка. Здесь Аня приказала Никите причалить к берегу и натянуть на себя водозащитный комбинезон. А спасжилеты надели все - и Аня, и Ербол с Сепе. Никита комбинезон не хотел сперва надевать. В реке-то он купался, как все, не хочется быть белой вороной. Но пришлось - приказ есть приказ. Аня мотивировала это тем, что если перевернемся, то Никита в этой воде станет недееспособен за пятнадцать минут максимум. И придется не на его помощь рассчитывать при спасении лодки, а его вместе с лодкой спасать. Но тут Никита заметил, что причалившая рядом команда тоже надевает комбинезоны. Им-то, суперменам, зачем? Аня и тут объяснила, что поскольку у них копии старинных байдарок, то их не только сверху окатит изрядно, но и внутрь они наберут. А сидеть мокрым попом в холодной воде даже суперменам не слишком приятно.
Ну, ладно, оделись и поехали. Никита, как и опасался, остался на корме, за капитана. Конечно никакой реальной опасности не было. Ну, перевернется лодка под его неумелым управлением, ну искупаются в холодной воде. Вытащить есть кому - вон кругом сколько народу. Только вот срамиться не хочется, даже если прозвание чайника вполне заслужено. Инструкции Никите были даны самые простые: держаться середины реки носом вниз по течению, не гнать, не разворачиваться боком к волнам. Насчет боковых волн Аня еще туманно сказала, что нужно балансировать, открениваться в сторону волны. А на практике это такое ощущение, что позволяешь байдарке, вместе с сидящей в ней попой, качаться как ей вздумается, а сам держишься вертикально и спокойно гребешь. Потому как переворачивается байдарка не тогда, когда ее саму волна накреняет, а когда вместе с креном байдарки наклоняется корпус гребца и центр тяжести вылетает за борт.
На деле все оказалось куда проще, чем представлялось. Открениваться не пришлось, управление тоже не доставило особых хлопот. Берега вдруг превратились в почти отвесные скалы, и река побежала между ними стремительно, подпрыгивая на неровностях дна. То есть на глаз, с воды, это вовсе не казалось таким быстрым бегом, но Никита уже попривык и понимал, что, к примеру, удержаться на одном месте греблей против такого течения им бы с Аней не удалось. Так что это уже не пешехода скорость, а нормального стаера. А вызванные прыжками реки волны на глаз оказались куда как страшнее, чем на деле. Когда первая нависла над носом байдарки белесым чубом, Никита сжался внутренне. Но байдарка слегка прогнувшись легко взметнулась на вершину и грациозно съехала вниз. За первой - вторая. Рядом оказалась еще байдарка - копия старинной, которая отважно пошла на таран водяной стены, взметнув облако брызг, закрывшее переднего гребца с головой. А их прозрачное суденышко опять выгнулось и подняло Аню вверх, не тратя сил на лобовые удары. Лишь пенный гребешок слегка ей юбку намочил, а до Никиты вода вообще не достала. Гибкость и легкость надувной лодки оказывается такие преимущества дают. Потом пошли более крупные волны, которые преодолевались ничуть не сложнее. Так что Никита даже оглядеться вокруг смог. А вид с воды был прекрасный. Они-то, оказывается, посередке, по самому спокойному шли. А слева у берега река вообще бешеной пеной кипела. И в это сумасшествие одна за другой ныряли маленькие суденышки. И, что самое удивительное, выныривали в большинстве мокрые, но на своих килях стоящие. Лишь немногие плыли потом брюхом кверху и устоявшие суетились, вытаскивая их на берег. А там, на берегу, огромная поляна и на ней палаточный лагерь пестреется. А вот справа такой пены нет, но тоже впечатляют острые водяные скалы, расположенные в шахматном порядке. Да еще каждая пульсирует, мечется туда-сюда. Интересная штука - вид с воды, когда голова едва над волнами возвышается. Разумом-то понятно, что волны небольшие, куда меньше того морского прибоя, в котором Никита не раз купался бесстрашно. А вот с узенькой лодочки впечатляет, однако. А за волнами скалистый берег, поросший лесом, а над головой в немыслимой вышине тоненькая дуга хрустального моста. Именно хрустального - так он сверкает и переливается в солнечных лучах, и совершенно прозрачен. Конечно для современной технологии не чудо это - обычный пластик или керамика. Но ведь красиво, черт возьми! Берега и так высокие, а мост еще и дугой идет, как радуга. А на нем темные точки виднеются над рекой - турье пришло приколоться, как их коллеги морды холодной водой умывают.
И тут все закончилось. Мост соединял берега в точке поворота реки. А за ним левый берег превратился в отвесную стену, а вот на правом показалась большая площадка, полого уходившая в воду.
- Причаливай здесь! - крикнула Аня.
Причаливать оказалось легко. Волны исчезли, а оставшаяся рябь после пережитого вообще за ровную воду смотрелась. Течение только быстрое. Тем не менее Никита успел развернуться, подойти к берегу и плавненько притереться. Ербол с Сепе были уже тут, подали руки, помогая встать на ноги, подхватили байдарку не разгружая и отнесли на огороженный цветной лентой и пронумерованный квадрат. Стоянки тут заранее размечены были, чтобы у народа споров не возникало.
Потом Аня предложила Никите прокатиться по порогу еще раз. Идти было недалеко, лодка невесомая, так что одним разом не ограничилось. Для начала Аня посадила Никиту спереди и прокатила его по тем самым пирамидальным волнам. Вот тут Никите пришлось впечатлиться, когда полетел он с водяного холма вниз, прямо голой мордой и на стену. К счастью стена была жидкой, так что окончилось все лишь холодной мокрой плюхой. Никиту накрыло с головой - так ему показалось по крайней мере. И какое было счастье, когда голова его вылезла наконец над поверхностью и глаза увидели небо. И, к его удивлению, байдарка не высказала никакого желания перевернуться, продолжая резво скакать по волнам.
Потом ходили еще и еще и Никита снова испытывал восторг преодоления. Ходили задом и ходили боком, и Никита научился наконец балансировать, позволяя байдарке самостоятельно облизывать волны. А под самый конец сплавились через порог без лодки на спасжилетах. В общем, забавно все оказалось, немного напоминая купание в морском прибое. Никита только за Аню немного беспокоился, потому что она-то без гидрокостюма в воду полезла. Но Аня кажется вообще холода не замечала. Хотя уж здесь-то наверняка использовала свои сверхспособности.
За время их развлечений прибыл Угомон со своей гоп-компанией, лагерь был полностью оборудован. И вообще на площадке вырос целый палаточный городок. И музей средств прикольного водоплавания, по которому бродит толпа народу прикалываясь и восхищаясь. А Ербол с Сепе успели чаек вскипятить, что пришлось очень кстати Никите и даже Ане. Никита, снявши гидрокостюм, оказался почти сухим. Почти, потому что намокла одежда от собственного пота. Оказывается человек при работе такое огромное количество жидкости из себя через кожу выделяет. Тело-то под гидрокостюмом потело, а вот голова погружавшаяся время от времени в воду замерзла. Так что горло погреть ему не помешало. Жаль только, что настойки Угомоновой сейчас не налили. А Аня быстро переоделась в сухое, не заходя в палатку, чем доставила окружающим мужчинам немалое удовольствие. И потом выхлебала ажно две кружки чая с огромным бутербродом. Режим саморазогрева у этих суперменов не позволяет замерзнуть, но требует изрядного расхода энергии.
После короткого перекуса Аня убежала с девчонками. Никита догадался, что репетировать. Готовить обед Никиту не привлекали, дрова уже готовы были, так что оказалось у него достаточно много свободного времени, когда он не знал, куда себя приткнуть. Впервые за последние более чем полгода. Когда Никита это осознал, то оказался несколько ошеломленным. Отвык он от такого. Впрочем, вспомнил, что в иномирье тоже были подобные часы, когда Ерболу его помощь не требовалась, и можно было отдохнуть перед обратным прыжком. Конечно в иномирье все это было совершенно не так. Осознание чуждости окружающего мира наполняло тело тревожной возбужденной готовностью. Непосредственной опасности ни разу в эти выходы не было, но все равно подсознание держало все чувства настороже, не позволяло расслабиться. А тут вокруг все свое, родное. Природа, в которой нет ничего страшнее крапивы да колючего шиповника. Люди, от которых не приходилось ждать ничего плохого. И свободное время, которое некуда деть, так что осталось только пошляться по окрестностям лагеря, поработать зевакой.