- Вы ворвались в мою комнату и попытались украсть мою - ведь вам известно, что это не компьютер, так? - сказала Джейлинг. - Это био-батарея. Их продают американцам. Сеть супермаркетов "Уолмарт".
Господин Вэй застонал.
- С особым проектом мы не работаем, - изрекла Байю.
- Но вы же говорили, что работаете, - запротестовал он.
- Ничего подобного, - отрицала Джейлинг. - Это вы так предположили. Откуда вы узнали, что это моя комната?
- В справочнике перечислены все служащие компании, - устало ответил он. - В воскресенье показывают кино, все или в зале, или гуляют в городе. Я уже много недель наблюдаю за зданием. Сегодня я следовал за вами до самого рынка. На прошлой неделе я познакомился с девушкой по имени Пингли, которая много болтала обо всем, но не работала на особых проектах. Я посадил вас на автобус, прежде я трижды рассчитывал время пути. В моем распоряжении был один час и пятнадцать минут, чтобы добраться сюда, взять коробку и выбраться наружу.
- Нам повезло с пересадкой, - объяснила Байю.
Господин Вэй был так удручен, что даже не ответил.
- Мне казалось, что правительство должно помогать служащим, - сказала Джейлинг. - Если бы нас поймали, то непременно оштрафовали, и мы бы глубже завязли в долгах.
Она просто болтала. Говорила, говорила и говорила. Слишком много. Так странно. Как и то, когда кто-то умирает. Случается что-то из ряда вон выходящее: в соседней комнате умирает отец, и в то же самое время происходят самые обыденные вещи. Готовится чай, а мама на следующий день открывает ателье и плачет, плачет, и в то же время шьет одежду. Заходят люди и делают вид, что ничего не замечают. И вот сейчас то же самое. Господин Вэй вломился с револьвером, а они разглагольствуют о компании "Новая жизнь".
- В долгах? - переспросил он.
- Мы должны компании, - уточнила она. - Причем все сотрудницы. Нас нанимают и обещают платить, но потом вычитают за еду, форму и общежитие, что в общей сложности стоит всегда больше, чем мы зарабатываем. Именно поэтому сегодня мы пошли танцевать рэп. Чтобы заработать денег и расплатиться. И уйти отсюда.
Заушник от очков господина Вэя был замотана скотчем. Почему Джейлинг не обратила на это внимание в ресторане? Может, потому что мелочи замечаешь тогда, когда страшно. Когда от птичьего гриппа умирает отец, вдруг обращаешь внимание не то, что нужно постирать чехлы на маминых креслах. И задаешься вопросом: нужно ли стирать или же умрешь прежде, чем займешься домашней работой.
- Девушка Пингли говорила мне то же самое. Это противозаконно.
- Конечно, - согласилась Байю. - Только кому до того дело.
- Вы можете разоблачить правонарушителей? - спросила Джейлинг.
Господин Вэй пожал плечами, по крайней мере, попытался сделать это телодвижение, насколько позволяла наволочка, и сказал:
- Можно попытаться. Только они просто дадут взятки местным властям, и все пойдет прахом.
Все трое вздохнули.
- Хотя, - взбодрился господин Вэй и даже сел немного прямее, - можно связаться с американцами. Их очень расстраивают подобные истории. В прошлом году была такая корпорация "Шестерка Шанхайцев". Американцы сделали о ней документальный фильм, и все западные компании отказались иметь с ней дело. Если мы расскажем им, чем занимается "Новая жизнь"…
- Кто тогда захочет покупать био-аккумуляторы? - закончила его мысль Байю. - Компанию ждут большие неприятности!
- Мы свяжемся с газетой "Нью-Йорк Таймс", компанию ждет глобальное разоблачение! - воскликнул господин Вэй, воодушевляясь все больше. - Мой начальник будет в восторге! Он обожает СМИ!
- И вы сможете устроить крупный показательный процесс, - предположила Джейлинг.
Господин Вэй кивнул.
- Но нам-то что с того? - спросила Байю.
- Когда начнется процесс, руководству компании придется погасить вашу задолженность, - сказал господин Вэй. - И даже выплатить вам изрядную денежную компенсацию!
- Если я позову коридорную и скажу, что поймала шпиона, мне и так дадут большую премию, - сказала Байю.
- Неужели тебя не волнует судьба других девушек, которые здесь работают? - вопросил господин Вэй.
Джейлинг с Байю переглянулись и вздохнули. Заботит ли их это?
- Что они могут с вами сделать? - подала голос Джейлинг. - В любом случае вы наделаете много шума. А нам не придется ждать.
- Послушайте, - предложил он, - вы меня отпускаете, а я оставляю вам все мои деньги.
Кто-то дернул дверную ручку.
- Пожалуйста, - прошептал господин Вэй. - Вы можете стать героями для ваших коллег, пусть даже они никогда не узнают об этом.
Джейлинг сунула деньги в карман. А потом спрятала и бумаги тоже.
- Это вы не можете забрать! - запротестовал он.
- Очень даже можем, - уверенно заявила Джейлинг. - Если через шесть месяцев не разразится шумный скандал о должностных правонарушениях и коррупции сильных мира сего, мы сможем всем рассказать о том, как правительственного секретного агента перехитрили две фабричные девчонки.
- Шесть месяцев? - воскликнул он. - Этого мало!
- Вам же лучше, если полугода окажется достаточно.
За дверью послышался голос Таохуа:
- Джейлинг! Ты там? Что-то случилось с дверью!
- Минутку! - звонко отозвалась Джейлинг. - Когда я вернулась домой, дверь оказалась неисправна.
Потом угрожающе прошипела господину Вэю:
- Даже не думайте рыпаться. Только попробуйте, и мы умываем руки: закричим, и сюда ворвутся.
Вдвоем с Байю они стащили с господина Вэя наволочку. Он начал вставать и опрокинул магнитофон, который с грохотом упал на пол.
- Потише! - прошипела Джейлинг и развязала ему запястья.
- Что происходит? - крикнула из-за двери Таохуа.
- Погоди минутку! - попросила Джейлинг.
Байю помогла господину Вэй встать на ноги. Потом он забрался на стол и схватился за веревку, висевшую снаружи. Мгновение он помедлил, словно подыскивая слова.
- Революция - это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание, - сказала Джейлинг. Это была любимая цитата отца из председателя Мао. - …Она не может совершиться так изящно, спокойно и мягко, так сдержано, добро, учтиво и великодушно. Революция - это восстание, акт насилия, посредством которой один класс свергает другой.
Господин Вэй выглядел так, словно вот-вот расплачется, причем явно не от патриотизма. Он сделал шаг назад и исчез. Джейлинг и Байю выглянули в окно. Он спускался вниз как самый настоящий секретный агент из кинофильма, хотя высота-то была всего в два этажа. На журнале Таохуа все еще красовался отпечаток ноги, и по комнате словно пронесся ураган.
- Они подумают, что у тебя есть бойфренд, - шепнула Байю.
- Ага, - согласилась Джейлинг, вытаскивая спинку стула из-под дверной ручки. - А еще они решат, что он очень богат.
В воскресенье Джейлинг с Байю сидели на пляже. Зазвонил мобильник Джейлинг - отрывок мелодии хип-хоп из M.I.A. Несмотря на воскресный день, с ней хотела поговорить одна девушка из компании "Новая жизнь". Вроде бы выходной, но она все равно ответила.
- Джейлинг? Говорит Ши Мэйли! Из отдела упаковки. Таохуа рассказала мне о твоем бизнесе. Может, ты сможешь мне помочь?
- Конечно. Какой у тебя долг, Мэйли?
- Три восемьсот, - ответила девушка. - Я знаю, что это много.
- Не так все плохо. Многие уже брали ссуды, и тебе я через несколько недель смогу взять кредит.
С помощью капитала господина Вэя Джейлинг и Байю открыли счет в банке. Для начала они откупились сами, а потом открыли небольшой бизнес: стали выкупать девушек, задолжавших компании. Которые впоследствии возвращали им деньги с небольшой надбавкой. Обе подруги устроились на работу: Джейлинг работала в компании, выпускавшей игрушки. Каждый день она садилась за стол, где надевала на тельце маленькой куклы кусочек пластика особой формы, который приходился фигурке как раз в пору; нужно было лишь чуть обрезать. Джейлинг окрашивала его в красный цвет - и вот куколка уже одета в красную юбочку. Скучно, конечно, зато в конце недели она получала зарплату вместо того, чтобы компании задолжать.
Все деньги Джейлинг и Байю шли на ссуды, с помощью которых другие работницы "Новой жизни" могли выбраться из рабства. Больше и больше ссуд - и все больше выплат. Компания послала им угрожающее письмо: якобы они поступают незаконно. Но господин Вэй посоветовал им не волноваться. К подругам приезжали два чиновника, которые показывали им юридические документы и расспрашивали о компании. И пообещали, что скоро "Новую жизнь" призовут к ответу.
Но Джейлинг не особенно верила чиновникам. В конце концов, господин Вэй тоже был из их числа. Еще им звонил иностранный журналист. Он работал на газету "Уолл Стрит Джорнал" и сказал, что пишет статью о нехватке рабочей силы в Китае после птичьего гриппа. Еще он говорил о том, что кое-где на западе поговаривают о рабстве. Говорил журналист на очень хорошем китайском языке. Завтра его статья выйдет в США. Тогда она представила себе руководство компании, которые должны будут что-нибудь сделать или потерять репутацию.
Джейлинг просила Мэйли перезвонить через две недели - хотя, может статься, что через этот срок уже никому не понадобится помощь для того, чтобы уволиться из компании, - и записала в маленьком ноутбуке себе напоминание.
Байю сидела и смотрела на воду.
- Я на пляже в первый раз, - сказала она.
- Правда, океан огромен?
Байю кивнула, погружая ступни ног в белый песок, и сказала:
- Так все говорят, только пока сама не увидишь - не поймешь.
- Ага, - странно, она жила здесь уже несколько месяцев, а Байю больше года, но они никогда не ходили на пляж. А здесь так красиво.
- Мне жаль господина Вэя, - сказала Байю.
- Правда? - изумилась Джейлинг. - Ты что, в самом деле думаешь, что у него была дочь, которая умерла?
- Может быть, - кивнула Байю. - Ведь стольких не стало.
- У меня умер папа.
Байю мельком взглянула на нее краешком глаза, а потом снова обратилась к океану и сказала:
- Моя мама умерла.
Джейлинг удивилась, потому что в первый раз слышала об этом. Они разговаривали обо всем на свете, но про это - никогда. Она обняла подругу за талию, и так они сидели молча, глядя на океан.
- Знаешь, я чувствую себя так неловко, - вдруг сказала Байю.
- Отчего это?
- Потому что нам пришлось украсть капитал, чтобы бороться с компанией. Получается, что мы капиталисты.
Джейлинг пожала плечами.
- Наверное, сражавшимся за революцию тоже приходилось несладко, - сказала Байю. - Хотя тогда многое казалось более очевидным.
- Да, - согласилась Джейлинг. - Они тоже были бедны, и многие умерли.
- Верно, - вздохнула Байю.
Джейлинг поняла, что подруга имела в виду. Было бы здорово… знать наверняка, что хорошо, а что плохо. Только если это знание не грозит превращением в господина Вэя.
Бедняга господин Вэй. Неужели он в самом деле потерял дочь?
- Послушай, - сказала Джейлинг, - мне нужно позвонить. Подожди меня здесь, ладно?
Она чуть прошла по пляжу. Дул сильный ветер, и она повернулась к нему спиной, чтобы загородить мобильный телефон. Так делает человек, который хочет зажечь на ветру спичку.
- Привет, - сказала она в трубку. - Здравствуй, мама, это я. Джейлинг.
Джефф Райман
ДНИ ЧУДЕС
(Пер. Татьяны Перцевой)
Имя Левеза ей совсем не подходило: она была большой и сильной. Не худенькой и легкой. Большие объемы делали ее похожей одновременно и на женщину, и на мужчину: мощью отличались не только плечи, но и бедра, не говоря уже о массивных грудях.
Зато глаза у нее были прекрасными, круглыми и черными. Она, можно сказать, была склонна к размышлениям: челюсти постоянно двигались, словно сопровождая непрерывный круговорот мыслей в голове. И вид она имела такой, словно вечно прислушивалась к чему-то далекому, отстраненному.
Как большинство крупных людей, Левеза легко смущалась, и тогда грива топорщилась на макушке и вдоль спины. Она могла быть жесткой - и одновременно мягкой и доброй. Мне нравилось беседовать с ней. Слышать ее голос, высокий и нежный, хотя в каждом жесте сквозили порывистость и одиночество.
Но этот голос, особенно когда речь шла об опасности! Если Левеза видела Кота, поджидавшего в траве, ее ржание было внезапным, яростным и неукротимым. Все мы, охваченные паникой, мгновенно разворачивались. Ее крик неизменно достигал цели.
Итак, она была африрадором, одним из наших снайперов, и постоянно вставала на дыбы, чтобы обозреть окрестности. Всегда носила с собой винтовку. Всегда служила мишенью. Моя большая храбрая подруга. Ее ягодицы еще больше отяжелели от постоянного стояния. Она могла целый день ходить на задних ногах, как Предки. А ее шкура! Лучшее, что было в ее внешности! Она была поистине неотразима: блестящая, темно-коричневая. И никаких проблесков рыжины, досадного наследства Предков. Такие же яркие ненасыщенные цвета, как почва бескрайней саванны.
Мы были подругами, тогда, в наши Дни Чудес.
Я расчесывала ее так, что каждая мышца подрагивала от удовольствия. Левеза вольготно поворачивалась под зубьями скребницы. Шкура ее растягивалась, как сливочная тянучка. Мы примеряли серьги, завязывали гривы бантиками или заплетали в длинные косы. Но Левеза никогда не довольствовалась простыми радостями или вещами, которые легко понять и принять.
Даже в молодости, еще до наступления брачного возраста, она выглядела серьезной и какой-то взрослой. Я помню, как совсем маленькой кобылкой она лежала у ног жеребцов, пока те курили трубки, играли в шашки и толковали о том, что сделали бы, знай они, как добыть электричество.
Левеза твердила, что мы могли бы изготовить вращающиеся лезвия, чтобы охлаждать воздух или накачивать воду для полива травы; кипятить воду или получать тепло, чтобы высушивать и хранить лепешки из жвачки. Старики посмеивались, слушая ее фантазии.
Мне это казалось бессмысленной игрой, но Левеза умела играть в нее лучше кого бы то ни было. Потому что видела дальше и глубже своими унаследованными от Предков мозгами. Ее названая сестра Венту любила поддразнивать Левезу:
- Интересно, что ты изобретаешь сейчас?
Мы все знали те вещи, над которыми часто задумывалась Левеза. Я, например, ясно запомнила, как обернуть тонкий пласт металла вокруг стержня и с помощью электричества заставить его вращаться. Но кому это нужно? Я любила бегать. Все мы, жеребята, внезапно пускались галопом по высокой траве, чтобы громовой топот наших копыт отдавался эхом от земли, чтобы в воздух поднимались сладкие запахи трав, чтобы еще и еще раз испытать нашу силу. В наших чреслах горел огонь, и мы жаждали доскакать до солнца. Левеза тем временем оставалась в одиночестве и размышляла.
Когда пришла первая течка, это ужасно ей не понравилось. Молодые жеребцы то и дело набрасывались на нее и растягивали губы, чтобы обнажить огромные белые пластины зубов. Когда мужчины постарше подталкивали ее головами в зад, она брыкалась, а если ее пытались оседлать, просто уходила из-под них. И горе тому бродяге, который вообразил бы, что отсутствие статуса означало, будто Левеза благодарна за любые знаки внимания. Одним ударом она посылала жалкий мешок с гремящими костями в высокую траву. Даже бельчата хватались за бока и хохотали:
- Молодая недотрога снова победила!
Но я знала ее лучше остальных. Отнюдь не отвращение к любви делало мою подругу такой сдержанной и осторожной. Речь шла об изобилии любви, перехлестывавшей через край и куда более необъятной, чем могут себе позволить такие, как мы, ибо мы живем в пампасах, где нас едят наши же кузены.
Любовь пришла к Левезе одной теплой ночью, когда луна казалась лужицей пролитого молока. Она никогда не согласилась бы на поспешное соитие с распаленным мужчиной только потому, что воздух в этот момент был насыщен горячими гормонами. Думаю, все дело в игре молочного света в черных глазах, чуть заметно вздернутой верхней губе и долгой, запутанной беседе о природе этой жизни и ее последствиях.
Мы рождены не для любви. Наша участь - спариться, после чего немного постоять бок о бок, согревая друг друга, а потом забыть.
"Интересно, кто отец вот этого?.."
А вот Левеза помнила. И не смогла забыть. Она никому не называла его имени, хотя почти все знали, кто он. Иногда я замечала, как она поворачивает голову к кругу Великих, и в глазах плещется нежность. Они галопировали по полю, играя в хедбол, или серьезно толковали о смазке для осей. Никто не смотрел в ее сторону, но она так и лучилась любовью, а взгляд был неуклонно устремлен на одного из них.
Как-то ночью Левеза дернула меня за гриву.
- Аква, я скоро рожу, - призналась она с вымученной улыбкой, словно поражалась абсурдности такого события.
- О, Левеза, до чего же чудесно! Почему ты не рассказала мне, как это случилось?
Она удивленно и очень громко фыркнула, так что звук эхом перекатился в воздухе.
- Самым обычным образом, подружка.
- Нет, но… ты знаешь! Я ни с кем тебя не видела!
Левеза внезапно застыла:
- Разумеется, нет.
- Но ты знаешь, кто он?
Ее лицо залило молочным светом.
- Да. О, да.
Как ни странно, Левеза тянулась к Предкам сильнее, чем остальные мои соплеменники, и одновременно была ближе всех к животным. Она словно разрывалась в двух направлениях: земля и звезды. Ночь вокруг нас дымилась бесчисленными соитиями, и меня тоже захватило общее настроение. Тогда я была молодой кобылкой, с широкими бедрами и узкими щиколотками. На ходу я перебирала стебли травы, как струны арфы, и все жеребцы из высшего круга подходили и обнюхивали меня. Я удивлялась самой себе. О, я была доступна всем и каждому! Один за другим, один за другим, один…
Я возвращалась, чувствуя себя начисто вытоптанным пастбищем, а она лежала на земле, всем довольная и готовая приветствовать меня. Я покусывала ее за ухо, которое конвульсивно дергалось, словно отгоняя муху, а потом клала голову на ее ягодицы и засыпала.
- Ты странная, - бормотала я, закрывая глаза. - Но будешь добра к моим детям. Мы устроим прекрасный дом.
Я знала, что она полюбит моих детей, как своих собственных.
В том году засушливый сезон так и не наступил. Правда, немного похолодало, и днем уже не так часто шли дожди, но трава не посерела. Когда мы вставали, на ней переливались капли росы, сверкающей и почти ледяной. По ночам иногда моросило, и недолгий дождик был подобен короткой нежной ласке. На этот раз струи ливня не били по крыше нашего павильона. Я помню опущенные ставни, запах травы и теплое дыхание подруги на моих боках.
- Я тоже беременна, - со смешком объявила я несколько недель спустя, гордая и взволнованная. Что же, я была молода. Тогда мне шел четвертый год. И я чувствовала, как толкается в животе мое дитя.
Мы с Левезой вместе посмеялись.
Морозы по-прежнему не наступали. На траву не садился иней, от которого обычно ноют зубы. Мы ждали резкого похолодания, но оно все не приходило.