- Будь осторожна! Я тоже держу оружие наготове.
Грэма подняла с земли пулю и порысила назад. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, но не могла сесть в фургон рядом с этой тварью. Левеза встала на дыбы, оглядывая лагерь. Когда Грэма вернулась, неся узелок, ноздри Левезы дернулись.
- Они здесь, - объявила она.
Грэма забралась в фургон. За его бортами не было видно Кота. Но я заметила, как глаза Грэмы широко раскрылись, а грива встала дыбом. Однако она совладала с собой, уселась и принялась обрабатывать раны пленника. Стоны Кота сотрясали доски фургона.
Хвост Левезы ходил ходуном. Теперь и я чувствовала запах: Коты были повсюду, и их смрад лентами полз со склонов холмов. Закат горел лесным пожаром, а облака, похожие на цветы, окрасились в нежные тона. Грэма спокойно зашивала рану. Левеза опустилась на передние ноги, по-прежнему обводя взглядом пастбище.
- Кстати, это Кошка. Ее зовут Мэй, - внезапно сообщила Левеза. "Мэй" на обоих языках означало "мать".
Кошка издала рычание. Ррргхду. "Ригаду". "Спасибо".
Левеза нежно заржала, призывая меня идти к ней. В безопасное место. Я, не задумываясь, прыгнула вперед, но тут же оцепенела. Кошачий запах стал неодолимым барьером.
- Садись в повозку, - велела Левеза заботливо, как мать.
Настал Жуткий Час, когда мы ничего не видели. Ночь залита молочным светом, но когда небо полыхает, а земля черна, контраст так велик, что мы теряем зрение. Левеза наклонилась и укусила меня за шею, словно подгоняя.
Я уже садилась в фургон, когда из темноты донесся низкий рык, сложившийся в слова:
- Сначала мы заставим Лошадей съесть тебя!
Левеза отпустила меня, чтобы издать предупреждающий вопль. Сообщить остальным. Я попыталась вломиться в фургон.
- А пока ты вопишь, мы откусим эти восхитительные ноги!
Я ощутила боль от когтей, вонзавшихся мне в ноги, и истерически заржала. Прямо над ухом раздался взрыв, оглушивший меня. В воздухе запахло пылью.
Левеза! Как она смогла видеть в темноте? Как смогла весь день ходить на задних ногах?!
Она взяла смоляную лампу, приоткрыла клапан, и темноту прорезал тонкий луч света.
- Целься в глаза, - велела она.
Мы узрели множество желтых глаз - узких, мерцающих, злобных. Гипнотизирующих. Десять, пятнадцать пар… сколько их было? И сколько пыталось прорваться к фургону?
Грэма и Левеза открыли огонь. Я была безоружна. И жаждала бежать, умоляя о помощи.
Несколько глаз закрылись и исчезли. Я взглянула на Мать-Кошку. Она свернулась калачиком и зажмурилась. Обезумев, я принялась пинать ее, словно она угрожала моему ребенку.
Солнце зашло.
Наконец мы услышали боевой клич и громовой топот. Левеза укусила меня за холку и бросила на пол фургона. Мой нос уткнулся в лужу кошачьей мочи. Я прислушивалась к выстрелам и свисту пуль. Наши кобылы яростно палили в пустоту. Вслепую. Почему они не способны ничего разглядеть?!
- Приверни этот чертов фитиль! - завопил Форчи.
Левеза послушно выполнила приказ. В молочном свете сумерек наши африрадоры целились более метко. Я скорее чувствовала, чем слышала шорохи, удары пуль, разрывающих плоть, шелест лап в траве. Перегнулась через борт фургона и увидела, как Коты отходят, скользя вверх по склонам, прячась за скалами. Я легла и присмотрелась к Матери-Кошке. Она по-прежнему не открывала глаз и дрожала мелкой дрожью. Видано ли, чтобы Кошка боялась?!
Мы по-прежнему обоняли их. По-прежнему слышали.
- Все вы, назад в круг! - скомандовал Форчи. - И ты тоже, Левеза!
- Не могу, - устало фыркнула Левеза.
- Левеза! Это настоящие Коты! Они обязательно вернутся! - вскричала я. - Что тебе до нее?!
- Именно я сделала это с ней, - пояснила Левеза.
- Почему другие Коты хотят ее убить? - спросил Форчи.
- Бешшшшчестье, - промурлыкал низкий голос сквозь обломки зубов.
У нас мороз прошел по коже. Никто не произнес ни слова.
- Ешшшще я шлишком много болтаю, - добавила Мать-Кошка.
Кажется, я расслышала смешок?!
- Чува скучает по тебе. Хочет видеть свою названую маму, - взмолилась я. - Мне недостает тебя. Левеза, пожалуйста, вернись!
Форчи приказал мужчинам дать ей третью винтовку и патроны.
Грэма вопросительно уставилась на меня, но я сделала вид, будто не заметила. Насколько мне известно, Форчи велел нам идти назад. Меня все еще трясло от страха. Грэме хорошо рассуждать: не она ощутила, как острые когти вонзаются в ноги!
На обратном пути Грэма то и дело кусала мою холку, как мать, наказывающая непослушное дитя.
Мы устроились под фургоном, за щитовыми стенами. Чува втиснулась между нами. Никто не мог уснуть хотя бы на два часа. Мы рыли копытами землю, вышагивали взад-вперед. Я встала, выглянула и увидела, как Левеза несет бессонную вахту.
На рассвете, когда мы снова теряли способность видеть, опять раздались выстрелы. Я выбралась из-под фургона и выглянула из-за щитов.
Непроницаемая белизна, непроницаемая темнота, а посредине лампа - сияющая, как второй восход. Я ничего не видела, кроме клубящегося дыма и желтой пыли. И Левезу, скорчившуюся за бортом фургона, временами приподнимавшуюся, чтобы выстрелить в очередной раз.
Что-то еще сверкало оранжевым в этом свете. Кто-то еще палил с другой стороны.
Левеза дала винтовку Кошке!
Я увидела мелькающие лапы. Казалось, они вооружены кинжалами. Все происходило в полной тишине. Коты двигались совсем бесшумно. Я все еще приподнимала голову над щитами, когда в этой тишине перед моим лицом возникла кошачья голова.
Передо мной, как в дымке, промелькнули ощеренные клыки, морда, желтые глаза. Я отпрянула назад. Тварь взревела: парализующий звук, приковавший меня к месту. Я почувствовала, как ноги онемели. Онемение заглушает боль, когда тебя едят.
После этого я еще долго не могла собраться с мыслями. И дрожала крупной дрожью, постепенно осознавая, как сильно колотится сердце. Остальные уже встали и принялись за работу: солнце стояло высоко, небо посветлело. Я услышала оклик Чувы, но не смогла ответить. Чува подскакала ко мне, плача и всхлипывая. Грэма с встревоженным видом последовала за ней и принялась приплясывать на месте.
Очевидно, она что-то поняла по моему лицу, потому что спросила:
- Один из них пробрался сюда?
Я по-прежнему не могла говорить, только покачала головой: нет. Чува, испугавшись за меня, снова заплакала.
- Он взобрался по стене, - выпалила я, вдруг поняв, что все это время боялась дышать.
- Левезы в фургоне нет, - вдруг сказала Грэма. Мы встали на дыбы, чтобы заглянуть через стену. Широкий склон холма порос травой. День выдался ясным. Чуть подальше одиноко стоял фургон, в котором мы никого не заметили.
Может, Левеза решила попастись?
Я обвела взглядом поля и уловила какое-то движение в холмах за своей спиной. Повернулась, и сердце вздрогнуло от облегчения. К нам медленно поднималась Левеза.
- Что она делает там, внизу, где скрываются Коты?
Во рту Левеза что-то держала. На какой-то момент я решила, что она вернулась назад, за Кауэем. Но потом увидела перья. Птица? Когда Левеза встала на все четыре ноги, тушка птицы беспомощно покачнулись.
- Она охотилась! - догадалась Грэма.
- Она спятила, - вздохнула я.
- Боюсь, что так.
Мы велели Чуве оставаться на месте и вместе с Грэмой порысили к Левезе.
- Это то, о чем я подумала? Да? - закричала я еще издали. Похоже, я так и не пришла в себя. Очень хотелось плакать. И меня бил озноб.
Левеза встала на дыбы и вынула изо рта мертвую перепелку.
- Ей нужно что-то есть, - сказала она. Сегодня моя подруга была в прекрасном, дружелюбном настроении, веселая и приветливая. И беспрестанно болтала. Остановить ее было невозможно. Она снова бегала на задних ногах и к тому же заплела гриву и скрепила на макушке пластиковыми гребенками, чтобы не лезла в глаза.
Грэма тяжко вздохнула:
- Мы не отнимаем жизнь, Левеза. Потому что слишком ее ценим.
Левеза широко улыбнулась и встряхнула перепелку:
- Я ценю способность мыслить. Эти создания совершенно безмозглы.
- Какие ужасные вещи ты говоришь!
Левеза спокойно прошла мимо нас, бросив на ходу:
- Полагаю, ты предпочла бы, чтобы она съела нас. А может, хочешь ее смерти? И как это согласуется с твоим отношением к жизни? Ты же так ее ценишь!
С этими словами она направилась к фургону. Но Грэма нашлась с ответом:
- Пусть уж лучше Кошка охотится сама!
- Прекрасно. Тогда я дам ей винтовку.
- Как прошлой ночью? - яростно прошипела я.
- Ах, да. Что же, она оказалась прекрасным подкреплением, - улыбнулась Левеза. - Тем более что вчера я осталась в одиночестве.
Она глянула мне прямо в глаза. Смысл ее слов был очевиден.
- Если они так ценят жизнь, почему же утащили Кауэя? - выпалила я, мгновенно пожалев о собственной опрометчивости. Но я слышала, как она спрашивала об этом Кошку, и теперь тоже хотела знать ответ.
- Потому что я нарушила договор, - объяснила она пугающе спокойно.
Я не выказала своего возмущения и продолжала допытываться:
- Какой договор?
Левеза вдруг потеряла терпение:
- Брось, Аква, ты же не ребенок! Договор, по которому они не уносят детей, чтобы те выросли большими и жирными. Чтобы их можно было съесть позже, когда они состарятся. А мы позволяем им пожирать старых и больных. Им нужна еда, а мы избавляемся от людей, единственная польза которых в том, что они опытны и умны. А это Лошадям ни к чему, потому что мы, разумеется, и сами все уже знаем. Поэтому мы не убиваем Котов. И стреляем только затем, чтобы их отпугнуть. А они не убивают нас.
Сейчас в ее глазах отражался свет. Совсем как в кошачьих.
- Именно этот договор.
- Я… мне очень жаль.
- Я пристрелила нескольких, когда они напали на старуху. Они поняли, что я главная, и сделали меня мишенью.
Мы с Грэмой переглянулись.
- Ты… - начала Грэма.
- Да, я. Коты, в отличие от вас, видят многое.
Грэма неестественно широко растянула губы, словно пытаясь охнуть. Но на этот раз у нее ничего не вышло. Когда мы зашагали следом за ней, Грэма осторожно подтолкнула меня головой.
Опять эти выдумки Левезы!
Левеза все быстрее шла вперед, словно не нуждалась в нас. Мне было ужасно неприятно сознавать, что, кажется, так оно и есть.
Подойдя к фургону, Левеза вынула нож и принялась потрошить куропатку. Я вскрикнула и отвернулась. Левеза подтолкнула тушку к твари, которая открыла глаза, но не шевельнулась. Ей пришлось облегчиться прямо в фургоне, так что смрад стоял еще ужаснее прежнего.
Левеза опустилась на четыре ноги и подошла к передку фургона.
- Поможете мне надеть хомут?
- Ты не спросила о Чуве.
- Как она? - бросила Левеза, просовывая голову в хомут.
- Напугана и несчастна. Она увидела пустой фургон и подумала, что ты мертва.
Грэма помогла ей приладить упряжь, и Левеза потащила фургон вперед.
- Ты уходишь сейчас?
Лагерь еще даже не сворачивали.
- Отставших пожирают. Сегодня я намерена быть впереди. Начинаем спускаться.
- Пойдем, - в бешенстве велела я Грэме, но та покачала головой и зашагала рядом с фургоном.
- У меня есть винтовка, - пояснила она. - Нам нужно охранять Левезу.
Мне следовало бы вернуться и позаботиться о Чуве, но казалось неправильным позволять кому-то охранять мою подругу. Когда мы проходили мимо лагеря, я крикнула Чуве:
- Твоя названая мама жива и здорова, дорогая. Мы пойдем с ней, чтобы защитить ее от нападения.
Итак, все мы держались вместе. Фургон подпрыгивал и дребезжал на камнях.
- Расскажи им, Мэй, почему этот мир нуждается в хищниках.
Я заглянула в фургон и увидела, что Кошка туго свернулась клубком, как пальцы, прячущиеся в копыте. Я ощутила исходившие от нее волны болезни. Увидела омерзительное мясо, к которому Кошка не притронулась, только глянула на меня мертвыми глазами.
- Давай же, Мэй, объясни!
Кошка вынудила себя говорить и покорно перекатилась на спину.
- Когда-то быва века, - прокартавила она. - Когда-то была река, кругом паслось много коз, которыми питались волки.
Речь ее была уморительна, словно она кривлялась. Именно так мы говорим, когда пытаемся пошутить.
- Там живи вовки… жили волки, а Предки всех истребили, потому что волки были хищниками.
Все это до того походило на анекдот, что я засмеялась.
- А потом реки стали умирать. Поскольку коз больше никто не иштреблял, их расплодилось слишком много. Они поедали все молодые деревья, корни которых удерживали берега от обвалов.
Я встряхнула головой, чтобы не засмеяться снова, хотя внутри все тряслось от страха. Мне хотелось плакать.
- Это не фффутка, - простонала Кошка.
Это не шутка…
Левеза откинула шею с таким видом, будто хотела преподать мне урок. Ее глаза сияли странной смесью изумления и торжества.
- Какие осколки воспоминаний остались у Котов?
- Мы знаем о семенах. О семенах внутри нас.
Уши Грэмы встали торчком.
Слова Левезы звучали в такт ее тяжелой поступи, словно ничто не могло ни испугать ее, ни поторопить.
- Коты знают, как перемешались Предки с животными. Они понимают, как сделана жизнь. Мы могли бы снова разделиться на Лошадей и Предков. И дать Котам другой источник пищи.
По мне это было уж слишком. Словно Земля вращалась под дуновением ветра. У меня закружилась голова.
Грэма маршировала с опущенной головой и задумчивым видом.
- Значит… тебе известно то, что знают другие люди?
Левеза громко рассмеялась:
- Знает! Она знает!
- А что знают Псы? - не унималась Грэма.
Кошка продолжала рассказывать вещи, звучавшие как неуклюжие шутки.
- Неживые вещи тоже произрастают из семян. Камни, воздух и вода состоят из крошечных частиц. Все Псы об этом знают.
- А Козы?
- О, Козам известно, где берет начало Вселенная.
- А электричество? - допытывалась Грэма, без страха подступая к Кошке. - Все, что знаем мы, бесполезно без электричества.
- Быки, - пояснила Кошка. - Никогда их не видела. Но слышала. Идите на юг и сразу поймете, где они, потому что у них есть лампы, которые сияют электричеством!
- Мы могли бы создать совсем новый табун, - пробормотала Левеза.
- Табун из всех людей, которые объединятся. Могли бы сложить их знания.
Кошка повернулась на живот и прикрыла глаза лапой. Грэма взглянула на нее, потом на меня, и мы подумали одно и то же. Раненая, без воды и еды… меня затошнило, словно болезнь Кошки угнездилась в моем животе. Почему Левеза не чувствует всего этого?
- Тогда нам пришлось бы постоянно оставаться вместе. И перемешаться между собой, иначе забыли бы все, - вмешалась Грэма, словно защищая Кошку.
- У Медведей есть что-то, именуемое письменностью. Какие-то записи. Но только у белых, самых больших. Далеко на юге.
- В самом деле? - удивилась Левеза. - Если бы мы могли обучиться письму, разослали бы знания по всем племенам.
- Я подумывала об этом, - тихо сказала Кошка. - Собрать всех вместе. Только мои люди съели бы их.
Это был один из чересчур ясных дней, когда на небо, в конце концов, наплывают облака. Но пока солнце просто слепило.
- Дельфины в море, - пробормотала Кошка, как во сне. - Они знают, как рождаются и остаются в небе звезды. Используют их, чтобы прокладывать морские пути.
Солнце и ветер.
- Морские черепахи понимают и знают, как смешивать различные элементы.
- Ей нужна вода, - заметила Грэма.
- Мы спускаемся вниз и скоро встретим ручей, - отмахнулась Левеза.
Мы шагали вперед, навстречу цветной капусте облаков.
Грэма и я по очереди тащили фургон. Не знаю, каково это - тянуть его в гору, но когда идешь вниз, передок фургона подталкивает тебя в плечи, и ноги подкашиваются от усилий сдержать бег колес.
До чего же неприятно носить упряжь: ты не можешь быстро бежать, ты несвободен. Скован тяжелым фургоном.
Как-то я оглянулась и увидела крепко спящую Левезу, которая лежала бок о бок с Кошкой.
Я вдруг обнаружила, что способна думать, как Левеза, и сказала Грэме:
- Я не умею стрелять. Так что смотри в оба.
Поэтому мне пришлось в одиночку тащить фургон, а Грэма стояла над Левезой с винтовкой в руках, и я не знаю, кто из нас был лучшей мишенью.
Склон стал круче, и мы вошли в узкую долину, скорее, промоину между утесами. Ветер постоянно менялся, одолевая нас кошачьей вонью.
- Они вернулись, - сказала я Грэме.
Запах пробудил Левезу.
- Спасибо, - сказала она. - Вам обеим следовало бы присоединиться к остальным.
Она тяжело спрыгнула на землю и пристально вгляделась в меня. В глазах плескалось что-то вроде извинения.
- Чува там одна.
Грэма дважды подтолкнула меня коленом. Левеза была права. Пока мы взбирались наверх, к остальным, я заметила:
- Коты не могут покидать свою территорию.
- Они преследуют Левезу. Хотят покончить с Мэй.
Иными словами, Левеза притягивала к нам Котов.
- Только другим не говори, - попросила я.
Стена лиц над нами, на вершине холма, расступилась, чтобы вобрать нас, и сомкнулась снова. Мы нашли Чуву, игравшую со своими сверстниками. Она забыла Котов, Левезу, все на свете, громко хохотала и дергала меня за гриву. Мы пустились в путь и постепенно догнали Левезу. И услышали, как они с Кошкой о чем-то шепчутся.
- О чем, спрашивается, могут они беседовать? - спросил Рейо, мой кузен.
- О том, как вкусна конская плоть, - бросила Венту.
Чува озабоченно нахмурилась:
- Все говорят, Левеза плохая.
Я погладила ее, попыталась объяснить и обнаружила, что не могу найти слов.
- Левеза хочет учиться.
Вот все, что я смогла выдавить.
Дорогу пересек ручей, и Форчи объявил привал. Левеза тоже подошла к ручью и, не снимая упряжи, нагнулась, пытаясь напиться. Негромкое журчание воды в безопасном, мелком ручье мгновенно вызвало суматоху. Мы столпились на берегу, наклоняясь и отталкивая головы соседей. Грэма поднялась на холм, чтобы расчистить себе место, и оказалась в самом хвосте. Самой возможной жертвой. Я едва не крикнула:
- Грэма, возвращайся!
И уже открыла рот, когда три Кота набросились на нее. Весь табун немедленно попятился, словно дым, уносимый ветром. Два кота вцепились ей в задние ноги. Один пытался разорвать глотку.
Она мертва. Грэма мертва!
Я была в этом уверена. И поэтому заметалась, подгоняемая внезапным порывом помочь бедняжке.
Но тут раздался треск выстрелов. Те двое, что схватили ее сзади, взвыли и были отброшены назад. Один откатился и бросился бежать, другой перевернулся через голову и застыл.