Чудовищные слова: "имя не является собственностью гражданина". Любопытство историка на мгновение проснулось во мне. Я хотел задать вопрос, что же является собственностью гражданина САР. Но на этот вопрос я сам знал ответ. И потому его не задал.
- Почему вы допрашиваете меня? В чем я виноват?
- Ты шпион неассоциированных районов, которые называют себя "ПЕНТЕМ".
- Я не имею никакого отношения к ПЕНТЕМ. Меня послала Школа Ти - Сарата по приглашению АЛБЕК.
- Правильно, АЛБЕК приглашала сотрудника Школы. Но вместо сотрудника Школы был доставлен шпион ПЕНТЕМ. Ты выдаешь себя за сотрудника Школы Ти - Сарата.
- Это не так, это неправда. Это какая–то ошибка!
"Ошибка" не из их лексикона. Если бы они хотя бы улыбались, ненавидели, выказывали равнодушие, хоть что–нибудь! Спокойные лица. С таким лицом сууварцы, наверное, ловят рыбу в водах Великой реки. А историки совершают медитативные практики.
- Ты хотел проникнуть в Свободные Районы, чтобы осуществить идеологическое насилие.
- Я не знаю, что такое "идеологическое насилие"! Я ничего не хотел проводить! - если бы не боль в горле, я бы кричал. Крик слабое спасение от страха.
- Ты деструктивный элемент, распространяющий ложный индивидуализм. Ложный индивидуализм чужд принципам свободной ассоциации.
"Ложный индивидуализм" что это? Это приговор? Диагноз?
- Я требую связаться с Пет–хе. Он первый лоти районного лебеи. Он все объяснит, прошу вас!
- Гражданин Пет–хе подтверждает наши слова. Пет–хе сразу сообщил нам, что ты шпион.
- Этого не может быть! - это похоже на кошмар. Сильно похоже. Но почему–то я был уверен, что не сплю, и все это мне не сниться.
- Этого не может быть для тебя - потому что ты аберрирован, ты во власти ложного индивидуализма.
- У него мои документы, позовите Пет–хе, я отдал ему свои документы!
- В Свободных Районах не нужны документы. В Свободных Районах нет документов.
Тарабарщина. Мы говорим на разных языках, настолько разных, что я теряюсь. Что я начинаю отчаиваться.
- Магнитокарты, там…
- Магнитокарты изъяты как продукт технологического насилия. Ты пытался ввезти продукт технологического насилия.
"Идеологическое насилие". "Технологическое насилие".
- Это сумасшествие какое–то, я, я не знаю…
- Твоя социальная аберрация носит деструктивный характер.
- Свяжите меня с АЛБЕК. Я требую - свяжите меня с властями! - надежда у меня была очень слабая.
- В Свободных Районах нет власти. Власть разъединяет граждан. Власть противоречит свободной ассоциации.
Опять я путаюсь в лингвистических дебрях! Я, наверное, веду себя совсем не так. Что же мне делать? Как мне с ними разговаривать? Я говорю одно, они понимают совсем другое. Они говорят мне - и я их не понимаю… Я был в отчаянии.
- Свяжите меня с АЛБЕК. Они знают, кто я такой. Они могут связаться с Ректоратом Школы.
- Мы сейчас представляем АЛБЕК. АЛБЕК знает, кто ты такой. Ты деструктивный элемент, посланный неассоциированными районами.
- Это неправда, это неправда. Я послан Школой Ти - Сарата с целью помочь АЛБЕК реконструировать историю Свободных Районов. Прошу вас, свяжитесь с Ректоратом!
- Ты говоришь "правду", которая не соответствует действительности.
- Я говорю правду! - я был готов произносить слово "правда" тысячу раз. Словно это спасет меня от неминуемой боли.
- Ты под воздействием социальной аберрации. Мы поможем тебе.
Боль, резкая боль, мой крик, распирающий легкие и мягкая, бездонная пустота…
Не знаю, сколько прошло времени - все та же комната. Мои ноги и руки, нет, все тело затекло - я пытался повернуть головой, было очень больно. С трудом я сжимал и разжимал пальцы, с большим трудом делал вдохи и выдохи. Почему они делают это со мной? Что они от меня хотят? Мысли путались. Когда я хотел понять происходящее - мои мозги преисполнялись тупой болью. Люди с интересом смотрели на меня - трое мужчин, сидящих на непонятных конструкциях из металлических трубок и белого пластика. Они ничего не записывали, никуда не звонили, не переговаривались - просто сидели, положив руки на "стол", и смотрели на меня немигающими глазами.
- Мне очень больно, - глупо, конечно, начинать так разговор. Но что я могу с собою сделать?!
- Боль сейчас прекратится. Ты будешь отвечать на наши вопросы?
Почему когда они обращаются ко мне, я не понимаю кто из них говорит? Мне кажется, что они произносят слова одновременно. Но это невозможно. Такого не может быть.
- Да, хорошо, я буду, - казалось, они прекрасно знали, что я отвечу. И они знают, что я буду отвечать на каждый их вопрос.
Я ждал. Они ждали. И действительно, боль прекратилась. Уже мог поднимать руки и шевелить ногами. До сих пор не понимаю, на чем я сижу. Тоже в одной из этих конструкций?
- Как твое имя?
- Меня зовут Лийо Леваннен.
- Это не твое имя. Назови свое настоящее имя.
- Но меня зовут Лийо Леваннен. Лийо Леваннен - это мое имя.
- Лийо Леваннен не существует.
- Я - существую. Перед вами Лийо Леваннен.
- Ты убил Лийо Леваннена и выдаешь себя за него.
- Это неправда. Я никого не убивал. Я - Леваннен.
- Ты не Лийо Леваннен. Ты шпион, посланный неассоциированными районами "ПЕНТЕМ". По их заданию ты убил Лийо Леваннена и поник в Свободные Районы, выдавая себя за него.
- Пет–хе может подтвердить, что я Леваннен. И Лет–хе тоже может подтвердить это - спросите у них!
- Гражданин Пет–хе и гражданин Лет–хе не может подтвердить этого. Они не существуют.
- Как не существуют?! Они говорили со мной, я провел с ними два дня! Спросите, вызовите их! - еще чуть–чуть и у меня начнется истерика. Надо сдерживать свои эмоции, надо сдерживать… Но как?!
- Ты убил Пет–хе и Лет–хе, чтобы тебя не раскрыли.
- Этого не может быть! Я никого не убивал!
- Другие граждане видели, как ты убивал Пет–хе и Лет–хе.
Кто эти граждане? - хотел я крикнуть им. Но не крикнул. У меня не было сил кричать.
- Вы обвиняете меня в том, чего я не делал! У вас нет никаких доказательств!
- У нас есть доказательства твоего преступления.
- Я не верю, я не верю вам!
Что означает для них слово "верить"? Что значит это слово для меня?
- Сейчас это подтвердит гражданин, который видел твое преступление.
Я ничего не понимал. Они позвали свидетеля моего преступления? Но я никого не убивал - какой может быть свидетель?!.. В комнату пришел молодой человек. Белая блуза, белые штаны. Его лицо показалось мне очень знакомым - и я с оторопью узнал в "свидетеле" уреи Лет–хе. Того самого человека, который целый день водил меня по районному центру и знакомил с жизнью его обитателей. Того, кто отвечал на мои неумелые вопросы. Да, это был он. Как ни в чем не бывало, Лет–хе спокойно смотрел на меня и невозмутимо произносил чудовищную, немыслимую ложь:
- Этот иллебе убил гражданина Пет–хе.
- Это ложь, это ложь! Это - Лет–хе, никого я не убивал! Он не мог это видеть, потому что я этого не делал! - я закричал, боль сдавила мое горло. Я стал захлебываться надрывным кашлем.
- Ты ошибаешься. Это - не Лет–хе. Этого гражданина зовут совсем по–другому.
Я хотел спросить: как же зовут Лет–хе? Как же его зовут, если это Лет–хе?! - но вдруг потерял всяческий интерес. На меня навалилась апатия, все мне стало безразлично.
- Ты готов выслушать показания гражданина, который видел как ты убил Лет–хе?
Я отрицательно покрутил головой. Ничего я не хотел. Вдруг я прекрасно увидел, как заходит в это помещение лоти Пет–хе и начинает спокойно рассказывать, как лже-Леваннен убил уреи Лет–хе. Этот абсурд привел меня в полное отчаяние… Они не поняли моего жеста и повторно задали вопрос, словно издевались надо мной, играли в какую–то дурацкую игру - но если бы это было так! Если бы они играли! Я чувствовал, что они не играли. Они не знали, что такое "играть" - это не функционально, это не отвечает их "свободной ассоциации". Просто моя реальность не совмещалась с их реальностью - мы находились в совсем разных реальностях, не имеющих ничего общего между собой. Я не знал, как это объяснить, и с трудом выдавил из себя:
- Я не хочу выслушивать показания. Я не хочу признаваться в том, что я не делал. Я не хочу.
Как можно сказать им, что я не хочу признаваться в том, чего никогда не было, если самого слова "хочу" нет в их языке. Нет ничего, что зависит от человека - это я уже понял. И это пугало меня настолько, что я отказывался верить.
- Расскажи нам, как ты убил Лийо Леваннена.
- Я не убивал Лийо Леваннена. Я - Леваннен.
- Значит, ты отказываешься признаться в своем преступлении.
- Я отказываюсь лгать на самого себя.
- Ты отказываешься назвать себя.
- Я - Лийо. Леваннен.
- Ты никогда не был Лийо Леванненом.
Эта странная фраза больно отозвалась во мне. И я, против своего желания, против всего, что составляло меня, мое существо, - я вдруг на мгновение поверил в эти слова! Да, действительно, может быть и так, я никогда не был Лийо Леванненом. Только называл себя Леванненом, пытался быть им, не имея никакого представления что, есть "Лийо Леваннен" и зачем он существует на этом свете. Я лишь изображал Лийо Леваннена, совсем не понимая, что нужно изображать, кому и, собственно, зачем. Вся моя жизнь - изображение того, чего я не знаю. Кажимость. Наваждение. Иллюзия. Да, я называл себя Лийо. Да, я жил как Лийо. Но как жить как Лийо - я никогда не знал. Я лгал. Лгал себе. Лгал своим родителям. Лгал Кене. Лгал директору. И еще десяткам людей - молодых, юных, старых. Моя ложь была настолько удивительной, настолько неправдоподобной и потому - очень живучей. Я разыгрывал жизнь как дешевую пьесу в провинциальном театре, кривлялся на подмостках, плакал нарисованными слезами, корчил понимание и горечь, делал все то, что делали сотни, тысячи, миллионы. И когда они говорили мне, что я никогда не был Лийо Леванненом, я вдруг оказался готовым согласиться с этим. Все мы лжем самим себе и друг другу. И не знаем, почему мы это делаем. Эту ложь мы называем "жизнью"…
- Ты готов признаться?
- Я готов, - абсурд пропитал меня своим смертельным ядом. Я ничего не соображал.
- Ты только думаешь, что готов. Ты еще не готов, и мы это знаем.
Боль, внезапная боль и больше ничего.
- Иллебе, ты можешь идти?
Меня спрашивает человек в белой блузе и белых штанах. Он молодо выглядит. Невысокий - чуть ниже, чем я. Аккуратная короткая прическа, гладкое розовое лицо. Спокойные светло–карие глаза, не знающие что такое ненависть, раздражение или боль. На груди у него буквы "САР". На рукаве другие буквы - "РАПО". Он тянет ко мне руки, словно собирается обнять, прижать к себе, но это не так. Никто здесь не обнимается. Некому здесь обниматься. Незачем.
- Я не знаю.
- Иллебе, дай руку.
Я ухватился за его руку. Он помог мне подняться. Странно, но я мог идти. Еще мгновение назад мне казалось, что ноги не послушаются, начнут заплетаться, и я упаду… Мы шли по коридору - узкое пространство, зажатое белыми стенами. Двери, двери, двери, что никуда не ведут. Я хотел спросить, куда мы идем. Но потом понял, что не хочу этого спрашивать. Я боюсь услышать уверенный голос этого невозмутимого человека.
Мы шли по коридору, и я чувствовал, как силы возвращаются ко мне. Сколько прошло времени? День? Два? Три? Ничего не помню. Какие–то куски, разрозненные слова. И еще боль. Люди в одинаковых одеждах, чьи имена оказываются не их именами. Которые не хотят понять меня - потому что не умеют хотеть, не знают что такое "хотеть". Одинаковые люди, причиняющие разную боль. Я понял, что могу передвигаться без помощи человека из РАПО. Еще я понял, что мне нужно бежать - бежать из этого здания, из поселения, от РАПО. Как можно дальше - если я хочу жить. А жить я хотел. Поэтому я с силой схватил мужчину за волосы и ударил его об стену. Он словно попытался обхватить стену руками, но ничего не получилось, и тогда медленно стал сползать на пол. Оставляя красное на белом. Я побежал.
Сначала у меня плохо получалось. Я даже думал, что не успею, что меня остановят, схватят, причинят такую боль, от которой снова потеряюсь во времени… Но никто не встретился в коридоре, никто не выходил и не входил в многочисленные двери. В конце коридора была дверь, почему–то я решил, что она совсем другая, не такая как все, и я открыл ее. Улица, темнело. Видимо, был вечер. Парило, как на дождь. Я услышал крики - даже не крики, громкие предупреждающие голоса. Я побежал мимо белых домов - почему–то они уже не казались мне белыми, из–за сумерек они казались белесыми, даже серыми пятнами… Я бежал мимо домов, несколько раз прятался за угол одного или другого здания, когда видел живые белесые пятна. Наверное, они искали меня. Страх придал мне сил - и я побежал прочь от этих зданий, мимо непонятных высоких "шестов" из блестящего металла, туда, где был лес. Не знаю, как у меня это получилось. Наверное, просто по той причине, что лес окружал поселение, практически со всех сторон… Голоса остались где–то позади - я не оборачивался. Сырая трава, шершавые стволы деревьев, темнота и тишина окружили меня. И еще душный, тяжелый, влажный запах растений. Жизни - совсем чужой, нечеловеческой, жизни, что не ждала меня и не хотела принимать мою жизнь как свою. Я бежал дальше - много раз поскальзывался, падал, ушибался, вскакивал и продолжал безумный бег. Не хотел больше увидеть белые блузы, буквы "САР", спокойные лица, на которых не читаются желания, вожделения или страхи. Я не знал, куда бегу - никогда не умел определять направление, плохо чувствую пространство, можно даже сказать, у меня напрочь отсутствует пространственное мышление. Почему я так думал - не знаю. Удивительно, что я мог что–то думать… Стало совсем темно, когда я снова упал, то не захотел подниматься. Заполз под куст и забылся сном без сновидений.
Солнце разбудило меня. Луч падал прямо на глаза, редкие ветки кустарника свободно пропускали его. Я сел и осмотрелся. Никого. Почему такая тишина? Где пение птиц? Где голоса животных? Стрекот насекомых? - Только тихий шелест листьев и травы, вкрадчивый шепот ветра. Странный лес. Ровные ряды деревьев, уходящие куда–то вдаль, теряющиеся в дымке утреннего тумана. Вся одежда у меня была порвана, в грязных пятнах - только через какое–то время я сообразил, что это не моя одежда. Белая блуза, белые штаны - на груди вышиты буквы "САР". Когда они успели переодеть меня? Где моя одежда?.. Голода я не чувствовал, но пить хотелось ужасно. Решил поискать - может, здесь есть какой–то ручеек, родник, озеро? Ищут меня или нет? Лучше, конечно, чтобы не искали - но это совсем по–детски. Конечно же, ищут. Надо уходить. Только вот куда? Не имею ни малейшего представления, где я нахожусь. А что если попытаться проникнуть на аэропорт - подкрасться, дождаться прибытия какого–нибудь аэрокара? Упросить пилота забрать меня? Надежда слабая, но что мне оставалось делать?.. Я шел среди ровных рядов, слушал убаюкивающий голос ветра и недоумевал. Этот лес поражал меня своей геометричностью, своей тишиной и… аккуратностью, как ни дико это звучит. Нигде ни единой палой ветки, листьев, мусора. Кто–то тщательно убирает его каждый день - тысячи метров, изо дня в день. И эти ряды - не лес мне напоминают, а посадки, искусственные насаждения. Подобное я видел, когда проезжал Южный Хохерен - насаждения, защищающие от злого суховея Южной пустыни. Но их не сравнить с этими - размеры меня поражали. Они рационализировали лес. Фраза глупая, какая–то бестолковая - но другой мне не приходило на ум. Рационализировали, чтобы затем утилизировать? А что еще они будут делать с этим "лесом"?.. Лес, который не является лесом. Государство, которое не является государством. Граждане, которые не имеют гражданских прав. Я совсем запутался. Мы понятия не имели, что такое САР. Мне вспомнился Дальнен - и я рассмеялся. Смеялся так долго, пока не закашлялся. Мы настолько разные - это то, чего не понял Дальнен и ему подобные. Политика тут не при чем. Культура тут не при чем. И религия… Все те институты привычного общежития здесь не действуют, это понятно. Что–то другое, что–то совсем другое - но что? Может быть, Дальнен был прав, когда намекал мне об экспериментах Школы Баллуха? Великая Восточная Школа проводила запрещенные эксперименты над людьми - несколько раз это выливалось в шумные скандалы, но Баллухианам удавалось избегать ответственности. А что если и САР - очередной эксперимент Школы Баллуха? Правда, размеры его просто потрясающие. Это сколько необходимо средств, людей и времени, чтобы организовать такое. И с какой целью? И почему правительство ПЕНТЕМ мирится с подобным?.. Чем больше я думал об этом, тем меньше я верил. Школу Баллуха я знал, как и все остальные тринадцать. Школа фактически открыто нарушает установления Коллегиума Корпорации и некоторые резолюции Наблюдательного Совета. Не редко отмечалось проникновение агентов Школы в политические партии, правительственные ведомства и торговые дома Южного Хохерна, Суувара, Беллека. Школа Баллуха не участвует ни в деятельности САНАВАТ, ни в деятельности Наблюдательного Совета. В Духовной палате Совета Школа не представлена, хотя и имеет на это полное право, как и все направления исторического исповедания. Его Преподобие Эларенен XII, Верховный Магистр Эларенский и Всего Востока, вице–канцлер Правительственного совета Эларенского государства и почётный советник города Сит - Эларен, мало у кого вызывает искреннюю симпатию. Его неприкрытая авторитарность, пренебрежение к другим Ректорам, его "непогрешимость" внушает отвращение. Но такое… Ни агрессии, ни Баллухианских пропагандистских уловок. Рациональность и функциональность - вот единственные слова, которые приходят мне на ум. Но они ничего не объясняли… Я шел и шел вперед, сомневаясь, что слово "вперед" применимо к тому направлению, которое я выбрал. Становилось жарко, солнце припекало, хотелось пить, захотелось есть, и еще, наконец, проснуться у себя в номере "Нового Хольмена", но это было смешно, и я не смеялся.