- Эх ты, горячка! Ты и в школе фантазировал, да еще как! Помнишь, на уроке географии ты так увлекательно рассказывал о саваннах, что Петр Петрович спросил тебя, не жил ли ты сам в саваннах? А ты, не моргнув глазом, выпалил:
"Жил!" Помнишь, как все смеялись и дразнили тебя потом?
- Это я машинально тогда сказал, - улыбнулся Гущин.
- Ну конечно. И теперь увлекаешься. Этот твой лесник в избушке, наверно, не имеет никакой аппаратуры, нужной для сложных эндокринологических экспериментов.
- Почему не имеет? - запальчиво возразил Гущин.
- Да ты же сам говоришь: он самоучка, значит - оторван от научно-исследовательских учреждений.
Но Цветков только делал вид, что сомневается и не верит в успех поисков, - он сам не меньше Гущина был увлечен предстоящей поездкой. Расторопность, с которой он собрался в дорогу, изумила Гущина.
На следующее же утро поезд увозил их из Москвы.
А еще через день друзья сошли на маленькой станции, которая тонула в густом хвойном лесу.
День был исключительно теплый. Лес стоял тихий, торжественный, насквозь пронизанный солнечными лучами. Пахло смолой и разогретой прошлогодней хвоей.
Они уже знали, что до Ильинска от станции восемнадцать километров. На худой конец, с рюкзаками можно и пешком дойти, решили было они, но тут к ним подошел молодой веселый человек:
- Вы не в Ильинск? Хотите, довезу?
По дороге разговорились. Возница оказался колхозником из ближайшего села и ехал в Ильинск за покупками. Он был человеком живым, общительным, расспрашивал москвичей, зачем они приехали и что нового в Москве. Гущин спросил, не слышал ли товарищ об удивительной ощипанной утке, убитой не так давно недалеко от Ильинска.
К сожалению, Андрей Тихонов (так звали колхозника) ничего об этом не слыхал.
О заметке в газете он не помнил. Быть может, и читал, да не обратил внимания.
Разговор на время смолк.
По обеим сторонам дороги стоял хвойный лес, и телега катилась, словно по узкому коридору, между двумя зелеными стенами.
Солнечный свет свободно проникал между высокими стволами сосен. По лошадиной спине пробегали причудливые тени ветвей.
Наконец они выехали из леса в поле. Вдали показались дома, заборы, и вскоре телегу стало слегка потряхивать по булыжной мостовой.
- Ну вот, и приехали, - сказал Тихонов.
Ряды одноэтажных бревенчатых домов с затейливыми резными деревянными украшениями и высокими крышами тянулись по обеим сторонам улицы; ближе к центру они чередовались с новыми кирпичными постройками в несколько этажей с нарядными фасадами и лепными орнаментами. Прохожих на улицах было немного.
- А вы знаете, где гостиница? - спросил Цветков возницу.
- Да мы уже к ней приехали, - ответил Тихонов.
Двухэтажное здание гостиницы, очевидно, было только что выстроено. Оно еще носило следы той холодноватой неуютности необжитого помещения, которая напоминает ощущение от нового костюма: в нем еще чувствуешь себя неловко, но он радует свежестью.
Друзья приняли душ, пообедали, и Гущин тут же заторопил:
- Ну, пошли!
- Что ты, Сурок! - возразил Цветков, усаживаясь на диване. - Дай немного отдохнуть с дороги.
Но отдыхать не пришлось. Не так-то легко было удержать Гущина, когда он был чем-нибудь увлечен!
Расспросив дежурного, как найти редакцию "Ильинской звезды", они вышли на улицу. День уже был на исходе.
- Кремлевская улица, - прочитал Цветков на эмалированной табличке. - Значит, недалеко. Дежурный сказал: угол Кремлевской и Ломоносовской. Нам налево, кажется?
В это время навстречу им из соседнего дома вышел необычайно грузный мужчина.
Трудно было определить на взгляд его возраст; во всяком случае, он был немолод. Его голова имела почти шестиугольную форму. Белая кепка, сдвинутая на затылок, казалась детской. Нос, брови, уши, нижняя челюсть поражали своими размерами.
- Будьте любезны, гражданин, - обратился к нему Гущин, - не можете ли вы сказать, где находится редакция "Ильинской звезды"?
Человек ответил не сразу. Что-то вялое было во всех его словах и движениях.
- Р-р-ре-дакция, - с трудом выговорил он, - н-недалеко… з… за этим уг-г-глом.
- Благодарю вас! - в один голос ответили путешественники и поклонились.
В ответ прохожий сделал какой-то жест, словно хотел приподнять кепку, но, не донеся руки до головы, будто раздумал и опустил ее. Очевидно, трудно было поднять такую непомерно толстую руку.
Когда они немного отошли, Гущин сказал:
- Это, наверно, больной.
- Безусловно, - ответил Цветков. - У него акромегалия, или, как ее называют, слоновая болезнь. Ты заметил, с каким трудом он говорит? У него и язык чрезмерно разросся.
- А от чего эта болезнь?
- От чрезмерной работы передней доли гипофиза.
- Гипофиз - это одна из желез внутренней секреции?
- Да. Придаток головного мозга.
- О, значит, по твоей специальности! - воскликнул Гущин. - Какое совпадение!
- Тут ничего нет особенно удивительного. Эта болезнь не так редка. Ее сейчас успешно лечат. А совсем недавно слоновая болезнь считалась неизлечимой. Но с тех пор как…
- А вот мы и пришли! - сказал Гущин.
Над подъездом нового трехэтажного дома висела вывеска: "Редакция газеты "Ильинская звезда".
Друзьям повезло: в редакции они застали того самого сотрудника, который дал заметку о необыкновенной утке. Репортер Путятин, веснушчатый блондин лет тридцати, очень обрадовался москвичам. Он подтвердил достоверность заметки и сказал, что сам держал в руках странную птицу.
- Если хотите знать обо всем подробнее, я могу вам дать адрес охотника, который ее убил, - предложил репортер.
- Прекрасно! - сказал Гущин.
- А кто хотел разругать их в обзоре печати? - улыбнулся Цветков. - Выходит, что утка не газетная, а настоящая?
- Ты меня давно убедил, - отмахнулся Гущин. - Пойдем скорее к охотнику!
- Кого вы хотели ругать? За что? - насторожился Путятин.
Но москвичи успокоили его и вкратце объяснили, в чем дело.
- А я и не предполагал, что это так существенно, - задумчиво произнес Путятин. - Я бы пошел проводить вас к Якушеву, но мне сейчас сдавать материал в номер…
- Не беспокойтесь, мы и сами найдем его, - сказал Цветков.
Путятин подробно объяснил, как найти Якушева, и взял с них обещание рассказать ему обо всем, что узнают.
Глава 2. У охотника Якушева
Когда путешественники вышли из редакции, уже наступили бледные северные сумерки.
Через полчаса они были у дома Якушева. Дом находился на краю города и стоял среди обширного сада. Сразу было видно, что хозяин - знаток и любитель цветов. Пышными кустами разрослись золотые шары, рядом с ними темнели пурпурные георгины. Бледно-розовые флоксы перемежались на клумбах с синими гелиотропами и пестрыми астрами. Огоньки настурций, от бледно-желтых до почти алых, пылали среди поздней зелени. И тонкий, едва уловимый аромат растворялся в воздухе.
Двор был окружен невысоким забором. Гущин постучал в калитку. Никто не отозвался. Он стал стучать настойчивее.
- Погоди, не шуми так, - остановил его Цветков.
Он нащупал с внутренней стороны задвижку, отвел ее и легонько толкнул калитку. Она открылась. Цветков и Гущин пошли по тропинке к дому. Позади дома поднимался густой столб дыма, в нем мелькали искры.
Зайдя за угол, они увидели хозяина. Согнувшись над самоваром, он энергично раздувал его.
Рядом лежала кучка сосновых шишек.
- Добрый вечер, Сергей Иваныч! - громко сказал Гущин. (Имя и отчество Якушева сообщил Путятин.)
Якушев неторопливо выпрямился. Это был мужчина средних лет, высокий, плечистый, смуглый и черноволосый, как цыган.
- Добрый вечер, - медленно ответил он. - А что за люди? Откуда меня знаете?
- Да мы только сегодня приехали из Москвы, - сказал Цветков, - и главным образом, чтобы вас повидать, Сергей Иваныч.
- Вот как! - недоверчиво отозвался Якушев и внимательно посмотрел на гостей.
Они смущенно замолчали. Наконец охотник сказал:
- Ну что ж! Поговорим. Пойдемте в дом.
И громко произнес:
- Елена Михайловна! Пойди-ко сюда!
На крылечко вышла пожилая женщина, невысокая и полная. Увидев незнакомых, она сдержанно поздоровалась.
- Погляди-ко за самоваром, Елена Михайловна, - сказал Якушев.
И обратился к гостям:
- Прошу.
И с простотой человека, очевидно мало привыкшего бывать на людях, он первый вошел в дверь.
После нарядного цветника Якушева жилье его казалось особенно скромным.
Дощатые стены, стол и лавки по обеим сторонам, два стула, шкаф, комод - вот и вся мебель. На стенах несколько фотографий и два ружья. Только широкая кровать с пышной пирамидой подушек нарушала спартанский стиль комнаты.
- Прошу, садитесь к столу, - пригласил Якушев гостей; у него был северный окающий выговор.
- Мы к вам по делу, Сергей Иваныч, - начал Гущин.
- Понимаю, - сказал Якушев. - О деле и поговорим.
Гости представились. Но разговор вначале не ладился, Якушев держался настороженно.
Вскоре вошла хозяйка с кипящим самоваром.
Была неуловимая спорая быстрота в неторопливых на взгляд движениях этой женщины. Не успели москвичи оглянуться, как на столе появились кринка с топленым молоком, домашние сдобные булки, старинная резная деревянная сахарница, масленка.
Москвичи даже смутились: вышло, будто они напросились на угощение.
Но хозяева были так деловито радушны, что неловкость гостей быстро сгладилась. Сергей Иванович намазывал ломти пушистой булки толстым слоем масла, Елена Михайловна разливала крепкий чай.
- Мы были в редакции газеты, видели Путятина, - говорил Гущин, - от него и адрес ваш узнали. Мы насчет необыкновенной утки, которую вы убили.
Наливая чай в блюдце, Якушев спросил:
- На что же вам эта утка?
- Знаете, - пояснил Цветков, - мы предполагаем, что с этой уткой кто-то опыт производил. Наши ученые добились искусственной линьки живых птиц, и теперь это широко применяют в птицеводстве. Но нам хотелось бы выяснить, откуда взялась такая птица в этих краях.
- Чего же от меня хотите?
- А мы хотели расспросить вас подробнее, как у нее с перьями, - сказал Цветков.
- И как она без перьев летала, - добавил Гущин.
- Без перьев птицы не летают, - сказал Якушев.
Он объяснил, что перья на утке были, но их было мало, а пуха почти вовсе не было. И летала утка плохо - неровно, будто слепая.
- А не заметили вы, - спросил Гущин, - с какой стороны она летела?
Подумав, Якушев ответил:
- Помню: с полуночи.
- Но вряд ли она издалека летела? - полувопросительно заметил Цветков.
- Да нет, не могла! - убежденно ответил Якушев.
Гущин даже вскочил со стула: выходит, разгадка где-то здесь, близко! И даже направление поисков ясно. Он готов был тотчас же отправиться дальше. Но прежде всего надо было выяснить, куда и как ехать. А кроме того, Якушев и его жена так заинтересовались линькой птиц, что уйти тут же от новых знакомых было неловко.
В этот вечер Цветкову пришлось рассказать о работах академика Рашкова и его учеников. Хозяева узнали о значении желез внутренней секреции для жизни и развития организма. Цветков рассказал и о гипофизе - маленькой железе, расположенной в нижней части головного мозга. Гипофиз и щитовидная железа - оба эти органа влияют на рост организма. Если деятельность их нарушается еще в раннем детстве, человек остается на всю жизнь карликом или, наоборот, превращается в великана - в зависимости от характера нарушения. Он объяснил, какое значение имеет поджелудочная железа: она регулирует обмен сахара в организме, и ее заболевание вызывает диабет, или сахарную болезнь. Для лечения этой болезни дают гормон поджелудочной железы, то есть выделяемое ею специфическое вещество.
Цветков и сам увлекся: он рассказал и о надпочечниках и об их гормоне - адреналине, который повышает кровяное давление.
- Секреция, то есть выделение адреналина, - говорил он, - увеличивается при боли, при сильном возбуждении - в момент боя, опасности, при спортивных или трудовых соревнованиях, при особо напряженной работе. Благодаря этому человек или животное проявляет невероятную для него в обычное время силу, неутомимость, Теперь даже впрыскивают адреналин в тех случаях, когда надо побороть утомление: например, вьючным или верховым животным при длительном переходе, если нельзя сделать привал.
И, словно читая лекцию, Цветков продолжал:
- Задумывались ли вы, друзья мои, вот над чем… На земном шаре примерно два миллиарда людей. Но своих знакомых я отличу везде, если только не совсем забыл их. По каким признакам мы узнаем людей?
- По чертам лица, по росту, - сказал Гущин.
- По голосу, - добавила Елена Михайловна.
- По цвету глаз, волос, - вставил охотник.
- Все это верно, - заметил Цветков. - Можно указать и другие индивидуальные отличия: сложение, походку. Поется же в песне: "Я милого узнала по походке…" И, знаете, все эти различия зависят от работы желез внутренней секреции. Вот я, например, рыжий, вы - черный. Это все зависит от работы щитовидной железы. Но дело не только в этом: щитовидная железа имеет огромное значение для здоровья. Например, если действие ее очень усилится, человек заболевает Базедовой болезнью - она назвала по имени врача Базедова, который впервые ее описал. Тяжелая это болезнь! Щитовидная железа опухает, дыхание учащается, сильно изменяется обмен веществ, глаза выпучены. Больной всегда возбужден.
- А лечат эту болезнь? - спросила Елена Михайловна.
- Лечат, конечно. А вот если слабо работает щитовидная железа, тогда, пожалуй, еще хуже: человек становится кретином, идиотом.
Затем Цветков рассказал о том, как академик Рашков добился искусственной линьки птиц тем, что кормил их щитовидной железой других животных. У птиц после линьки перья опять вырастают, им снова дают щитовидную железу, и перья опять выпадают, так что в течение года получается несколько "урожаев" пуха и пера.
- Вы представляете себе, - сказал Цветков, - что это значит для птицеводства нашей страны! Как это повышает сбор пуха и пера!
- Вполне понятно, - сказал Якушев. - Наука - самое великое дело.
Беседа затянулась далеко за полночь, и Якушевы настояли, чтобы гости остались у них ночевать.
- Незачем вам блуждать ночью по незнакомому городу, - сказал Сергей Иванович.
Елена Михайловна приготовила москвичам постели на тюфяках из свежего сена.
Лежа в постели, Гущин вдруг спохватился:
- Зря остались!
- А что? - спросил Цветков.
- Надо бы телеграмму послать в редакцию…
- Утром успеешь.
- Послушай, Юра, - помолчав минуты две, снова начал Гущин, - а могут найти новые, пока еще неизвестные железы внутренней секреции?
- Почему же нет?
- Ты знаешь, что самое привлекательное в науке? Что ей нет конца. Она - как в сказке волшебный кошелек: только вынешь из него монету, а в нем уже шевелится другая.
- Это не в сказке, а в басне Крылова.
- Пусть в басне. Подумай, как интересно: разрешили научную задачу, сейчас же из нее вытекает другая. Получается неисчерпаемое богатство, как с тем кошельком.
- Да будет тебе философствовать! Спи наконец! - начал сердиться Цветков. - Ведь хозяев разбудим!
Утром после обильного завтрака Якушевы проводили гостей до калитки. Цветы переливались на солнце всеми красками, и на них блестела еще не просохшая роса.
- Да вы художник, Сергей Иваныч! - сказал Гущин, любуясь садом.
- Есть немного, - серьезно ответил Якушев.
Как только друзья пришли в гостиницу, Гущин, не поднимаясь в номер, послал телеграмму в редакцию:
"Существование лысых уток подтвердилось. Продолжаем розыски".
Глава 3. В горле Белого моря
- Ну, что ж мы будем делать дальше? - спросил Гущин, как только они вошли к себе в номер.
- А ты как думаешь?
- Думаю, что надо ехать дальше на север. Ведь оттуда летят птицы.
- Пожалуй, ты прав. Но мне необходимо связаться с Рашковым. Предупредить его, что моя командировка может затянуться.
- Еще бы! Ведь здесь мы узнали только, куда направить поиски, а этого мало.
- Правда, не очень мало, но не все.
- Ну, и что ж ты думаешь делать? - повторил Гущин.
- Спрошу хозяина.
Цветков вызвал Рашкова по междугородному видеофону. На экране показалось широкое лицо академика, его доброжелательно-насмешливые глаза и густые русые волосы с сединой. Он с большим интересом выслушал Цветкова.
- Ну, конечно, - сказал он, - след найден, грешно было бы не идти по нему дальше. Командировку вашу придется продлить. А как ваш спутник?
- Его не нужно уговаривать. Он горит желанием, - ответил Цветков.
- Понятно - на то он и газетчик. Вот что, Юрий Михайлович… Помните, я вам говорил о Миронове?
- Это председатель рыболовецкого колхоза?
- Да. От него недалеко наши рыбные и тюленьи хозяйства. Я там бывал, и он хорошо меня знает. Уверен, что он охотно вам поможет. Поезжайте к нему.
Севернее его колхоза уже ничего нет, он находится на самом берегу моря.
- Отлично, Николай Фомич, рад буду с ним познакомиться.
- Может быть, там вы найдете разгадку. Запомните: Миронова зовут Сергей Петрович. Ну, желаю вам… ни пуха ни пера!
- То есть уток без пуха и перьев? Спасибо, Николай Фомич.
Гущин обрадовался, когда узнал, что им предстоит побывать в рыболовецком колхозе; это было ново для него. Он сообщил в редакцию о том, что они продолжают поиски. Потом забежал к Путятину, но не застал его: репортер выехал в район по срочному заданию. Гущин оставил ему записку, в которой сообщал о беседе с Якушевым и о дальнейшем путешествии.
На следующее утро Цветков и Гущин вышли на маленькой станции железной дороги. Это была конечная станция на берегу моря. День был тихий и прозрачный. Над необъятным простором моря сияло голубое небо без единой тучки. Только похожий на клочок облачка, еле видный днем месяц затерялся вверху. Здесь было уже не так жарко, как в Ильинске.
Вплотную к морю подходила ровная зеленая гладь тундры; на востоке, у самого горизонта, темнела длинная цепь холмов.
Колхоз оказался близко от станции. Это было большое селение с крепкими бревенчатыми домами. Затейливая резьба украшала наличники окон, на крышах скучали в неподвижности нарядные флюгера. Посредине улицы друзья усидели странное сооружение: гладкие столбы, соединенные перекладинами, а поперек перекладин длинные жерди. К ним были подвешены крупные рыбины, связанные попарно хвостами.
Около этого сооружения сидел на лавочке очень древний старик. Несмотря на теплый полдень, он был одет в меховые сапоги и тулуп. Старик задремал на солнышке, но при появлении незнакомцев сразу пробудился и стал смотреть на них с откровенным детским любопытством.
- Сторожишь рыбу, дедушка? - обратился к нему Цветков.