- Это тридцать восьмой старт космоплана "Высокий рубеж", - сообщил голос в динамиках. - Мы приступили к полету в атмосфере; он продлится около тридцати минут. Пожалуйста, не расстегивайте ремни безопасности.
Чжан Бэйхай смотрел в иллюминатор на удаляющуюся землю и думал о прошлом. Учась на капитана авианосца, он закончил летную школу флота и сдал экзамен на пилота истребителя. Впервые отправившись в самостоятельный полет, он так же смотрел на удаляющуюся водную поверхность и внезапно понял, что любит небо еще больше, чем море. А теперь его тянуло дальше, за пределы неба, в космос…
Ему было предначертано судьбой летать высоко и далеко.
- Прямо как обыкновенный самолет, да?
Он повернулся, взглянул на собеседника, сидящего в кресле рядом, и наконец узнал его.
- Вы, должно быть, доктор Дин И! Я давно хотел познакомиться с вами.
- Но скоро нас поприжмет, правда, ненадолго, - продолжал Дин И, не обращая внимания на слова Чжан Бэйхая. - В первом полете я не снял очки после атмосферной фазы, и они придавили мне переносицу, как кирпич. Во втором полете я их снял, но потом наступила невесомость, и они взяли и улетели. Экипажу пришлось потрудиться, чтобы найти их в воздушном фильтре в хвосте.
- Я думал, первый раз вы летали на космическом челноке. Судя по тому, что показывали по телевизору, это было не очень комфортабельное путешествие, - улыбаясь, ответил Чжан Бэйхай.
- Нет, я говорю о космоплане. Если считать и челнок, то это мой четвертый полет. На челноке они отобрали у меня очки перед стартом.
- Зачем вы летите на станцию на этот раз? Вас только что назначили руководителем проекта управляемого термоядерного синтеза. Третья группа, если я не ошибаюсь?
В проекте были заняты четыре группы ученых. Каждая вела исследования в своем направлении.
Пристегнутый ремнем, Дин И поднял руку и наставил на Чжан Бэйхая палец.
- И что? Если я работаю над термоядерным синтезом, то мне незачем соваться в космос, да? Вы говорите совсем как те типы. Конечная цель наших исследований - двигатели для космических кораблей. Но реальная власть в аэрокосмической отрасли находится в руках производителей химических двигателей. Они твердят, что нам следует сосредоточиться на управляемых термоядерных реакциях на земле и что организация космического флота - не наше собачье дело.
- Доктор Дин, мои взгляды совпадают с вашими. - Чжан Бэйхай ослабил свой ремень безопасности и наклонился поближе. - Требования космического флота нельзя удовлетворить химическими ракетами. Даже космический лифт отличается от современных методов вывода на орбиту. Но вес и влияние авиакосмической промышленности прошлого и сегодня остаются огромными. Ее сотрудники идеологически закостенели и опираются на букву закона. Если дело пойдет так и дальше, осложнений не миновать.
- Ничего нельзя сделать. За пять лет они построили вот это, по крайней мере. - Дин И обвел рукой космоплан. - И на этом они заработали политический капитал, с помощью которого выдавливают всех посторонних.
Заработали динамики в салоне:
- Внимание, мы приближаемся к высоте двадцать тысяч метров. Мы полетим в разреженной атмосфере, возможны воздушные ямы, сопровождающиеся кратковременной невесомостью. Не беспокойтесь. Повторяю: пожалуйста, не расстегивайте привязные ремни.
- Наш полет на станцию на сей раз не связан с термоядерным проектом, - сообщил Дин И. - Нам нужно вернуть на Землю ловушки космических лучей. Они дорого стоят.
- Физические эксперименты с высокими энергиями в космосе прекратили? - спросил Чжан Бэйхай, затягивая ремень безопасности.
- Прекратили. Понимание бесполезности этих работ в будущем можно считать разновидностью успеха.
- Софоны победили.
- Да. У человечества осталось не так уж много теоретического резерва: классическая физика, квантовая механика и теория струн, которая пока что в зачаточном состоянии. Как много практических технологий мы сможем из них выжать, известно лишь Провидению.
"Высокий рубеж" продолжал подъем. Его атмосферные двигатели ревели под нагрузкой, как будто взбирались на крутую гору. Но воздушные ямы не встречались. Космоплан приближался к высоте тридцать тысяч метров - потолку авиации. Посмотрев в иллюминатор, Чжан Бэйхай увидел, что синева неба блекнет и тускнеет, а солнечный свет становится более резким.
- Мы находимся на высоте тридцать одна тысяча метров. Атмосферная фаза полета завершена. Сейчас начнется космическая фаза. Пожалуйста, установите свои кресла в соответствии с иллюстрацией на экране, чтобы легче переносить перегрузки.
Чжан Бэйхай почувствовал, как космоплан слегка поднялся, словно сбросив часть груза и став легче.
- Отделилась сборка атмосферных двигателей. Пуск космического двигателя через десять секунд, девять, восемь…
- С их точки зрения, это и есть настоящий взлет. Наслаждайтесь! - сказал Дин И и закрыл глаза.
Когда обратный отсчет дошел до нуля, раздался оглушительный рев, словно зарычало все небо. Пассажиров медленно сжал гигантский кулак перегрузки. Чжан Бэйхай с трудом повернул голову, чтобы посмотреть в иллюминатор. Он не увидел факела двигателя, но широкая полоса разреженного воздуха светилась красным. Казалось, что "Высокий рубеж" плывет сквозь закат.
Пятью минутами позже отделились ускорители. Еще через пять минут разгона отключился главный двигатель. "Высокий рубеж" вышел на орбиту.
Тяжелая рука перегрузки внезапно перестала давить, и тело Чжан Бэйхая всплыло из глубин кресла. Привязной ремень не дал ему улететь; но, по его ощущениям, он и "Высокий рубеж" уже не были частями единого целого. Раньше их объединяла гравитация, но она исчезла. Он и космоплан теперь летели бок о бок сквозь космос. В иллюминаторе сияли самые яркие звезды, какие он когда-либо видел. Потом, когда космоплан изменил ориентацию, салон осветило солнце, и в его лучах замельтешили мириады светящихся точек - танцующие в невесомости пылинки. Космоплан медленно разворачивался, и перед Чжан Бэйхаем появилась Земля. С этой низкой орбиты он не мог увидеть планету целиком; он видел лишь ее часть, ограниченную дугой горизонта. Но контуры континентов были легко узнаваемы.
А затем в иллюминаторе появилось долгожданное небо, полное звезд. Чжан Бэйхай мысленно произнес: "Папа, я сделал первый шаг".
* * *
Пять лет генерал Фицрой чувствовал себя Отвернувшимся в прямом смысле слова. Стена, к которой он отвернулся, была огромным экраном с картой звездного неба - того его участка, где находилась система Трисоляриса. На первый взгляд экран был полностью черным, но, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить светлые точки. Фицрой настолько привык к виду этих звезд, что когда на одном скучном совещании он нарисовал их по памяти, его рисунок практически совпал с фотографией. Три звезды Трисоляриса, неприметно светившие в центре, при стандартном увеличении выглядели как одна. Но каждый раз, увеличивая масштаб, генерал находил, что их взаимное расположение изменилось. Этот хаотический танец в космосе захватывал его, и он забывал, что, собственно, высматривал. Щетка, обнаруженная пять лет назад, постепенно рассеялась, а вторая еще не появилась. Флот Трисоляриса поднимал волны и оставлял видимые следы, только проходя через облака межзвездной пыли. Земные астрономы подтвердили, наблюдая за поглощением света далеких звезд, что за четыреста лет пути флот пройдет сквозь пять таких облаков. В народе их назвали "снежными заносами", по аналогии с полосками наметенного снега, на которых прохожие оставляют свои следы.
Если флот Трисоляриса поддерживал постоянное ускорение в последние пять лет, то он сегодня должен войти в область второго "снежного заноса".
Фицрой заранее прибыл в центр управления космическим телескопом "Хаббл II". Завидев его, Ринье рассмеялся.
- Генерал, вы мне напоминаете ребенка, который жаждет еще одного подарка вскоре после Рождества.
- Разве вы не говорили, что сегодня они войдут во второй "снежный занос"?
- Это так, но трисолярианский флот продвинулся только на 0,22 светового года. Они в четырех световых годах от нас. Свет, отраженный от их следов на "снегу", дойдет до Земли только через четыре года.
- Виноват, забыл, - смутился Фицрой. - Так не терпится снова их увидеть. На этот раз мы сможем измерить их скорость и ускорение в момент прохода через облако, а это очень важно.
- Мне очень жаль. Но мы за пределами светового конуса.
- Что это такое?
- Так физики называют фигуру, которую рисует свет, распространяясь вдоль оси времени. Наблюдатель снаружи конуса не может увидеть событие, происходящее внутри. Вот подумайте: информация о бог весть скольких важных событиях, происходящих во Вселенной, прямо сейчас летит нам навстречу со скоростью света. Какая-то информация провела в пути сотни лет, или миллионы, но мы по-прежнему остаемся вне светового конуса этих событий.
- Судьба заключена внутри светового конуса…
Ринье подумал, а потом одобрительно кивнул:
- Отлично подмечено, генерал! Но софоны снаружи конуса могут следить за событиями, происходящими внутри.
- Значит, софоны изменили судьбу, - многозначительно сказал Фицрой и повернулся обратно к терминалу обработки изображений. Пять лет назад Харрис, молодой инженер, зарыдал при виде щетки. После этого он впал в такую глубокую депрессию, что не смог работать. Никто не знает, где он и что с ним теперь.
К счастью, таких, как он, было немного.
* * *
В последнее время стало быстро холодать. Выпал первый снег. Зелень постепенно исчезла, а на озере появился тонкий ледок. Природа утратила свою яркую раскраску, как цветная фотография, ставшая черно-белой. В этих краях тепло никогда не задерживалось надолго; сейчас же, когда жена и дочь покинули Ло Цзи, Сад Эдема и вовсе потерял для него свою привлекательность.
Зима была сезоном раздумий.
Когда Ло Цзи начал свои размышления, то с удивлением обнаружил, что его мозг уже какое-то время трудился над задачей. Он вспомнил совет, который ему давным-давно, еще в школе, дал учитель литературы: "На экзамене первым делом прочти последний вопрос - тему сочинения. Потом отвечай на вопросы с самого начала. Пока ты пишешь ответы, твое подсознание работает над сочинением, как параллельный процесс в компьютере". Теперь Ло Цзи понял, что его мозг приступил к решению проблемы, как только он стал Отвернувшимся, и никогда не прекращал этого занятия. Процесс проходил в подсознании, и Ло Цзи не отдавал себе в нем отчета.
Он быстро прошелся по цепочке уже готовых умозаключений.
Теперь он был убежден, что все началось со случайной встречи с Е Вэньцзе девять лет назад. Впоследствии он никому не рассказывал об этой встрече, опасаясь неприятностей на свою голову. После смерти Е Вэньцзе секрет был известен только ему и Трисолярису. В то время до Земли добрались лишь два софона, но Ло Цзи был убежден, что в тот вечер они крутились возле могилы Ян Дун и прислушивались к каждому слову. Вибрации их квантовой структуры мгновенно преодолевали четыре световых года; это значило, что Трисолярис тоже подслушивал.
Но что же сказала Е Вэньцзе?
Генеральный секретарь Сэй ошиблась в одном рассуждении: так и не развитая Ло Цзи теория космической социологии, скорее всего, была той причиной, по которой Трисолярис хотел его убить. Еще бы - ведь Сэй не знала, что теория была предложена Е Вэньцзе. Эта идея тогда показалась Ло Цзи всего лишь шансом совместить науку и развлечение. Он и сам подыскивал именно такой шанс. Тогда, еще до Трисолярианского кризиса, исследование космического общества стало бы сенсацией, которая привлекла бы внимание многочисленных журналистов.
Брошенное исследование само по себе не было важно. Важны были указания, которые ему дала Е Вэньцзе. Вокруг них-то и вращались постоянно мысли Ло Цзи.
Снова и снова он вспоминал ее слова:
"Предположим, несметное количество цивилизаций разбросано по Вселенной - столько же, сколько существует видимых звезд. Много, очень много. Математическая структура космической социологии намного очевиднее, чем структура социологии человеческой цивилизации.
Хаос и случайность влияют на устройство любого цивилизованного общества во Вселенной. Но расстояние ослабляет их влияние. Поэтому такие удаленные цивилизации можно рассматривать как точки отсчета, к которым относительно просто применить математические методы.
Первая аксиома: выживание является основной потребностью цивилизации. Вторая аксиома: цивилизация непрерывно растет и расширяется, но объем вещества во Вселенной остается неизменным.
И еще: чтобы из этих двух аксиом вывести базовую модель космической социологии, вам потребуются две важные концепции: цепочки подозрений и технологический взрыв… Впрочем, можете забыть все, что я сказала. В любом случае, я сделала то, что должна была сделать".
Ло Цзи многократно возвращался к этим высказываниям, разбирая каждое предложение и взвешивая каждое слово. Он нанизывал слова, как четки нанизывают на нить, и, подобно благочестивому монаху, перебирал их, рассыпал, перемешивал и нанизывал снова, в другом порядке, до тех пор, пока они совсем не истерлись.
Он старался изо всех сил, но не мог найти ответа. Не мог найти причины, почему он стал единственным человеком на Земле, которого Трисолярис хочет убить.
Он бесцельно бродил вокруг, подолгу размышляя над проблемой. Ходил вдоль безжизненного берега озера; прогуливался в сильный ветер, когда становилось еще холоднее, зачастую обходя все озеро и не замечая того. Два раза он даже дошел до подножия заснеженной горы; голые камни, похожие на лунный ландшафт, были заметены снегом и сливались со снежной шапкой наверху. Только тогда, впервые за все время, в его мысли вмешались воспоминания: посреди безбрежной белизны картины, нарисованной самой природой, вдруг возникли глаза Чжуан Янь. Но он уже научился обуздывать свои чувства и становиться машиной для раздумий.
Месяц прошел незаметно, наступила настоящая зима. Но Ло Цзи продолжал размышлять на природе, оттачивая свой разум холодом.
К этому времени большинство четок-слов совсем истерлись, за исключением восемнадцати. Эти, казалось, становились тем новее, чем больше он их перебирал, и теперь испускали мягкое сияние:
Выживание является основной потребностью цивилизации.
Цивилизация постоянно растет и расширяется, но общее количество вещества во Вселенной остается неизменным.
Он сосредоточился на этих двух фразах - аксиомах космической социологии, предложенных Е Вэньцзе. Их сокровенная тайна никак ему не давалась, хотя интуиция подсказывала, что ответ кроется именно в них.
Однако высказывания были слишком просты. Как могли два очевидных правила помочь Ло Цзи и человеческой расе?
"Не отметай простоту. Простота означает надежность. Весь дворец математики возведен на таком же фундаменте бесконечно простых, но логически безукоризненных аксиом".
Уцепившись за эту идею, Ло Цзи окинул окрестности новым взглядом. Все вокруг попряталось от лютого холода зимы, и все же мир бурлил жизнью. Жизнь была в изобилии океанов, земли и неба, такого же безбрежного, как укрытые туманом моря. Но все и везде подчинялось еще более простому правилу, чем аксиомы космической цивилизации, - закону естественного отбора.
Теперь Ло Цзи понял стоящую перед ним задачу. В свое время Дарвин взял мир всего живого и открыл закон, который им управляет. Ло Цзи должен был идти в обратном направлении: взять известные ему законы и вообразить мир, живущий по ним. Это было куда более сложной работой, чем та, которую проделал Дарвин.
Он стал спать днем и работать по ночам. Когда трудности его мысленного пути повергали его в страх, звезды над головой успокаивали его. Как и утверждала Е Вэньцзе, расстояние скрывало сложное внутреннее устройство каждой звезды, делая их всего лишь набором точек в пространстве, который описывался математическими формулами. Для такого мыслителя, как он, это был рай. По крайней мере, Ло Цзи казалось, что мир перед ним четче и проще, чем мир Дарвина.
Но в этом простом мире таилась загадка. Галактика была огромной, безбрежной пустыней, однако цивилизация высокого уровня обнаружилась на ближайшей же звезде!
И ему удалось нащупать решение этой загадки.
Постепенно он начал задумываться о двух принципах, которые Е Вэньцзе назвала, но так и не объяснила: цепочки подозрений и технологический взрыв.
В тот день было холоднее, чем обычно. Стоя на берегу, Ло Цзи смотрел в черное небо, и ему казалось, что мороз выстраивает звезды в еще более совершенную серебристую решетку, торжественно демонстрируя ему их математическую структуру. И внезапно его мозг перешел в радикально новое состояние. В его представлении Вселенная остановилась; всякое движение прекратилось; все на свете, от звезд до атомов, оказалось в состоянии покоя. Звезды стали лишь бессчетными холодными, безразмерными точками, отражающими холодный свет внешнего мира… Все замерло в ожидании окончательного пробуждения Отвернувшегося.
Доносящийся издалека лай собаки вернул мыслителя в реальность. Вероятно, то была служебная собака охраны.
Ло Цзи был вне себя от возбуждения. Хоть он так и не достиг полного озарения, он чувствовал, что оно рядом.
Он собрался с мыслями и попытался снова войти в прежнее состояние, но не смог. Хотя звезды оставались на своих местах, окружающий мир теперь мешал ему. Было темно, однако он различал и заснеженные вершины гор, и лес, и луг, и дом у озера; а через полуоткрытую дверь дома виднелся слабый отблеск огня в камине… По сравнению с простотой и четкостью звезд, все вокруг было мешаниной и хаосом, неподвластными математике. Тогда он решил вычеркнуть окружающее из своего восприятия.
Он вышел на замерзшее озеро - сначала осторожно, но когда понял, что лед крепкий, зашагал и заскользил быстрее, пока в окружающей темноте не перестал видеть берег. Вокруг него теперь был только гладкий лед. Земной хаос отступил; представив себе, что ледяная поверхность простирается бесконечно во всех направлениях, Ло Цзи оказался в простом, плоском мире, на холодной двумерной платформе для размышлений. Заботы улетели прочь; вскоре он снова ощутил себя в том состоянии покоя, где его ждали звезды…
И тут лед под ногами Ло Цзи с треском проломился, и он провалился в воду.
В тот самый момент, когда ледяная вода покрыла Ло Цзи с головой, он увидел, как недвижимый кристалл звезд раскололся. Звездное небо завертелось в круговороте и распалось на вихрящиеся, хаотические серебряные волны. Жгучий холод, как удар молнии, прострелил туман его сознания, осветив все. Он продолжал тонуть. Вихри звезд над головой сжались в туманное пятно в проломленной им трещине. Вокруг не осталось ничего, кроме холодной чернильной тьмы, как будто он не тонул в воде, а выпрыгнул во мрак открытого космоса.
И посреди этой мертвой, холодной темноты и одиночества Ло Цзи постиг правду Вселенной.