Акихито на место за несколько минут до назначенного срока. На точке радары Ниххона едва ловили его сигнал, разведчик выбрал удачную позицию. Он заправил машину речной водой и посадил её за вершиной пологого холма. Акихито привык доверять своим глазам и биноклю.
Холодный зимний ветер нёс над прибрежными сопками мелкую снежную пургу. Акихито изрядно продрог, но продолжал наблюдать за небом. Чуть раньше намеченного срока на сером горизонте появились две чёрные точки.
Разведчик выдохнул растер пальцами кожу на лице. Потом подул на пальцы и только после этого вернулся в кабину. Он включил радар на несколько секунд, определил вектор и скорость группы перехвата. Есть шанс, что они его не заметили.
Акихито оставил кабину открытой. В лицо сыпал снег, зато разведчик слышал, как нарастает гул турбин.
Когда громадная тень промелькнула над вершиной, Акихито уже включил двигатель.
И тут счёт пошёл на секунды. Конвертопланы развернулись в разные стороны. Ближайший резко отклонился в сторону, как будто не решился зайти на цель. А дальней машине понадобилась пара секунд, чтобы развернуться и зафиксировать прицел. Ахихито опередил пилота и надавил на гашетку.
Дымные следы впились в тёмный силуэт конвертоплана, яркий огненный шар разорвал машину на части. Оглушительный грохот и вихрь осколков разнеслись над заснеженными сопками.
Акихито бросил машину вбок, ушел с линии атаки. Пилот второго конвертоплана не спешил нападать.
– Сдавайся, – Акихито включил связь малого радиуса, – Дарю тебе жизнь, воин, если ты вернёшься на базу и сообщишь, что меня больше нет. Ракету в те скалы на девять часов, и я ухожу от радара.
В наушниках раздался тихий смех. А потом знакомый голос произнёс:
– Они спорили, посылать за тобой погоню или не стоит. Долго спорили. За эти недели Ниххон потерял уже три машины, и только что ты уничтожил четвертую.
– Судзи, – прошептал Акихито. В это было трудно поверить.
– Он самый, – техник шумно вздохнул, – Негодный ты парень, Акихито, ключи у меня вытащил. Меня долго допрашивали. Но что есть, то есть. Сделали вид, что простили. И послали убить тебя, мой Император.
– Что? – нахмурился Акихито, – Чего ты мелешь?
– Мой Император, – повторил техник, – Я твой вассал, хотя и не по правилам кодекса всё вышло. Понимаешь ли ты, обладатель фамилии и приемник по крови, что ты Хирохито? Император! А мне остаются два пути. Погибнуть в поединке с тобой или встать к стенке там, на Ниххоне.
Разведчик не знал, что сказать. Судзи прервал его мысли.
– Прости меня, мой Император. Понимаю твои сомнения, но долг прежде всего. Я помогу тебе сделать выбор. Даю тебе три секунды. Не можешь подумать о себе, подумай о наследнике, мой Император!
– Судзи, опомнись, – Акихито едва узнал свой голос.
– Один.
– Судзи, при чём тут наследник? Вылезай из машины, дурак! Полетели со мной.
– Два.
– Да ты кретин! – Акихито вспомнил слова Марины, и в этот момент они показались ему самыми важными на свете. – Это всё в прошлом! Цепляться за старые имена нелепо.
Увы, Судзи не мог и не хотел его слушать. Он по своему чтил самурайский кодекс и принял решение. В эфире прозвучало последнее слово:
– Три.
Сигнал наведения ракеты оглушительно взвыл.
Акихито закусил до боли губу и беззвучно закричал. Палец лёг на гашетку.
Ракета сорвалась с пилона и нашла свою цель.
Разведчик посадил машину и устало посмотрел на приборную доску. Птица выдержала близкий взрыв, она еще полетает.
Перед глазами плыл густой туман, и Акихито с трудом фокусировал взгляд, он плохо помнил, как выбрался наружу. Сергей шагнул ему навстречу.
– Вернулся.
– Да.
– Я сделал анализ. Это вряд ли твой ребёнок. По группам крови не сходится.
Акихито не понял ни слова русской речи, он потянулся за пистолетом.
– Нет, не надо, прошу тебя, – Сергей отмахнулся, сделал шаг назад. – Да мне все равно. Мой отец тоже не при чем, понимаешь?
– Пошёл прочь.
Разведчик оттолкнул парня, но тот и не пытался его остановить.
Марина сидела над собранным рюкзаком и всё ещё ждала. Лицо было мокрым от слёз, а губы сухими, будто её терзала лихорадка. Акихито подошёл и взял её за руки, поднял на ноги, легонько встряхнул.
– Я вернулся.
Он говорил на языке, которого она не знала. Она и так все поняла, без перевода. Разведчик взял её руки в свои, прижал к губам усталые, холодные пальцы.
– Пошли со мной. Машина ждёт.
Конвертоплан удалялся от Надежды и навсегда покидал окрестности Ниххона. Акихито сидел в кресле пилота, и рядом была Марина. Она прижалась щекой к его плечу и как зачарованная смотрела на волны под крыльями конвертоплана.
Если повезет, они найдут приют в Союзе Юга. Теперь он сможет защитить и её и ребенка.
– Я знаю, как ты назовёшь его, если родится мальчик.
Девушка вздохнула и шмыгнула носом.
– Прости, больше не буду. Но если будет девочка, можно я придумаю ей имя?
Акихито замер в ожидании ответа. Наконец он его получил:
– Я не против. Дай-ка угадаю, ты хочешь назвать её Суги?
– Нет, пусть Суги будет Суги. А ты знаешь, что символом Императорского дома Японии была красная Астра?
– Нет, но теперь буду знать.
Разведчик замер, словно пытался услышать далёкий звук, доступный ему одному. Вздохнул и тихо сказал:
– В память о прошлом, хорошо? Давай назовём её Астрой. А то, что я Хирохито, тут не при чём. Мне хочется забыть о том, что однажды меня назвали Императором.
– Как скажешь, мой разведчик, – с улыбкой пообещала Марина.
Синтез полураспада (пятая новелла)
Синтез полураспада, 71 год после Утра Смерти
остров Ниххон
Она была древней, утонченной и красивой.
Она рассыпалась, как тонкий витраж под ударом молота.
Родная страна.
А он так мало успел о ней узнать.
В детстве он мечтал увидеть ее всю, побывать во множестве неповторимых уголков. На севере, где вершины гор украшают снежные шапки. На юге, где розовым огнём пылает невесомый аромат нежных вишен. На побережье, где красным и белым золотом переливаются в морской синеве жемчужные раковины. В долинах, где под летучей тенью облаков стелются густые зеленые травы, они поют песню теплого ветра. В тишине и сумраке храмов, где акварель и чернила оживают на тонкой бумаге.
Его мечте не суждено было сбыться. Мир опрокинул на родную страну Утро Смерти.
За время, проведённое в замкнутой подземной лаборатории, он успел передумать и перечувствовать многое. Такие же вещи переживает приговоренный к смерти.
– Война. Там война, – сказал доктор, – Если мы уцелеем, за нами придут. Но надежды мало. Доктор прав: надо было успеть что-то сделать. Хоть как-то занять руки, разум, лишь бы не сойти с ума от страшных мыслей.
Учёный вернулся к своему микроскопу.
А он, подросток, студент, в оцепенении сидел за спиной своего научного руководителя. Он снова и снова смотрел наверх, в потолок. Ждал: вот-вот моргнут лампы, а еще через миг погаснут.
Едва ли они услышат резкий звук удара. Атомный огонь поглотит их раньше.
Она сжала его руку холодными пальцами.
– Мне страшно.
Он сглотнул и промолчал. Не знал, как утешить себя и однокурсницу. Всё что он смог – это обнять её за плечи и попытаться согреть её руки своими руками. Но он так и не мог понять, кто из них кого греет.
Прошли часы. Он заметил, как её дыхание стало глубже. Теперь ему показалось, что все это время она не дышала, он слышал только стук ее пульса. Или так стучало его собственное сердце?
Он поднялся с дивана. От долгого сидения все тело занемело – он с наслаждением потянулся. Доктор продолжал просматривать ткани на срезе. Электронный микроскоп питался от подземного реактора, потому и продолжал работать.
– Если ты думаешь, что вот-вот начнётся, угомонись. Всё кончено. Ракетам лететь полчаса, а то и меньше. В лаборатории счетчик молчит, но ты попробуй поднести его к лифту.
– Ладно, – он сделал вид, что согласен.
Он не хотел поддаваться настрою доктора.
Однокурсница тихо спала на диване в неудобной позе. Потом у нее будет болеть тело, а на лице останутся следы от жёстких складок белого халата. Спутанные девичьи волосы лежали бессильными волнами, всё ещё мокрые от слёз.
Он прикоснулся к рукаву халата – ткань была мокрой, и отдёрнул руку.
– Пойду возьму счётчик и проверю.
Счетчик может быть не исправен, решил подросток, но в лифт вошел. Подъемный механизм продолжал работать.
Его изумлённым глазам предстал изувеченный мир.
Лаборатория выглядела так, словно её смяли неведомой силой. Взломанные стены наземной постройки обнажили неровную внутренность бетона, оголили арматуру.
Под ногами подростка хлюпала грязь, полная бесформенного мусора. Воздух пропитался солёным запахом моря и мертвых водорослей. До горизонта простерлось пространство, омытое гневом стихии.
Он побоялся представить, что стало с теми, кто оказался в низинах или прямо на пути волн. Вдалеке чередой серых выступов лежали остатки разрушенного городка.
Наверное, бомбы упали в другие места, но смерть придёт и сюда, не сейчас так позже: или радиоактивные осадки, или новые цунами.
Впервые он порадовался, что близлежащие холмы скрывают от взгляда далёкое море. Волны сгладили вершины, расчистили горизонт. Но где-то там, за горизонтом притаилась беспощадная стихия, чьи порождения обратили окрестность в пустыню. Выходит, смерть все еще рядом, подумал подросток и задохнулся от ужаса.
Он вернулся к лифту и спустился в лабораторию. Там однокурсница безучастно смотрела на тело доктора: ученый решил не ждать мучительной смерти и застрелился из пистолета.
Подросток аккуратно переступил через кровавые подтеки, подошел к девушке, взял руками за плечи и встряхнул.
– Очнись! Мы живы. Пока ещё живы.
Она вела себя так, словно с трудом понимала, что происходит. Пошевелила носком кроссовка обрывок водоросли между кирпичей, пробормотала что-то невнятное и закрыла лицо руками. Она опустилась на мокрый изломанный бетон с таким усталым видом, словно подъём на лифте высосал все её силы. А ведь она не сделала и сотни шагов.
Когда серое небо, перечёркнутое рваными полосами облаков, наполнил гул турбин конвертоплана, она безучастно проследила взглядом, как тёмная тень скользнула к мокрой и мёртвой земле.
Из машины выбежали люди, одетые в защитную форму. Подростки смотрели в утомленные лица спасателей, слышали живую речь, они и не ждали, что кто-то прилетит к ним на помощь.
– Ты живой, парень?
– Да. Только вот…
– С твоей девушкой будет всё в порядке. Нам повезло, что мы вас нашли. Мало кто выжил.
Подросток согласился: действительно, повезло. Хорошо, что документы с собой. А то он не помнил фамилии "своей девушки".
На документы никто не смотрел – проверить-то все равно не получится. Родные города были стёрты с лица земли, вместе с ним умерло прошлое.
Пролетали часы, наполненные ужасом. Тянулись дни, недели и месяцы, скомканные хаосом. Теснота конвертопланов, холод походных палаток, едва обогреваемых примусами. Отрешенная девушка была рядом, и он не оставлял ее ни на минуту, боялся потерять. Он пытался расшевелить ее, согреть, не допустить, чтобы душа умерла.
Их бросали, словно кукол, из одной местности в другую. Собирали всех, кто выжил, кого удавалось найти, выдавали новые документы, становились лагерем. Потом хоронили тех, кто умирал от нечеловеческих условий. Встречали новых людей, подобранных военными и снова снимались с места.
Казалось, никому нет дела до двух подростков-студентов.
Однажды он понял, что это не так.
Ему дали стопку компьютерных дисков.
– Насколько вы успели продвинуться в своей работе?
Под внимательным взглядом полковника ему было не по себе. У человека в форме было волевое лицо, покрытое шрамами, отмеченное свежим ожогом. Лицо внушало страх. Этот человек подавлял своим видом и точным, скупыми словами.
Он сделал усилие, спрятал свой страх и понял: этот человек отправит на смерть десятки и сотни людей только лишь бы защитить его. Он все-таки никак не мог привыкнуть: война окончена, но мир навсегда изменился.
– Господин полковник, я всего лишь старший лаборант. Доктор Тайяма вёл всю программу.
– Вы сможете продолжить исследования?
– Если это необходимо.
– Это необходимо. Наша родина в бедственном положении, молодой человек. У вас и вашей ассистентки будут все ресурсы, которые потребуются.
– Мне нужно просмотреть материалы и решить, как будет оборудована лаборатория.
– Суток вам хватит?
– Нет. Неделя, может две.
– Приступайте немедленно.
Полковник отвернулся к окну. За его тёмным силуэтом юноша видел пустынное плоскогорье острова Ниххон. Несколько новых домов успели вырасти на земле, куда переселились остатки японского народа.
Сам остров был небольшого размера. Когда-то он входил в состав безымянного архипелага, территории малого стратегического значения. С тех пор, как мир погрузился в хаос, остров обрел новую ценность.
Он был выбран не случайно. Воздушные течения в этом месте стабильны, здесь можно не бояться зараженных осадков.
Но даже минимальная угроза это все-таки угроза. И те, кто оказался у власти прекрасно это понимали.
Именно поэтому ему, молодому генетику, лаборанту из центра радиобиологических исследований, предстояло продолжить труды Тайямы. В лаборатории доктора биологических наук занимались изучением рекомбинации кольцевых ДНК необычных бактерий, устойчивых к радиации.
Программа внедрения последовательности нуклеотидов в человеческие хромосомы выглядела немного фантастичной, но доктор Тайяма при жизни был полон оптимизма.
Парень взял девушку за руку, настойчиво потянул за собой.
– Пошли, нам дали приличное жильё. Там даже печка есть, представляешь! И татами на полу.
Девушка вяло кивнула. Он так и не разобрал, поняла ли она его реплику. Слово "да", произнесённое в пустоту, могло относиться к чему угодно.
Им предоставили скромный домик, возведённый рядом со штабом и лабораторным комплексом, который ещё достраивался.
Через несколько дней генетик передал полковнику пакет документов, в которых упомянул всё оборудование, необходимое для продолжения исследований. По приказу военных несколько человек направили в его распоряжение. Они мало смыслили в генетике, но были молоды, находчивы, а еще им обещали жильё и еду. На таких условиях они были готовы выполнять любую работу. Не прошло и трёх месяцев, как центр радиобиологии начал полноценную работу. Над крышей взвился красно-белый флаг Сил самообороны, точно в напоминание, кто тут хозяин.
За окнами гудели строительные машины. Там мелькали конусы света, выхватывали участки недостроенных зданий. Машины доставили на Ниххон с покинутых островов. Благодаря современной технике строительство шло быстро, не прекращалось ни днем, ни ночью, но даже машинам нужны человеческие руки.
– Знаешь, а ведь там, на стройке, люди с Северных территорий. Из России. Надо же, кто-то выжил. А ведь их бомбили.
Она посмотрела в окно, но во взгляде не было интереса, только глубокая тоска. Людей в ночной тьме не было видно. Тени мелькали по редким пятнам света, но то были всего лишь тени от механизмов. Сколько они не прислушивались, людских голосов не слышали. В пору было усомниться: правда ли, что люди причастны к механической жизни на стройке?
И все-таки однажды генетик видел их, людей с большими некрасивыми глазами. Они стояли тесной группой в окружении солдат у трапа конвертоплана.
– Сделай мне чай, пожалуйста.
Он откинулся на подушку и посмотрел на приглушённый свет из экрана ноутбука. Аккумуляторы были полностью заряжены, но на всякий случай он экономил. Кому охота идти сквозь темень к штабу, если вдруг разрядятся?
Он вытащил сигареты, достал зажигалку.
Женщина замерла над плитой с чайником в руке.
– Ты не куришь. Да, извини. Я сейчас, – он бережно пригнул экран ноутбука, убрал компьютер подальше от края матраца, – Пойду на крыльцо. Что-то у меня не сходятся эти таблицы. Надо подумать. И проветриться.
Он прикрыл за собой дверь, окунулся в прохладу ночного воздуха. Пальцы мгновенно замёрзли, едва он попытался зажечь сигарету. Интересно, подумал генетик, а каким стал климат на континенте, на сожженной земле? Только там не кому, наверное, смотреть, повсюду мертвая ядерная зима.
Сейчас в ночном небе не было ни облачка. Он знал, что ежечасно специальные патрули брали пробу воды, искали опасные изотопы. С такой же периодичностью в небо поднимались конвертопланы, разгоняли облака и тучи специальными высотными зарядами.
Те, кто выжил, боролись за жизнь как могли. И он был бесконечно благодарен судьбе за то, что родился именно здесь. Именно в этой стране, которая впереди всего мира по развитию науки и техники.
Он прислушался к новому звуку и догадался, что женщина прикрыла заслонку печи. Свет примуса она тоже притушила. К его возвращению как раз остынет чай, а она отвернется к стене и уснёт под тёплым одеялом. Если он будет настойчив, она не откажет ему в близости.
Генетик сплюнул на тронутую заморозком почву. Было что-то противоестественное в её безотказности. Он каждый раз прогонял эти мысли, но они возвращались опять. Какой бы молчаливой и замкнутой она не была, в её обществе ему не так одиноко. Другие потеряли всех близких людей. Многие смотрели в его сторону с завистью. Им, может даже, было бы всё равно, разговорчивая женщина или нет, главное – рядом словно на привязи.
Пока правительство имеет интерес к его проекту, бояться нечего. А так тот же полковник мог бы забрать ее себе. Ведь тогда, несколько лет назад, их жизни были в его власти.
Мужчина сунул руки в карманы армейской крутки и медленно побрёл в темноту ночи.
Пар от дыхания смазывал контуры стройки. Но там и так было непросто что-то разглядеть. Он шёл, спотыкался о камни в дорожной грязи – под ногами все смерзлось. Когда опять захотелось курить, он вытащил из кармана пачку.
Огонёк зажигалки сверкнул в густой темноте. От света отдаленных фонарей она казалась непроглядной. И тут генетик заметил невнятную тень.
– Мужик, дай цыбарку!
Слов он не понял. Какое-то время назад ему и остальным работникам исследовательского центра рекомендовали выучить русский. Но у него и так не хватало времени, работа продвигалась медленно, военные все время твердили о сроках.
Он покачал головой и развёл руками.
Тень приблизилась. В рваной куртке с полосатой прострочкой, в давно не штопанной, дырявой шапке, с бесцветно темными шарфом и рукавицами. Остальное он не мог разобрать. Ему даже немного стало стыдно за то, что сам одет в добротную армейскую одежду.
– Do you speak English? – спросил он в надлежде на понимание.
– Ну, блин, по-вашему я не шпрехаю. Слухай, дай сигарету, будь человеком!
Чужак приблизился. Теперь удалось разглядеть, что это был парень лет двадцати или чуть старше – не так то просто с виду распознать, сколько лет европейцу.