– Надя, в тебе живёт Флора. И будет жить в твоих детях. Ярослав сможет иметь детей, радиация не оказалась такой губительной. Вы ведь знаете, о чём я говорю.
– Организм, – предположил Станислав.
– Не только, – донёсся голос из переплетения водорослей, – Я даю кислород. И человеку, внутри которого есть я, нужно гораздо меньше воздуха. На Марсе вы будете незаменимы. Так что, Надя, ты в каком-то смысле новая Ева. С тобой у человечества – новая сила.
Надя смущённо, но не без гордости, улыбнулась.
Сжала руку Станислава, словно вновь искала поддержку.
– И вот ещё, – сгусток водорослей метнулся к нам, превратился на лету в букет полевых цветов и закончил полёт у них в руках, – Это вам от меня на память.
Возвращайтесь. Заходите в гости. Когда повзрослеете.
Металл под ногами дрогнул.
Металл сомкнулся с металлом. И они устремились в небо.
Цветные сны (десятая новелла)
116 год после УТРА СМЕРТИ
Союз Юга, Австралийское побережье
Я ухожу не навсегда. Я ухожу в последний раз.
("В последний раз", группа "Мальчишник").
Родители дали ей имя Лея. Она никогда не знала, что оно значит, да и не хотела знать. Гораздо интереснее воображать, будто это таинственное имя пришло в мир вместе с ней из сказок. Так могли назвать королеву цветов на троне, невесомом и зыбком в своей тонкой красоте. У королевы обязательно должен быть сад, в котором цветут королевские лилии. Какая же королева без лилий? Особенно, если её зовут Лея. А как выглядят лилии? В библиотеке можно найти несколько файлов с маленькими картинками. Но Лея знала, что изображения на тонких пластинах мониторов – это жалкое подобие настоящей красоты. И там, где растут лилии, они, конечно же, во много раз крупнее, чем на картинках, и почему-то слаще. О том, каковы лилии на вкус, никто не знал. Но ведь есть так много вещей, о которых никто не знает. А уж если вещи эти принадлежат другому миру, который в тысячи раз больше привычного и знакомого, и говорить не о чем.
Странно – тот мир крупнее, а выглядит маленьким. И всё же он красивый. Этот голубой шарик за окном.
– Мама, а почему он такой маленький, Большой мир?
– Он далеко, милая. Спокойной тебе ночи.
И Лея засыпала, под тихую музыку. А в окошке медленно ползла по горизонту бело-голубая капля света. Далёкая, неведомая Земля.
Девочке снились огромные, в пол неба, купола. Если правду говорят, что вокруг большого мира много воздуха, значит, смертельные космические лучи не дотянутся до людей постройки могут быть прозрачными. И купола в большом мире парят над верхушками деревьев. Снизу пола касаются листья, шуршат и трутся о прозрачную преграду. Пол ведь тоже прозрачный, как же иначе? Деревьям нужен свет, иначе они погибнут. Вот люди и ходят по прозрачному полу. А снизу посмотреть – совсем смешно. Лея видела однажды, над трубами в техническом зале по решётчатому полу ходили люди. Она испугалась тогда, что тонкий пол проломится, порвётся как молекулярная плёнка, пробитая электронами.
– Не бойся, решётка крепкая, – успокоил её папа.
Она видела Землю и во снах. Только под ногами гудели не трубы завода, а огромные, в несколько метров, листья и лепестки лилий, ромашек, васильков. Ветер ревел на необъятном просторе, рождал сильный звук в сплетении зелёных тел гигантских цветов. Такие большим и должны быть цветы в большом мире.
А если стоять на прозрачном полу, легко представить, как под ногами расстилается до горизонта бесконечное поле цветов. Они там словно под стеклом, как растения в гидропонном зале. И если посмотреть с высоты города-купола, когда он летит над землёй по воле ветра, цветы совсем небольшие. А лилии крупнее всех.
Когда Лея подросла, сны потеряли свою первозданную наивность, перестали оставлять в душе след, от которого замирает сердце и перехватывает дух. Но сны никуда не исчезли. Просто теперь девушка их видела реже.
Зато чаще смотрела на Землю.
– Полечу, конечно, – решила она.
Председатель комиссии строго просмотрела документы шестнадцатилетней Леи.
– Мисс, там очень опасно.
Так говорят, решила Лея, но мало ли, что говорят? Добровольцев поубавилось уже в первые месяцы. Земля оказалась сосем не тем раем, о котором шептали в сказках на ночь. А теперь, когда правительство ускорило программу переселения с Парного мира на Четвёртый, Красный, повсюду была нехватка рабочих рук.
Но девушку со свежим дипломом об окончании психологического колледжа никто не тянул вниз. Здоровые, умелые руки и светлые головы пригодятся на Марсе.
– Я так решила, – она выдавила из себя эту последнюю, самую важную улыбку. Отец вполголоса выругался и пожал плечами. Мама шмыгнула носом и отвернулась. Прошли месяцы бесплодных уговоров, но совершеннолетняя дочь осталась непреклонна.
Ей выдали вещевой мешок и обмундирование. Металлизированный комбинезон выглядел нелепо и странно, Лея привыкла к практичной свободной одежде. Давным-давно за основу лунной униформы модельеры взяли индийский шальвар камис.
– Это защита от Флоры.
Лея удивлённо переспросила интенданта, разве Флора не перестала нападать на людей? Вместо ответа получила монетку памяти с "путеводителем по Земле" и недовольную реплику о том, что к полётам допускают всех подряд.
Спорить со служакой о том, кто больше знает о Земле, Лее было некогда. У него не было шанса выиграть спор. Старик, пожалуй, и не вспомнит, в каком году два полушария объединились под звёздно-полосатым флагом. Сколько лет прошло с тех пор, как он читал учебник истории? А Лея только что закончила колледж.
– Добро пожаловать на борт, мисс, – поприветствовал девушку пилот, одетый в элегантный бирюзовый камис. Он указал, на пассажирские лифты.
Лея вошла в лифт первой. За ней протиснулись ещё человек десять. Пока лифт оставался в шахте, смотреть было не на что. Стройные колонны синего света в тоннеле разгонного модуля ярко вспыхнули, на миг навалилась перегрузка. Экран в кабине лифта ожил панорамой лунного горизонта. Девушка вставила в уши капельки мульта – она любила слушать музыку и наблюдать за сине-белой каплей Большого мира. Словно сама Земля пела ей о том, как скоро состоится их встреча.
Кабина лифта поднялась над лунной поверхностью, шлюз разомкнулся и принял капсулу с пассажирами внутрь межпланетного лайнера.
Лея стянула капельки за уши и огляделась по сторонам.
Межпланетный корабль мало отличался от местного. Девушка сверилась с жетоном и поискала своё место.
Миниатюрная и обильно украшенная косметикой стюардесса вышла в салон. Заговорила мелодичным голосом:
– Дорогие пассажиры, вас приветствует экипаж межпланетного лайнера Х-89. Мы готовимся совершить полёт по маршруту Штат 53 – Большой мир. Время в полёте 96 стандартных часов с начала момента разгона и до выхода на орбиту Большого мира.
Лея показала стюардессе язык и забросила сумку с вещами на полку возле кресла. Забралась с ногами на уютный, подогретый матрас. Лак-хамелеон на ногтях ног и рук принял белёсый оттенок.
Девушка вела себя уверенно, можно сказать, нагло. С видом бывалого космонавта выдвинула столик и зашелестела обёрткой ирисок. А кое-кто из пассажиров с недоумением вертел в руках застёжки от ремней безопасности.
Ещё до того, как зажглись тревожным красным светом фонари на полу и на потолке, корабль перешёл в невесомость. Но Лея знала, что ждать. Пристёгнутый к запястью тюбик не уплыл далеко. Она потянула за шнурок и вернула питьё в руку. Её внимание сосредоточилось на экране мульта. Лея просмотрела всего несколько закладок, а уже поняла, как мало знает о современной Земле.
Через несколько часов она огляделась по сторонам. Кое-кто из пассажиров читал с мультов, другие спали. Она тихо отстегнулась и аккуратно пробралась в тренажёрный зал. Скинула свой кремовый шальвар камис, расшитый белыми лилиями и включила дорожку. Чем ближе становилась Земля, тем больше ей казалось, что она недостаточно тренирована. Ведь в Большом мире она будет в несколько раз тяжелее.
Каждый день она наблюдала, как вырастает в иллюминаторе бело-голубой Большой мир. Вначале шар, а позже гигантская, невероятная сфера заполнила весь обзорный экран. Лея знала, что здесь, как и дома, нет никакого "окна", и всё транслируется по проводам под многослойную защиту от космических лучей. И всё равно переживала точно так, словно своими глазами смотрела на околоземное пространство.
Но всё, чего она так опасалась во время полёта, оказалось намного опаснее самых мрачных предположений. Тяжесть навалилась уже тогда, когда руки в обшитой алюминием одежде легли на поручни в кресле челнока. Здесь не было даже крохотного экрана. Мульт приказали убрать, ириски отобрали, а пилот самолично проверил, все ли пристегнулись. Он бесцеремонно ощупал мускулатуру на руках и ногах девушки. Лея обругала его всеми словами, которые вспомнила, но пилот и не подумал отстегнуть её от ложа, водянистого на ощупь.
– Хам! – закончила тираду Лея.
– Все в норме, сэр, – крикнул пилот в рубку, – Дура, для тебя же стараемся, – прошептал он на ухо Лее, когда прошёл мимо неё на своё место.
Девушка покраснела, и решила, что потом даст ему пощёчину.
В начале спуска встряхнуло так, что Лея едва не потеряла сознание. А это были только первые секунды. Она не заметила, как закричала. В тесном салоне шаттла играла громкая ритмичная музыка. Может быть, кричала не только она?
– Мы, – прошептала Лея.
– Да, прибыли, – пилот расстегнул ей ремни и подал руку.
– Ох, – Лея попыталась прикрыть рот, но рука безвольно опустилась. А ведь она её едва приподняла.
– Ничего, это бывает. По первому разу, – кивнул пилот, – Отдышись, всё равно пока расшлюзовка. Кстати, если решишь обратно, три недели карантина. И не на орбите, а тут.
– Знаю, – огрызнулась Лея на крепкого мужчину.
Он еле сдерживал улыбку.
Несколько минут прошли в борьбе с бастующим организмом. А потом Лея решительно поднялась на ноги. Мышцы загудели, но девушка справилась с тяжестью и попыталась сдуть прядь, которая мешала глазам. Волосы неприятно хлестнули обратно по щеке.
А потом были запах и свет.
Лея сжала пальцами поручень и тихо прошептала молитву. Над головой, словно вывернутой наизнанку, простиралась Земля. В ярком небе светило белое, ослепительно тёплое и колючее солнце. Девушка резко отвела глаза, смотреть было больно. Приложила ладонь к лицу так, чтобы часть веса пришлась на голову. Внутри черепа, казалось, гудел молот и отбивал барабанную дробь, которая отдавалось болью изнутри глазниц.
Краем глаза она увидела облака. Белые комья, ажурные узоры и мелкая крупа. Ветвистые нити белого цвета. А потом чёрные. Что это?
Девушка посмотрела вверх, в другую сторону. Там солнечные лучи пробились сквозь тёмные переплетения.
– Деревья, – прошептала она.
Кто же мог знать, что они такие огромные? До ближайшего не меньше десяти метров, а оно выше лопастей шаттла! Это оно так пахнет? Это запах или звук в воздухе? Или всё вместе? Лея посмотрела пристальнее и увидела листья. Миниатюрные зелёные ладони, на них узор, словно десятки, сотни растений слились в одно.
А что там, вдалеке? Синее и чуть более тёмное, чем небо с облаками.
– Там тоньше атмосферный слой, у горизонта, да? – она задала вопрос в пространство.
Кто-то незлобно рассмеялся.
– Нет, горизонт тут гораздо дальше. Вон там, у границы тёмного и более светлого. А тёмное это море.
– Море? – переспросила Лея.
– Ага, – объяснили ей, – Вода. До самого горизонта.
К такому зрелищу девушка оказалась не готова. Чьи-то руки не дали ей упасть, и бессознательное тело отнесли под натянутый тент, в тень. Были и другие, кто последовал за Леей.
– Ничего, – хмыкнул один пилот и подмигнул другому, – Акклиматизация.
Его имя звучало как Оскар. И хотя многие путали, на какой слог делать ударение, ему было всё равно.
Когда мальчику исполнилось восемь лет, родители подарили щенка и тогда все узнали, кто в посёлке главный. Ни у кого не было личной собаки.
– Давай пойдём к Оскару в гости! – щебетали школьники, – Посмотрим на Райта и поиграем с ним.
– Это я ещё подумаю, – важно говорил Оскар, – Что папа с мамой скажут.
Родители относились очень сдержанно к новым программам обучения. Тихо перешёптывались, когда мальчик шёл с друзьями на занятия к медиуму. И велели бежать обратно, как только уроки закончатся.
– Тебе надо заниматься, – вкрадчиво говорили Оскару мама с папой.
Но совсем запретить общение с друзьями, конечно, не могли. Иногда то Роман, то Хельга, а то и Сьюзи с Андреем прибегали к их дому, и тогда во дворе звучная какофония из детских криков смеха и визга.
Бабушка выходила на крыльцо и выводила Райтика. Пудель недовольно смотрел на детский кавардак и тихо, но внятно гавкал. Обычно одного раза хватало.
– Райтик хороший, – говорила бабушка.
Оскар в этот момент становился похожим на пса, даже если до этого разгорячённый носился по двору с палкой и визжал ни чуть не тише остальных. Он перенимал настороженную, злобную самоуверенность Райта и спешил поближе к бабушке. В душе была странная, тугая и липкая неопределённость. Словно сомнение и недовольство своей привязанностью. Дети смущались и вскоре собирались по домам. А Оскар садился за уроки.
Учителя хмурились, а кое-кто однажды напомнил родителям Оскара о трудах социолога Роберта Уилсона.
– Знаете что, – отозвалась бабушка Оскара.
У бабушки был необыкновенно чистый, сильный и звучный голос. Поговаривали, что это у них семейное, но тётка бабушки, медиум Регина всячески отнекивалась. Старалась доказать, как мало между ними общего.
– Что? – переспрашивали бабушку.
– Родительское воспитание никто ещё не отменял, – авторитетно заявляла она и гладила Райтика, который тихо рычал, – Так вот и не суйте нос не в своё дело.
Прошло много лет прежде, чем Оскар нашёл в себе силы крикнуть:
– Нет, суйте!
Бабушкин ответ был таков:
– А ты вообще молчи! Ишь, разговорился, – и добавила, глядя на гостей, – Он вон молчал, пока вы не пришли. Потому что сказать ему нечего, всё правильно.
– Нет, – ответили бабушке, – Всё от того, что вы ему говорите – заткнись.
И не важно, что эта беседа прозвучала в его воображении.
Однажды он нашёл в себе силы начать разговор в таком тоне. Но не успел.
Недостроенную Цитадель атаковала Флора.
История его борьбы за личную свободу могла бы стать книгой. Но он не любил писать и долго говорить. Более того, он вообще не понимал, что любит, а что нет. Его, кажется, не научили понимать это. Его слишком сильно затянули шнурками правил и приучили следовать порядку. Сдержанно, вернее сказать, бесчувственно.
Райт погиб вместе со множеством других домашних питомцев. Таких же милых и пушистых. В те жестокие дни смерть настигала и людей и животных без разбора. Потом кто-то остановил войну с Флорой. Какая-то девушка, слышал Оскар. В безумном хаосе, который оставила после себя война, юноша не находил опоры для души. Самым шатким гвоздём всего песочного замка, каким ему представлялся мир, были комплексы и правила, смешанные в умопомрачительном калейдоскопе. Он так бы и продолжал жить, дезориентированный и усталый. Группа, где он занимался до начала войны, распалась. И дело было не в смерти Медиума или ранении кого-то из группы. Оскар чувствовал, сколько вины в нём самом. Он так и не сумел стать частью группы, словно родственники держали его за руки и не пускали в путь под названием жизнь.
Только когда с неба спустились гости Луны, или Малого мира, как они сами его называли, парень нашёл в себе силы посмотреть по сторонам. Понимание того, что его родители погибли, и их никогда не вернуть пришло гораздо позже. А пока он медленно пробуждался от холодного, туго скрученного узлом внутренностей оцепенения. Голос Медиума по имени Алекс заставил его вздрогнуть и посмотреть в реальный мир.
– Мы набираем новые группы. И не важно, учился ты раньше или нет. Пойдём, парень, я познакомлю тебя с первым учеником.
Алекс настойчиво встряхнул Оскара и повёл за собой. Жизнь пришла в движение. Люди строили временные дома на территории, отвоёванной у Флоры. Или отданной людям по её соизволению. Алекс отвечал на вопросы, пока они шли сквозь суету. Вопросы звучали невпопад, да и ответы были не лучше. Медиум принял состояние своего ученика таким, каким оно было. Придёт время, и всё переменится к лучшему.
– Знаешь, парень, мы тут ещё долго будем жить, – голос Алекса звучал ненавязчиво. Медиум не скрывал того, что старается сделать так, словно говорит это не для Оскара, а для себя. В первые минуты знакомства это показалось ему самым ценным.
– Год, два, три, как знать? Пока они там, на небе, соберут флот, чтобы переселить нас на Марс. Будем работать вместе со всеми, но становиться лучше – тоже работа, от которой пользы подчас больше, чем от молотка или пряжи. Понимаешь, о чём я? Сколько человеку надо для счастья? Много лет люди мерили его верой, успехом в делах или количеством ценных вещей. И только сейчас начали понимать, что для любого человека самое важное – быть понятым другими и принятым. Не обязательно любить, не обязательно делиться всем из глубины себя. Важно лишь знать, что ты можешь этим поделиться. И тебя поймут, если потребуется. Важно знать, что ты не одинок.
Он остановился. Развернул Оскара лицом к себе. Два взгляда встретились. Оскар, совсем ещё юный парень, красивый, стройный и высокий. Со спокойным взглядом чуть прищуренных глаз и с усталым изломом губ. Такое впечатление, что эти губы живут сами по себе, полны неудовольствия, отчаянной злобы, стыда за самих себя и за хозяина. У Оскара было печальное и одинокое лицо.
Алекс оказался чуть ниже ростом, не намного старше Оскара, только в его коротких чёрных волосах уже мелькнули тонкие белые нити. Почти прозрачные, они выглядели так же, как светлые кудри Оскара, когда сквозь них просвечивало солнце. В серых глазах медиума Оскар видел не только мудрость, но и усталость. Он смотрел в глаза учителю.
– Ты больше не одинок, Оскар, – Медиум взял его за руку, – Можешь сейчас уйти, но знай, что теперь тебе есть куда вернуться.
Парень высвободил руку и пошёл прочь. Земля под ногами плыла и шаталась. Прошло много времени прежде, чем он отыскал путь назад.
У тента сидели двое. Алекс поприветствовал парня.
– Я бы мог оставить тебя силой, загрузить работой и объяснить это тем, что тяжёлый труд лечит душу. Но это прозвучит так, словно проповедь религиозного толка. А я не проповедую религию. Поэтому просто говорю тебе, рад видеть. Садись к костру и перекуси. Завтра с утра будет много дел, днём занятия, а вечером опять работа. Надо заново строить город и восстанавливать сельское хозяйство. Так что давай, оставайся если хочешь. В других местах будет не хуже и не лучше.
Оскар сел на бревно. Рядом оказалась незнакомая девушка в одежде из металлизированной ткани. Парень догадался, что это гость с Малого мира.
– Меня зовут Лея. Я тут совсем недавно. Ты будешь горячий чай?