- Кто…
- Сергей Каллаген.
- Где…
- Спрятался. И вооружен.
- Я тоже, - подумал Линк и взял в руки кинжал.
- У вас нет телепатической подготовки и вы потерпите поражение.
Это было правдой. Линк был неопытен и не мог предугадать намерения противника…
Он неумело пытался определить, где же находится Каллаген. И внезапно догадался.
Тот стоял за дверью. И готов был ударить Линка, когда он войдет в лабораторию. Каллаген полагал, что молодой человек сможет узнать, где он находится лишь тогда, когда будет слишком поздно. Убедившись в своей ошибке Каллаген уже готов был выскочить из укрытия.
В то же мгновение Линк с силой надавил на дверь.
Каллаген оказался зажатым между дверью и стеной. Он делал отчаянные попытки, чтобы выбраться, и ему даже удалось высвободить руку, сжимавшую нож. Линк бросил оружие и, стоя спиной к двери, продолжал нажимать на нее изо всех сил. Он был весь потный, на лбу у него вздулись вены от напряжения. "Их надо убивать машинами", - сказал однажды Бартон.
А это и была "машина", может быть, самая древняя из всех: рычаг.
Внезапно Каллаген завыл. Своим измученным мозгом он молил о пощаде. "Не надо, не убивайте меня", - просил он. Потом силы покинули его.
Линк сделал последнее усилие. Каллаген мысленно испустил ужасный крик; это было страшнее, чем рычание зверя Линк отошел от двери. Дверь поддалась под тяжестью тела, рухнувшего на пол. Линк поднял кинжал, потом бросился к Мак-Нею.
Тот потерял много крови, но был еще жив. Каллаген не успел его прикончить.
Линк оказал ему первую помощь.
Было уже за полночь. Мак-Ней сидел в своем кресле в лаборатории и не мог скрыть гримасы от боли в боку. По том он вздохнул, провел рукой по лбу.
Его рука застыла над кипой бумаги. Осталось решить одно уравнение. Но Он еще не был готов.
Скоро Лысоголовые получат оружие для борьбы с параноиками. Нет, они так и не смогут слушать их разговоры на секретной длине волны, но…
Нет еще. Об этом еще рано думать.
Ведь это Линк помог ему, сам того не ведая, своими рассуждениями о криках животных и птиц. Подражание составляло часть решения проблемы. Им никогда не догадаться…
Нет еще рано…
Ну а что касается Линка, то он вернулся к Кочевникам и к своей скво. Психологический механизм его мозга оказался сильнее, чем узы расы. Жаль… ведь у него было то, чем обладает лишь небольшое количество Лысоголовых: врожденная способность сопротивляться и твердость, физическая сила - качества, которые могли бы очень пригодиться в те мрачные дни, которые их ожидали.
Конечно, они могли бы оттянуть наступление этих мрачных дней…
Марианна спала. Мак-Ней сделал усилие, чтобы не думать о ней. После стольких лет совместной жизни они стали такими близкими, что даже малейшая мысль о ней могла ее разбудить. Он не начинал работать над своей проблемой до тех пор, пока она не уснет. Между Лысоголовыми секретов не бывает.
Все должно остаться в тайне. Это поможет получить оружие, необходимое Бартону в его борьбе с параноиками. Вот уже два года как Мак-Ней пытался определить код параноиков.
Тайная коммуникация.
А теперь. Работать. Работать быстрее!
Ручка летала по листам бумаги от строки к строке. Затем Мак-Ней что-то поправил на машине, которая стояла в лаборатории, посмотрел на сигнальную лампу. Через несколько минут из машины потянулась тонкая металлическая сетка, состоящая из небольших плоских искривленных пластин. Мак-Ней снял парик, затем сначала надел на голову сетку, а сверху - парик. Посмотрел в зеркало и остался доволен собой.
Машина предназначалась для постоянного изготовления из металлического сырья вот таких "шлемов для коммуникаций". Когда-нибудь их станут носить все Лысоголовые непараноики. Ну а откуда взялось это изобретение…
Проблема заключалась в том, чтобы найти способ общения, секретный и надежный, аналогичный тому, которым пользовались параноики. В принципе телепатия - это трехфазные колебания электромагнитно-гравитационной энергии, которую излучает человеческий мозг. Эти колебания воспринимаются другим мозгом.
Следовало найти искусственный метод передачи колебаний. Параноики, принимавшие эти колебания без помощи сконструированного шлема, - передающего, дешифрующего, - ни о чем не подозревали, ведь они воспринимали эти колебания как помехи, нечто вроде атмосферных помех.
Речь шла о том, чтобы засекретить передачу. Мак-Ней применил частоты, которыми не пользовались. Они были довольно близки к частотам, на которых работали тысячи передатчиков, установленных на вертолетах. Для этих передатчиков частота в пять тысяч мегагерц была нормальной, а передачи на частоте пятнадцать тысяч мегагерц воспринимались как шумовой фон. Таким образом, аппарат, сконструированный Мак-Неем, лишь добавлял немного этого лишнего шума.
Конечно, можно поймать радиосигнал, но количество вертолетов с их передатчиками невероятно велико, как велико и количество Лысоголовых, которые летали на этих вертолетах ради удовольствия или по необходимости. Да, параноики могли бы определить источник этих передач на частоте пятнадцать тысяч мегагерц и обнаружить, что они исходят из небольших металлических сетчатых шлемов… Но как эта идея могла бы им прийти в голову?
Мак-Ней использовал идею кода Кочевников, основанного на подражании крикам животных и птиц. Человек, попавший впервые в лес, не придаст никакого значения крику совы, а параноики не будут пытаться проникнуть в тайну обычных атмосферных шумов.
Итак, благодаря этим шлемам, которые легко скрыть под париком, проблема была решена. Энергию, необходимую для функционирования механизмов, можно было получить в незначительных количествах от любого ближайшего источника электричества; сама машина, которая изготовляла шлемы, находилась в безопасном месте, к тому же непосвященный не мог проникнуть в ее секрет. Никому, кроме самого Мак-Нея, не был известен принцип нового изобретения. Даже Бартон никогда не узнает, как работает эта система. Действовал механизм довольно эффективно, а для Бартона этого было вполне достаточно. Список необходимого закладываемого сырья был выгравирован на стенке загрузчика. А больше ничего и не требовалось. Ни Бартон, никто другой не смогут выдать тайну, которая им неизвестна, которую хранит только машина и еще…
Мак-Ней снял металлический шлем и положил его на стол, затем закрыл машину. Не теряя времени, он уничтожил все свои предварительные записи. Затем написал письмо Бартону, в котором объяснил лишь самое необходимое.
Все. Пришло время. Мак-Ней поудобней устроился в кресле. На его усталом лице ничего не отражалось. Конечно, он вовсе не походил на героя. Сейчас он не думал ни о будущем Лысоголовых, ни о том, что единственным местом, где еще оставалась тайна, был его мозг.
Он снял с себя бинты, обнажил рану, и в то же время думал о Марианне. Его жизнь уходила через открытую рану, а он мысленно говорил с Марианной: "Я хотел бы проститься с тобой, Марианна. Но я не должен прикасаться к тебе, даже в мыслях, особенно в мыслях. Мы слишком близки. Ты проснешься и… Надеюсь, ты не будешь чувствовать себя слишком одиноко, дорогая моя…."
Линк возвращался к своим. Кочевники не относились к Лысоголовым, но Касси была его женой. Таким образом, он изменил своей расе, предал, возможно, ее будущее, и присоединился к Кочевникам. Была уже поздняя осень, дул холодный ветер, с деревьев падали последние листья, когда он, наконец, нашел своих. Они ждали его. Он чувствовал это, он знал это, и сердце его билось в нетерпении.
Значит, он предал. Может быть. В жизни Лысоголовых один человек значит мало. Возможно, на свете станет на несколько телепатов меньше, ведь он не женился на Алексе. А впрочем, это уже было делом самих Лысоголовых.
Но теперь он не думал об этом, он почти бегом пробежал последние метры, отделявшие его от Касси, сидевшей у костра. Он думал о ней, о ее темных блестящих волосах, о нежности ее щек. Он несколько раз окликнул ее.
Сначала она не хотела в это поверить, он увидел в ее глазах сомнение, и это же сомнение он прочитал в ее мыслях. Но когда он сел рядом с ней, такой странный в городской одежде, и обнял ее, все ее сомнения развеялись.
Она вымолвила:
- Линк… Ты вернулся.
- Вернулся, - все, что он мог сказать.
Затем он долго молчал и ни о чем не думал. Наконец, Касси сказала, что хочет ему что-то показать, что это должно вызвать у него интерес.
Все было сделано как раз вовремя. Линк широко раскрыл глаза, казалось, он лишился дара речи. Потом Касси рассмеялась и сказала ему, что это же не первый ребенок на свете.
- Я… мы… на самом деле…
- Ну, конечно же, мы. Линк младший. Как он тебе? И, кроме того, он похож на своего отца.
- Что?
- На, возьми его.
Линк понял, что она хотела этим сказать. На головке младенца не было ни единого волоска, на лице никаких следов бровей или ресниц.
- Но… ты же не лысая, Касси. Каким образом?
- Ну а ты Линк, ты же лысый.
Свободной рукой Линк привлек ее к себе. Он не думал ни о будущем, ни о последствиях этого смешанного брака. Теперь он испытывал огромное облегчение, держа у себя на руках ребенка, похожего на него. Теперь речь шла не только о том, что род его будет продолжаться. Для Линка появление ребенка на свет означало что-то вроде помилования. Теперь он не был предателем своей расы.
Но Кочевники, решил он, не должны влиять на воспитание ребенка, как это было в случае с ним. "Я воспитаю его, - думал Линк, - он узнает, что он - Лысоголовый, и я научу его этим гордиться. И если когда-нибудь они… нет, он нам нужен… ему повезет там, где я потерпел поражение."
Все это было здорово и довольно справедливо: союз Лысоголового и простой женщины дал миру еще одного Лысоголового. Следовательно, при смешанном браке мутация сохраняется. Человек должен следовать своему инстинкту, как это сделал Линк. Он принадлежал к расе Лысоголовых, предал ее, и это предательство не повлекло за собой наказания.
Может быть, открытие Мак-Нея отсрочит день погрома. А может быть, и нет. Но даже, если этот день наступит, это не будет концом для Лысоголовых. Их будут преследовать, они будут прятаться, но не признают себя побежденными. А может быть, самое надежное укрытие они найдут среди Кочевников, ведь у них там теперь есть свой представитель.
"Может быть, так и надо, чтобы это произошло, - думал Линк, обнимая жену и сына. - Когда-то это было моей жизнью. Но не теперь. Я сейчас слишком много знаю, чтобы быть счастливым здесь. Ведь именно здесь я осуществляю связь между открытым обществом и потайной жизнью беглецов. Когда-нибудь эта связь может понадобиться."
Вдали послышалась песня: Кочевники возвращались с охоты. Линк с удивлением осознал, что он больше не испытывал недоверия к ним. Теперь он их понимал. Он знал их лучше, чем знали они сами себя, и он мог оценить их по справедливости. Кочевники больше не были людьми, неприспособленными к жизни, отбросами цивилизации. Все то, что было в них лучшим, явилось результатом отбора, проведенного всеми предыдущими поколениями. Американцы всегда были первопроходцами, искателями приключений, покинувшими Старый Свет, и эта тяга к путешествиям проявилась в потомках давно исчезнувших поколений. Кочевники, а они и были кочевниками, жителями лесов, воинами. И теперь их потомкам, крепким и неустрашимым, может быть, придется приютить у себя тех, кого унижают и преследуют.
Песня стала слышнее, в хоре голосов выделялся бас Джесса Джеймса Хартвелла.
Глава 4
И снова ночь. Я лежу и смотрю на холодные звезды, мои мысли летают в пустоте этих бесконечных пространств.
Я лежу уже давно, не двигаясь, и смотрю на звезды. Снег перестал падать, и голубоватый звездный свет отражается на ледяных вершинах.
Зачем ждать? Я вытащил нож из чехла и приложил его острым лезвием к левому запястью. Нет, это может длиться очень долго. На теле есть более уязвимые места.
Я слишком устал, чтобы двигаться. Сейчас я с силой буду нажимать на рукоятку ножа, и наступит конец. Зачем надеяться на помощь, которая никогда не придет! Я ослепну, оглохну и онемею. В мире не будет жизни. Не будет тепла, которое хранят в себе даже насекомые, не будет биения жизни, пронизывающего Вселенную и исходящего, очевидно, от вездесущих микроорганизмов. Мир потеряет душу.
Наверное, я бессознательно позвал на помощь, потому что вдруг мысленно услышал ответ. Я чуть не закричал от радости, а потом понял, что ответ исходил из моего измученного мозга.
"Ты из наших", - прочитал я свою мысль.
Зачем эти воспоминания? Я подумал о… Гобсоне. Гобсон и нищие в бархатных одеждах. Мак-Ней ведь решил проблему не до конца.
Это происходило в Секвойе.
Надо ли вспоминать об этом?
Обжигающее холодом лезвие ножа на моем запястье. Как легко умереть. Легче, чем жить слепым, глухим, в одиночестве.
"Ты из наших", - снова бьется моя мысль.
И опять я вернулся в свои воспоминания, к ясному утру в маленьком городке недалеко от канадской границы. Воздух, напоенный сосновым запахом. Размеренная походка человека, шагающего по Редвуд Стрит. Это произошло сто лет тому назад.
Нищие в бархатных одеждах
1
Все было похоже на то, как если бы он наступил на змею, укрывшуюся в свежей зеленой траве. Животное развернулось и выпустило яд. Но мысли, которые до него донеслись, не были мыслями змеи. Только человек был способен на такой злой поступок.
Мрачное лицо Бюркхалтера оставалось таким же бесстрастным, он продолжал идти не снижая темпа. Но мысленно он насторожился, а в это время Лысоголовые, живущие в городке, прислушивались к мыслям Бюркхалтера, не отрываясь, однако, от своей работы или продолжая начатый разговор.
Никто из обычных людей не понял, что же произошло.
Редвуд Стрит простиралась перед ним, веселая и спокойная в это солнечное утро. Но в мыслях телепатов Секвойи ощущалось какое-то беспокойство, похожее на порывы холодного ветра, несущего опасность. Дети уже пошли в школу, хозяйки отправились за покупками, около парикмахерской собралась небольшая кучка людей, врач спешил в больницу.
- Где он?
Ответ не заставил себя ждать.
- Трудно точно сказать. Но где-то недалеко от вас.
От кого-то, очевидно, от женщины, если судить по характеру колебаний, он получил послание, непонятное, с истеричными нотками:
- Один из пациентов больницы…
И тут же к ней стали поступать сигналы от других людей, которые пытались успокоить ее и приободрить. Бюркхалтер присоединился к этим посланиям. Среди массы информации он выделил сигналы Дьюка Хита, человека холодного и знающего, священника и врача. Он узнал его сообщение по психологическим оттенкам, в которые оно было окрашено.
- Это - Селфридж, - сказал Хит женщине и другим Лысоголовым, которые прислушивались к разговору. - Он слишком много выпил, только и всего. Я иду, Бюркхалтер.
Над Секвойей с ревом пролетел вертолет, волоча за собой цепочку грузовых планеров; он летел на запад, в сторону Тихого океана. Теперь, когда вертолет скрылся из виду, снова стал слышен отдаленный гул водопада. Бюркхалтер живо представил себе кристально чистую воду, течение ее потока среди сосен и елей недалеко от целлюлозных фабрик. Он сконцентрировал свое внимание на этом знакомом олицетворении чистоты, чтобы уйти от той ничтожности, которая исходила из мозга Селфриджа. Лысоголовые были слишком чувствительны, и Бюркхалтер часто спрашивал себя, каким образом Дьюку Хиту удается сохранять свою уравновешенность, несмотря на постоянное общение с душевнобольными. Телепатическая мутация произошла слишком рано; представители сформировавшейся расы не были агрессивными, но борьба за выживание отличалась жестокостью.
"Он сидит в баре," - подумала молодая женщина. Бюркхалтер мысленно отстранился, хотя и знал, что источник сообщения обычно мало значил. Барбара Пелл относилась к параноикам, а значит к врагам. Однако, когда речь шла о том, чтобы избежать публичного скандала, обе группы телепатов взаимодействовали, несмотря на различные цели, которые они преследовали.
Но было уже слишком поздно. Фред Селфридж, выйдя из бара, сощурил глаза при ярком свете, а потом заметил Бюркхалтера. На изрытом морщинами лице Фреда появилась гримаса удовольствия. Он двинулся навстречу Бюркхалтеру, его правая рука потянулась к поясу.
Он остановился перед Бюркхалтером, загородив ему дорогу. Теперь он широко улыбался.
Бюркхалтер был в смятении. Он боялся, но не за себя, а за Лысоголовых. Все понимали это, и сейчас внимательно следили за происходящим.
- Здравствуй, Фред, - сказал Бюркхалтер.
Селфридж провел рукой по небритому подбородку и сощурился.
- Мистер Бюркхалтер, - сказал он. - "Консул" Бюркхалтер. Вы правильно сделали, что накрыли голову. Яйцеголовые легко могут простудиться.
- Выиграть время, - приказал мысленно Дьюк Хит. - Я иду. Я все улажу.
- Я стал консулом по желанию жителей городов, так к чему эти насмешки?
- Нетрудно догадаться, что должность вы получили по блату. Вы же были простым учителем в Модоке или бог знает где. Ну и что вы можете знать о Кочевниках?
- Не больше, чем вы, - согласился Бюркхалтер.
- Ну еще бы. Значит, они нашли скромного учителя, совсем зеленого, который даже не знает, что среди Кочевников есть людоеды, и назначили его своим представителем. Я торгую с ними вот уже тридцать лет, и я-то знаю, как с ними следует обращаться. А вы, может быть, будете им рассказывать про то, что вычитали в книгах?
- Я здесь не хозяин. Я делаю лишь то, что мне говорят…
- А как же. Если бы у меня были такие связи, как у вас, то я бы только получал зарплату и в ус не дул, но работа в этом случае была бы сделана лучше, гораздо лучше.
- Я ведь не вмешивался в вашу торговлю, - сказал Бюркхалтер.
- Ой ли? А откуда тогда мне известно, что именно вы рассказываете Кочевникам?
- И верно, откуда?
- Я не делаю секрета из своих записей.
- Разумеется. Моя работа заключается в том, что я устанавливаю мирные отношения с Кочевниками, но я не занимаюсь торговлей. А если они ко мне и обращаются по этому поводу, то я их отсылаю к вам.
- Легко сказать, но вы забываете, что вы можете читать мои мысли, а потом рассказывать Кочевникам о моих личных делах.
Бюркхалтер уже еле сдерживался, он задыхался от мысленного общения с этим человеком, ему казалось, что он дышит отравленным воздухом.
- Так, значит, этого вы боитесь? - сказал Бюркхалтер и тут же пожалел о своих словах.
- Внимание! - услышал он чужие голоса.
Селфридж покраснел.
- Что ж, выходит это правда! Все ваши красивые слова об уважении к внутреннему миру другого… Так я вам и поверил! Неудивительно, что они назначили вас консулом. Если вы читаете чужие мысли…
- Послушайте, - прервал его Бюркхалтер, - никогда в жизни я не читал мысли нетелепата. Клянусь вам.
- Да? А откуда мне знать, что вы не врете? Но вы, вы-то можете узнать, говорю я правду или нет. Вас всех надо поставить на свое место, и мне бы очень хотелось…
Только большим усилием воли Бюркхалтеру удалось сдержаться.
- Я никогда не дерусь на дуэли.
- Трус, - бросил Селфридж. Рука его по-прежнему сжимала рукоятку кинжала.