Тем более, мне не терпелось оказаться наверху, чтобы отыскать Тию - я радовался, что ей не пришлось видеть и слышать то, что творилось внизу, и вовсе не жаждал рассказать ей об этом. Просто хотел убедиться, что все у нее в порядке. В глубине души я был уверен, что все в порядке - просто хотел получить внешнее подтверждение этой своей уверенности. Поэтому, добравшись до летней стоянки, я тут же отправился разыскивать Лину - ее сестру.
Внешне она была совсем другая - темноволосая, черноглазая, бойкая, но улыбка у нее была хорошая; она походила на свою сестру чем - то другим, скрытым - даже мне, хоть я и не часто ее видел, было ясно, что в ней нет той неявной злобы, затаенной обиды на весь мир, которая часто присуща женщинам и тянет их язвить и жалить исподтишка.
Сейчас она не улыбалась - до нее дошли слухи о том, что стряслось в ее родной общине и глаза у нее были припухшие. Похоже, она все это время проплакала, но, увидев меня, выдавила улыбку - скорее, тень улыбки, и приветливо сказала:
- Здравствуй, Люк. Тебе что - то нужно?
- Я ищу Тию, - ответил я. - Я просто хотел сказать ей, что все в порядке.
Она поглядела на меня, точно увидела привидение.
- Что в порядке? - выкрикнула она и, не в силах больше сдерживаться, снова зарыдала.
Я, в свою очередь, уставился на нее.
- Ее здесь нет?
- Откуда ей тут быть? - устало ответила она. - Если ее нет среди тех, внизу, значит, она погибла…
Я нерешительно сказал.
- Лина… но ведь она не погибла. Я сам ее видел.
Она подскочила, схватила меня за плечи и сильно встряхнула, - мне казалось, что она даже не соображает, что делает.
- Ты ее видел? Где?
- Внизу. С ней ничего не случилось. Она просто была очень напугана. Я думал… она пошла сюда…
Она продолжала трясти меня.
- Когда? Когда это было?
- Прошлым вечером… Лина… она давно уже должна была быть здесь.
Она как - то сразу погасла, лихорадочное возбуждение покинуло ее, она выпустила меня и, сгорбившись, отступила на шаг.
- Ее здесь нет, - невыразительно ответила она. - Нет… и не было.
Глаза ее расширились.
- Это Голос, - сказала она. - Люди говорят, что она вчера слышала Голос. Вот она и ушла…
Я тупо помотал головой.
- Я… не верю. Может, она просто заблудилась?
С какой - то странной покорностью она сказала:
- Ее больше не найти, Люк. И искать никто не будет. Это без толку… ведь даже если ее найдут…
Она всхлипнула. Плакала она горько и беспомощно, а я беспомощно топтался перед ней, потому что мне было нечем ее утешить.
Потом сказал:
- Если она где - нибудь поблизости… я постараюсь найти ее, Лина.
Она только покачала головой и не ответила. Я знал, почему. Что бы я ни говорил, и я и она отлично понимали, как в действительности обстоит дело.
Говорят, что люди, отозвавшиеся на Голос, еще некоторое время бродят вблизи родных мест, словно ищут кого - то или хотят проститься со своими близкими. Если верить преданиям, они возвращаются за своей душой… что с того? Раз потеряв душу, невозможно получить ее обратно. Даже если их приводят домой, они не понимают обращенных к ним слов и никогда не возвращаются к обычной жизни.
Они слоняются повсюду, глядя пустыми глазами, а потом вновь исчезают - на этот раз навсегда. Куда они уходят? Я представил себе поселение неведомых оборотней, по которому как тени слоняются пропавшие из прибрежных деревень люди, и мне стало страшно. Лучше смерть, чем это…
И я стал собирать сумку.
На меня никто не обращал внимания - всех занимали события последних дней; община бурлила - на моей памяти никогда еще к ней не примыкало такое количество новых жителей, никогда еще не происходило драматичных событий такого размаха; Многие, в особенности молодежь, говорили, что хорошо бы спуститься вниз, поглядеть на новоприбывших, тогда как старухи резонно полагали, что пришельцы никуда не денутся, а тут и без них дел хватает. Словом, я надеялся, что мне удастся ускользнуть незамеченным, да и потом меня никто не хватится - решат, что я спустился вниз, к отцу Лазарю, вот и все.
Но мне, разумеется не повезло, потому что я напоролся на Матвея. Он обладал поразительной способностью замечать то, что его не касалось.
- Куда это ты собрался? - подозрительно спросил он.
Сначала я хотел сказать, что вниз, но потом передумал. Сказал, что иду к остальным мальчишкам на верхние пастбища - ребятня всегда крутилась вместе с пастухами, а предгорья считались безопасными.
- Они будут просто в восторге, - язвительно сказал он.
Он - то отлично помнил, что у меня со сверстниками не ладилось.
Я пожал плечами.
Он задумчиво смотрел на меня.
- Что ж, может, это и к лучшему, - сказал он, наконец, - По крайней мере, ты не будешь надоедать святому отцу; Он и так тобой недоволен.
Я растерялся.
- Что я такого сделал?
- Вопрос не в том, что ты сделал, - сухо ответил Матвей, - а что ты можешь сделать. Или в том, чего ты не сделал. Постарайся не раздражать его по крайней мере.
Я молча кивнул и, чтобы его успокоить, решительно направился в сторону верхних пастбищ - на самом деле мне было все равно, откуда начинать поиски.
Почему - то мне казалось, что если она и впрямь слоняется где - то поблизости, я обязательно ее встречу.
Я уже отошел на порядочное расстояние, когда он окликнул меня.
- Люк!
Я обернулся.
- Осторожней.
* * *
Я еще никогда не оставался один - даже в горах, где пастухи всегда старались дежурить парами, и мне было страшно. Когда начало темнеть, я очертил вокруг себя магический круг, чтобы никакая нечисть не могла до меня дотронуться, но в глубине души понимал, что это бесполезная мере предосторожности - ведь если бы такие штуки наверняка помогали, то с чего бы всем бояться? Тем не менее, я устроился внутри этого круга и разжег костер - поначалу сидеть у огня было уютно - он освещал все вокруг на несколько шагов, высвечивал ближайшую гряду камней, заставляя их покрываться то синюшной бледностью, то румянцем, а треск горящих веток помогал не прислушиваться к разным ночным звукам. Но потом, мне начало казаться, что тьма, отступившая за пределы светового круга, на самом деле уплотняется, окружая меня сплошной стеной, которая казалась совсем уж непроглядной по сравнению с розовыми отблесками костра. Она корчила мне рожи и, в тот же миг, злорадно хихикала у меня за спиной. Это было так страшно, что, если бы костер не прогорел, я бы, наверное, сам его погасил.
Только когда последние угли рассыпались грудой мерцающих огоньков, я понял, что зловещая тьма существовала большей частью в моем воображении - вокруг было не так уж темно. В начале лета ночи короткие, и светлые сами по себе, но тут, наверху, где деревья не заслоняли небо, а воздух был свободен от мутных морских испарений, я увидел, что от горизонта до горизонта протянулась огненная полоса - широкий звездный мост, такой яркий, что силуэты одиноких деревьев на склоне холма чернели, точно нарисованные углем. Звезды мерцали и переливались, собираясь в шары, в вихри, в сложные фигуры, слабое зарево на краю неба то вспыхивало, то гасло, и зрелище это так заворожило меня, что я поднялся и осторожно начал пробираться на самую верхушку холма. Оказавшись наверху, я обернулся и у меня перехватило дыхание - словно я стоял в полумраке молельного дома с его цветными окнами и мягким мерцанием светильников - море на юге лежало черное, черней, чем небо, но там, где днем я бы увидел темный лесной массив, протянувшийся сколько хватит глаз, сияла россыпь огней, точно кто - то кинул с высоты на деревья светляков - пригоршню за пригоршней. Только ни один светляк не мог бы сиять так ярко. Огни эти точно дышали - мерно, в каком - то своем ритме, то меркли, то разгорались ярче, казалось, что по верхушкам деревьев, по кронам пробегают волны света.
"Огни наших поселений простирались от горизонта до горизонта… я вижу их в своих снах - они сияют, точно небо, полное созвездий…" - вспомнил я. Зрелище было таким поразительным, что я почувствовал себя причастным к нему, словно я был странным образом соразмерен этим горам, и темному морю, поглощавшему звездный свет, и этим огням - я был не больше и не меньше чем они - часть этого мира, равный собеседник и наблюдатель.
Приоткрыв рот, я всматривался в этот неведомый свет, как вдруг огни, казавшиеся зеркальным отражением величаво раскинувшихся в небе созвездий, вспыхнули с особенной силой и тут же погасли. Лишь небо продолжало светиться, и грядущий рассвет казался мне то ли обещанием, то ли утешением - я спустился вниз, к своим пожиткам, уселся у прогоревшего костра и поплотнее запахнул куртку - на рассвете всегда холодно.
Резкий крик потревожил утренний сумрак, ему откликнулся другой. Странные, холодноватые голоса перекликались в тумане. Я насторожился - внизу, на побережье, я ни разу не слышал ничего подобного. Какое - то время ничего не происходило, потом передо мной внезапно возникло темное пятно - оно чуть приблизилось, оформилось и превратилось в странное существо примерно в половину моего роста. Присев на мохнатые ноги, оно с любопытством уставилось на меня своими глазами - бусинками.
- Привет, - сказал я.
К нечистой силе это создание явно никакого отношения не имело - похоже, оно опасалось меня не меньше, чем я его. К тому же оно умудрилось забраться за пределы моего магического круга.
Какое - то время мы оба сидели неподвижно и внимательно смотрели друг на друга.
Потом я осторожно протянул руку, достал из сумки хлеб и, отломив кусочек, протянул существу. Оно приблизилось, осторожно переступая коротенькими ножками, и протянуло лапку - вернее, ручку с крохотными, почти человеческими пальчиками.
Взяв хлеб обеими руками, странное создание осторожно надкусило его и, прижав краюху к груди, вновь скользнуло в туман. Я усмехнулся - предгорья были полны жизнью, для которой, похоже, самым странным и притягательным созданием был человек. Мы страшили и привлекали ночных обитателей холмов не меньше, чем страшил и притягивал нас самих окружающий мир. Какое - то время я сидел неподвижно, ожидая других визитеров, но больше никого поблизости не было.
Небо становилось все светлее, а туман сполз ниже, укутав подножье холма. Скоро, подумал я, у нас не будет и такой ночи - близилась пора летнего солнцестояния, когда солнце в странной задумчивости повисает над горизонтом, словно не решаясь нырнуть в темную пропасть. Подул легкий ветерок и откуда - то потянуло дымком - видимо, я вышел к пастушьей стоянке. Я, было, направился туда, но тут же сообразил, что мне придется объяснять с чего это мне вдруг вздумалось проводить ночь в горах в одиночку; инстинктивно я понимал, что лишних расспросов следует по возможности избегать, хоть особенно и не задумывался над этим.
Я ни сделал ни одного шага в направлении стоянки, но голоса все приближались - теперь, когда туман постепенно рассеивался, я увидел их - темные фигуры, которые казались из - за игры теней и света совсем огромными - над головами людей трепетали факелы. Все были вооружены. Глупо - сначала мне показалось, они ищут меня.
Процессия двигалась мне навстречу и я понял, что прятаться поздно. Убегать тоже было глупо - оставалось лишь открыто выйти им навстречу, что я и сделал.
Завидев меня, они резко остановились - лица у всех были настороженные. Здесь были и наши люди, и чужаки из Голого Лога, и еще кто - то из той общины, чья стоянка расположилась по соседству с нашей… многих я и не знал…
- Эй, - сказал тот, кто, похоже, был у них за главного, - а ты что тут делаешь?
Я счел за лучшее сказать правду.
- Я искал одного человека. Девочку. Она заблудилась где - то неподалеку.
- А ты не врешь, малец?
Он приблизил к моему лицу факел - у меня от жара затрещали волосы, и я отпрянул.
- Это Люк, - сказал кто - то из толпы, и я узнал Карла, мужа Лины. - Он, хоть и придурочный, но не врет - у моей хозяйки пропала сестра. Так она, бедняжка, с тех пор, как узнала об этом, ревет не переставая. А малый этот, вроде, ее приятель, девчонки той. Только зря все это. Девку не вернешь. И тебе тут шляться нечего, - обернулся он ко мне, - Ступай домой.
- Ладно, - сказал я благодарно; мне было приятно, что хоть кто - то за меня заступился, - а что стряслось - то?
- Оборотня ловим, - ответил Карл. - Оборотень тут поблизости бродит, ясно?
- А может, он и сам оборотень? - спросил кто - то из толпы.
- Нет, - Карл, видимо, решил защищать меня до конца, - говорю тебе, это наш. Ты что, оборотня от человека отличить не можешь?
- Как же его отличишь… - пробормотал кто - то.
- А ты факелом ткни, - посоветовали сзади, - он сразу себя и покажет.
Я молчал.
- Ладно, - сказал старший, - пошли. Ступай домой, малец, а то наживешь неприятности.
Я молча кивнул.
Процессия вновь двинулась в путь и какое - то время, пока она не скрылась за склоном холма, я смотрел ей вслед. В неторопливых, осторожных движениях людей была молчаливая угроза - когда я осознал, что произошло бы, если бы я, скажем, бросился бежать, или если бы Карл не признал меня, мне стало дурно…
Туман, скопившийся в расселинах, затрепетал и начала подниматься вверх, на миг погрузив меня в ватный сумрак, в котором исчезли все звуки и краски. Потом сквозь него начал пробиваться розовый свет, он вздрогнул, точно агонизирующее животное, и рассеялся, а в лицо мне ударил слепящий луч - солнце зависло в узкой расселине между двумя скалами и начало стремительно карабкаться на небосвод, поглощая зелень и чернь, и лиловый сумрак. Тени шарахнулись и поползли прочь, укорачиваясь на глазах. Чувства мои обострились, и я теперь отчетливо чуял запах дыма - где - то совсем рядом была стоянка пастухов, - и слышал треск горящих сучьев, и еще какое - то движение у себя за спиной - осторожное, почти неуловимое.
Я обернулся.
Она стояла на границе света и тени, и поначалу казалась совсем нереальной, но солнце все укорачивало и укорачивало тень, гнало прочь, пока, наконец, я не разглядел ее совершенно отчетливо.
- Тия, - прошептал я.
Она поглядела на меня своими огромными глазами. Косые солнечные лучи словно просвечивали ее насквозь и мне она показалась совсем бесплотной - легкая полупрозрачная фигурка, готовая вот - вот окончательно раствориться в воздухе.
Я стоял неподвижно, боясь пошевелиться. Понимание пришло ко мне - такое чистое и холодное, такое окончательное, что меня затрясло, точно я вышел из освещенной комнаты на мороз.
- Что же ты… - сказал я хрипло и осекся…
Позвать на помощь? Я вспомнил суровое факельное шествие, багровый свет на лицах и впервые осознал, какой страх скрывается за этой решимостью…
- Ты не знаешь… - сказал я, - Уходи отсюда… Пожалуйста, уходи. Они очень напуганы. Они убьют тебя.
Она рассеянно улыбнулась, точно это совсем ее не занимало. В серых глазах отражались верхушки гор.
- Но ведь это совсем не то, что они думают, Люк, - сказала она мягко, - все совсем не так…
- Может быть, - торопливо согласился я. - ты права… но тебе нельзя здесь оставаться. Они могут вернуться… Я не знаю, откуда ты пришла, но все равно - возвращайся туда, слышишь?
- Идем со мной, - тихонько сказала она.
Я замотал головой.
Она в последний раз поглядела на меня, улыбнулась и скользнула обратно в заросли. Я стоял столбом, как дурак, и смотрел ей вслед; солнце припекало все сильней, но меня по - прежнему бил озноб. Ветка у меня за спиной хрустнула - там кто - то стоял.
Я думаю, он был с пастухами - все подростки предпочитают болтаться на верхних пастбищах, да и старшие не возражают, потому что здесь от них есть хоть какой - то прок. Скорее всего, его отправили собрать хворост для костра и, когда он услышал голоса, он просто пошел на звук…
- С кем это ты разговариваешь, придурок? - спросил Тим, - сам с собой?
Я не ответил.
- Забавно, - сказал он, и попытался обойти меня на узкой тропке.
Я загородил ему дорогу, но он отпихнул меня.
- Эй! - окликнул он и раздвинул руками кусты.
Она обернулась и он отпрянул, точно от удара.
- Ах ты, черт! - сказал он, - это ведь…
Я схватил его за рукав куртки и дернул. Он, было, потерял равновесие, но удержался на ногах.
- Оставь ее в покое! - сказал я, - оставь, слышишь ты!
Он рванулся и высвободился.
- Кого ты защищаешь? Кого ты защищаешь, урод?
Он набрал в легкие побольше воздуху, но крикнуть не успел - я подскочил к нему и охватил сзади, зажимая рот. Мы стали бороться - молча; он - потому, что я не давал ему крикнуть, я - потому, что, опасаясь быть услышанным, не издал ни звука, несмотря на то, что он вцепился зубами мне в руку. Я почти ничего не соображал - понимал только, что если я его выпущу, он тут же позовет старших, и что они сделают с ней, Господь знает. Потом это куда - то ушло, словно я получил какой - то тайный сигнал - с ней все в порядке, ее здесь нет; теперь меня больше тревожило то, что они могут сделать со мной.
Я и рад был бы отступить, но все уже слишком далеко зашло.
Он не ожидал такого отпора и пришел в ярость - теперь он навалился на меня, выкручивая мне руку, а я отбивался - слепо, отчаянно, багровая пелена застилала мне глаза. Я даже не пытался вырваться, чтобы освободиться и убежать, я в слепой ярости бессильно колотил его кулаком по спине, по голове, другой рукой пытаясь найти точку опоры, зацепиться за корень, за выбоину, пока пальцы мои не наткнулись на камень и не обхватили его. Лежа ничком на земле, я размахнулся и ударил, почувствовав, что острая грань камня встретила лишь слабое сопротивление, погрузившись во что - то мягкое. Хватка моего противника внезапно ослабела.
Я перекатился на живот и, сбросив с себя тяжелое тело, приподнялся на четвереньки - ноги меня не держали. По прежнему оставаясь на четвереньках, я подполз к нему. Ярость ушла, и черты его разгладились. В глазах отражалось небо.
На какое - то время я застыл неподвижно, напряженно вглядываясь в его лицо. Потом, всхлипывая, поднялся на ноги. У меня было странное ощущение, что все это происходит не со мной - словно я заблудился в каком - то дурном сне.
Именно это ощущение полной нереальности помогло мне окончательно не свихнуться и не потерять голову - я взглядом отыскал самую глубокую расселину и, подтащив тело к обрыву, спустил его туда. Потом изо всей силы уперся в нависшую над обрывом глыбу и толкнул. Наконец, мне удалось раскачать тяжелый камень, и он покатился вслед за телом, волоча за собой шлейф пыли и увлекая множество других камней - помельче.
Еще несколько таких же усилий и тело скрылось под грудой валунов, а я, находясь все в том же странном полусне, кое - как разровнял истоптанную землю, уничтожив следы драки.
Только покончив со всем этим, я стал медленно осознавать случившееся и мне стало по - настоящему страшно.
- Что же это такое? - пробормотал я в пустоту, - ведь я не хотел. Я просто хотел его остановить…