- Правда… ралькалест тоже не идеален, - продолжила Шай, - металл слабый. Решетка наверху, конечно, крепкая - не выбраться, но пластины довольно хрупкие. Вы слышали что-нибудь об антраците?
Фрава нахмурилась.
- Это камень, который горит, - ответил Гаотона.
- А вы мне дали свечу, - произнесла Шай и нырнула рукой за пояс, за спину. Она швырнула на стол грубую деревяшку - печать души! - Я просто могла поработать со стеной, убедить камни, что они - антрациты. Не так уж это и трудно, зная, что пород в стене - сорок четыре. А горят антрациты хорошо, их жар растопил бы ваши пластины.
Шай резко метнулась на стул и села, откинувшись на спинку. Она слышала, как сзади тихо прорычал стражник. Фрава еще сильней сжала губы - в тончайшую линию и… промолчала.
Шай позволила себе расслабиться, глубоко вздохнула и тихо поблагодарила Неведомого Бога.
О, Ночи! Они верят ее болтовне! Она очень боялась, что окажись среди них хоть кто-то мало-мальски разбирающийся в воссоздании, и ее вранью тут же настал бы конец.
- Я хотела бежать этой ночью, - продолжила Шай, - подозреваю, что если вы обратились к такой еретичке, как я, то дело важное. Итак, еще раз, что у вас есть мне предложить?
- Я все еще могу казнить тебя, - сказала Фрава. - Прямо сейчас. Здесь.
- Но вы ведь не сделаете этого, так ведь?
Фрава стиснула зубы.
- Я же говорил, что она тот еще орешек, - обратился Гаотона к Фраве.
Шай уже заметила, что произвела на него впечатление. Но вот его глаза… В них будто было горе! Но горе ли? О, этого старика не так-то легко прочитать, он словно книга на языке свордиш.
Тем временем Фрава поманила кого-то пальцем. Появился слуга и вынес небольшую коробочку, замотанную в тряпку. Шай задержала дыхание.
Слуга отжал фиксаторы и открыл крышку. Внутренняя часть коробочки была обита тканью, а внутри - пять небольших выемок, туда можно класть печати души.
Печать представляла собой вытянутое каменное изделие размером с большой палец. Сверху лежала маленькая книга в кожаном переплете, вся затертая из-за постоянного использования. От нее шел слабый запах, такой родной для Шай…
Печати, лежавшие в коробке, не совсем простые. Знаки сущности! Сильнейшие среди всех печатей души.
Они работали непосредственно с личностью, могли на короткое время переписать характер человека, его биографию, его душу. Каждую печать требовалось индивидуально настраивать на конкретного человека. И все пять в коробке были настроены на Шай.
- Пять печатей - пять душ, - продолжала Фрава. - Это незаконное страшное колдовство. Вечером они должны быть уничтожены. Пускай ты бы убежала сегодня… но этих печатей уже никогда бы не увидела. Сколько требуется сделать, скажем, одну?
- Годы… - прошептала Шай.
Других копий у нее нет. Все необходимые заметки и рисунки хранить - пускай даже в тайниках - слишком опасно. Ведь любой желающий может покопаться в ее душе и все про нее узнать.
Шай всегда держала их при себе. И как только выпустила - отобрали!
- Вот это… мы тебе и предложим за работу, - Фрава произнесла с таким брезгливым выражением, будто перед ней поставили тарелку с какой-то гадкой слизью и гнилым мясом.
- Согласна.
Фрава кивнула. Слуга захлопнул коробочку.
- А теперь позволь мне показать, что от тебя требуется.
Раньше Шай и помыслить не могла о встрече с императором, не говоря уже о том, чтобы ткнуть в него пальцем.
Ашраван. Император Восьмидесяти Солнц, сорок девятый правитель Империи Роз - на ее тычок никак не отреагировал.
Его взгляд был устремлен в никуда, и хотя пухлые розовые щеки лучились здоровьем, выражение лица его оставалось совершенно безжизненным.
- Что с ним случилось? - спросила Шай, вставая с кровати императора. Кровать была выполнена в древнем ламиойском стиле с изголовьем в виде феникса, устремившегося к небу.
Девушка уже видела эскиз такого изголовья в одной из книг; вероятно, он и стал источником для воссоздания.
- Убийцы, - произнес арбитр Гаотона. Он стоял по другую сторону кровати вместе с двумя лекарями.
Из Бойцов только капитану Зу было позволено войти.
- Они ворвались две ночи назад и напали на императора и его жену. Она была убита, а император получил арбалетный болт в голову.
- Знаете, - заметила Шай, - с учетом того, что стреляли в голову, он выглядит очень и очень неплохо.
- Ты знакома с запечатыванием? - спросил Гаотона.
- Не особо, - ответила Шай. Ее народ называл это воссозданием плоти. С его помощью целитель с исключительными навыками мог воссоздать тело, удаляя раны и шрамы, но для этого были необходимы опыт и годы мастерства.
Воссоздатель должен был знать каждое сухожилие, каждую вену и мышцу для того, чтобы правильно исцелить.
Запечатывание было одной из немногих отраслей воссоздания, которую Шай изучила лишь поверхностно.
Сделаешь обычную подделку не так - ничего страшного, создашь произведение, не имеющее особой художественной ценности. Неправильно проведешь воссоздание плоти - погибнет человек.
- Наши мастера по запечатыванию - лучшие в мире, - произнесла Фрава. Она прошлась у изножья кровати, заложив руки за спину. - Как только все закончилось, мы тут же вызвали врачевателей. Они, конечно, залечили рану на голове, но…
- Но не рассудок? - спросила Шай, проводя рукой перед его глазами. - Получается, не так уж хорошо они его и вылечили.
Один из докторов, маленький человечек с большими оттопыренными ушами, кашлянул. Они торчали, словно оконные ставни в погожий день.
- Запечатывание лечит тело, но не душу. Это все равно, что красиво переплести истлевшую книгу. Да, она будет как новенькая, но вот слов… слов в ней уже не будет. Да, у императора сейчас здоровый мозг, но он - пуст!
- Да уж, - произнесла Шай. - Вы выяснили, кто подослал убийц?
Пять арбитров обменялись взглядами. Да, они знали.
- Мы не уверены, - сказал Гаотона.
- В смысле, - добавила Шай, - вы знаете, но у вас недостаточно доказательств для обвинения. Одна из дворцовых фракций, полагаю?
Гаотона вздохнул:
- Фракция "Триумф".
Шай тихонько присвистнула. В принципе, логично. Если император умрет, то у фракции "Триумф" будут хорошие шансы посадить на трон своего преемника.
В свои сорок император Ашраван был все еще молод по меркам Великих. Предполагалось, что он будет править и следующие пятьдесят лет.
Если император сменится, то присутствующие в комнате пять арбитров утратят свое положение, что, согласно нерушимым правилам империи, станет существенным ударом по их статусу.
Одни из самых могущественных людей мира превратятся в слабейшую из восьмидесяти фракций империи.
- Убийцы уничтожены, - продолжала Фрава, - "Триумф" еще в догадках, удалось ли покушение. От тебя требуется создать новую душу императора, - она вздохнула, - воссозданием.
"Они точно не в себе , - подумала Шай. - Даже собственную душу переделать - задача не из легких. И это при том, что воссоздание в таком случае не с нуля".
Они даже не представляют, о чем просят. Хотя все логично. Они же презирают воссоздание… по крайней мере, так говорят.
Получается, эти люди спокойно ходят по воссозданному полу, спокойно смотрят на вазы-подделки. Да что говорить, даже своим эскулапам разрешили залатать тело императора! Но они никогда не назовут это воссозданием.
Другое дело - воссоздание души, что, по их мнению, колдовство и чертовщина.
А значит, надежда у них теперь только на Шай. Во всем государстве не сыщется ни одного умельца, кто смог бы воссоздать душу. Не под силу это, скорее всего, и ей.
- Ты сможешь сделать это? - спросил Гаотона.
"Понятия не имею", - подумала Шай.
- Да, - промолвила она вслух.
- Воссоздание должно быть точным, - строго сказала Фрава.
- Если у наших врагов появится хоть малейшее подозрение, что с императором что-то не то… они не заставят себя ждать. Поэтому он должен вести себя естественно и логично.
- Если сказала - сделаю, - ответила Шай. - Но предупреждаю - это невероятно сложно. Мне нужно знать о нем все, любые сведения из его жизни. Во-первых, официальные хроники, правда, они слишком сухи. Во-вторых, мне нужно будет хорошенько расспросить всех, кто общался с ним непосредственно: слуг, друзей, членов семьи. Он, случаем, личный дневник не вел?
- Вел, - ответил Гаотона.
- Прекрасно.
- Все эти документы запечатаны! - возразил один их арбитров. - Император велел их уничтожить…
Все резко обернулись на говорящего: он нервно сглотнул и потупил взгляд.
- У тебя будет все, что попросишь, - сказала Фрава.
- Мне также нужен будет кто-то, - продолжила говорить Шай, - на ком бы я могла проверять свои идеи по воссозданию. Это должен быть Великий, мужчина, который постоянно был рядом с императором и очень хорошо его знал. Так я смогу конкретнее определиться с его характером и проверить, все ли правильно у меня получается.
О, Ночи! Определиться с характером - это вторично. Сначала нужно изготовить печать, что и так занимало… Это и будет первым шагом. Шай не была уверена, что справится даже с этим.
- И, конечно, мне понадобится камень души.
Фрава взглянула на Шай, скрестив руки на груди.
- Вы же не думаете, что я смогу все это сделать без камня души, - сухо сказала Шай. - Нет, я, конечно, могу вырезать печать из дерева, но то, что вы просите, является исключительно трудной задачей. Камни душ. Много.
- Так и быть, - согласилась Фрава. - Но все три месяца за тобой будут следить. Пристально.
- Три месяца? - воскликнула Шай. - Думаю, на это уйдет как минимум два года.
- У тебя есть сто дней, - ответила Фрава. - Хотя нет… Уже девяносто восемь.
Невозможно.
- Официально отсутствие императора эти два дня будет объясняться тем, что он в трауре после смерти жены, - добавила одна из присутствующих арбитров.
- Фракция "Триумф" подумает, что мы пытаемся выиграть время после кончины императора. Когда сто дней траура подойдут к концу, они потребуют, чтобы Ашраван показался перед подданными. И если он этого не сделает, то нам конец.
Как и тебе, говорил ее тон.
- Мне понадобится золото, - сказала Шай. - Возьмите сумму, которую планировали заплатить, и удвойте ее. Из этой страны я уеду богатой.
- Хорошо, - согласилась Фрава.
"Слишком просто, - подумала Шай. - Восхитительно. Они собираются убить меня, когда дело будет сделано".
Отлично, у нее осталось девяносто восемь дней, чтобы выбраться отсюда.
- Принесите записи, - произнесла она вслух. - Еще мне понадобится место для работы, куча материалов, и да, верните мои вещи.
Она подняла палец прежде, чем они успели возразить.
- Я не прошу свои знаки сущности, но верните все остальное. Я не собираюсь три месяца ходить в той же одежде, которую носила в темнице. И пусть мне немедленно притащат ванну.
День третий
На следующий день в дверь Шай - помывшейся, наевшейся и впервые со дня своей поимки хорошо отдохнувшей - постучались. Они выделили ей комнату - крошечную, наверное, самую мрачную во всем дворце, с едва уловимым запахом плесени.
На ночь к Шай по-прежнему были приставлены стражники, и если она правильно помнила планировку огромного дворца, то находилась в наименее посещаемом крыле, которое в основном использовалось в качестве хранилища.
Все же это было лучше, чем камера. Немного.
Стук оторвал Шай от изучения старого кедрового стола, который последний раз видел скатерть, наверное, еще до ее рождения.
Один из охранников открыл дверь, впуская престарелого Гаотону. В руках тот нес шкатулку - две пяди[1] в длину и несколько дюймов[2] в высоту.
Шай бросилась навстречу под недобрым взглядом капитана Зу, который стоял рядом с арбитром.
- Держись подальше от его светлости, - рявкнул Зу.
- И что ты мне сделаешь? - спросила она, забирая шкатулку. - Прирежешь?
- Когда-нибудь я с превеликим удовольствием…
- Да-да, конечно, - сказала Шай, прошла к столу и открыла шкатулку. Внутри лежали восемнадцать печатей души. Верхние площадки печатей - гладкие, без всякой гравировки. Девушка просто не могла не взять одну из них; достала и принялась внимательно рассматривать на расстоянии вытянутой руки.
Ей вернули очки, так что теперь уже не было необходимости щуриться.
Одежду она тоже надела гораздо более удобную для работы, чем то потрепанное платье. На ней была обычная красная юбка чуть ниже колена и блузка на пуговицах. Великие наверняка бы сказали, что она выглядит старомодно. Неудивительно, ведь сейчас у них в моде робы и накидки древнего стиля.
Шай считала такой фасон скукотищей. Под блузкой она носила плотную хлопковую сорочку, а под юбкой были леггинсы. Трудно угадать, когда возникнет необходимость избавиться от верхней одежды - для маскировки.
- Хороший камень, - сказала Шай о печати. Она достала одно из своих зубил, кончик которого был толщиной с булавочную головку, и принялась скрести им булыжник. Качественный!
Он хорошо поддавался инструменту: резьба шла легко и точно. Камень души - мягкий, как мел, но при этом совсем не крошится, и изображение на нем отчетливое. Затем готовый рисунок печати обжигают на огне, после чего камень души становится твердый как кварц.
Печать можно было сделать лучше, вырезая ее из самого кристалла, что было невероятно сложно.
Также ей дали и яркие красные чернила, добываемые из осьминогов. В полученную жидкость добавляли немного воска. По идее, в таком деле можно использовать любой натуральный краситель, однако красители животного происхождения подходили для дел восстановления гораздо лучше, чем растительного.
- Ты что, успела стащить урну из коридора? - нахмурившись, спросил Гаотона, заметив сосуд в углу комнатки.
Шай действительно прихватила урну на пути обратно, после ванны. Охранник было воспрепятствовал, но она заговорила ему зубы. Сейчас он стоял, сильно покраснев.
- Мне было очень интересно узнать уровень ваших Воссоздателей, - произнесла Шай. Она отложила инструменты и положила урну на бок. На глиняном дне отчетливо виднелся красный символ.
Знак воссоздающего легко заметить. Интересно, что печать не ставилась на поверхность материала, но была прямо внутри него, как оттиск, отчего получался рельефный рисунок из красных желобков. Края такого вдавленного клейма (тоже красные) слегка приподнимались над всем рисунком.
По стилю исполнения печати можно было многое понять о характере Воссоздателя. Конкретно этот мастер, судя по метке, был лишен фантазии и не отличался большим своеобразием. В нем не было ни капли творчества, не в пример изысканной, виртуозно сделанной вазе, которую он копировал.
До Шай доходили слухи, что фракция "Наследие" поставила искусство на поток. Как на башмачной фабрике стояли ряды Воссоздателей-недоучек и мастерили произведения искусства.
- У нас не Воссоздатели, - ответил Гаотона. - Мы используем другое слово. Они Запечатыватели.
- То же самое.
- Да, но они не вторгаются в людские души, - очень серьезно ответил Гаотона. - Еще одно отличие: мы делаем копии, таким образом отдавая дань прошлому. Мы никого этим не собираемся дурачить, обманывать. Благодаря нашей деятельности люди чтут и понимают свою историю. Шай подняла бровь. Взяв в руки молот с зубилом, она поставила инструмент под углом, вдоль стенки углубления и нанесла удар.
Штамп поддался не сразу - сидел достаточно прочно, - но удар все-таки выдавил его. Печать вылетела, а желобки исчезли. Сама же метка вдруг стала обычной краской и утратила свою преобразующую силу.
Урна тут же потеряла форму и цвет, став обычного серого цвета. Печать не просто меняла форму объекта, то, как он выглядел; но и полностью переписывала его историю. Без клейма урна превратилась в жалкое зрелище.
Мастера, делавшего ее, совершенно не волновало, как она будет выглядеть. Скорей всего, он просто знал, что она, как болванка, пойдет на воссоздание.
Шай покачала головой и вернулась к работе над неоконченной печатью души. Эта была не для императора (Шай даже близко не была готова к такому), просто резьба помогала ей думать.
Гаотона жестом приказал стражникам выйти, всем, кроме Зу, который остался при арбитре.
- А ты та еще загадка, Воссоздатель, - произнес Гаотона, когда двое стражников вышли, закрыв за собой дверь. Он расположился на одном из двух шатких деревянных стульев.
Стулья, наряду с трухлявой кроватью, древним столом и сундуком с вещами Шай, дополняли интерьер комнаты. Рама единственного окна была перекошена, впуская внутрь воздух, даже стены были все в трещинах.
- Загадка? - спросила Шай, поднимая печать и внимательно приглядываясь к своей работе. - И в чем же она?
- Ты - Воссоздатель. Значит, тебя нельзя оставлять без надзора, иначе ты сбежишь, как только убедишься, что это возможно.
- Так оставьте стражников со мной, - вымолвила Шай, продолжая заниматься резьбой.
- Ты, конечно, извини, - продолжал Гаотона, - но я сомневаюсь, что у тебя уйдет много времени на то, чтобы запугать, подкупить или найти, чем их шантажировать.
Зу напрягся.
- Я не хотел оскорбить вас, капитан, - сказал Гаотона. - Я уверен в ваших людях, но перед нами искусная лгунья, мошенница и воровка. Ваши лучшие воины, в конечном счете, станут марионетками в ее руках.
- Спасибо, - поблагодарила Шай.
- Это вовсе не комплимент. Ты же портишь все, к чему прикоснешься. Тебя нельзя оставить под присмотром простых смертных даже на день. Хотя, судя по слухам, ты можешь заговорить даже самих богов.
Она продолжала работать.
- И в кандалы тебя не заковать - выберешься, - мягко произнес Гаотона. - Так уж получается, что мы дали тебе камень души для работы над нашей… проблемой. А с его помощью ты легко превратишь цепи в обычное мыло и сбежишь, посмеявшись над нашей глупостью.
Теперь понятно - он совершенно не смыслит в воссоздании. Конечный продукт воссоздания всегда должен быть правдоподобен - иначе трансформация не произойдет. Оковы из мыла - это даже не смешно, кто станет делать такие?
Она же могла поступить несколько иначе. Например, попытаться понять происхождение цепей, их состав - а затем переписать либо первое, либо второе. Могла изменить историю цепи: сделать одно звено с браком, а затем попытаться как-нибудь использовать его, чтобы выбраться.
Не нужно даже знать точное прошлое предмета, удрать все равно бы получилось. Даже самая обычная печать в состоянии на короткое время трансформировать цепь. Останется только успеть разнести бракованное звено молотком.
Правда, они могли сделать цепь из ралькалеста, а он не поддается воссозданию, но и это только лишь отсрочило бы побег.
Время есть, камень души тоже, значит, путь к спасению найдется. Например, она могла бы слегка трансформировать стену, добавив в ее структуру какие-нибудь трещины, а затем просто вырвать цепь.
Можно было переделать потолок - расшатать в нем какой-нибудь блок, он бы рухнул и разбил бы хрупкие ралькалестовые цепи.
Правда, к таким крайним мерам она бы прибегла в случае только острой необходимости.