Как вспыхнуло-то! Зипунов вскочил к окну. Куда лезешь?! На, получай! Танкист обмяк, так и не успев вылезти из люка. Ага, горим?! Вот вам, чтоб не мучились. Факела догорали уже недвижимыми. Вроде все. Зипунов ещё поводил стволом, выискивая цель. Живых больше не наблюдалось…
Атмосфера планеты была азотной, на четверть разбавленной кислородом. Но не это было главным. Вода! Тодд по снижающейся траектории пролетел над экватором, затаив дыхание, разглядывая океаны воды, в которых гигантскими буро-зелёными пятнами дрейфовали континенты. Два простейших атома водорода, цепляющихся под почти прямым углом к атому кислорода – универсальная формула жизни. Вода была здесь повсюду! В атмосфере – в виде паров, формирующих замысловатые облака над безбрежными океанами и конденсирующихся над сушей, проливающихся потоками тёплого дождя. (Тодд не сомневался, что дожди на планете непременно тёплые, хотя вблизи полюсов температура и падала ниже затвердевания – белые поля замёрзшей воды свидетельствовали об этом). На суше – в виде рек и озёр, от мелководных ручьёв, пенящихся в ущельях горных складок, до величественных потоков, мерно текущих по равнинам среди лесов, степей и пустынь; от крохотных лужиц, отражающих небо осколками разбитого зеркала, до глубоких и обширных водоёмов, разбавляющих голубым зелёный ковёр материков. И, конечно же, в океанах…
Не в силах более сдерживаться, Тодд ринулся вниз, стрелой пронёсся над белыми бурунами волн и нырнул, устремляясь вглубь и чувствуя всей оболочкой нарастающее давление. Океан кишел жизнью. От обилия её форм Тодд чуть не потерял голову. Многомиллионные стаи плавающей жизни синхронно, словно единый организм, отворачивались, сбегали от него, несущегося стремительной тенью в тёмно-синей глубине. Вынырнув у берега, Тодд окунулся в густую чащу леса и понёсся сквозь кроны высоких деревьев, распугивая летающую жизнь, фонтаном брызг уносящуюся прочь. Он летел над поросшей колючей травой равниной с одиноко стоящими раскидистыми великанами, а впереди и от него гулко топала бегающая жизнь, потревоженная неведомо откуда взявшимся порывом ветра… Тодд хохотал, обезумев от счастья. Он нашёл, нашёл!
А потом он увидел Их.
По жёлтой, словно выжженной, степи самого большого континента планеты, с востока на запад, в направлении голубой нитки полноводной реки, двигалась пыльная колонна. Тодд, заинтересовавшись, приблизился вплотную, синхронизовал скорость, и незамеченным (кто ж различит сгусток энергии в чистом виде!) полетел рядом, с интересом разглядывая странного вида колымагу из дерева, металла, углеводородов и спёкшегося до прозрачности кремния. Машиной управляло существо, одетое в ткани растительного происхождения. Изо рта существа торчал скрученный клочок бумаги с тлеющей травой, руками оно держало стальной тор, служащий, по всей видимости, органом управления машиной. Колымага была загружена деревянными ящиками, в которых ровными рядами лежали металлические цилиндры-конусы неизвестного назначения. Машин в колонне было не менее полусотни, и путь они держали к дымящему вдалеке городу.
В том, что это был именно город, сомнений не было. Тодд в одно мгновенье преодолел расстояние до реки, тенью скользнул под самые облака и завис, разглядывая сквозь чёрную дымку прямые лучи улиц и строения вдоль них. Город занимал правый крутой берег в том месте, где река поворачивала с северо-востока на юго-восток. Река, по-видимому, являлась главной транспортной артерией города: Тодд разглядел широкую улицу, идущую параллельно берегу, и множество мелких, пересекающих её и упирающихся в береговой обрыв.
Город горел. Он буквально весь был укутан дымом. Горели и дымили дома, большей частью разрушенные и представляющие собой груды камней. Тодд нашёл это обстоятельство странным. Огонь и дым – признаки деятельности разумных существ. Допустим, аборигены теплокровны и температура атмосферного воздуха здесь, в северных широтах, для них некомфортна, и они пользуются огнём, чтобы согреться. Такой вывод удовлетворил Тодда. Но как они живут в таких разрушенных домах? Чтобы ответить на этот вопрос, Тодд спустился и полетел вдоль главной улицы чуть выше крыш.
Еще одной особенностью, на которую Тодд, снизившись, сразу же обратил внимание, было обилие летающего железа. Железные капли со свистом рассекали воздух, врезались в стены домов, в твёрдое покрытие улиц, вызывая фонтанчики пыли. Крупные капли, достигнув цели, превращались в огромные фонтаны из обломков зданий, камней, земли. Тодд стал свидетелем, как одна из таких ревущих железных бестий вонзилась в подножие высокого – в пять этажей – дома, пробуравила стену и взорвалась. Дом тряхнуло, и в следующее мгновение вся стена с пятью этажами медленно и величественно осела, превратившись в пылящую груду обломков. Тодду пришлось понизить предел чувствительности датчиков, чтобы не оглохнуть, такой здесь стоял грохот…
3
– Товарищ санинструктор. Товарищ санинструктор! – Петька дёргал за штанину Нечипорука, прильнувшего к окну и стрелявшего короткими очередями.
– Чего… тебе…? – не оборачиваясь, в паузах между выстрелами спросил тот.
– Товарищ старшина приказал вам в подвал. Срочно. Там Зинка рожает.
– Всё ж тебе не ради бога! Евсейкин, держи оборону.
Боец, набивавший патронами магазин своего ППШ, поднял голову, понимающе кивнул и занял место товарища.
– Ну, пошли, боец Мальцев, – сказал Нечипорук, поднимая с пола сумку с красным крестом.
…Зинка лежала на горе тряпья и часто дышала.
– Ой, рожаю. Рожаю! – смешно окая, запричитала она, завидев Нечипорука. – Дядя Миша, рожаю ведь!
– Рожаешь, милая, рожаешь, – успокоил её Нечипорук, расстёгивая сумку.
– Петьку-то прогоните, мал он ещё, – попыталась возразить роженица.
– Какой он тебе Петька? – весомо возразил санинструктор. – Он боец Красной Армии, а в данный момент – помощник санинструктора. – И уже обращаясь к Петьке: – Ну-ка, боец, организуй горячей воды. Вон котелок, над керосинкой разогрей. И вот что… – Он вытащил из сумки, развернул и протянул простынь. – Как знал, не порезал на бинты. Подашь, когда скажу.
Петька принял простынь, свернул, засунул за пазуху и побежал организовывать кипяток.
– Давай тужься, милая, тужься, – склонился Нечипорук над Зинкой.
…Нечипорук взял на руки младенца, поднял его, повертел, чтоб мамаша видела:
– Вот, Зинка, пацан у тебя. Смотри, какой богатырь!
Зинка, отмучавшись, лежала и тихо улыбалась.
– Сейчас я его… – Нечипорук вытащил нож, что-то им отрезал, засунул обратно в штанину и требовательно крикнул Петьке:
– Простынь давай!
Петька, сидевший всё это время в сторонке отвернувшись и лишь в конце осмелившийся повернуть голову, вытащил простынь и протянул Нечипоруку. Тот ловко спеленал младенца и протянул матери. Зинка обняла малыша и прижала к себе. Петька, открыв рот, смотрел на эту сцену. Он был потрясён увиденным.
– Вот так, милая. Как назовёшь-то, придумала? – улыбаясь, спросил санинструктор.
Глаза Зинки вдруг расширились, лицо исказила гримаса.
– Дя…
Слева, со стороны лестницы, затрещало. Дядя Миша неловко выгнулся и упал на Зинку. Петька повернул голову на звук. Фриц стоял в проёме двери, из автомата в его руках шёл дымок.
– Не-е-ет! – Петька скидывал с плеча автомат, не сводя с фашиста глаз и понимая, что не успеет выстрелить. Их взгляды встретились, и Петька ясно разглядел короткие огненные вспышки, подёргивания ствола в руках врага… Всё. Это конец, – подумал он, но глаза закрыть не успел.
То, что произошло дальше, никакому объяснению не поддавалось. Что-то случилось со временем. Пространство между Петькой и фрицем вдруг задрожало, замерцало. Четыре серые кляксы шмякнулись, со звонким "чпок" ударившись о неведомую преграду, повисели мгновенье и опали. Чуть видимая, колышущаяся простыня, сотканная из воздуха, вдруг вспыхнула тысячами искр и рассеялась, испарилась ночным туманом под первыми утренними лучами солнца. Петька увидел, как у фашиста от удивления расширились глаза, и в следующее мгновенье нажал на курок. Пули прошили немца насквозь. За его спиной фонтанчиками взвилась штукатурка. Фриц крякнул и кулем осел на пол.
Петька повернул голову. Нечипорук лежал на Зинке. Гимнастёрка на спине была бурой, изодранной в трёх местах. У Зинки во лбу сияла красная дырочка, стена за ней была вся в кровяных брызгах. Петька подполз, взял на руки кулёк. Малыш лежал с закрытыми глазами и смешно причмокивал губами. Живой! Петька прижал его к себе, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Вверху раздавалась стрельба. Второй этаж. Нет, третий. "Прорвались-таки, гады", – подумал Петька.
Подбежав к дверному проёму, он глянул вверх. Вроде никого. Поднялся по лестнице до первого этажа, осмотрелся, и, согнувшись, добежал до двери, ведущей на улицу. Прижался к стене, переводя дыхание. Кто здесь лежит? Зинченко, Зиновьев, Соломатин, а там?… Пелепяк. Все убиты. Петька сглотнул, прогоняя подступивший ком. Как же так?!.. А вон фриц мёртвый, гад!
Высунув голову, он бросил короткий взгляд по сторонам – никого. Штаб батальона там, в конце улицы у самой балки. Вперёд! Петька выбежал и помчался, петляя словно заяц, огибая кучи битого кирпича. Вокруг зазвенело и заныло, рикошетируя и обдавая фонтанчиками пыли. Петька добежал до чудом сохранившейся стены полностью разрушенного дома и опустился на землю. Малыш в свёртке молчал, видимо, спал.
Петька бросил взгляд назад. Дом гулко отдавал частым сухим треском, прерываемым взрывами гранат. Внутри шёл бой. "Я мигом, Макар Саввич. Продержитесь там. Я скоро", – прошептал подросток, поднимаясь на ноги.
Он успел сделать ещё пару шагов, когда сзади, одновременно с оглушающим грохотом, его сильно толкнуло в спину. Падая, он каким-то чудом перевернулся и свалился на битый кирпич, больно ударившись затылком. Кулёк заворочался, запищал. "Тссс", – на автомате зашипел Петька, покачивая младенца. Взгляд его был устремлён на огромное чёрное облако.
То место, где раньше стоял дом и где Петька с красноармейцами провёл последние трое суток, вяло разбухало клубами чёрного, расширялось вверх и в стороны, поглощая соседние здания. Достигнув пика, облако начало спадать, словно гигантское дерево решило одномоментно сбросить все свои листья. Дым растворялся, и Петька пристально вглядывался, пытаясь различить знакомые очертания. Но дома больше не было…
Прошло уже много времени, а молодой боец продолжал лежать в непривычной тишине под низким осенним небом с новой Жизнью в руках и пустым взором, потухшим огнём в глазах. Облако давно осело, обнажив груду обломков, но Петька был не в силах подняться и продолжить путь. Ему просто не хотелось этого. Какая-то апатия овладела им.
Спустя ещё какое-то время он с трудом поднялся, и, пошатываясь, пьяной походкой в полный рост побрёл по улице.
…Сильная рука схватила его за шиворот и дёрнула в тёмный простенок между домами.
– Малой, ты совсем охренел?! Жизнь не дорога?
Знакомое лицо, из их роты.
– А-а, Бондарь…
Красноармеец с тревогой в глазах ощупывал Петьку.
– Цел? Не молчи. Ранен? А это что у тебя?
– Отнеси в санчасть. Зинка родила. Мальчик. А мне туда надо… Пусти.
– Куда туда?! Накрыли дом, нету его больше. Полутонная авиабомба, не меньше.
– Пусти, говорю! – Петька отчаянно пытался вырваться. – Мне… туда… надо.
– А ну, не балуй, – прохрипел Бондарь и поволок его к штабу.
Аборигены в этом невероятном калейдоскопе местной Жизни также присутствовали. Пролетая над одним из домов, Тодд заметил частые огненные всполохи в нескольких пустых оконных проёмах. Заинтересовавшись, он подлетел ближе. Источником огня были металлические приспособления в руках аборигенов, которые последние прижимали к лицу, давя на короткие, торчащие снизу рычажки. При каждой вспышке из жерла приспособления вылетала железная капля и с недовольным хлопком уносилась прочь. Тодд проследил путь капель и увидел, что заканчивается он на противоположной стороне улицы. Там вдоль груды камней, бывшей когда-то домом, ползком двигалась другая группа аборигенов с такими же каплеметательницами в руках. Ползущие аборигены временами останавливались и пускали их в дело, направляя в сторону собратьев, засевших в доме. Тодд недоумевал. Что это – какая-то неведомая ему игра? Тогда в чём заключается её цель, каковы её правила?
Тем временем, одна из капель, пущенных из дома, разорвала одежду и вонзилась в тело одного из ползущих. Тот резко дёрнулся и замер, нелепо распластав руки. Тодд, намереваясь понять суть игры, стремглав подлетел к нему и заглянул в лицо. Абориген лежал неподвижно, из уголка рта стекала тонкая струйка красной жидкости. Тодд задействовал аппаратуру. Датчики после секундной паузы пискнули: ЖИЗНИ НЕТ. Тодд удивился, повторил запрос. Датчики вторично пискнули: ЖИЗНИ НЕТ. Тодд, ничего не понимая, висел над неподвижным аборигеном и смотрел в на глазах сереющее лицо, на бурое пятно, расползающееся по спине. Страшная догадка вспыхнула искоркой в его мозгу и начала расти, парализую Тодда.
Невозможно… Невероятно… Чудовищно…Этого просто не могло быть…
Аборигены лишали друг друга Жизни. Осознанно. Намеренно.
Это было святотатством. Как явиться в Храм удачи без подношения. Тодд представил себе эту картину, и ему стало дурно. Жизнь – самое ценное, что есть во вселенной, наиредчайший дар Великого космоса – здесь, на планете, ничего не стоила. Тодд огляделся по сторонам и заметил то, на что раньше не обращал внимания. Среди обломков камней, ям-воронок от попадания капель-убийц, среди всего этого серого и пыльного, горящего и чадящего ада лежали мёртвые аборигены. Такие же серые, как всё вокруг. Их было много. То, что он принял за кучи рваного тряпья, были тела аборигенов. Жизнь покинула их давно. Они лежали и разлагались, а вокруг продолжала свирепствовать бойня, унося всё новые и новые жизни.
Из оцепенения его вывел лязг и грохот на другом конце улицы. Из-за угла дома выполз страшного вида железный монстр, неуклюже развернулся на месте и медленно пополз в сторону Тодда. Огонь из окон на мгновенье прекратился, затем возобновился с удвоенной силой. Капли с шумом забарабанили по его стальному панцирю. Они с визгом отскакивали от него, не причиняя никакого вреда. Под градом железного дождя монстр продолжал ползти, приближаясь к дому. Поравнявшись с грудой камней, за которой прятались оставшиеся в живых аборигены, монстр остановился, верхняя его часть повернулась, торчащая из неё труба поднялась и уставилась в пустые оконные глазницы. Через секунду труба плюнула огнём, и одно из окон заволокло дымом.
Тодд метнулся к окну. В пыли ничего нельзя было разобрать. Когда она стала оседать, Тодд различил на полу силуэт аборигена в красной луже. Одной конечности у аборигена не было. Тодд уже безо всяких датчиков понял, что тот мёртв.
Монстр продолжил движение. Лежавшие за камнями существа перебежали под защиту его панциря и теперь семенили, пригнувшись и прижимаясь к его борту. Неожиданно из окна второго этажа что-то вылетело, ударилось о броню чудовища и разлетелось множеством осколков. Брызнувшая при этом во все стороны жидкость тут же вспыхнула. Монстра заволокло дымом. Прятавшиеся за ним аборигены завопили, попадали на землю, пытаясь сбить пламя. Из окон ударил огонь, и лишённые защиты горящие, катающиеся по земле факелы вскоре затихли. Из открывшегося люка неподвижно свисало чёрное тело. Ещё один абориген в чёрном (видимо, "чёрные" управляли машиной, – подумал Тодд) успел спрыгнуть на землю и сделать пару шагов, прежде чем его настигла капля-убийца. Наступила тишина, лишь вдалеке приглушённо ухали разрывы и часто стрекотало.
Уловив краем глаза какое-то движение, Тодд резко обернулся. К дому, в котором засели аборигены, подкралась группа других. Тодд уже начал их различать. Тех, что в доме, он назвал "обороняющиеся", других – "наступающие". Первые, увлечённые уничтожением монстра, просто не заметили эту группу подкравшихся. В намерениях последних у Тодда не осталось никакого сомнения. Цель этой чудовищной игры – захватить дом. Лишив жизни всех, кто внутри. Таковы были правила. И появление железного чудовища было лишь отвлекающим манёвром, тактическим ходом в безжалостном поединке.
Наступавшие (Тодд насчитал двенадцать аборигенов) прижались к стене дома, разрушенной выше третьего этажа, и неслышно переговаривались, большей частью непонятными короткими жестами. Внезапно один из них снял висевший на поясе металлический цилиндр и швырнул в проём стены, служивший когда-то дверью. Аборигены, как по команде, пригнулись. Через мгновенье раздался хлопок, и из проёма пыхнуло клубом пыли. Наступавшие один за другим скрылись в дыму. Затрещали выстрелы. Тодд, не раздумывая, нырнул следом.
Эффект внезапности сработал. В первых двух комнатах Тодд обнаружил четверых мёртвых оборонявшихся. Присутствовал также один умирающий наступавший: он лежал в проходе на спине с открытыми глазами, его конечности конвульсивно подрагивали. Тодд завис над ним, сканируя тело. Сгусток мышц в центре грудной клетки сжался, потом разжался и замер навсегда. Открытые глаза поблекли и остекленели. Жизнь покидала тела аборигенов так легко… Тем временем топот ног был уже на лестнице. Тодд стремглав бросился туда. Группа разделилась. Одни лезли наверх, убивая и умирая. Другие направились вниз – дом, как оказалось, имел этажи ниже уровня земли. Тодд, обгоняя наступавших, бросился туда.
Меняя на ходу чувствительность светофильтров (освещения в подвале не было), Тодд первым влетел в больших размеров помещение. И тут же, словно ударившись о невидимую преграду, встал как вкопанный. Столько потрясений за один день – это уже слишком!
В дальнем углу помещения лежал абориген с неестественно расставленными нижними конечностями. Над ним склонился другой. Рядом сидел третий, невысокого роста и хрупкого сложения. Но взгляд Тодда был устремлён на первого. Аборигены были живородящими! И это, без сомнения, была самка. И он, Тодд, только что стал свидетелем таинства!
…На родине – его родном Пирре – всё происходило не так. Тодд вспомнил свой пятый день рождения. Суровый и торжественный взгляд отца: "Наступил День выбора, сынок". Путь к Храму выбора, куда ручейками стекались парами такие же отцы-и-сыновья. Волнительная тишина. Мерцающая плёнка защитного поля в центре огромного зала, под которой дозревали тысячи яиц… Ломающаяся скорлупа и влажный затуманенный взгляд первой вылупившейся будущей хранительницы…
Тодд, не смея дышать, заворожено наблюдал, как второй абориген, держа одной рукой красный пищащий и копошащийся комок, отрезал ножом пуповину, ловко спеленал малыша белой тряпкой, которую ему подал третий, и протянул получившийся кулёк матери…
Топот сзади заставил Тодда обернуться. Один из нападавших появился в проёме двери и сходу открыл огонь, выпустив длинную очередь поперек всего зала. Принимавший роды абориген резко выгнулся и повалился вперёд на мать с ребёнком. Женщина вскрикнула и затихла.
Что-то случилось со временем. Третий оборонявшийся хрупкий абориген неестественно медленно снимал с плеча оружие. Его рот открылся и Тодд услышал низкий протяжный вой. Переведя взгляд влево, он заметил, что кулёк чуть заметно шевелится. Младенец жив! Тодд обернулся. Стрелявший так же медленно поворачивал ствол оружия на крик. Тодд понял, что оставшийся в живых абориген не успеет. И тогда только родившаяся жизнь погибнет!