– В том-то и дело. Я же говорю – повезло. Я совершенно случайно наткнулся на это и смог выделить принцип действия, не понимая до конца, почему все происходит именно так, лишь используя это. Знаете, как раньше делали, скажем, печи – просто знали, что если сделать высокую трубу, то дым будет уходить туда, вряд ли понимая, почему это так. Я смог уловить принцип. Я знаю, что, воздействуя так-то и так-то, получаешь такой-то результат, но почему результат получается такой… – он развел руками. – Я думал, сделаю устройство, получу то, что должно получиться, и тем самым докажу правильность моей теории. Но вышло совсем по-другому. Я оказался между "да" и "нет". Было два варианта: либо то, что я сделаю, будет работать, либо нет – что еще могло быть? Другого, казалось бы, не дано. А вот нет! На самом деле… На самом деле не то и не это. Устройство работает, перемещения происходят, но я никак не могу доказать это – все остается только теорией, и ничем больше.
– Такого не может быть, – сказал я, – чтобы теория, по которой уже существует работающее устройство, считалась бы неверной.
– Да, – усмехнулся он, – не может. И тем не менее…
– По-моему, вы просто заранее казните себя. Еще никто и слова не сказал, никто даже не знает об этом, а вы уже переживаете поражение. Вы даже не начали никаких действий, а уже считаете себя побежденным, при том, что фактически вы уже победили.
– Да, победил, только никто не знает и не может узнать об этом. Мнимая победа, – он улыбался так, как будто танцевал на собственных костях. Впрочем, возможно, это было недалеко от истины. – Что толку пробовать? У меня нет никаких аргументов в свою пользу, и единственно возможный – это работающее устройство, остальное все только предположения, только догадки. Да, оно работает, но я даже сам не могу увидеть его работу – как я могу кого-то убедить в этом?
– Но меня же вы убедили.
– Вы сами себя убедили, – сказал он.
– Что? – не понял я.
– Вы сами себя убедили, – повторил Сергей Степанович.
– Уж не хотите ли сказать, что вовсе не были так уверены в работоспособности устройства и в безопасности операции в той мере, как говорили мне?
– Ну, в безопасности может быть, а вот в работоспособности…
– Та-ак, – протянул я, чувствуя, что мне хочется запустить в него чем-нибудь потяжелее.
– Сейчас уже, конечно, можно сказать, – продолжал он, – у меня было два предположения: устройство могло начать работать, а могло так и остаться в вас просто куском металла. В принципе, вероятность того и другого была равна – довольно слабо для официального обращения, но нам хватило, как вы знаете.
– А что вы мне тогда говорили? Что все продумали, все проверили… Надо же! А я поверил.
– Это была игра на удачу. Мы поверили в удачу – я, пожалуй, более осознанно – и победили. Остается только радоваться этому – разве нет?
– Да, – сказал я, – игра. Мы бросили кости. Только так получилось, что мои. И еще смешнее то, что я не знал об этом.
– Конечно, – сказал он. – А как вы думали? Вы же образованный человек – должны понимать, что сейчас давно уже прошло время гениев-одиночек. Что среди институтов, лабораторий, научных объединений бессмысленно пытаться сделать что-то самому – они больше, у них лучшие ученые, любое самое новое оборудование, любая информация – огромные возможности. А что может один человек? Практически без ничего. Неужели вы не понимаете этого? Как может быть серьезной работа какого-то кустаря-одиночки? Да кто он такой? Шарлатан – да и только. Тем более замахивается на такую глобальную проблему, как перемещение во времени. Этого же вообще никто не может. Ни один институт, ни один университет в мире! А он вот заявляет, что все сделал… Да это смешно! Разве можно всерьез говорить об этом?
– Но вы же сделали, – осторожно проговорил я, непонимающе глядя на Сергея Степановича.
– Правда? – размеры его сарказма не имели предела. – Да что вы говорите? И можно посмотреть на то, что я сделал? Пощупать, потрогать? Увидеть хотя бы одним глазком? Или вы просто так сказали, что я это сделал? А? Так сделал я или не сделал? Если да, то покажите. Или сейчас услышите рассказ о налаживании серийного выпуска вечных двигателей.
Я молча смотрел на него, ожидая, что он скажет дальше.
– Вот так, – устало произнес Сергей Степанович, сменив выражение лица на печальную веселость. – Примерно такие слова я услышу в ответ, когда попытаюсь представить свою теорию какому-нибудь более или менее авторитетному человеку. Вы бы как ответили на это?
Я все смотрел на него, но уже по-другому, начиная понимать, что происходит в его душе и как ему нелегко.
– Так, понятно, – серьезно сказал я. – Что ж, я знаю, как ответить. Но для этого вам нужно сейчас позвонить домой и сказать, что сегодня вы останетесь ночевать у меня.
– Зачем? – не понял он.
– Зачем? – повторил я. – Дело в том, что вам, то есть нам, обязательно нужно и просто необходимо совершенно срочно, безотлагательно, не медля ни секунды, непременно напиться. И чтоб до поросячего визга, абсолютно вдрызг. Вот тогда, я вам обещаю, вы сами будете знать, что ответить всем этим вашим авторитетным коллегам.
– Да? – с неподдельной серьезностью обдумывая это предложение, произнес он. – Вы так считаете?
– Я полностью уверен в этом, – без тени улыбки ответил я. – Это лучшее, что мы сейчас можем сделать. Кстати, и эксперимент проведем.
– Какой? – нахмурил брови Сергей Степанович.
Я все же не смог сдержать улыбку.
– Я еще не пробовал перемещаться в пьяном виде, – сказал я. – Во времени пьяным был, а вот перемещаться пьяным не пробовал. Стоит попробовать – как вы думаете?
Он смотрел на меня, и словно солнце всходило за моей спиной – выражение лица Сергея Степановича светлело и прояснялось. Потом, дойдя до настоящей улыбки, он, так ничего и не ответив, взял трубку телефона и стал набирать номер.
– Это я, – через некоторое время сказал он в трубку. – Я с работы звоню. Понимаешь, тут…
Я старался не слушать. Он говорил, судя по всему, с женой, отпрашивался, оправдывался, обещал что-то. Не слишком приятно было слышать это – я всегда считал Сергея Степановича вполне достойным человеком и не хотел воспринимать его оправдывающимся и чуть ли не умоляющим. Потом, видимо, когда разрешение было получено, он положил трубку, вздохнул и сидел какое-то время, молча и без движения глядя на телефон, словно наблюдая на нем растворяющийся образ жены. Когда образ растворился, Сергей Степанович поднял голову и повернулся ко мне.
– Так, – по-деловому произнес он. – Ну что, идем?
– Идем, – улыбнулся я.
После того, как все необходимые приготовления были завершены, мы сидели друг перед другом у меня дома. Между нами стоял стол, бутылка на нем и по рюмке для каждого из нас. Мы были одни, Леночка, как и обещала, отсутствовала. Пожалуй, это было даже хорошо.
– Но сначала, – сказал я, глядя на Сергея Степановича, – я хотел бы получить от вас одно обещание. – Он внимательно слушал меня. – Я хочу воспользоваться своим правом и взять с вас плату за услугу. Ведь я рискнул жизнью для вас – неплохая услуга? – Он кивнул и одновременно пожал плечами. – Вы должны пообещать, что выполните мою просьбу.
– Да, – сказал он, – конечно.
– Так вот, я хочу, чтобы вы в ближайшее время написали все, что касается устройства и операции, и обратились бы с этим в соответствующие инстанции. Неважно, что там скажут, как к этому отнесутся – сделайте это для меня. Это то, о чем я прошу вас, и вы не можете мне отказать.
– Да, – снова сказал он, – конечно.
– Вы обещаете?
– Обещаю. Собственно, я и сам собирался это сделать.
– Но теперь вы еще и мне пообещали. И если раньше вы могли передумать и похоронить все, то теперь нет – так?
– Так, – согласился он.
– Ну вот, – уже не столь серьезно проговорил я. – Хорошо. А теперь можно и выпить, – я поднял рюмку. – Единственное, что могу сказать, – это за успех нашего безнадежного дела.
– За успех, – улыбнулся он, тоже поднимая рюмку.
Мы чокнулись и выпили.
– А вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд, – сказал я, ставя пустую рюмку.
– Да? Почему?
– Обвели меня вокруг пальца, а я даже и не заметил.
– Это от отчаяния, – ответил он улыбнувшись. – Когда я все честно рассказывал, никто и слушать не хотел. Сначала мне показалось, что и с вами ничего не выйдет. Но потом думаю, ладно, все равно не получится, и решил по-другому попробовать. Стал под вас подстраиваться, а не под правду.
– Вы это имели в виду, когда сказали, что я сам себя уговорил?
– Нет, не только. В вас есть что-то… какое-то пренебрежительное отношение к собственной жизни.
– Вот как? – улыбнулся я.
– Я подумал, можно попробовать использовать это. Но нужно было зажечь в вас желание, и вот тут мне почти ничего не пришлось делать. Вы были готовы к принятию идеи, как… – он пытался найти сравнение.
– Как рыба к принятию крючка, – подсказал я.
– Ну-у, – насупился Сергей Степанович.
– Она тоже глотает и не знает чего.
Он пожал плечами, глядя куда-то в сторону. Я взял бутылку и наполнил рюмки.
– Ладно, – сказал я, – за идею.
Мы выпили.
– В общем, – потом продолжил он, – мне показалось, что вас гнетут не неприятности, а отсутствие таковых.
– Правильно показалось, – усмехнулся я.
– И на тот мост вы пришли просто от скуки, от отсутствия дела, ради которого стоит жить. А я как раз и мог дать вам такое дело. Пусть даже оно и связано с риском для жизни – для вас, как я понял, это не имело значения. Если вы пошли на смерть от отсутствия дела, то уж за дело…
– Знаете, – снова наполняя рюмки, сказал я, – мне до сих пор интересно, прыгнул бы я тогда или нет. И не знаю, что было бы хуже – чувствовать себя трусом или покойником. Но вы дали мне возможность избежать и того и другого.
– А, это ваши слова о прыжке перед операцией? Я тогда все никак не мог понять, зачем вы говорите об этом.
– Угу, – кивнул я, – теперь мы много чего понимаем, что раньше не понимали. Ну, давайте, – я взял рюмку. – За все явное, что когда-нибудь станет тайным, – я задумался. – Нет, – сказал я, – наоборот, – и засмеялся.
Мы чокнулись и выпили.
– Нет, вы только подумайте! – обращаясь к несуществующей толпе свидетелей нашего разговора, воскликнул я. – Вот сидит человек, который самым нехорошим образом обманул меня и чуть не зарезал. Теперь он еще и с удовольствием рассказывает мне об этом. И что же? Почему я готов чуть ли не расцеловать его за это? Может, вы мне еще какую-нибудь машинку в мозг поставили, – обратился я уже к Сергею Степановичу, – чтобы я слушался ваших приказаний? А? Может, я уже давно зомби? Признавайтесь.
Он улыбался, доставая сигарету и прикуривая. Я тоже решил закурить.
– Да-а, вы психолог, – выдувая дым, произнес я.
– Нет, – сказал он. – Я инженер и хирург.
– Может быть, – чувствуя в голове легкие дуновения алкогольного ветра, проговорил я. – Может быть…
– Еще не пора? – спросил Сергей Степанович.
Я посмотрел на него.
– Ага, – сказал я, взявшись за бутылку и наливая, – пора.
– Нет, я не о том. Я об эксперименте.
– А, – занятый наливанием, протянул я. – Нет, еще рано.
– Но пока мы не слишком… в общем, пока мы еще соображаем, – сказал он.
– Именно поэтому и рано. Когда соображение есть, я уже перемещался во времени. А вот когда нет…
– Да? – пробормотал он. И мы снова выпили. Так, без тоста и не чокаясь.
– А помните, – сказал я, – как вы мне говорили, что перемещение получается от возбуждения?
– Как? А, да, – улыбнулся он.
– Вот был бы номер, если б это оказалось правдой.
– Да.
Мы смеялись.
– Еще по одной? – предложил я.
– Давайте.
И мы еще выпили.
Я чувствовал себя очень легко и свободно – алкогольный ветер нес меня на своих крыльях. Мне было приятно сидеть в его воздушной купели и болтать с Сергеем Степановичем, попивая рюмку за рюмкой.
– Ну как, – спросил я, – больше не чувствуете тяжесть нерешенных проблем, довлеющих над вами?
– Нет, – он улыбался. – Спасибо, доктор, ваше лекарство помогло.
– Сами вы доктор, – отшутился я.
Потом подумал, что мы уже достаточно давно знаем друг друга и дела, сделанные нами, стоят того, чтобы мы отбросили формальности и перешли на "ты". Я хотел сказать ему об этом.
– Знаете что, – начал я. И вдруг представил, как это будет. Говорить ему "ты" и называть его просто по имени? Нет, это будет совсем другой человек. Очарование пройдет, и отношения станут уже другими. Нет, я вдруг понял, что не хочу терять это. Пусть все остается как есть. Пусть это будет как последний оплот интеллигентности.
– Что? – спросил он.
– Нет, – сказал я, – ничего. Я передумал.
Мы сидели молча какое-то время, курили.
– И все-таки она вертится, – проговорил Сергей Степанович.
Я поднял на него вопросительный взгляд.
– Все равно это существует, – пояснил он. – Устройство работает – какая разница, верит ли в это кто-нибудь?
Я улыбнулся, чувствуя, как алкогольные волны прокатываются по мне при этом.
– Я рад, что вы, наконец, пришли к такому выводу, – сказал я. – Будем пить еще?
– Да! – воскликнул он и сам взял бутылку и стал наполнять рюмки.
– Когда-нибудь ваши сегодняшние проблемы будут казаться вам просто смешным недоразумением, – проговорил я.
– Хотелось бы, чтоб это "когда-нибудь" пришло быстрее.
– Придет, – заверил я его. – Хотите, я посмотрю, когда? – опьянение толкало меня на подвиги.
– Хм, – поднял брови Сергей Степанович. – Интересное предложение.
– Или не стоит? Не знаю, что я стал бы делать, если б знал всю жизнь наперед.
– Чего уж тогда делать? – сказал он. – Больше уже ничего не надо.
– Вот это да! – удивился я. – Вы хоть поняли, что вы сейчас сказали?
– А что я такого сказал? – чуть заплетаясь, произнес Сергей Степанович и поднял рюмку. – За всякие слова, которые значат всякие вещи.
– За всякие вещи, которыми обозначены всякие слова, – ответил я.
Мы кивнули друг другу и выпили почти одновременно.
– Так что же я такого сказал? – ставя пустую рюмку, спросил Сергей Степанович.
– Так, ничего, – с напускным безразличием проговорил я. – Всего лишь основа философского учения или, может быть, новой религии.
– Правда? Всего-то? – поддержал он мою иронию. – Зря только рот открывал.
– Ага, – кивнул я. – Если все умирают и дела в связи с этим не значат ничего, как говорят множество религий и учений, то смысл жизни можно свести к одному простому стремлению: интересно посмотреть, что будет дальше – чем не смысл жизни? – я боролся с алкогольными волнами, набегающими на меня. – Ну вот. А если известно, что будет дальше, то и смысла нет – зачем тогда узнавать то, что известно? Собственно, такую мысль вы и высказали.
– Надо же. Вот уж не знаешь, где соломки подстелить.
– Хорошо, – я смотрел на Сергея Степановича, было непонятно, то ли это мои волны, то ли его. – Возьмем, к примеру, меня…
Какой-то странный звук донесся из прихожей. Между двумя волнами я понял, что это клацает замок в двери. Потом послышались другие звуки, целые наборы, впрочем воспринимаемые довольно дискретно – волны периодически захлестывали их.
– Я слышу шаги, – могильным голосом произнес я.
– Я тоже, – сказал Сергей Степанович.
Мы ждали, и скоро Леночка явилась пред нами.
– Привет, – сказал я ей.
– А, Леночка, – обрадовался Сергей Степанович, – заходи, присаживайся.
– Та-ак, – мрачно протянула Леночка, глядя на нас и на рюмки. – Когда это вы успели?
– Садись, – сказал я, – Сергей Степанович основывает религию. В ней женщины тоже могут быть апостолами. Правда, Сергей Степанович?
– Правда, – согласился он.
– Еще немного, и вам не будут нужны ни апостолы, ни женщины, – сказала Леночка. – Я сейчас.
И она ушла.
– Ну вот, – разочарованно протянул я. – Наливайте – что же делать?
Сергей Степанович продирижировал бутылкой над рюмками.
– Вы хотели провести эксперимент, – напомнил он. – Не забыли?
– Нет, – отозвался я. – Еще рано, – хотя уже не был уверен, что рано.
Мы опустошили рюмки.
– А вы сможете сейчас? – спросил он.
– Конечно, – не задумываясь, ответил я.
– Это для вас так легко?
– Наверно, это похоже на то, как ребенок учится ходить. Когда научился, то уже легко, – промежутки между волнами становились все меньше. Океан грозил стать одной большой волной, которая окончательно накроет меня. Я думал, что умею плавать.
Пришла Леночка и принесла тарелки с едой и рюмку для себя. Села рядом с нами.
– Как тетя? – спросил я ее.
– Нормально, – ответила она.
Сергей Степанович снова налил, и в Леночкину рюмку тоже. Потом сказал какой-то тост, и мы выпили. Я уже не так хорошо ориентировался в пространстве и времени. Некоторые расстояния и моменты ускользали. Я хотел пересилить это, но выходило плохо. Только ночь за окном, только разговоры и что-то вокруг.
– Так, – сказал я, чувствуя, что сижу на палубе неподвижного корабля, а море и небо раскачиваются рядом, – по-моему, я уже созрел.
– Да? – сказал Сергей Степанович со дна морского, а между нами были волны, волны…
– Да, – твердо ответил я в расшалившееся пространство.
– Вы уверены, что все в порядке? Может, не стоит? – произнес он.
– Уверен, – призвав силу бури на помощь, ответил я.
Сергей Степанович внимательно смотрел на меня.
– Ну что ж, я пошел, – проговорил я.
Леночка была где-то за изгибом поверхности земли – я не видел ее, впрочем подозревал, что она все же сидит рядом.
– Или может, еще по одной на дорожку? – предложил я.
– Вы думаете? – с сомнением произнес Сергей Степанович.
Мне показалось оскорбительным то, что он усомнился во мне.
– Да, – сказал я и, взяв бутылку, стал наливать. Сил одной бури оказалось недостаточно для того, чтобы сделать это, и я призвал все, какие были под рукой.
– Счастливого путешествия мне, – я пьяно улыбнулся.
Леночка все-таки действительно оказалась рядом. Я чокнулся с ней и с Сергеем Степановичем, потом выпил. Это уже почти не имело значения. Хотя количество бурь изменилось, вот только прибавилось или убавилось – я не знал.
– Все, – сказал я Сергею Степановичу, – я пошел.
Потом опустил взгляд, сосредоточился как мог и отправился во время.
Ничто не поддавалось описанию, ничто не соответствовало истине. Я пронесся сквозь время и чувствовал и видел, как делаю это. Эпизоды не сменяли друг друга, это не были отдельные картины. Я не успевал видеть, лишь схватывал часть ощущений, лишь проходил сквозь что-то, но не мог целиком уловить образы или звуки, только знал, что они есть, но это скорее говорило о моей способности видеть и слышать, чем о конкретных предметах. Я не мог остановить полет, задержаться где-то. Гомон и пятна, расплывшиеся размазанные пятна вместо слов и лиц.