Но вдруг я остановился. Солнечный свет, листья деревьев. Я был ребенком и стоял на траве среди деревьев. Только это не лес, я знал. Лес рядом, наверно вокруг, но не здесь. За моей спиной дом, а справа – площадка для игр – я не видел, лишь знал, что они там. Я шел куда-то и вдруг остановился. Может, кто-то окликнул меня?
Большая грязная машина медленно проезжала мимо. Я посторонился, чтобы пропустить ее. Нет, я взрослый, да и вокруг город – это совсем другое время.
– И когда…
Свечи на столе. Тихо. Кто сказал это? Я обернулся.
Жарко. Солнце и море. Как жарко здесь! Я не могу выносить это, нет, только не сейчас. Алкоголь во мне раздавит мозги, если я еще хоть секунду пробуду на этой жаре. Нет! Тогда я рванулся и ушел оттуда.
И запустил маятник.
Тяжелый, длинный, невозможно медленный и упрямый, неумолимый маятник начал свое движение. Я был на его острие. И в нижней точке скорость была больше, а в крайних он замирал на мгновение.
Какие-то люди. Они что-то говорили мне. Но фразы наполнялись словами из разных времен. Я не мог понять ничего. Люди менялись. А иногда это был один человек, который за несколько секунд взрослел или, наоборот, молодел на годы и десятилетия. Люди проходили мимо. Некоторые смеялись, и улыбка растворялась, размазывалась по времени, как масляное пятно на воде. Но люди были не всегда. Там, где я был… Где я был?
Шум зеленых деревьев, скрип снега, солнечные лучи. Я был то ребенком, то стариком. Я видел себя таким, каким еще не был, и тут же узнавал другое место и время из прошлого. И потом опять…
Эти люди знакомы мне, но я еще не знаю их сейчас – мне только предстоит познакомиться с ними. Но я говорю с ними, улыбаюсь им.
Маятник качался, я не мог остановить его. Маятник проносил меня сквозь время. Вперед, назад. И снова. Вперед, назад… Меня мотало по времени, я попадал в какие-то эпизоды, любые, совершенно беспорядочно оказываясь то тут, то там, тогда. Маятник переставал быть маятником… Или никогда и не был им? Я видел, что его движения не имеют периодичности и не повторяются. Я просто падал во время, задерживаясь где-то, потом срывался и падал дальше. Только вниз – это было везде, в любую сторону. Я падал вниз.
Сергей Степанович что-то озабоченно говорил Леночке, глядя на меня, она кивала. Откуда я знаю это? Ведь я сидел между ними и не мог видеть их одновременно.
Большие лодки, корабли, запах моря.
– Вам нужно будет взять еще и это, – медсестра в белом халате протянула мне рецепт. От нее пахло больницей.
– А что это? – мой голос был странным.
– Это, – она сказала название лекарства. – Поставьте штамп в регистратуре, и в аптеке вам дадут бесплатно.
– Спасибо, – я взял рецепт.
Потом встал со стула, опираясь на палку в моей руке, и медленно пошел к двери, с трудом переставляя ноги и не в силах полностью выпрямить спину. Я был стар, безнадежно и глубоко стар. У двери я остановился и обернулся.
– Значит, через два дня, – сказал я медсестре, – мне опять…
Я задыхался, но это не было плохо – еще одна прогулка по свежему воздуху. Хм, прогулка? Несколько километров на лыжах, да еще и на время, да еще и по такому морозу. Я был где-то в середине дистанции – еще много, еще долго бежать так. Я задыхался. Но ничего, ничего. Я знал, как приятно будет потом сидеть в тепле и чувствовать усталость, наслаждаться усталостью после испытания своих сил. Лыжи скользят по накатанной лыжне. Палки вперед, шаг ногами, толчок руками, палки вперед, шаг ногами, толчок руками, палки вперед… Как мало воздуха! Этого морозного свежего воздуха. Как он жжет! Палки вперед, шаг ногами… Я задыхался. Но ничего, когда-нибудь это кончится, не может не кончиться. Уже скоро, скоро. И тогда будет хорошо. Палки вперед, шаг ногами…
– Может, и нет, – только что разрывающиеся от бега легкие стали скукой и каким-то непонятным зудом внутри. Я думал, мне еще удастся изменить то, что происходит сейчас. Она, которая сказала эти слова, отвела взгляд. Мне хотелось видеть ее глаза, но в навязчивом спокойствии и духоте наступающих сумерек она отвела взгляд, она не хотела смотреть на меня. Почему?! Я не мог понять. Ведь нам было так хорошо вдвоем, мы так долго были вместе.
– Давай, бери его, – Сергей Степанович держал мою голову, я чувствовал, что если бы он не делал это, то она откинулась бы назад и, наверно, оторвалась и покатилась бы по полу. Леночка сбоку тоже поддерживала меня. Кажется, они хотели поднять меня на ноги. Сергей Степанович был на взводе, он почти кричал на Леночку и все пытался подхватить, поднять меня. Леночка что-то отвечала ему, тоже громко, но они не ругались, они хотели поднять меня.
Маятник качнулся. Куда?
Я не умел говорить, не умел видеть, не умел слышать. Когда я появился на свет? А что такое "когда"? Я лежу на спине. Я еще не знаю, что могу двигаться. Кто-то большой склоняется надо мной. Что такое "кто-то"? Или "большой"?
– Они…
– Завтра…
– Четыре…
– Нет, – женский голос в телевизоре.
"Нет", – слово в книге.
"Нет", – мысли внутри.
"Нет!" – огромными светящимися буквами на здании.
Похоже, теперь я в аду. Или там, где столь же жарко, тесно, душно. Пот стекает с меня ручьями. Даже то, что я без рубашки, не спасает от жары. Огонь горит рядом. Другие так же обнажены по пояс и мокрые от пота. Все злые, но улыбаются сквозь зубы. Пламя гудит.
Сергей Степанович с Леночкой все-таки подняли меня и теперь вели к двери. По дороге мы задели стол. Там что-то упало и, кажется, разбилось. Сергей Степанович говорил, обращаясь к Леночке, они несли меня. Я хотел помочь им и идти сам, но тут снова провалился во время.
Черное. Что-то. Оно передо мной. Только протяни руку, только сделай шаг. Это так просто! Оно избавит меня. Маятник, где ты? Всё. Движение кончилось. Я здесь. Нет. Не там, о чем можно сказать "здесь". Черное огромно, но я вижу его границы, только не знаю, больше ли это моего роста или измеряется тысячами и миллионами километров, световых лет. Лет… Где вы, года? Где время? Где то, когда я был?
То, что передо мной, лишь кажется черным. Оно никакое – не имеет ни цвета, ни формы, ни плотности. Оно легко как дым и твердо как камень. Но я могу войти в него – я знаю это. И оно манит меня. Лишь сделай шаг, и все кончится. Все напасти и все, что плохо, вся боль, все неудачи и напрасные желания. Оно ждет. Я перед ним. Никто не торопит и не неволит меня. Я могу оставаться здесь или войти.
Черное нечто не имеет ни глаз, ни сердца, но оно не мертво, не бездумно как камень. Оно все, что может быть, или то, что не существует иначе, как в виде этой бесконечной черной тьмы. Здесь не имеют смысл ни амбиции, ни воля, ни сила. Единственное, что имеет значение здесь, – это шаг, один шаг вперед. Неважно, какой – твердый и решительный или осторожный и трусливый. Либо ты делаешь его, либо нет.
Черное передо мной зовет меня. Я не знаю, как оно делает это – я не слышу ни слов, ни мыслей, ни желаний. Оно хочет, чтобы я вошел – и это все. Хочу ли я этого? Меня нет. Все мои мысли и чувства смешны, мелки и незначительны в сравнении с Ним. С Ним!
Здесь нет звуков, здесь нельзя говорить – только сделать шаг. Я хочу быть там. Когда я войду, то стану им и оно станет мной. Оно не подчинит меня и так же не примет мою форму или образ мыслей – это не будет иметь значения. То, как огромно оно, – это будет мной. Я не захочу быть собой, я не буду иметь желаний, и еще глупо быть чем-то одним, когда можешь быть всем.
Нет. Я без движения. Мне не хватает смелости расстаться с собой, хотя я знаю, что не расстанусь, но… Нет. Нет. Почему?
Вода. Холодная вода лилась мне на голову. Я чувствовал, что весь мокрый от воды.
– Надо было его совсем в ванну положить, – голос Леночки.
– Да? А как потом вынимать? – Сергей Степанович.
– Все равно он весь мокрый.
– Ты думаешь, мне легко его держать? Мы ведь вместе пили, – опять Сергей Степанович.
Я стоял, наклонившись над ванной, Сергей Степанович держал меня, Леночка поливала из душа.
– Как же так, нет нашатыря в доме? – удивлялся Сергей Степанович. – Ты же медсестра.
– Как-то не нужно было, – оправдывалась Леночка. – Я даже не знала.
Я решил проявить признаки жизни. Вода была совсем холодной, было холодно и мерзко. Я помотал головой, потом попытался выпрямиться.
– Ну все, – сказал я, – хватит.
И почувствовал, как тяжело дается мне существование в этом мире.
– Пришли в себя? – почти прокричал мне в ухо Сергей Степанович.
– Угу, – кивнул я под струями воды.
– Ладно, выключай, – сказал он, видимо, Леночке.
Действительно, вода перестала литься на меня, а потом и вообще перестала литься. Меня накрыли полотенцем и стали вытирать голову. Сергей Степанович поставил меня прямо.
– Сможете идти? – спросил он.
Полотенце накрывало мою голову.
– Угу, – кивнул я и тут почувствовал, как внутренности взрываются во мне.
Я еле успел, резко развернувшись, наклониться над раковиной. Тут уж было не до этикета. Мне не хотелось делать это при всех, но выбора не оставалось. Леночка и Сергей Степанович молча стояли за спиной.
– Идите, – сказал я им, когда первый прорыв кончился, – со мной уже все в порядке.
И меня опять стошнило.
– Ладно, пойдем, – услышал я слова Сергея Степановича.
Они с Леночкой вышли и закрыли дверь.
Я сел на край ванной. Мой желудок реагировал на малейшее движение, даже на дыхание. Вулкан во мне проснулся и извергал потоки. Меня рвало, я не мог остановиться. Я задыхался и корчился в конвульсиях, судорогах. Казалось, все, что есть во мне, выйдет наружу, включая сердце и сам желудок. Это прекращалось на время, а потом начиналось опять. И скоро того, что выходило, стало меньше, а потом совсем мало, но судороги все равно продолжались, и казалось, им не будет конца.
Потом я не помню, как все кончилось. Я услышал, как открылась дверь, и поднял голову, лежавшую лбом на краю раковины. Приятный холод раковины отделился от меня, и я подумал, что сейчас меня опять стошнит, но этого не произошло. В двери показалась Леночка.
– Ну как ты? – спросила она.
Я попытался улыбнуться, и тут меня все-таки стошнило. Ничем. Я думал, все разорвется внутри.
– Ох, – вздохнула Леночка.
– Дай ему воды, – услышал я голос Сергея Степановича.
Леночка ушла и появилась через секунду со стаканом воды.
– Вот, выпей, – сказала она.
– Думаешь, стоит? – опять попытался улыбнуться я. Но взял стакан из ее рук и сделал глоток.
Действительно стало чуть легче. Я сделал еще пару глотков и отдал стакан Леночке.
– Все, – сказал я, – спасибо.
Тошнота снова подступила, но я справился с ней.
Леночка ушла. Я посидел еще немного и потом встал. Меня качнуло, и я схватился за край раковины. Тошнота была, но я справлялся. "Хватит", – подумал я. Потом набрался решимости и вышел из ванной.
Медленно дошел до комнаты, опираясь о стены. Сергей Степанович сидел там один и курил. Он обернулся, когда я вошел.
– Как вы? – спросил он.
– Уже лучше, – ответил я, подошел и опустился на диван.
Я почти не чувствовал алкоголь в голове, только тело было пьяным. Я взял сигарету и тоже закурил.
– Что произошло? – спросил я Сергея Степановича.
– Это я у вас хотел спросить, – ответил он.
– При перемещении в настоящем проходит лишь мгновение? – сказал я.
– Да, – кивнул он.
– Нет, – покачал я головой, и тут догадка возникла во мне. – Или…
– Что?
– Или у меня было столько перемещений, сколько мгновений прошло за это время.
– Вы хотите сейчас обсуждать это? – спросил Сергей Степанович.
– Не знаю, – пожал я плечами.
Мы молча курили. Потом пришла Леночка с чашками горячего чая.
– Знаете, я был только-только родившимся ребенком, – сказал я.
– Да?
– Да. А еще я видел смерть…
* * *
Следующие пару недель я все пытался штурмовать будущее. Но то, что происходило там, было странно. Я натыкался на непонятные и необъяснимые вещи. Тот я, который в будущем, часто не знал и не помнил некоторые моменты и целые периоды моей жизни. Это был другой человек. Целые годы из моего прошлого в его памяти были совсем другими. Как-то странно и немного жутко было понимать это. Словно я попал в себя, но в другую жизнь – следующую или предыдущую инкарнацию. То есть как будто между мной и им происходила смерть, моя смерть. Я словно выглядывал из-за крышки гроба. Хотя, пожалуй, на самом деле это только фантазии – все было не настолько серьезно и глубоко. Но просто я в будущем помнил, что прожил некоторые свои годы не так, как я помнил их в настоящем – вот и все.
Сергей Степанович, поразмышляв об этом, сказал, что, возможно, это все те же ветви времени. Если я, отправляясь в прошлое, совершаю какие-то изменения в своей жизни, то события развиваются уже иначе и, соответственно, иначе протекает моя жизнь. А потом, перемещаясь в будущее, я попадаю в одну из таких ветвей времени, где я помню естественно то, что происходило именно в этой ветви.
Да, пожалуй, это было похоже на правду. Хотя бы потому, что, перемещаясь в одно и то же время в будущем, я почти всегда заставал совершенно разные ситуации. Это, кстати, тоже немало удивляло меня. И, что еще интересно, ни разу в будущем у меня не было устройства в голове. То есть ни один я из будущего не имел в своей жизни встречи с Сергеем Степановичем и не подвергался его операции. В общем, в будущем я не был знаком с Сергеем Степановичем ни в одной из ветвей времени. Впрочем, я не мог сказать это наверняка – попадание в ту или иную ветвь было случайным, мне не удавалось управлять этим, хотя я уже довольно неплохо овладел самим способом перемещения в будущее.
Тот факт, что я не знал в будущем Сергея Степановича, говорил о том, что я не был на мосту, собираясь прыгнуть вниз, где мы с ним познакомились. С одной стороны это, наверно, хорошо. Но с другой… Мне было совершенно непонятно, куда же девался я сегодняшний, настоящий я с устройством в голове? То, что меня не было в будущем, несколько тревожило. Впрочем, возможно, я все же был там, просто никогда не попадал в свою ветвь. Почему? Это было неизвестно. Но, в любом случае, это был не я там, в будущем. То есть, конечно, я, но только не моя теперешняя настоящая жизнь. Правда, та жизнь, любого из меня в будущем, для него тоже была настоящая, но…
В общем, все запуталось и усложнилось. Я уже переставал понимать, где я, а где не я. Моя личность размазывалась и распадалась или, скорее, размножалась. Я не знал, могу ли считать их собой, тех меня из других ветвей времени. Сложно было считать собой человека, который часть жизни прожил не так, как ты.
В общем, суть в том, что будущее не оправдало моих надежд. Оно было не моим, нет, все же это был не я. И что еще хуже, я даже не мог проследить кого-то одного из них. Они сменяли друг друга. Не в силах прицельно попадать в определенную ветвь времени, я попадал в случайную, и каждый раз это был другой человек со своей жизнью, своим окружением в данный конкретный момент времени, своими заботами и делами. Словно я был в толпе, где все вокруг как две капли воды похожи на меня. Но они вокруг, и это не я – они отдельные люди, просто очень похожие на меня. Наверно, зря я наделал столько изменений в прошлом.
Помнится, когда я проверял влияние изменений на настоящее и потом, когда творил добро, я сделал несколько десятков изменений. Это значило, что существовало несколько десятков ветвей времени, и в будущем толпа из меня состояла из нескольких десятков человек. Совершенно безнадежно было найти именно себя в этой сумятице и давке при условии случайного попадания в ту или иную ветвь – как я ни старался, но так и не смог управлять этим.
И, в конце концов, у меня сложилось четкое мнение об этом. Я провел черту, разделив время на себя до будущего и на "них" в будущем. Если в прошлом я был один и совершенно точно это был именно я, как, разумеется, и в настоящем, то будущих себя я уже переставал воспринимать как "я".
Хотя это был я, конечно. Во всем. Это было мое тело, мой характер, мой образ мыслей, способ поведения – и вообще все. Но вот воспоминания и окружающая обстановка… Это было слишком незнакомо, слишком чужое.
Что же касается меня, когда я приходил к ним, так сказать, в гости, то так же мог управлять своим телом и вообще быть собой. Но тем страннее было становиться человеком, который обладал моим телом и характером, при этом являясь кем-то другим – я приходил в чужого себя.
Но все-таки где же я? Что же стало со мной в будущем?