- Позвольте мне закончить, - сказал Хирург. - Крушение Земли Второго Цикла - это было наше наказание. Поражение Земли в Третьем Цикле, которое нанесли вы, люди с других звезд, - это всего лишь довершение наказания, начатого раньше. Но это еще и начало новой фазы. Вы - орудие нашего искупления и освобождения. Испытывая унижения Завоевания, вернее завоеванных, мы оказались на самом дне своего падения. И теперь начинается процесс обновления души, мы начинаем подниматься после всех перенесенных испытаний.
Я в изумлении смотрел на Хирурга, который высказывал те же мысли, которые беспокоили меня всю дорогу в Иорсалем, мысли об искуплении человека и планеты. А я ведь совсем не обращал на него внимания до этого.
- Вы не позволите и мне сказать, - неожиданно, впервые за несколько часов беседы, произнес Бернальт.
Мы взглянули на него. Пигментные полосы на его лице вспыхнули, что было признаком сильного волнения.
Он сказал, кивнув Хирургу:
- Мой друг, вы говорите об искуплении и возрождении Землян. Вы имеете в виду всех Землян и даже бессоюзных?
- Конечно, всех Землян, - сказал мягко Хирург. - Разве вы не пережили Завоевание?
- И все же мы в разном положении. Разве может идти речь об искуплении для планеты, на которой миллионы людей вынуждены влачить существование бессоюзных? Я говорю о Мутантах, конечно. Да, мы давным-давно совершили грех. Тогда мы думали, что бросаем вызов тем, кто создал нас такими чудовищами. Мы думали отнять Иорсалем у вас. И за это мы были наказаны, и наказание наше продлилось тысячу лет. Мы все еще изгнанники, так ведь? Где же наша надежда на искупление? Разве могут все остальные очиститься от грехов и стать добродетельными благодаря этим недавним страданиям, но в то же время попирая нас?
Хирург, казалось, был в смятении:
- Ты очень резок, Бернальт. Я знаю, у Мутантов есть обида. Но ведь и ты знаешь, что время вашего освобождения не за горами. В будущем ни один Землянин не будет смотреть на вас с презрением, и мы будем стоять вместе, когда мы вновь обретем свободу.
Бернальт уставился в пол.
- Прости меня, друг. Конечно, конечно, ты говоришь правильно. Меня немного занесло. Жара, это прекрасное вино - как глупо я тут говорил!
Претензионист Девятнадцатый сказал:
- Так вы считаете, что зарождается движение сопротивления, которое вскоре сметет нас с этой планеты?
- Я рассуждаю отвлеченно, абстрактно, - сказал Хирург.
- Я думаю, что движение сопротивления - это тоже вещь абстрактная, - сказал Завоеватель. - Простите уж меня, но я не верю, что у планеты, которую завоевали за один день, есть еще силы. Мы думаем, что еще долго будем владеть Землей и вряд ли столкнемся с серьезной оппозицией. За те месяцы, что мы здесь, пока не появилось никаких признаков растущей враждебности. Как раз наоборот - нас все лучше принимают.
- Это естественный процесс, - сказал Хирург. - Как поэт, вы должны понимать, что слова многозначны. Нам не обязательно ниспровергать наших новых хозяев, чтобы освободиться от них. Эта интерпретация достаточно поэтична для вас?
- Великолепно, - сказал Претензионист Девятнадцатый, поднимаясь. - Ну, что, перейдем к обеду?
7
Больше к этому разговору не возвращались. За обедом трудно поддерживать философскую беседу. Да и хозяин наш, видимо, не весьма остался удовлетворен нарисованной перспективой. Он быстро выяснил, что Олмэйн была Летописцем перед тем, как стать Пилигримом, и начал расспрашивать ее о нашей истории и древней поэзии. Как и многих Завоевателей, его особенно интересовало наше прошлое. Олмэйн постепенно выходила из состояния оцепенения, которое охватило ее, и уже свободно рассказывала о тех исследованиях, которые она проводила в Паррише. Она говорила как человек глубоко знающий наше далекое прошлое, а хозяин задавал умные вопросы весьма осведомленного человека. На обед нам предложили деликатесы с других звезд, возможно завезенные на землю тем самым толстым, не склонным к сантиментам Торговцем, который подвозил нас из Парриша в Марсей. На вилле было прохладно, а Слуги были предупредительны. И, казалось, это пораженное смертельной болезнью село находится не в получасе ходьбы отсюда, а в другой галактике.
Когда уже утром мы уходили с виллы, Хирург попросил разрешения присоединиться к нам во время путешествия.
- Мне здесь уже делать нечего, - пояснил он. - В разгар эпидемии я приехал сюда из своего дома в Найруби и провел здесь много дней, скорее утешая, чем оказывая какую-то врачебную помощь. Теперь мне нужно отправляться в Иорсалем. Но если из-за этого вам придется нарушить свою клятву путешествовать без спутников…
- Конечно, присоединяйтесь к нам, - сказал я.
- Тогда у нас будет еще один попутчик, - сказал Хирург.
Он имел в виду еще одного инопланетянина, которого мы встретили в селении, загадочное существо, не вымолвившее и слова в нашем присутствии. Это существо было похоже на сплющенный штырь, немного выше среднего роста человека, на трех нескладных ногах. Он был родом с Золотой Спирали. Кожа у него была шершавая и ярко-красного оттенка, а с трех сторон его конической головы на вас взирали вертикальные ряды стеклянных овальных глаз. Я еще никогда не видел такого существа. Оно, по мнению Хирурга, появилось на Земле с целью сбора данных и уже прошло большую часть Айзы и Стралии. А сейчас это существо исследовало область Озера Медит, потом собиралось посетить Иорсалем, а после этого отправиться к великим городам Эйропы. Серьезное, ни на секунду не прекращающее свои нескончаемые наблюдения, совсем не мигающее своим множеством глаз, никак не комментирующее то, что эти глаза видели, оно казалось какой-то необычной машиной, каким-то записывающим устройством, а не живым существом. Но оно было вполне безвредным и могло пойти с нами в священный город.
Хирург попрощался со своим другом Мутантом и нанес прощальный визит в селение. Мы не пошли с ним - в этом просто не было смысла. Когда он вернулся, лицо его было мрачным.
- Еще четыре случая, - сказал он. - Все это село погибнет. На Земле еще никогда не было такой вспышки этой болезни, такой сконцентрированной эпидемии.
- Это что-то новое? - спросил я. - Она перекинется и на другое место?
- Кто знает? Никто в соседних селах еще не заболел. И самое главное - это совсем необычный случай - погибает только одно селение и больше никто. Здешние люди считают, что это возмездие за неизвестные грехи.
- Что же могли крестьяне такое совершить, - спросил я, - за что Провидение так жестоко их карает?
- И они задают этот вопрос, - ответил Хирург.
Олмэйн сказала:
- Если появились новые жертвы, наш вчерашний визит сюда был бесполезен. Мы рисковали своей жизнью напрасно.
- Неправильно, - возразил ей Хирург. - Они уже были инфицированы, когда вы пришли сюда Мы можем только надеяться, что болезнь не поразит тех, кто все еще был в этот момент здоров.
Но мне не показалось, что он был в этом уверен.
Олмэйн каждый день проверяла, не появились ли у нее симптомы болезни, но ничего не появилось. Она постоянно дергала Хирурга, приставала к нему с просьбами осмотреть пятнышки на ее коже, часто воображаемые, и снимала в его присутствии маску, чем немало смущала его, чтобы он мог определить, не является ли какое-нибудь маленькое пятнышко на ее щеке свидетельством начала болезни кристаллизации.
Хирург воспринимал все эти просьбы очень добродушно, а существо с другой планеты молча брело рядом с нами, как привидение. Хирург был человеком глубокого ума, огромного опыта. Он был уроженцем Африкии и, поскольку лечение было у них семейной традицией, то он с самого рождения и попал в этот союз. Много путешествуя, он уже видел большую часть нашей планеты, а забывал он из того, что видел, очень мало. Он разговаривал с нами о Раме и Паррише, о полях серебристых цветов в Стралии, о тех местах, где я родился - о западных островах Потерянных Континентов. Он тактично расспрашивал нас о звездных камнях и воздействии, которое они оказывают. Я видел, что ему ужасно хотелось самому попробовать подержать в руках такой камень, но это было запрещено Пилигримам. Когда он узнал, что раньше я был Наблюдателем, он задал мне тысячу вопросов о моих приборах, с помощью которых я наблюдал за небесами, он старался узнать, что же я видел во время Наблюдений и каким образом я постигал все это и как понимал, что процесс постижения завершен. И хотя я знал немного, я старался рассказать ему все, что я знал.
Обычно мы придерживались зеленой полосы плодородной земли вдоль озера, но однажды, по настоянию Хирурга, мы повернули к знойной пустыне, чтобы посмотреть на что-то, что, по его мнению, будет интересно для нас. Он не сказал нам заранее, что же это будет. В это время мы путешествовали в открытых повозках на гусеницах, и резкий ветер бросал нам песок прямо в лицо. Песок просто прилипал к глазам неземного существа, и я видел, как ловко он ежеминутно промывал каждый глаз потоком голубых слез. Остальные же прятали головы под одежды, как только поднимался ветер.
- Вот мы и приехали, - наконец объявил Хирург. - Когда я, очень давно, отправился путешествовать со своим отцом, я впервые оказался в этом месте. Мы войдем внутрь - а вы, бывший Летописец, скажете нам, куда мы попали.
Это было двухэтажное здание, построенное из белых стеклянных блоков размером с кирпич. Двери оказались заперты, но когда мы чуть нажали на них, они раскрылись. Как только мы вошли, зажегся свет.
В длинных проходах, покрытых тонким слоем песка, стояли столы, на которых были укреплены приборы. Ни один из них не был мне знаком. Приборы имели форму рук, в которые можно было вложить свои собственные руки. От странного вида металлических перчаток к сияющим закрытым ящикам шли изоляционные трубки, а целая группа зеркал проецировала изображение внутреннего устройства ящиков на гигантский экран наверху. Хирург вдел руки в перчатки и пошевелил пальцами. Экраны засветились, и я увидел на них крошечные иголки, которые продвигались под небольшими дугами. Он подошел к другой машине, из которой сочились неизвестные жидкости. Он свободно ориентировался в этой явно старой лаборатории чудес, все же еще действующей будто в ожидании тех, кто будет в ней работать.
Олмэйн была просто в состоянии транса. Она следовала за Хирургом от одного прохода до другого, дотрагиваясь до всего.
- Итак, Летописец? - спросил он наконец. - Что это?
- Это Операционная, - сказала она тихим голосом. - Операционная Века Чудес!
- Абсолютно верно! Превосходно! - Он, казалось, находился в странно возбужденном состоянии. - Вот здесь мы создавали удивительных монстров! Мы могли творить чудеса! Воздухоплаватели, Пловцы, Мутанты, Близнецы, Альпинисты - изобретайте свои собственные союзы, создавайте людей такими, как вам подскажет ваш каприз! Вот что это было!
Олмэйн сказала:
- Мне описывали эти Операционные. Их сейчас осталось шесть. Если я не ошибаюсь, одна - в северной Эйропе, одна - на юге Африкии, одна - в северной Айзе. - Вдруг она запнулась.
- И одна в Хинде, самая значительная из всех, - сказал Хирург.
- Да, конечно, в Хинде! На родине Воздухоплавателей!
Их чувство благоговения передалось и мне.
- Значит, здесь менялась внешность и структура человека? Как это происходило?
Хирург пожал плечами.
- Сейчас это искусство утрачено. Ведь Век Чудес уже давно позади, старина.
- Да, да, я знаю. Но ведь все оборудование на месте, вы бы могли догадаться, как…
- С помощью этих ножей мы проникаем в ткани еще не рожденного, внося коррективы в человеческое семя. Хирург помещал вот сюда свои руки, совершал манипуляции, и вот в этих инкубаторах ножи вершили свою работу. Вот так на свет появились Воздухоплаватели и все прочие. Наши разновидности хорошо размножались. Некоторые уже не существуют сегодня, но Воздухоплаватели и Мутанты были рождены в одном из таких зданий. Мутанты, конечно, это ошибка Хирургов. Не нужно было оставлять их в живых.
- А я думал, что эти монстры - результат введения тератогенетическими веществ в тот период, когда они были еще в утробе матери, - сказал я. - А вы говорите, что эти Мутанты были созданы Хирургами. Так что же верно?
- И то, и другое, - ответил он. - Все сегодняшние Мутанты появились в результате ошибок Хирургов в Годы Магии. Но матери этой несчастной разновидности часто усугубляли уродство своих детей, принимая различные препараты, чтобы придать им, что называется, более товарный вид. Но это племя уродливо не только внешне. Не удивительно, что союз их был распущен, и они стали изгоями общества. Мы…
Вдруг что-то яркое осветило воздух и пролетело мимо Хирурга, не больше, чем на расстоянии ладони от его лица. Он бросился на пол и крикнул, чтобы мы сделали то же самое. Когда я падал, я увидел, что уже второй снаряд летит к нам. Наше чужеземное существо пассивно наблюдало за происходящим в последние минуты своей жизни. Потому что снаряд в ту же секунду отсек две трети его тела. За этим снарядом последовали другие - они ударили в стену как раз позади нас. И тут я увидел атакующих - отряд Мутантов, злобных и отвратительных. Мы были безоружны. Они двинулись к нам. Я приготовился к тому, чтобы умереть.
Но в этот момент от двери послышался знакомый голос, но язык, на котором были произнесены слова, был нам непонятен - это был язык, на котором обычно общаются Мутанты. Атака мгновенно прекратилась. Те, кто угрожали нам, повернулись к двери. Вошел Мутант Бернальт.
- Я увидел вашу машину, - сказал он, - и подумал, что вы, видимо, здесь и, видимо, попали в беду. Мне кажется, я пришел вовремя.
- Почти, - сказал Хирург. - Он показал на распростертого на полу инопланетянина, которому уже нельзя было помочь. - Но почему они атаковали нас?
Бернальт указал на Мутантов:
- Они скажут вам сами.
Мы посмотрели на пятерых Мутантов, которые напали на нас из засады. Они совсем не были похожи на таких же культурных и образованных как Бернальт, они и внешне отличались от него. Каждый казался перекрученной и сгорбленной пародией на человека. У одного из подбородка росли кустики завитков, второй вообще был лишен каких-либо черт, у третьего уши были похожи на две гигантские чашки, да и прочие были не лучше. От одного из них, который стоял к нам ближе, чем все остальные, существа с небольшими выступами из кожи по всему телу - мы узнали, почему же мы подвергались нападению. На грубом эгаптском диалекте он сказал нам, что мы осквернили храм, который был священным для Мутантов.
- Нам не разрешено входить в Иорсалем, - объяснил он, - почему это вам можно туда идти?
Конечно, он был прав. Мы попросили прощения настолько искренне, насколько смогли, а Хирург объяснил, что он был здесь очень давно, когда это здание еще не было храмом. Это, казалось, успокоило Мутанта, который признал, что это место стало священным только в последние годы. Он успокоился еще больше, когда Олмэйн открыла мешочек, который висел у нее между грудей, и достала оттуда несколько блестящих золотых монет, которые достались ей в наследство от Принца. Странные и деформированные существа были удовлетворены тем, что получили, и разрешили нам уйти из здания. Мы хотели взять с собой и тело мертвого инопланетянина, но во время беседы с Мутантами оно почти испарилось, и все, что осталось от него на песчаном полу, на том месте, где он упал, - было несколько серых полосок.
- Трупный фермент, - объяснил Хирург. - Выделяется с наступлением смерти.
Остальные обитатели этого здания находились снаружи и с опаской поглядывали на нас, пока мы уходили. Это было какое-то кошмарное племя с кожей невообразимых цветов и строения, и лицами, будто слепленными наугад, - здесь присутствовали самые невероятные генетические импровизации и сочетания всех возможных органов тела. И даже сам Бернальт, их собрат, казалось, был поражен их уродством. Они смотрели на него с благоговением. Некоторые из них, завидев нас, ухватились за оружие, подвешенное к их бедрам, но резкий окрик Бернальта предотвратил неприятности.
Он сказал:
- Я сожалею, что вас здесь так приняли и что здесь погиб наш гость - инопланетянин. Но вообще-то это очень рискованно входить в здание, которое является священным для таких отсталых и агрессивных людей.
- Но мы не имели понятия, - сказал Хирург. - Мы бы никогда не вошли, если бы только знали…
- Конечно. Конечно. - Неужели в мягком голосе Бернальта появились снисходительные нотки? - Я прощаюсь с вами опять.
Неожиданно меня прорвало:
- Нет. Пойдем с нами в Иорсалем! Даже странно, что мы идем порознь в одно и то же место.
Олмэйн ахнула. Казалось, даже Хирург был изумлен. Только Бернальт был спокоен. Он сказал:
- Ты забываешь, друг, что Пилигримам не разрешается странствовать с бессоюзными. Кроме того, я пришел сюда, чтобы помолиться в этом храме, а у меня это займет время. Я не хочу задерживать вас.
Его рука протянулась к моей. Потом он ушел, войдя в старинную Операционную. Десятки его собратьев Мутантов рванулись за ним. Я был благодарен Бернальту за его тактичность. Мое импульсивное предложение присоединиться к нам, хотя и искреннее, никак не могло быть им принято.
Мы вошли в наши машины. В следующую секунду мы услышали ужасный звук: неблагозвучный гимн Мутантов в честь, я уж даже не осмеливаюсь думать, какого, божества - скрежещущая песня, такая же дисгармоничная, как те, кто, как считалось, пели ее.
- Скоты, - пробормотала Олмэйн. - Священный храм! Храм Мутантов! Как отвратительно! Они ведь могли убить нас, Томис. Какая у таких монстров может быть религия?
Я не ответил. Хирург с грустью взглянул на Олмэйн и покачал головой, будто раздосадованный, что у того, кто называет себя Пилигримом, так мало милосердия к людям.
- Они тоже люди, - сказал он.
Когда мы по пути вошли в следующий город, мы заявили властям о смерти инопланетянина. А потом, опечаленные и молчаливые, мы, оставшиеся в живых, продолжили наш путь к месту, где береговая линия, изгибаясь, устремлялась к северу, а не к востоку. Итак, мы покидали сонный Эгапт и пересекали границу земли, где раскинулся священный Иорсалем.
8
Город Иорсалем находился довольно далеко от Озера Медит, в глубине материка, на плоскогорье, которое охраняет кольцо скалистых гор, лишенных всякой растительности. Мне казалось, что вся моя жизнь - всего лишь подготовка к тому моменту, когда я впервые взглянул на этот золотистый город, чей образ был так хорошо мне знаком. Поэтому, когда я увидел его шпили, парапеты, поднимающиеся на востоке, у меня было ощущение не благоговения, а ощущение, что я вернулся домой.
По извилистой дороге мы спустились через горы к городу. Стена, окружающая его, была сделана из квадратных блоков прекрасного камня, темного розово-золотистого цвета. Дома и храмы тоже были построены из этого камня. Дорогу обрамляли рощицы, где росли деревья, которые когда-то сами по себе произрастали на Земле, и это было естественно для старейшего города Земли, еще более древнего, чем Рам и Парриш, корни которого уходили глубоко в Первый Цикл.