- Пошли сейчас. Мы будем идти вместе, Наблюдатель, и разговаривать о временах ушедших и грядущих, я помогу тебе проводить Наблюдения, а ты поможешь мне общаться с Провидением. Ну, как, согласен?
Это было очень заманчиво. Перед моими глазами возник образ Золотого Иорсалема, священные здания и храмы, центр возрождения, где старики становились молодыми, шпили и башни.
В этот момент мне захотелось уйти из Рама и отправиться с Пилигримом в Иорсалем, хотя я обычно своих решений не меняю.
Я сказал:
- А мои попутчики…
- Оставь их. Мне запрещено путешествовать с бессоюзными, и я не хочу странствовать с женщиной. Ты и я отправимся в Иорсалем вдвоем.
Эвлуэла, которая стояла рядом со мной и, нахмурившись, слушала эту беседу, бросила вдруг на меня взгляд, полный ужаса.
- Я не брошу их, - сказал я.
- Тогда я пойду в Иорсалем один, - сказал Пилигрим. Он протянул мне из-под плаща худощавую руку с длинными, белыми и твердыми пальцами. Я почтительно дотронулся до их кончиков и Пилигрим сказал:
- Да хранит тебя Господь, Наблюдатель. Когда ты доберешься до Иорсалема, разыщи меня.
И не говоря больше ни слова, он побрел по дороге.
Гормон сказал, обращаясь ко мне:
- Ты бы хотел пойти с ним, ведь правда?
- Я подумал об этом.
- А что есть такого в Иорсалеме, чего нет здесь? Священный город? Но ведь и Рам тоже священный. И потом здесь ты сможешь хоть немного отдохнуть. Ты не в форме, и тебе будет трудно опять пуститься в дорогу.
- Возможно, ты и прав, - согласился я, и из последних сил побрел к воротам, ведущим в Рам.
Чьи-то внимательные глаза смотрели на нас через отверстие в стене. Когда мы уже проходили через середину ворот, толстый Часовой с рябым лицом и отвисшей челюстью остановил нас и спросил, зачем мы идем в Рам. Я объяснил, к какому союзу я принадлежу и зачем направляюсь в Рам, и он презрительно фыркнул.
- Отправляйся в какое-нибудь другое место, Наблюдатель. Нам здесь нужны только полезные люди.
- Наблюдение - это нужная работа, - сказал я.
- Конечно, конечно. - Он взглянул на Эвлуэлу. - А это кто? Ведь Наблюдатели дают обед безбрачия, так ведь?
- Она всего лишь моя попутчица.
Часовой грубо захохотал.
- Готов спорить, что ты-то в этих местах странствуешь частенько, чего не скажешь о ней. Сколько ей? Тринадцать, четырнадцать? Подойди сюда, детка. Проверю, нет ли у тебя контрабанды.
Он быстро обшарил ее руками, взгляд его напрягся, когда он нащупал ее грудь, и брови удивленно поднялись, когда он натолкнулся на два холмика ее крыльев под лопатками.
- А это что такое? Что это? И сзади больше, чем спереди! Ты что, Воздухоплавательница? Грязная это история - Воздухоплавательница спит со стариком. - Он ухмыльнулся и опять опустил руки на Эвлуэлу, но так, что Гормон, объятый гневом, рванулся вперед, а в его огненных глазах мелькнуло желание убить.
Я вовремя остановил его, схватив за руку, и потянул назад из всех моих сил, опасаясь, как бы он не разрушил все наши надежды, напав на Часового. Он почти перевернул меня. А потом успокоился и холодным взглядом наблюдал, как толстяк заканчивает проверку Эвлуэлы "на контрабанду".
А тем временем раздосадованный Часовой повернулся к Гормону:
- Ну, а ты что за птица?
- Бессоюзный, ваша милость, - резко ответил Гормон. - Бедный и никудышный продукт тератогенеза и тем не менее свободный человек, который хочет войти в Рам.
- А нам что, нужны уроды?
- Я мало ем и много работаю.
- Ты бы работал еще больше, если бы был ньютером, - сказал Часовой.
Гормон посмотрел на него:
- Можно нам войти?
- Минуту. - Часовой натянул шлем мыслепередачи и прикрыл глаза, пока передавал сообщение в отсек памяти. Лицо его напряглось от усилия, потом мышцы расслабились и несколько мгновений спустя он получил ответ. Нам ничего не было слышно, но у него был такой разочарованный вид, что стало ясно: причин, по которым нам можно было бы отказать, не нашлось.
- Входите, - сказал он. - Все трое. Быстро!
Мы прошли ворота.
Гормон сказал:
- Я чуть не разорвал его пополам.
- И к исходу дня из тебя бы сделали ньютера. Немного терпения, и мы войдем в Рам.
- Но он так обращался с ней!
- Ты как-то очень уж откровенно предъявляешь права на Эвлуэлу, - сказал я. - Помни, что она Воздухоплавательница и никто из бессоюзных не имеет права обладать ею.
Гормон пропустил мои слова мимо ушей.
- Она волнует меня не больше, чем тебя, Наблюдатель. Но мне больно смотреть, как с ней обращаются. Я бы убил его, если бы ты не схватил меня.
Эвлуэла спросила:
- А где мы остановимся теперь, когда мы уже вошли в Рам?
- Сначала я найду штаб-квартиру своего союза, - сказал я. - Я зарегистрируюсь в гостинице Наблюдателей. А потом мы поищем, где живут Воздухоплаватели, и там получим еду.
- А потом, - сухо сказал Гормон, - мы отправимся в Трущобы Мутантов и получим там полицейских.
- Мне жаль, что ты бессоюзный, - сказал я ему, - но думаю, тебе не стоит жалеть себя. Пошли.
Мы побрели от ворот вдоль извилистой улицы в Рам. Мы были на окраине города, там, где располагались приземистые, невысокие дома, увенчанные неподвижными нагромождениями защитных сооружений. За ними поднимались сияющие башни, которые мы видели с полей предыдущей ночью; останки древнего Рама, тщательно охраняемые и оберегаемые уже тысячу лет или даже больше; рядом раскинулся рынок, расположилась фабрика, поднимался купол центра связи, храмы Провидения, резервуары памяти, ночлежки, публичные дома, правительственные здания, штабы различных союзов.
На углу возле здания Второго Цикла, стены которого были отделаны каким-то резинообразным материалом, я увидел городской шлем мыслепередачи и водрузил его на голову. И сразу же мысли мои хлынули по каналу, пока не достигли интерфейса, откуда попали в мозг накопления информации резервуара памяти. Я проник в интерфейс и увидел складки мозга, который казался бледно-серым на темно-зеленом фоне черепа. Один Наблюдатель сказал мне, что когда-то, в давно прошедших циклах, люди создавали машины, которые думали за них, хотя машины эти были дьявольски дорогими и громоздкими и съедали огромное количество энергии. Это была не худшая из причуд наших предков. Но зачем было создавать искусственный мозг, когда смерть ежедневно высвобождает десятки превосходных естественных, которые можно использовать в резервуарах памяти? Может быть, им не хватало знаний, чтобы их использовать? Но в это мне было трудно поверить.
Я сообщил мозгу данные своего союза, спросил координаты нашей гостиницы, получил их в ту же секунду, и мы отправились в путь. Эвлуэла шла с одной стороны от меня, Гормон - с другой, а я, как всегда, катил тележку, в которой были сложены мои приборы.
Город был переполнен. Я не видел таких толп ни в сонном знойном Эгапте, ни в каком-нибудь другом месте за время моего долгого путешествия к северу. Через толпу протискивались с деловым видом Наблюдатели и мрачные Торговцы, мелькали носилки Правителей. Эвлуэла увидела и несколько Воздухоплавателей, но по законам своего союза не имела права приветствовать их, пока не прошла ритуал очищения. Я с горечью заметил, что многие Наблюдатели смотрели на меня презрительно и неприветливо. Еще я заметил, что в городе много Защитников и даже больше, чем надо, Продавцов, Слуг, Производителей, Писателей, Коммуникаторов и Транспортировщиков. Повсюду были ньютеры, которые молчаливо выполняли свою работу, и еще улицы просто заполнили инопланетяне, большинство из них, видимо, просто туристы, хотя были и бизнесмены, чтобы делать еще возможный бизнес с угрюмыми, обедневшими землянами. Я заметил много Мутантов, которые, крадучись и прихрамывая, пробирались через толпу, но ни у одного не было такой гордой осанки, как у Гормона, шедшего рядом со мной. Он был единственный в своем роде. Все остальные, кого я видел, были покрыты пятнами, волосы у них были какие-то пегие. Это были существа с асимметричными телами, у них либо не было каких-то конечностей, либо этих конечностей было слишком много, либо они были самым невероятным образом деформированы. Среди них мелькали заморыши и косоглазые, и какие-то юркие существа, и ползуны, и свистуны. Это были и воры-карманники, и те, кто перебрался сюда в надежде получить работу, и разносчики органов, и продавцы покаяния, и покупатели надежды, но ни один не держался с таким достоинством, как будто он считал себя настоящим человеком, как это делал Гормон.
Шлем мыслепередачи правильно указал нам дорогу, и меньше, чем через час ходьбы мы добрались до гостиницы Наблюдателей. Я оставил Гормона и Эвлуэлу на улице и вкатил свою тележку внутрь.
Наверное с десяток Наблюдателей расположились в холле. Я приветствовал их так, как принято в союзе, и они лениво ответили на мое приветствие. Неужели это и были стражи, от которых зависела безопасность Земли? Простаки и слабаки!
- Где я могу зарегистрироваться? - спросил я.
- Новенький? Откуда?
- Последнее место, где я регистрировался, был Эгапт.
- Надо было там и остаться. Здесь Наблюдатели не нужны.
- Где я могу зарегистрироваться? - повторил я.
Щеголеватого вида юнец указал на экран в глубине большой комнаты. Я подошел к нему, прижал к нему пальцы, мне был задан вопрос, и я назвал свое имя, которое Наблюдатель может назвать только другому Наблюдателю и в пределах гостиницы. Распахнулось небольшое окошечко, и человек с отечными глазами, с эмблемой Наблюдателя на правой, а не на левой щеке, что говорило о его высоком положении в союзе, произнес мое имя и сказал:
- Лучше было не приходить в Рам. Нас здесь слишком много.
- И тем не менее мне нужны жилье и работа.
- Человек с вашим чувством юмора должен был бы родиться в союзе Клоунов, - сказал он.
- Я не вижу ничего смешного в том, что я сказал.
- По законам, принятым нашим союзом на последнем заседании, гостиница может не принимать новых постояльцев, если она переполнена. Наша гостиница переполнена. Прощайте, мой друг.
Я был ошеломлен:
- Я не знаю никаких таких законов! Это невероятно! Чтобы союз выставил из гостиницы одного из своих собратьев - когда он уже здесь и у него ломит от усталости ноги! Человек моего возраста, который добрался сюда в Рам из Эгапта, у которого здесь нет знакомых, который голоден…
- Почему вы сначала не прошли у нас проверку?
- Я не имел понятия, что в этом будет необходимость. Да уничтожит Провидение эти ваши новые законы! - закричал я. - Я требую приюта! Выставить того, кто вел Наблюдение еще до того, как ты родился…
- Полегче, брат, полегче…
- Но ведь у вас наверняка найдется для меня угол, где я могу поспать и хоть немного поесть…
И даже когда мои пустые угрозы сменились мольбой, безразличие на его лице сменилось всего лишь пренебрежением.
- У нас нет места. У нас нет пищи. Для нашего союза, знаете ли, наступили тяжелые времена. Поговаривают, что нас и вовсе распустят как непозволительную роскошь, потому что мы только истощаем ресурсы. У нас очень ограниченные возможности. Из-за того, что Раме слишком много Наблюдателей, мы получаем теперь немного и должны признаться, что будем получать еще меньше.
- Но куда же я пойду? Что я буду делать?
- Я советую вам, - сказал он мягко, - просить милости Принца Рама.
3
Когда, уже на улице, я рассказал все Гормону, он просто скорчился от смеха и хохотал так неистово, что борозды на его впалых щеках стали похожи на кровавые полосы.
- Милость Принца Рама! - повторял он. - Милость Принца Рама!..
- Но ведь всегда, когда кто-то попадет в беду, он обращается за помощью к местному правителю, - холодно произнес я.
- Принц Рама не знает жалости, - ответил Гормон. - Принц Рама накормит тебя твоими же конечностями, чтобы ты не испытывал такое сильное чувство голода!
- Может быть, - вмешалась Эвлуэла, - мы попытаемся найти Дом Воздухоплавателей? Там нас накормят.
- Но не Гормона, - сказал я. - А у нас есть друг перед другом обязательства.
- Но мы бы могли вынести ему еду, - сказала она.
- Я предпочитаю сначала посетить двор, - настаивал я. - давайте получим статус. А потом будем решать, как и что нам делать.
Она уступила, и мы отправились к дворцу Принца Рама, массивному зданию, перед которым раскинулась огромная площадь, окруженная колоннами. Он располагался на отдаленном берегу реки, которая разрезала город пополам. На площади к нам стали приставать нищие, некоторые из них не были даже уроженцами Земли. Что-то со свисающими словно веревки завитками и лицом, на котором совсем не было носа, кинулось на меня и вцепилось с требованием милостыни, и не отпускало, пока Гормон не оторвал это от меня. Всего через несколько мгновений, второе существо, не менее странное, у которого кожа была покрыта светящимися лунками, а конечности просто усыпаны глазами, схватило меня за колени и тоже стало требовать милостыню.
- Я только бедный Наблюдатель, - сказал я, показывая на свою тележку, - я и сам пришел сюда за милосердием.
Но существо настаивало монотонным голосом, и в конце концов я, к величайшему неудовольствию Гормона, бросил несколько пищевых таблеток в сумку на его груди. Затем мы протиснулись к дверям, ведущим во дворец. У портика нашим глазам предстала еще более ужасная картина: искалеченный Воздухоплаватель с вывихнутыми конечностями. Одно крыло у него было наполовину сложено и надорвано, а второго не было и вовсе. Воздухоплаватель бросился к Эвлуэле, назвал ее чужим именем и полил ее гетры такими обильными слезами, что мех их слипся и покрылся пятнами.
- Помогите мне получить пристанище, - умолял он. - Они выставили меня, потому что я калека, но если вы попросите за меня…
Эвлуэла объяснила ему, что она не в силах была это сделать, что она сама была здесь чужой. Но покалеченный Воздухоплаватель так вцепился в нее, что Гормону пришлось по возможности осторожно и деликатно приподнять его как связку сухих костей и поставить в сторону. Только мы вступили под свод портика, как перед нами выросла троица ньютеров с кроткими лицами, которые спросили нас, зачем мы пришли, и быстро пропустили к следующему барьеру, где царствовали два худых и морщинистых Указателя. Они хором задали нам тот же вопрос.
- Нам нужна аудиенция, - ответил я. - Мы хотим попросить о милосердии.
- Это можно будет сделать только через четыре дня, в день аудиенции, - ответил тот из них, что был справа. - Мы занесем ваши имена в списки.
- Но нам негде спать! - взорвалась Эвлуэла. - Мы голодны! Мы…
Я остановил ее. А Гормон тем временем рылся в своей сумке. В его руках что-то сверкнуло - монеты из золота, вечного металла, монеты, на которых были вычеканены бородатые лица с крючковатыми носами. Он нашел их, когда копался в руинах. Он кинул одну монету тому Указателю, который отказал нам. Тот поймал монету в воздухе, потер ее сияющую поверхность большим пальцем, и она вдруг исчезла в складках его одежды. Второй Указатель выжидательно смотрел на нас. Гормон кинул монету и ему.
- Может быть, - сказал я, - можно назначить специальную аудиенцию, вне этого порядка.
- Ну что ж, это не исключено, - сказал один из Указателей. - Проходите.
И вот мы уже вступили в центральный неф дворца и стояли под сводами в огромном гулком пространстве, глядя вдоль центрального прохода вглубь, на скрытый ширмами полукруглый тронный зал.
Здесь было еще больше просителей - были и те, кто имел на это право, обладая наследственной концессией, были и толпы Пилигримов, Информаторов, Летописцев, Музыкантов, Писателей и Указателей. Был слышен гул молитвы: стоял ароматный запах фимиама; я ощущал вибрацию подземных гонгов. Гормон сказал мне, что в прошедших циклах это здание было храмом древних религий, которые исповедовали учение Христия. У меня еще раз возникло подозрение, что Гормон - Летописец, который скрывается под видом Мутанта. А здание действительно сохранило какой-то священный дух, хотя сейчас в нем заседало светское правительство. Но что же нам нужно сделать, чтобы встретиться с Принцем? Слева от себя я увидел маленькую богато украшенную часовенку, в которую протянулась цепочка процветающих на вид Торговцев и Землевладельцев. Заглянув вглубь, я увидел три черепа, закрепленных у приспособлений для опроса, - это было входное устройство резервуара памяти, а возле них стоял дородный Секретарь. Бросив на ходу Гормону и Эвлуэле, чтобы они подождали меня, я встал в конец очереди.
Она двигалась очень медленно, и прошло около часа, прежде чем я подошел к приспособлениям для опроса. Черепа безмолвно светились, а внутри этой герметически закрытой емкости булькали и пузырились питательные жидкости, которые поддерживали деятельность умершего, но все же дееспособного мозга, миллиарды хромосомных ячеек которого служили теперь незаменимыми мнемоническими устройствами. Секретарь, казалось, был изумлен, когда заметил в этой очереди Наблюдателя, но перед тем, как он успел выгнать меня, я выпалил:
- Я пришел как чужестранец просить милосердия Принца. Мне и моим спутникам негде спать. Меня выгнал мой собственный союз. Что мне делать? Как я могу получить аудиенцию?
- Приходите снова через четыре дня.
- Но мне пришлось ночевать у дорог гораздо дольше. Сейчас мне необходим хороший отдых.
- Городская гостиница…
- Но я член союза! - запротестовал я. - Городская гостиница не примет меня, пока существует гостиница моего союза, а мой союз отказывает мне из-за того, что существуют какие-то новые правила - вы понимаете, в каком я безвыходном положении?
Усталым и безразличным голосом Секретарь произнес:
- Вы можете оставить просьбу о специальной аудиенции. Вам откажут, но обратиться с такой просьбой вы имеете право.
- Где?
- Здесь. Изложите причины.
Стоя перед черепами, я назвал свое имя и профессию, а также назвал имена и статус моих спутников и объяснил, в чем состояла моя просьба. Вся эта информация была принята и передана в различные отделы мозга, установленного где-то в центре города, и когда процедура была окончена, Секретарь сказал мне:
- Если ваша просьба будет принята, вас уведомят.
- А где мне остановиться на это время?
- Я думаю, где-нибудь неподалеку от дворца.
Я все понял. Мне разрешили присоединиться к легиону несчастных, забивших площадь. Сколько из них просили особой благосклонности Принца и все еще были там, уже месяцы или годы, ожидая, когда же их удостоят Великой Чести? Сколько времени спали они на камнях, выпрашивали крохи еды и жили глупой надеждой?
Но я уже исчерпал все свои доводы. Я вернулся к Гормону и Эвлуэле и рассказал им обо всем, что произошло, и предложил попробовать найти хоть какое-нибудь пристанище. Гормона, который был бессоюзным, примут в любой убогой городской гостинице, которые открыли специально для таких, как он. Эвлуэла, может быть, устроится в доме для Воздухоплавателей. И только мне придется спать на улице - уже в который раз. И все же я надеялся, что нам не придется расстаться. Я уже воспринимал нас троих как семью, хотя для Наблюдателя такие мысли могли показаться и странными.