Мне стало прохладно. Уж не показалось ли мне?
Остановившись под фонарём и отстегнув "молнию", я вытащил банкноту.
Она слабо шевельнулась, когда на неё упал луч света, но вырваться не попыталась. Ага! Значит, правда…
Я упрятал её на прежнее место, и зашагал, размышляя. Если живых денег много, почему их не заметили раньше? А если она одна? И в особняк Стила ползла случайно? Э-э, нет, я так не согласен – рушатся все мои надежды. Как же тогда…
Мысли поползли в разные стороны, словно долларовые бумажки по тротуару.
Я решительно тряхнул головой, чтобы придать им новое направление, а заодно и избавиться от лишних. "Надо идти к Стилу, там посмотрим… – осталась одна. Ни плана действий, ни повода для визита у меня не имелось.
Репортеров пускают всюду, но не всегда.
Мне повезло – меня пустили. Столбообразный секретарь, которому я объяснил цель визита – взятие интервью у сенатора Стила по поводу намечающегося увеличения рабочих мест в сталелитейной промышленности, а также взгляда сенатора – нашего сенатора, – подчеркнул я, нашего – на политику нового президента. Последняя тема была особенно актуальна: чуть ли не ежедневно в газетах, по радио и тиви встречались выступления того или иного общественного деятеля по поводу политики нового президента. Каждый считал своим долгом высказаться. Интервью Стила кажется, пока не было. И не будет – не собираюсь же я, в самом деле, брать у него интервью? Мне это неинтересно. А может, он вообще игнорирует нового президента? Мне интересно узнать, как Стил научился делать живые деньги? Научиться делать деньги несложно. Но делать деньги живыми…
Мы расположились у него в кабинете. Я раскрыл блокнот, достал авторучку, удобно устроился у стола – подобный антураж действует намного лучше, чем микрофон в руках. А диктофон я включил ещё на улице.
– Так что бы вы хотели от меня услышать? – спросил сенатор.
Он был не стар – лет 60, не больше. А если больше, то я бы больше не дал. Светло-серый костюм, галстук – в тон костюму.
– Только учтите, у меня не так много времени.
– Время – деньги, – осклабился я, а руки мои уже расстёгивали "молнию" и доставали банкноту. – Как вы объясните вот это?
Я бросил банкноту на стол, и она тотчас поползла к хозяину.
Хлопнув по столу ладонью, накрывая банкноту, он выпрямился в кресле, устремив на меня немигающие глаза. Потом хмыкнул и расслабился.
– В чём дело? – он поднял бумажку за уголок. – Очевидно, опять разладился генетический аппарат. Случайные мутации: они не должны двигаться, если рядом находятся другие люди. Отклонения подлежат уничтожению, – он поднес банкноту к пламени зажигалки, стоящей на столе.
Банкнота скорчилась, вспыхнула и горящей паутинкой упала на пол.
Стил провел по ней ногой, растирая.
– И всё, – сказал он. Посмотрел на меня и слегка усмехнулся. – И что вы хотите за молчание, денег?
– Да, – кивнул я, – но настоящих, не ваших.
– А мои и есть настоящие, – удивился он, – они даже более настоящие, они ведь живые. Всё живое – настоящее. А искусственное – эрзац. Не так ли?
– Логично. Но…
– Идемте, я покажу вам всё, – вдруг произнёс он, перебивая меня и поднимаясь.
Если он хотел поразить меня – а он хотел, – ему это удалось, Я, в общем, спокойно воспринял мысль о существовании живых денег, но увидеть их в таком количестве… Воистину, лучше один раз увидеть. Зелёный ковер.
Помню, что я прижался к стене, а глаза мои сканировали пространство – больше ничего…
Я уходил, поминутно оборачиваясь. Зал террариума кишел деньгами.
Они ползали сплошным зелёным ковром. Шевелящимся ковром. Я вспомнил, как однажды брел по колонне странствующей саранчи и мерзкие насекомые хрустели у меня под ногами.
– Скажите, а как они размножаются? – спросил я, опять у него в кабинете, когда просмотрел альбом.
– Деньги? Конечно, делением, – улыбнулся Стил.
"Так вот в чём причина инфляции! – подумал я.
Он издевался надо мной. Конечно, издевался. И правильно делал. Я бы на его месте тоже издевался. Создать живые деньги – и не издеваться? Кто бы смог…
На что я надеялся? Что он добровольно расскажет мне всю правду? Нет, я понял бессмысленность моего прихода. На что понадеялся, а? Надо было поступить иначе: набрать вот такими заголовками во всех газетах: "живые деньги!" Открытие сенатора Стила!" "Что скажет государственный банк?" И прочее в том же духе. Странное дело: придумать какую-нибудь небылицу я могу, а чуть дело дошло до объективного освещения действительности, я засбоил. А ведь у меня и доказательство было!.. А что теперь? Правде никто не поверит.
Некоторое время мы сидели молча. Он курил сигару, а я грыз ногти.
– Скажите, сенатор, а чем вы их кормите? – спросил я вдруг.
– Что? Чем? Да чем придется, – ответил он как-то вбок. – Они всеядны. – И тут же принялся плести какую-то историю насчет того, что деньги потребляют, но ничего не выделяют: "Поймите, мистер, это очень удобно, иначе куда бы я девал такое количество навоза?" – и он захохотал, весьма довольный шуткой, а я вспомнил, что сенатор когда-то занимался перепродажей скота.
– А как они умирают? – осторожно спросил я.
– Они бессмертны, – провозгласил Стил, разглядывая кончик сигары, покрытый пеплом. Легкая струйка дыма уносилась вверх. – Вернее, живут, пока жив я. Дальнейшая их судьба меня не интересует.
"Что же они едят? – думал я. Не может быть, чтобы они питались повышением или понижением курса акций.
Мне вспомнился разговор со старым барменом в полутёмном грязненьком баре на окраине Филадельфии. "Деньги, деньги, – говорил он, задыхаясь от кашля. – Я всю жизнь работал, чтобы иметь много денег. Я отдал погоне за ними всю жизнь. Но их у меня нет, они не любят меня, они разлетаются от меня к другим. И теперь у меня ни денег, ни жизни. Они отняли у меня жизнь, выпили всю кровь…"
Тут я и подумал, что, может быть, не все слухи, слонявшиеся вокруг имени сенатора Стила, совсем беспочвенные. Даже такие невероятные и жуткие. Даже если исключить связь с мафией. Дьявол ведь тоже питается человеческой кровью…
Я живо представил, как человека вталкивают к этим тварям… или оглушают предварительно, чтоб не брыкался и не орал, не рвал банкнот. И они сжирают его… Как – сжирают? У них-то зубов нет. Тогда выпивают кровь… Да, но ведь они зелёные. А кровь красная… Тьфу! При чем тут это!.. Но должны же они что-то есть? Или они сосут кровь, пока находятся у людей в руках, сквозь кожу? Недаром миллионеры предпочитают расплачиваться чеками…
Только сенатор Стил любит расплачиваться наличными… Но его они не трогают, это ведь его деньги. А всех богачей он предупредил… Да нет, это форменная ерунда.
Значит, кровопийцы. Вампиры. Добрые слуги дьявола Стила. Летают повсюду и пьют кровь простых людей. И никто об этом не знает, не догадывается. Наоборот, стараются заполучить как можно больше карманных убийц, прячут поближе к телу. А от них нужно как можно скорее избавляться – как я, например.
Я даже ухмыльнулся: не много им удалось мной попользоваться! Ну а если они просто крадут у человека душу? Питаются, скажем, биоволнами? А что? Звучит вполне научно.
Но, как бы то ни было, а убираться отсюда следовало побыстрее, уж очень молчание затянулось. Оставаться дольше становилось опасно: вдруг он давно не кормил своих тварей? Впрочем, – мелькнула спасительная мысль, – если бы дело обстояло так, как я себя застращал, меня давно не было бы в живых: возможность скормить меня долларам у Стила была, когда мы находились в террариуме. Но убираться всё равно надо. Он ведь говорил, что у него мало времени?
Я быстро поднялся.
– Прошу прощения, сенатор, за причинённое беспокойство. К тому же к двенадцати, – я посмотрел на часы, – меня ждут в редакции. Шеф не любит опозданий…
Вошёл секретарь, и я скороговоркой добавил:
– Было очень приятно узнать, что вы намереваетесь расширить производство, и безработица в наших местах потеряет остроту. Народ этого не забудет, наши избиратели, в том числе и я, отдадим за вас голоса на предстоящих выборах…
Он удивлённо посмотрел на меня, потом кивнул.
– Гуд бай. Билл, проводите его к выходу.
– Чикаго на проводе, – произнёс Билл.
Мы расстались вполне благополучно, надо оказать. Может, это было капризом сенатора, а может, страхи не были отражением действительности. Кто мне поверит? Слухов и так достаточно.
И жизнь моя потекла обычным чередом, хотя появились новые привычки. Я, например, начал внимательно рассматривать все попадающие в руки банкноты. Крепко сжимал их: не затрепыхаются ли под пальцами? Иногда мне чудилось, что президенты как-то странно смотрят на меня, ухмыляются – а что, если их глаза – глаза банкнот? Такие я старался сбыть как можно скорее, в первом встреченном баре. И все деньги держал в плотно закрывающемся бумажнике – чтобы не уползли. Вполне возможно, мои страхи были не совсем беспочвенны – ведь, если долго смотреть на номер банкноты, начинало казаться, что нули пульсируют… Может, это билось их сердце? Я начал брать деньги только в перчатках. Это грозило мне репутацией маньяка…
Но неожиданно всё кончилось – и мои сомнения и видения.
До меня дошла весть о смерти сенатора Стила.
С тех пор, как я побывал у него, я начал следить за его жизнью и деятельностью. Поэтому, когда мне позвонили из полиции – газетчику полезно иметь друзей даже в аду – и сказали, что сенатор Стил обнаружен дома мёртвым… я тут же помчался туда, и, расталкивая толпу перед воротами, пробился внутрь.
Сенатор Стил лежал, погребённый под грудой зелёных долларовых бумажек. Кучи, огромные кучи долларов были разбросаны по комнате.
– Его пришлось выкапывать из-под них, – пояснил мой хорошо знакомый полицейский.
Некоторые бумажки были разорваны, измяты. Я поднял одну. Она стала жухлая, как осенний листок. Если бы то была обычная банкнота, я бы подумал, что её ошпарили кипятком. Но это были доллары сенатора Стила, и я понял, что так выглядят мёртвые деньги. Они умерли вслед за ним. Иди до него? А он – от тоски по ним? Или всё же он умер раньше? А может, они полезли на него всей массой, он задыхался под их тяжестью, пытался подняться, сбрасывая с себя, рвал, но ноги путались в беспрестанно шевелящейся массе, и он снова падал. А они лезли на него, пока не задушили.
Я поделился с полицейским догадкой – я рассказал ему всё.
Мой рассказ потряс его. Он расстегнул ворот рубашки, рванул галстук и прошептал: "Они убили его своей любовью…"
Должно быть, так оно и было. Стил умер, история постепенно забылась, её заслонили новые сенсации. Ну, подумаешь – труп в куче денег. Вот Эдвин Маклентайн завещал похоронить себя в золотом гробу – это впечатляет: мягкий жёлтый блеск золота в лучах "юпитеров" – и спокойное, как будто чуть улыбающееся лицо покойника. Выглядит эффектно. Но я продолжал помнить историю с живыми деньгами. У меня до сих пор перед глазами стоит зал террариума и зелёная копошащаяся масса на полу. Доллары на костюме Стила, на его лице… И время от времени я слышу голос старого бармена: "Они убили меня, мистер…" Но сенатора Стила они не тронули.
Они убили его своей любовью.
Иногда я думаю: а что, если не все живые деньги умерли? Если, повинуясь гигантской жажде жизни, свойственной всему живому – или в результате случайных мутаций, которых опасался сенатор Стил – часть их уцелела, выжила, размножилась и продолжает жить? Они живут, питаясь человеческой кровью… жизнью? Недаром у нас никак не могут справиться с инфляцией… Да и не слишком ли часто встречаются в последнее время фальшивые банкноты?
Канарейка
– Этот парень был эгоист. Редкостный эгоист. Стопроцентный.
Дик Билон облокотился о столик, прикрыл пальцами недопитую кружку пива и продолжал:
– Как говорится, каких поискать. Но нам он был нужен. Почему? У него имелось поразительное чутьё на опасности. Если он отказывался куда-то идти работать, знайте: там что-то произойдёт. Либо обвал, либо камнепад, либо лопнет земля, и вы провалитесь в трещину. Он чувствовал это нутром. Да, если хотите, предвидел будущее. Но только если это касалось его самого, и тех пакостей, что могли случиться с ним. Такой у него был гипертрофированный инстинкт самосохранения. Спасал себя. Ну а поскольку на Луне работать в одиночку нельзя, то и нас – тех, кто был с ним рядом. Мы держали его за канарейку. Знаете, в старину шахтёры брали с собой в шахту канарейку. У этой птахи повышенная чувствительность к рудничному газу. Если она падала лапками кверху – все бросали работу и выбирались наверх. Но ведь ей было, в сущности, наплевать на шахтёров… Так и этот парень. Если где-то могла возникнуть опасность – могла, а не возникла, – он отказывался туда идти, Забивался в угол и ныл, что у него плохое настроение, что не может работать, что болен и тому подобное. Поначалу мы ему не верили, ругали за это, чуть не били. А когда дважды чудом спаслись от камнепада, поняли, что он представляет собой какую-то аномалию. Он чувствовал будущее, ребята. Да-а, – Дик помолчал, посмотрел на свои пальцы и продолжил: – Именно чувствовал. Я разговаривал с ним.
Он рассказывал, что если с ним должно случиться что-то нехорошее, у него сосёт под ложечкой, холодеет в груди и тому подобное. "Такое паскудное настроение, – говорил он, – хоть волком вой. Какая-то тоска нападает, и чувствую, что должно что-то мерзкое произойти. А что – не знаю". В общем, это был феномен, который сам не знал, что из себя представляет. А разве кто-нибудь о себе знает всё в точности? – Дик обвёл взглядом окружающих. Никто не пошевелился. Дик продолжал: – Да, он нам здорово помог, этот парень. И мне в особенности.
Мы работали на той стороне Луны – строили обсерваторию со всеми сопутствующими службами. Имелась у нас ракетка для связи – на всякий случай, вроде вот этого. Двухместная. У нас как раз передатчик испортился – лампа перегорела. Надо было лететь на эту сторону.
– Лампа, лампа, – подтвердил он, повернувшись к издавшему звук сомнения. – Всякие транзисторы или микросхемы не годятся для космоса. Слишком много там космических лучей, которые могут нарушить их работу. Плюс вспышки на Солнце. Да и менять микросхемы – паяльник нужен, или клей специальный, морока одна. Впрочем, если хотите, можете считать, что сгорела микросхема. Лететь во всяком случае надо было. Мне и ещё кому-нибудь. Я-то сперва хотел лететь один, да мысль в голову стукнула, и я решил взять с собой Слейтона – так его звали. Том Слейтон. Запомните, ребята, на всякий случай.
Сначала не хотел брать, а потом решил подстраховаться: а вдруг? И он отказался. Почему? – спрашиваю – молчит. Бубнит что-то о тоске, о замирании под ложечкой. Только всё это не то – что мне его замирание? Мне б узнать, что должно случиться, я б исправил – лететь-то надо, а он скулит. Значит, что-то будет. Взял я его, встряхнул. "Слушай, – говорю, – Том. Постарайся сосредоточиться и почувствовать, что произойдет?" Ни разу ему не удавалось, а теперь сказал. "Разобьюсь", говорит. Тут уж всё ясно: управление. А что ещё? За себя-то я ручаюсь. Залез я внутрь – искать, в чём дело. И нашёл почти сразу. Проводок из коробки вышел, малейший толчок – замкнулся бы на корпус, и мы потеряли бы управление. Перевернулся бы – и в скалы. Поставил я проводок на место – полетел Том. И тоска прошла.
Да, такой вот был парень. А погиб по-глупому… ну не по-глупому – человека спас, а по-своему, из-за себя самого, из-за своей способности… Или я даже не знаю, почему. Странно… Монтировали мы стеновые блок-модули – там уже вся начинка внутри, только подогнать осталось, – а они тяжёлые, до пяти тонн. И не знаю, как получилось – поскользнулся один из наших – Клавич его звали, – и упал сверху на то место, где блок должен встать. А блок идёт, разогнался кран – Клавич-то им и управлял, с дистанционного пульта. Сверху виднее, вот он и забрался на верх стены, чтоб точнее блок на место поставить. Все замерли – естественный рефлекс, да и сделать уже ничего не могли, все далеко. Слейтон ближе всех стоял, я сзади него.
Слышу – крикнул он как-то странно и прыгнул вперёд. Такое расстояние одним прыжком покрыл – хоть на Луне тяжесть и меньше, а всё-таки. Отбросил Клавича – прямо выбил оттуда, – а сам увернуться не успел, и его вмяло в стену. Сразу умер хоть, не мучился. Почему я говорил, что умер по-своему, из-за себя? Да в том-то и штука! Как он прыгнул, и всё это…
Дик повёл рукой. Он был явно растерян.
– На то место, где он стоял, метеорит шлёпнулся. Врезался в землю – только брызги полетели. Я сам видел. Так что его бы и тут прихлопнуло. Разве что, может, не сразу насмерть: прошило бы скафандр, давление упало, кровь бы закипела… хорошего мало – человек превращается в бесформенный кусок мяса… – Дик задумался. – Я вот думаю: знал он заранее о метеорите или почувствовал перед тем, как тот упал? И знал ли о той, другой смерти, которая всё же настигла его? А если знал, почему молчал, не ныл, не отказывался работать? Наверное, всё же не знал – до последнего момента. А потом почувствовал, прыгнул, и…
Только вот что я думаю: а если он предвидел и ту смерть, если прыгнет? Обе? Если у него не было выхода, а только выбор? Не было возможности спастись, а можно лишь выбрать – из двух зол? Он предчувствовал обе и выбрал из двух наиболее быструю. Молниеносно рассчитал – и прыгнул.
Да-а, ребята, не хотел бы я предчувствовать собственную смерть.
Он помолчал ещё немного и добавил:
– Ну, а может, это был единственный случай, когда он подумал о ком-то другом?
Дик покачал головой, и, заглянув в кружку, допил пиво.
Продолжение следует
В контейнер заталкивалось всё, что попадалось под руку: сгоревшая электробритва, зубная щётка, часы.
Туда же пошли и несколько номеров прошлогодних журналов – "Техника-молодежи", "Знание-сила", "Наука и жизнь". Виктор вкладывал их по одному в контейнер, запечатывал крышкой и отставлял в сторону. Горка контейнеров росла. Павел довольно похохатывал: это была его идея – заполнить контейнеры для научных образцов разнообразными предметами и отправить в космос.
– Представляешь, какой вид будет у инопланетян, когда они вскроют такой контейнер? – он взял в руки один из журналов. – Во. Фантастический роман! – Павел захохотал. – Пусть читают. – Он втолкнул журнал в контейнер, завинтил крышку и поставил в общую кучу. – Хватит! Штук сто будет?
– Примерно, – ответил Виктор. Он выпрямился и улыбнулся:
– А здорово, если контейнеры и в самом деле встретят инопланетян. Вернее, инопланетяне их выловят. Будут гадать, что и как… Слушай, а может, следовало положить по листку с чертёжом солнечной системы?
– Да ну тебя! – отмахнулся Павел. – И так на каждом межзвёздном зонде его устанавливают. Я не хочу повторяться. Так гораздо оригинальней – просто контейнер с предметом. Для чего, зачем? – загадка. Вот пусть поломают голову. А если захотят, найдут нас. Ладно, пошли наверх.
Они поднялись к электромагнитной пушке, выстреливающей искусственные метеоры, с помощью которых изучали состав верхних слоёв земной атмосферы. Сейчас пушку развернули в открытый космос. Это облегчало задачу: станцию-то переориентировать никто не позволит.
– Закрой-ка на всякий случай дверь, – сказал Павел, оглядываясь на вход. – Вдруг войдёт кто…
Он уложил контейнеры в приёмный бункер, загерметизировал, завернул крышку и повернул выключатель.
Виктор приник к иллюминатору. Цепочка блестящих цилиндриков уходила в темноту.