– А что с тем?..
Я пожал плечами.
– Обычное дело – заболел и помер. Перед смертью передал мне свои новости и просил ходить и через его селения. Вот и хожу теперь по вашим местам, мало мне знакомым. Этот поселок называется Лаен?
– Ага!.. Но про троих разбойников ты… – охранник не договорил.
– Не веришь?
Охранник покачал головой, на этот раз молча, – сомневаться в достоверности любых историй, которые передавали рассказчики, было не принято. Рассказчики – братство людей с очень хорошей памятью, они – единственные, кто связывает мир больших и малых селений воедино. Они, если когда и привирают, то самую малость – для остроты ощущений. Селение, где плохо приняли рассказчика, не накормили, не предоставили место для сна и отдыха, не дали на дорогу припасов или, тем более, оскорбили, унизили его, рисковало остаться без новостей, порой жизненно важных, – такое селение рассказчики обходили стороной. Торговцы-менялы память имели обычную, новостей не собирали и рассказчиков заменить не могли. Зато могли перестать заходить в такое селение. Если рассказчики о нем умалчивают, значит можно считать, что его больше нет.
Охотник скрылся за стеной. Вскоре я услышал, как загремело бревно, запирающее дверь. Заскрипели каменные подпятники – дверь медленно отворилась. Я шагнул в холодную полутьму башни.
– Где тут у вас Дом для скитальцев? – спросил я. Эхо гулко запрыгало по каменным ступенькам башни, уводящим наверх, к наклонной каменной крыше.
– Рядом, – с готовностью сказал охранник. Его эхо запрыгало вдогонку за моим. – Я отведу. – Он налег на тяжелую дверь, закрывая.
– Не надо, – сказал я. Дома для скитальцев всегда отличались от остальных домов – значком на стене, рисунком над дверью или орнаментом вокруг дверного косяка. – Просто скажи, куда мне – направо, налево?..
– Направо.
Вторая дверь, из башни в поселок, распахнута была настежь. Я вышел и остановился, чтобы оглядеться и немного освоиться. Дома и впрямь были большие, круглые, двухэтажные – судя по высоте, на каменной основе, с глиняными, тщательно заглаженными стенами, с высокими куполами крыш, закопченных поверху – там, где сделано отверстие для дыма от очага. Большинство домов – с пристройками. Двери в домах открыты, оттуда доносятся вкусные запахи жареного и вареного мяса, печеной рыбы, свежих лепешек. Снаружи, возле дверей, женщины трут зерно в каменных зернотерках, шьют, сучат пряжу из растений, переговариваются.
Мастерские не отличаются от жилых домов. Разве что доносятся оттуда стук и скрип камня о камень и мужские голоса, – мастера на охоту не ходят и ценятся выше, чем охотники.
В нескольких шагах от меня две молодые женщины, вероятно подруги, увлечены разговором, рядом с ними на вымощенной плоским камнем дорожке стоят кожаные сосуды для воды в оплетке из прутьев. А вокруг домов носятся дети, визжат и смеются. Подростков постарше не видно. Они наверняка в лесу – парни учатся охоте, а девушки собирают съедобные плоды.
Их прежний рассказчик, между приступами кашля с кровавой мокротой, успел поведать, что этот укрепленный поселок – самый большой во всей обширной округе. Здесь торговцам-менялам всегда есть чему порадоваться, чем нагрузить носильщиков, – в поселке есть свои резчики по дереву и кости, здесь делают каменную посуду и отличные копья – ровные, отполированные, с кремневыми и обсидиановыми наконечниками. А вот обсидиан в здешних горах не встречается, его приносят торговцы-менялы.
Я не заметил никаких намеков на пристанище для странников и, решив не гадать и не тыкаться куда попало, подошел к двум говоруньям и спросил о Доме для скитальцев. Они спохватились, что никак не донесут домой воду и подняли с дорожки влажные сосуды. Одна, синеглазая, темноволосая, с нитками бус из красного и синего камня на шее, вызвалась проводить меня, – ей по дороге было.
– Издалека, путник? – на ходу спросила она, с любопытством поглядывая на меня.
– Где я только не был…
– И что же тебя гонит, такого пригожего? – усмехнулась она.
– Новости, события, происшествия.
Она вопросительно взглянула на меня, ожидая продолжения.
– Я рассказчик, – сообщил я со вздохом. – Вечный странник.
– Расска-азчик, – повторила она с уважением. – И много новостей принес?
– Долго рассказывать, – усмехнулся я. – Впрочем, скоро всё узнаете.
Еще несколько шагов, и она, вытянув руку вперед, указала на дом без рисунков и орнаментов, но со стенами не белого, а светлого кремового цвета. У дома была большая пристройка, – кухня и хранилище, определил я.
– Вот наш Дом для скитальцев.
За домом виднелась небольшая площадь, а за ней высились каменные стены угловатого здания. На краю площади, неподалеку от нас, в землю воткнуты были восемь шестов – ряд из четырех напротив ряда из трех и один посередине. Две женщины размеренно ходили вокруг них, разматывая пряжу из больших клубков, – ткали.
– А что там, дальше, за странная постройка?- поинтересовался я.
Лицо женщины стало серьезным.
– Это Дом Матери-Кормилицы. – И она почтительно приложила к груди ладонь.
Дома Матери-Кормилицы снаружи никогда не отличались от домов остальных жителей. Такое святилище – каменное, да еще и с углами – я видел впервые.
– И давно у вас этот дом?..
Она с улыбкой покачала головой.
– Не-ет. В начале весны, в день Возрождения Матери, закончили и отдали ей.
Расспрашивать женщину о том, кто да почему построил его, скорее всего, бессмысленно, решил я. Об этом надо расспросить местного вождя. И надеяться, что он соизволит ответить.
– А где живет ваш вождь? – спросил я. Обычно это был самый большой дом в селении, да нередко еще и с многочисленными пристройками, – чем богаче селение, тем больше пристроек. – Рассказчик должен побывать у него и лично поведать новости.
Она вытянула руку в сторону каменной постройки.
– Он живет там.
Я удивился еще больше, но виду не показал, а только дружелюбно кивнул и направился к Дому для скитальцев.
"Чтобы вождь разделил жилье с самой Матерью-Кормилицей?.. – раздумывал я на ходу. – Вот это новость! Похоже, старый рассказчик давненько не бывал в этих местах. С конца зимы – наверняка".
Я отворил дверь, переступил высокий порог, спустился по трем ступенькам и оказался в Доме для скитальцев этого странного, на мой взгляд, селения. Внутри мое временное пристанище было таким же, как и везде. Посреди круглой комнаты выложен очаг, в нем теплятся угли. Над ним в крыше светится отверстие для дыма, оно же освещает комнату днем. Вокруг очага лежат большие плоские камни – прикрывают ямы с припасами. По обеим сторонам от входа крутые деревянные лестницы ведут на дощатые настилы, которые поддерживают ошкуренные бревна. По настилам разбросаны пучки целебных душистых трав, запах которых убивает насекомых-кровопийц. Настилы покрыты соломенными тюфяками – здесь путники располагаются на ночлег. Под настилами, вокруг очага, стоят круглые каменные столы и скамьи.
Сейчас здесь было прохладно, тихо и пусто – никто не ворочался и не храпел на настилах, никто не сидел за столами, не сопел, не чавкал, не пукал и не утирался рукавом. Только случайный жук метался, жужжал где-то под крышей. Пахло сухой травой и дымком от очага.
– Есть кто живой!? – окликнул я.
Облезлая шкура на двери в кухню отодвинулась. На шум выглянул хозяин пристанища. Увидев меня, вышел – маленький пузатый и лохматый, с неровно и коротко обкромсанной бородой и глазами слегка навыкате. Рубаха на пузе, как я успел заметить, в жирных пятнах. "Небось и готовит сам, – подумал я. – Или очень любит пробовать".
– Давненько у нас не было гостей, – провозгласил он громко и вроде бы даже обрадованно. – Говорят, разбойники в лесу разошлись не на шутку. Всех путников распугали. А ты, храбрец, кто будешь?
Я подошел к ближней скамье, сбросил на нее котомку, прислонил дубинку к столу и устало сказал:
– Я не храбрец. Я просто рассказчик.
2. Григорий Орлов, косморазведчик
Грязный поднос с остатками обеда упал в утилизатор, крышка плавно закрылась, раздалось легкое гудение. "Так тебя, мерзкая отрава!" – подумал Орлов. Превосходного вида пища неизменно была почти безвкусной, – военные синтезаторы явно экономили на вкусовых добавках, должно быть, чтобы армейская жизнь – и так несладкая – никому и ни в чем не могла показаться медом. Недовольным новобранцам офицеры ледяным тоном повторяли одно и то же: "Вы в армии, а не на званом обеде. Привыкайте".
Косморазведчики могли есть практически все, что движется, причем в сыром виде, – если позволяла белковая совместимость. Но кулинарные изыски синтезатора их тоже раздражали. Одно дело есть всякую дрянь ради выживания в чужом и опасном мире, а другое – вынужденно жевать красивую безвкусность на родном звездолете.
Григорий Орлов, косморазведчик с восьмилетним стажем, двадцатью двумя десантными операциями в послужном списке, пятью боевыми наградами в личном деле (и на парадной форме) и с шестью ранениями разной степени тяжести, занесенными в медицинский файл, сунул руки в карманы и неспешной прогулочной походкой вышел из полупустой неуютной столовой в коридоры звездолета с километрами светящихся потолков и металлических стен под слоем серого термостойкого пластика, во многих местах исцарапанного и испачканного. В широких коридорах стояли у лифтов, сосредоточенно шагали, исчезали в бесчисленных дверях, появлялись из дверей, ехали на транспортных дорожках и бесцельно слонялись по двадцати двум уровням корабля военные разных цивилизаций. Общими у них были значки воинских званий и цели – дать отпор атакам мариеков на колонии, сохранить планеты-колыбели и нанести как можно более сокрушительные ответные удары по колониям врага.
Большой десантный звездолет – с казармами, лазаретами, столовыми, складами, ангарами, командными пунктами, арсеналами – сокращенно именовался БДЗ, имел бортовой номер 210984 и принадлежал Объединенным Вооруженным Силам Конфедерации "Созвездие", куда входили семь цивилизаций, которые освоили межзвездные перелеты и нашли общий язык.
После трех крупномасштабных боевых операций против мариеков на захваченных и колонизованных теми планетах (одна из которых прежде принадлежала Конфедерации) и двух успешных абордажей и уничтожения гигантских кораблей-маток врага, БДЗ возвращался на базу, чтобы встать на длительный, судя по разрушениям, ремонт и пополнить личный состав экипажа и космодесантных отрядов, а также склады техники и кибербойцов.
Операции оказались жестокими и кровавыми. Звездолет в четырех местах был поврежден, потерял часть вооружения, защитное поле и не мог двигаться на крейсерской скорости, а прыжки через НМ-пространство совершал, из-за нехватки энергии, вдвое реже положенного, – из шести плазменных реакторов два пришлось отстрелить из-за прямых попаданий и угрозы взрыва еще во время боев, когда генераторы защитного поля сгорели от перегрузки – настолько плотным был огонь мариеков. Один из двух уцелевших реакторов работал только три четверти мощности – его задело по касательной, так что между прыжками теперь проходило шестнадцать часов, а не четыре, как обычно. И между прыжками уцелевшие десантники томились от скуки и безделья.
Почти все кибербойцы остались на атакованных планетах – в виде груды обожженных обломков, и в ангарах для боевой техники теперь тоже хватало пустого места. Немало космодесантников погибло, многие получили тяжелые ранения – корабельный лазарет был переполнен. Поэтому легкораненые жили в казармах, но ежедневно должны были являться для контроля в медпункты на своих уровнях.
Досталось и косморазведчикам – элитной группе космодесанта.
Орлов остановился у дверей лифта. Он обещал навестить раненого товарища из своего отряда, а для этого надо было спуститься на восемь уровней ниже, в главный госпитальный отсек, где было отделение для тяжелораненых землян.
– Привет, Гриша! – услышал Орлов за спиной. Голос принадлежал землянину Умберто Танино, тоже из отряда косморазведчиков. Вместе они участвовали в двух абордажах и пяти боевых операциях на планетах.
Орлов оглянулся и кивнул.
– Дай-ка угадаю, куда ты собрался, – проговорил Танино. – Думаю, в госпиталь, проведать нашего боевого друга Джека Шоу.
– Ты прав, Шерлок Холмс, – сказал Орлов. – Хочешь присоединиться?
Двери лифта открылись. В коридор из лифта хлынул поток военных. Когда он иссяк, другой поток военных, вместе с Орловым и Танино, хлынул в лифт.
– Почему бы и нет? – говорил Танино, стараясь держаться в толпе ближе к Орлову. – Все равно до следующего прыжка еще одиннадцать часов. А на нашем подбитом корыте за это время можно запросто сдохнуть со скуки.
Лифт ухнул вниз. Остановка, падение, остановка, падение, остановка.
– Следующая остановка – наша, – напомнил Орлов.
– Тараним толпу, иначе не успеем, – отозвался Танино. – А подниматься по лестнице на пропущенный этаж, честно говоря, нет никакой охоты.
Они поспешно протолкались к дверям. Падение, остановка, и они и вышли в больничный коридор. Здесь на стенах был белый пластик, стоял запах медикаментов и антисептиков, было малолюдно, а на большинстве из тех, кто встречался в коридорах, была зеленого цвета больничная униформа.
К лифту подходила группа из аварийного отряда, впереди них катилась тележка с оборудованием. Вид у аварийников был усталый, форма грязная, в пятнах гасителя.
– Опять какая-то неприятность, – заметил Танино.
– А что ты хочешь? Вовремя два наших крейсера достали их флагман, иначе бы он точно доконал нас.
– Ты не знаешь – есть новости от Конфедерации?
Орлов пожал плечами.
– Связисты боятся, что охотники мариеков могут вычислить нас по НМ-связи, и устроили почти полную молчанку. Только курс сверяют.
– Ну, мариекам и этого может хватить.
– Хотелось бы верить, что нет.
Они помолчали, шагая по коридорам лазарета.
– Ты ничего не захватил для Шоу? – спросил Танино.
– Что ты имеешь в виду? – сказал Орлов.
– Какую-нибудь безделушку, – продолжал Танино, оживленно жестикулируя. – Какой-нибудь маленький подарочек, от которого наш Джек мог бы прийти в восторг, потому что нам, землянам, положительные эмоции прибавляют сил. А ему после такого ранения силы бы очень и очень не помешали. Согласен?
– На все сто, – сказал Орлов. – Но здесь нет подарочных киосков. Не дарить же ему пару собственных поношенных носков?
– Да, ты прав, однако идея хороша.
– Хороша, но невыполнима.
– Невыполнима! Что за слово в устах косморазведчика?
Они вошли в отделение реанимации. Здесь воняло свежей гарью, стены и двери боксов были не белые, а серые с разводами копоти. Разведчика замедлили шаг. Их обогнали двое медиков в зеленой униформе с черными пятнами сажи.
– Это еще что?.. – настороженно промолвил Орлов.
– Ничего себе неприятность, – тихо сказал Танино.
Несколько шагов – и они остановились у бокса Джека Шоу. В боксе вместо двери зияла дыра с оплавленными краями, стены вокруг дыры были черными от копоти, внутри было темно, оттуда сильно воняло горелым пластиком, оплавленным металлом, гасителем. Застывший уже гаситель по колено заполнял помещение бокса и широкими языками вытек в коридор.
Орлов уперся кулаками в бока и недобрым тоном четко и медленно выговорил:
– Оч-чень бы хотелось узнать, что тут, прах побери, произошло?
Танино коснулся пальцами края дыры и с шипением отдернул руку.
– Ах ты!.. Горячая.
– Пойдем-ка, Умберто, – решительно сказал Орлов. – Отыщем самого главного в отделении лекаря и вытрясем из него всю информацию о том, что здесь приключилось, и о судьбе Шоу.
Они направились в сторону врачебного кабинета. Когда они подходили к двери, позади грянул взрыв. Ударной волной их швырнуло вперед – на металл двери и переборки.
Орлов пришел в себя и открыл глаза. Он лежал на спине, а над головой, под потолком коридора, клубился коричневый дым, воняло плавящимся пластиком, гарью и сожженной плотью. Из глубины коридора доносились вопли боли и крики о помощи.
Орлов сел и потряс головой. Он никак не мог сосредоточиться. Перед глазами плыло, в ушах звенело. Он посмотрел по сторонам. Везде дымная пелена, вокруг мелкие обломки медицинского оборудования и мебели, изуродованные детали приборов, непонятные красные обрывки на полу и красные брызги на стенах.
Танино со стоном заворочался рядом и приподнялся на локте.
– Голова, – пробормотал он сквозь зубы и потрогал лоб. – Вот это шишка…
По губам Орлова текла теплая, соленая, противная струйка. Он ощупал лицо. Нос начал распухать, из правой ноздри сочилась кровь.
– Умберто, – сказал он осиплым голосом. – Ты как?
– Хреново, но жить, кажется, буду, – попытался пошутить Танино. И – серьезно: – Что случилось? Откуда взрыв? Атака? Нет! Была бы тревога… Или диверсия?.. Но кто?..
– Поднимайся, косморазведчик, – сказал Орлов. – Надо помочь пострадавшим.
С кряхтением и проклятиями они встали. Даже от двери было видно, что в стене отделения, вместо еще одного бокса для раненых, зияет дыра, и оттуда валят клубы дыма и выглядывают языки пламени, а на полу коридора, неподалеку от взорвавшегося бокса, лежат двое в зеленой униформе, залитой кровью.
К боксу со всех сторон бежали люди в зеленых одеждах, подъезжали блестящие полусферы киберпожарных. Двери лифта раскрылись, и в лазарет вкатилась тележка аварийников, а за нею спешила команда, все еще грязная после недавнего взрыва, – та самая, которую видели Орлов и Танино по пути к Шоу.
Стараясь побыстрее переставлять непослушные ноги, разведчики двинулись к месту взрыва. На ходу Орлов сокрушенно проговорил:
– Скорее всего, нашего друга Шоу разнесло на куски еще в первом взрыве.
– Что делать, – отозвался Танино болезненным голосом. – На войне как на войне.
В оплавленную дыру аварийщики уже закачивали гаситель, внутри шипело и трещало, а наружу рвались клубы зловонного серого пара пополам с коричневым дымом. Одного из лежащих медиков накрыли пластикетовой простыней, – значит, был мертв. Другой (с воскового цвета лицом, забрызганным кровью) громко стонал, вместо живота у него было кровавое месиво, по полу растеклась кровь, но коллеги уже оказывали ему помощь, – подплыла и раскрылась торпеда полевого хирурга-реаниматора, раненого осторожно подняли с пола и уложили в торпеду, крышка плавно закрылась.
Орлов поморщился. Ему никогда не нравился внешний вид этих реаниматоров, – напоминает металлический гроб, хотя и выполняет совершенно противоположные функции. Дважды Орлову довелось побывать внутри. Когда опускалась крышка, ему хотелось кричать и звать на помощь, будто его собираются хоронить. Правда, наркоз почти сразу лишал его памяти.
Орлов остановился. Танино – рядом.
– Похоже, наша помощь тут уже не требуется, – заметил итальянец.
– Да, похоже, – сказал Орлов, оглядываясь. – Но я все-таки хотел бы знать, что это за взрывы такие? Только вот из кого вытрясти ответ?
У стены, немного в стороне от событий, стоял медик, тоже забрызганный кровью, но чужой кровью, – медик не был ранен, он был в шоке. Он выглядел так, словно свалился с верхних уровней и не может понять, где он и что происходит. Орлов подошел к нему, взял за плечи и резко встряхнул.
– Очнись! – рявкнул он прямо в ухо медику.
Тот вздрогнул, и глаза его стали осмысленнее.
– Я думал, ты дашь ему по физиономии, – сказал Танино.