* * *
Но интервалы просветления давали возможность кое-что записать.
Графомания. Одно из побочных последствий средства. Диана, находясь в аналогичном состоянии, исписала враз четырнадцать двойных листов библейским каиновым "Разве я сторож брату моему?" - отнюдь не крупным почерком. Собственная моя графомания несколько более упорядочена. Я аккуратно складываю исписанные листки на прикроватный столик; поджидая начала приступа, перечитываю написанное, чтобы запечатлеть его в памяти.
Диана целый день где-то пропадала. Когда она вернулась, я поинтересовался, где она гуляла.
- Налаживала связи.
Она рассказала, что познакомилась с транзитным брокером из Минанга по имени Джала. Его импортно-экспортные операции служили прикрытием для более выгодного нелегального эмиграционного брокеража. Известный персонаж, все в порту его знают и уважают. Она предлагала ему за судовые койки чёртову кучу чокнутых кибуцев, так что сделка не состоялась - пока. Но Диана не теряла ни трезвой расчётливости, ни оптимизма.
- Будь осторожнее, - предупредил я её. - Мало ли, кто-то ещё на нас выйдет.
- Пока ничего не заметила, но… - Она пожала плечами и кивнула на блокнот в моей руке. - Сочинял?
- Отвлекает от боли.
- Ручку держать не больно?
- Как при запущенном артрите, однако справляюсь, - произнёс я вслух и мысленно добавил: "…пока что". - Болеутоляющий эффект стоит дискомфорта.
- Очень неплохо у тебя получается.
Ужаснувшись, я украдкой глянул на неё.
- Ты… Ты читала?
- Ты сам мне предложил, Тайлер.
- В бреду, должно быть.
- Выходит, что так. Хотя я бы не сказала тогда. Выглядел ты вполне нормально.
- Я, видишь ли, писал не на читателя. - Меня испугало то, что я забыл, как всё это ей демонстрировал. Что ещё ускользнуло из памяти?
- Ладно, больше не буду. Но то, что ты там изобразил… - Она чуть склонила голову к плечу. - Удивил ты меня. И польстил, конечно. Никак не думала, что ты ко мне питал такие чувства, тогда, в таком зелёном возрасте.
- Чему тут дивиться…
- Нет-нет, это удивительно. Но вот в чём парадокс, Тайлер: твоя девица на страницах - холодная, равнодушная тварь, почти жестокая.
- Я тебя такой никогда не считал.
- Меня не твоё мнение беспокоит. Меня беспокоит то, что ты увидел. И моё собственное мнение.
Я с некоторым усилием держался сидя, гордясь своей выносливостью, но, скорее всего, способностью сидеть, а не безвольно валяться, меня наделили болеутоляющие. Трясло - значит, близился очередной приступ.
- Ты хочешь знать, когда я в тебя влюбился? Пожалуй, следовало об этом написать. Немаловажная деталь. Это произошло, когда мне было десять.
- Тайлер, в десять не влюбляются.
- Я точно помню. Когда умер Святой Августин.
Сент-Августин - имя непоседливого чёрно-белого спаниеля, крупного породистого пса, любимца Дианы. Она звала его "Сент-Дог". Диана передёрнула плечами:
- Жуть какая.
Но я не преувеличивал. И-Ди Лоутон купил пса, повинуясь непонятно какому движению души. Возможно, хотел декорировать им прикаминное пространство. Что-то вроде кованой подставки для дров или кочерги с художественной бронзовой рукоятью. Но Сент-Дог не пошёл на поводу у судьбы. Он и вправду отличался выраженной декоративностью, однако из-за переполнявших его любопытства и жажды деятельности никак не подходил на роль коврика или напольной вазы. И-Ди его постепенно возненавидел, Кэрол не замечала с самого момента появления в доме. Джейсона пёс несколько ошеломил. Двенадцатилетняя Диана почувствовала в собаке родственную душу. Они с Сент-Догом выявляли друг в друге лучшие черты характера. В течение полугода пёс мотался за Дианой повсюду, только что в школу не ездил. Летними вечерами они играли на травке перед домом. Именно тогда я увидел Диану в особом свете. Мне приятно было просто любоваться ею. Они носились по газону до изнеможения, она, естественно, уставала первой, и пёс терпеливо ждал, пока его подружка восстанавливала дыхание. Она больше заботилась о собаке, чем любой другой из Лоутонов, чутко воспринимала изменение настроения Сент-Августина - на основе полной взаимности, кстати сказать.
Не знаю, почему мне это в ней правилось, но в драматичном, эмоционально заряженном пространстве дома Лоутонов её отношения с собакой казались оазисом простой привязанности без всяких искусственных украшательств. Будь я собакой, я бы ревновал. Не будучи собакой, на своём месте, я пришёл к заключению, что Диана - существо особое, отличающееся от своих родственников весьма важными качествами. Она оказалась открытой миру, воспринимала его иначе, чем брат и родители.
Святой Августин умер внезапно и преждевременно, едва выйдя из щенячьего возраста, той же осенью. Диана тяжело переживала, и я вдруг понял, что люблю её.
Это, конечно, звучит странновато, но ведь я влюбился в неё не потому, что она скорбела о собаке, а потому, что она оказалась в состоянии скорбеть о собаке, к которой её родственники не испытывали особых эмоций, а то и ощутили облегчение, избавившись от докуки.
Диана отвернулась от меня, не мигая, глядела в окно, на освещённые солнцем кроны пальм.
- Я чувствовала тогда, что сердце у меня разбито.
Мы похоронили Сент-Дога в лесочке, под деревьями. Диана собрала пирамидку из камней, которую каждой весной обновляла, пока не оставила дом десятью годами позже. И иной раз молилась над пёсьей могилой, молча, сложив руки. Кому, о чём? О чём люди молятся - мне это неизвестно. Не думаю, что смогу это понять.
Но именно эта молитва показала мне, что Диана живёт в мире, большем, чем "большой дом", в мире, где печаль и радость накатывают, как прилив и отлив, весомо, поддержанные массой океана.
* * *
Ночью снова накатила лихорадка. Ничего о ней не помню, кроме повторяющихся каждый час приступов страха перед потерей памяти. Я опасался, что сотрётся больше памяти, чем потом восстановится. Меня охватывало отчаяние, ощущаемое при осознании безвозвратной утраты. Вроде сна, в котором ищешь, ищешь что-нибудь потерянное: кошелёк, часы, самосознание… Мне казалось, что марсианское средство гуляет по организму, атакует иммунную систему, заключает с ней временные перемирия, завоевывает плацдармы в извилинах, захватывает в плен хромосомные наборы…
Когда я снова пришёл в себя, Дианы в номере не было. Отгороженный от боли введённым ею морфином, я прошаркал до туалета, потом выполз на балкон.
Время к вечеру. Солнце ещё высоко, но небо над закатным горизонтом уже слегка потемнело. Воздух пахнет кокосовым молоком и дизельным выхлопом. Арка на западе поблескивает, как замороженная ртуть.
Меня неудержимо потянуло к перу и бумаге - отзвук лихорадки. При мне блокнот, наполовину заполненный полуразборчивыми каракулями. Надо попросить Диану купить ещё одни. Или даже два. И тоже их заполнить. Слова, слова, слова…
Слова - якоря, которыми память пытается удержаться в виду берега, чтобы шторм не унёс её в открытое море.
Слухи об апокалипсисе доходят до Беркшира
После того зимнего пикника я несколько лет не встречался с Джейсоном, но постоянно поддерживал с ним контакт. Мы снова увиделись, когда я окончил свою медшколу, летом, на даче в Беркшире, в предгорьях Аппалачей, в двадцати минутах езды от Тэнглвуда.
Куда как занятым парнем был я тогда. Оттарабанил четыре года в колледже плюс интернатуру в местной клинике, готовился к очередным вступительным тестам. Мой средний балл, результаты тестов, куча рекомендаций преподавателей и разных авторитетов - плюс, разумеется, щедрость И-Ди - дали мне возможность ещё на четыре года обосноваться в медицинском кампусе университета штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук. После всего этого мне предстояли ещё три года специализации, чтобы я мог приступить к работе.
Благодаря этим обстоятельствам я жил той же жизнью, что и большинство людей планеты, как будто воображая, что о конце света ничего не известно.
Конечно, будь точно известен день и час, народ бы реагировал иначе. Паника, самоотречение и покорность судьбе - каждый действовал бы соответственно своим наклонностям и обстоятельствам. Но высказываемые догадки и предположения такой реакции не вызывали. Все видели данные орбитальных зондов НАСА, но ведь нас защищал невидимый барьер, природы которого никто не понимал… Если и предстоял кризис, то предвестников его тоже не ощущалось, кроме очевидного отсутствия звёзд. Просто не было звёзд. И всё.
Как организовать жизнь, которая должна исчезнуть? Этот вопрос стал основным для нашего поколения. Джейсону было легче. Он с головой окунулся в проблему "Спина", "Спин" стал его жизнью. Со мной тоже всё относительно просто. Я полностью погрузился в медицину, что на первый взгляд казалось мудрым выбором перед лицом надвигающегося кризиса. Пожалуй, я воображал себя спасителем жизней при наступлении конца света, который, естественно, затянется на длительный период. Но есть ли смысл в спасении обречённой жизни? Собственно, медики не спасают жизнь, а лишь несколько продлевают её, а если невозможно продлить, хотя бы облегчают страдания, снимают боль и так далее. Возможно, это самое полезное, на что они способны.
Но главное - колледж, медшкола представляют собою нелёгкую ношу, эффективно отвлекающую от мирских забот.
Так что со мной всё нормально. С Джейсоном ещё более нормально. Но многим приходилось нелегко. К последним относилась и Диана.
* * *
Джейсон позвонил средь бела дня. Я занимался уборкой своего жилого закутка в Стоуни-Брук. Липовое солнце наяривало вовсю. Мой секонд-хендовский "хюндай", уже загруженный, ждал меня - я собирался домой, хотел провести пару недель с матерью, а потом примерно столько же не спеша помотаться по стране. Свой последний отпуск перед интернатурой в "Харборвью" (Сиэтл) я собирался использовать, чтобы бросить взгляд на мир или, по крайней мере, на часть его, заключённую между Мэйном и Вашингтоном - штатом, не городом. Но Джейсон отмёл мои планы. Едва поздоровавшись и дав мне ответить тем же, он перешёл к основной теме:
- Слушай, Тайлер, тут редкая возможность. И-Ди снял на лето дачку в Беркшире.
- Ну, молодец.
- Но ему теперь не до дачи. На прошлой неделе он инспектировал алюминиевое производство в Мичигане, свалился с погрузочной платформы и сломал бедро.
- Сочувствую от всей души.
- Да ничего смертельного, он уже поправляется, однако с костылей ещё не скоро слезет, и радости ему переться в Массачусетс, чтобы сидеть там на веранде да сосать "Перкодан", сам понимаешь… Ну а Кэрол и вообще не хотела туда ехать.
Ничего удивительного. Кэрол уже спивалась окончательно. Пила бы в Беркшире так же, как дома. Какая ей разница, где напиваться.
- А от найма отказаться он не может, контракт подписан, - продолжал объяснения Джейсон. - Три месяца. Вот я и подумал, что ты от своей медицины мог бы отдышаться там недельку-другую. Встретимся, потолкуем. Диану уговорим приехать. Фестиваль посетим, концерты. По лесу погуляем. Как в детстве. Я уже туда собираюсь. Что скажешь на это, Тайлер?
Конечно, надо было отказаться. Я и собирался отказаться. Но… Диана… Вспомнились несколько писем, звонков "по случаю" - Рождество там, дни рождения… Невыясненные вопросы… Конечно, рассудком я понимал, что надо отказаться. Но слова сорвались с губ сами собой:
- Ну дак…
* * *
По этой причине я провёл ещё ночь на Лонг-Айленде, утром запихнул последние пожитки в багажник и дунул по Северной Парк-уэй до сквозного Лонг-Айлендского автобана.
Машин на шоссе негусто, погода до смешного благоприятная. Перевалило за полдень, погода всё ещё радовала, и я расслабился, "захорошел". Вот бы задёшево загнать "завтра" первому встречному и осесть в этом июле, в этом втором его числе. Я совершенно отупел от какого-то идиотского наплыва счастья.
Счастливым движением счастливой руки я врубил приёмник.
Возраст у меня достаточный, чтобы помнить время, когда "радиостанция" представляла собой немалое здание с высоченной вышкой-антенной, когда радиосигнал замирал и исчезал по мере удаления от этой радиостанции. Иные из таких станций-долгожителей существуют и поныне, но аналоговый приёмник моего "хюндая" благополучно издох через неделю после истечения гарантийного срока. Остался цифровой, получающий сигнал через один из лоутоновских релейных стратостатов. Обычно я слушаю старые джазовые записи XX века, вкус к которым привил мне отец, - я рылся в его дисках и считал своим реальным наследством, семейным достоянием вещи Дюка Эллингтона, Билли Холидея, Майлса Дэвиса - музыка эта считалась старой уже во времена молодости Маркуса Дюпре. Под настроение я бы прослушал "Гарлем эйршафт", но парень, проводивший профилактику моей машины перед поездкой, скинул все мои фиксированные настройки и выставил канал новостей. И на меня навалились стихийные бедствия да эскапады знаменитостей. Шла речь и о "Спине".
Тогда мы уже начали называть это "Спином".
Хотя почти всё население планеты в этот "Спин" и не верило.
Агентство НАСА обнародовало данные, полученные от орбитальных зондов. Эти данные подтвердили и запуски европейского космического агентства. И всё же, даже через восемь лет, лишь меньшая часть населения Европы и Северной Америки считала "Спин", согласно данным опросов общественного мнения, "непосредственной угрозой для себя и своих близких". В Азии, Африке, на Ближнем и Среднем Востоке подавляющее большинство пароду полагало всю затею со "Спином" происками коварных американцев или очередной несуразицей в их военно-космических затеях.
Однажды я спросил Джейсона, почему так происходит. Он ответил:
- Подумай, чего мы от них хотим. Мы обращаемся, в массе, к населению, погрязшему в доньютоновских астрономических воззрениях. Много ли тебе нужно знать о Луне и звёздах, если вся твоя жизнь сосредоточена на добывании биомассы для прокормления себя и своей семьи? Для того чтобы доступно разъяснить этим людям значение "Спина", нужно начать издалека. Сказать им, что возраст Земли - несколько миллиардов лет. Для начала дать им прочувствовать, что такое миллиард лет, может быть, впервые в их жизни. Не так уж легко это проглотить, особенно если ты вырос в мусульманской теократии, в глухих джунглях, в американской глубинке Юга или Среднего Запада. Затем придётся внушить им, что Земля меняется, что было когда-то время, когда океаны кипели, когда воздух был ядовитым. Рассказать, как появились живые существа, через миллиарды лет развившиеся в человека. Затем перейти к Солнцу и к тому, что Солнце тоже меняется, что оно не вечно, что оно возникло из пылегазового облака, что оно сжимается и расширяется, что оно через ещё какие-то миллиарды лет проглотит Землю, а после этого, возможно, сожмётся в сверхплотное образование. Введение в космологию, так? Ты впитал это из своих фантастических романов, у тебя это уже в крови, но многим такие истины покажутся просто неприемлемыми, противоречащими их убеждениям. Мало того. Как только люди проглотят всё это, придётся перейти к следующей теме. Время. Оказывается, и оно живёт своей самостоятельной жизнью. Мир, который представлялся незыблемым, вдруг закачался. Его засунули в какую-то клетку, в камеру хранения. Почему? Кто? Как убедить сомневающихся, если сам этого не знаешь? Кто-то учинил всё это умышленно, кто-то столь могущественный, что его вполне можно назвать и богом. Не понравимся мы этому богу, и он снимет защиту. И расплавятся горы, и закипят океаны. Не верите нам на слово - у нас есть доказательства. Плюньте на восходы и закаты, на дождь и снег, у нас есть расчёты, логические выводы, фотоснимки космических зондов. Улики - пальчики оближешь. - Джейсон улыбнулся. - Но жюри присяжных этим уликам почему-то не верит.
И не только невежественная масса противится истине. Я услышал по радио ламентации главы крупной страховой компании. Он жаловался на экономические последствия "некритического подхода и безответственной информационной кампании относительно так называемого "Спина"". Ведь народ начинает воспринимать эту информацию всерьёз, ужасался страховой босс. А это губительно сказывается на бизнесе. Народ ведёт себя непредсказуемо. Рушатся моральные устои, растёт преступность, процветает безудержное расточительство. Страховая статистика зашаталась. Завершил он выступление весьма изящным выводом: "Если мир через тридцать-сорок лет не погибнет, нас ждёт катастрофа".
С запада появились облака. Через час они затянули все небо, от синевы не осталось и следа. В ветровое стекло ударили первые капли. Я включил ближний свет.
Страховая статистика сменилась новостями, касающимися "Спина". За барьером, в сотнях милях над полюсами планеты, зонды обнаружили громадные серебристые коробки, размером с Нью-Йорк, а то и с Лос-Анджелес. Они парили над полюсами, но при этом не вращались по орбитам. Объект может казаться неподвижным над экватором, вращаясь по геостационарной орбите, но ничто, подчиняющееся обычной небесной механике, не в состоянии торчать неподвижно над полюсами. А эти штуковины всё же там находились. Сначала их засекли радары, затем были получены и фотоснимки. Ещё одна тайна "Спина", совершенно непостижимая для большинства, включающего и меня. Захотелось потолковать об этих штуках с Джейсоном.