- Да, можно было понять это так, - ответил робот.
Ева быстро спросила:
- Скажи мне, где находится Бриджпорт?
- На расстоянии очень многих тысяч миль от вас и не менее четырех тысяч лет назад.
У нее дыхание перехватило.
- Во времени? - спросила она.
- Да, мисс, во времени.
- Скажи мне точнее, - потребовала Ева.
Робот с сомнением покачал головой.
- Я не знаю. Я не смог этого понять. Его разум был очень возбужден. Он только что пережил сильное потрясение.
- В таком случае, ты не можешь ничего утверждать с уверенностью.
- Я бы на вашем месте не беспокоился. Он произвел на меня впечатление человека, который знает, что делает. С ним все будет в порядке, - успокоил ее робот.
- Ты в этом уверен?
- Я уверен в этом, - подтвердил он.
Ева выключила экран и опять подошла к окну.
- Аш, - подумала она, - Аш, любовь моя. Тебе просто необходимо сделать так, чтобы все было в порядке. Ты должен знать, что делаешь. Ты должен вернуться к нам, ты должен написать книгу…
Не только для меня одной, поскольку я не в большей степени, чем все остальные, могу претендовать на тебя. Но ты нужен Галактике, и, возможно, настанет день, когда ты будешь нужен Вселенной. Маленькие мятущиеся жизни ожидают твоих слов - надежды, той уверенности в себе и достоинства, которые они дают. И больше всего достоинства. Что самое главное? Жизнь. И только она что-то значит. Жизнь - это указание на еще большее равенство и братство, чем что-либо иное, созданное человеческим разумом практически и теоретически за все время его существования.
- А что касается меня, - подумала она, - у меня нет никаких прав думать так, как я думаю, чувствовать то, что я чувствую. Но я ничего не могу поделать с этим, Аш.
- Возможно, когда-нибудь настанет такой день, - сказал он, - настанет такой день.
Она стояла выпрямившись, в одиночестве, и слезы текли по ее лицу. Но она даже не подняла руку, чтобы вытереть их.
- Эта мечта, - сказала она, мечта, у которой нет надежды на осуществление, которая обречена еще до того, как она разбита. И это хуже всего.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Сухая веточка треснула под ногой Саттона, и человек с ключом медленно обернулся. Мягкая улыбка мгновенно появилась на его губах и распространилась по всему лицу. Около глаз появились морщинки, скрывающие блестевшее в глазах удивление.
- Добрый день, - сказал Саттон.
А Джон К.Саттон все еще был так далеко, что выглядел крошечной точкой, поднимающейся на холм. Солнце миновало зенит и спускалось к западу. Внизу долины реки паслись коровы, - был слышен чавкающий звук их ходьбы.
Человек протянул руку.
- Мистер Саттон, не так ли? - спросил он. - Тот мистер Саттон, который живет в восьмидесятом веке?
- Бросьте ключ, - резко сказал Саттон.
Человек сделал вид, что не услышал.
- Меня зовут Дин, - представился он. - Арнольд Дин, я из восемьдесят четвертого века.
- Брось ключ, - приказал Саттон, и Дин бросил его. А Саттон пинком отшвырнул его подальше.
- Так будет лучше, - уверенно проговорил он. - А теперь давайте присядем и побеседуем.
Дин указал в сторону.
- Скоро подойдет старик, - сказал он. - Он начал сомневаться, у него появилось много вопросов, которые он собирается задать мне.
- Не сейчас, - ответил Саттон. - Он должен еще пообедать, а после обеда поспать.
Дин недовольно хмыкнул и устроился поудобней, облокотившись на свой корабль.
- Случайность, - объяснил он, - вот что портит нам общую картину. Вы, Саттон, являетесь таким случайным фактором. Ваше появление не было запланировано.
Саттон легко сел и поднял ключ. Он взвесил его в руке.
- Кровь, - подумал он, как бы разговаривая с ключом. - На тебе будет кровь, еще до того, как закончится этот день,
- Скажите мне, - поинтересовался Дин, - сейчас, когда вы здесь, что вы собираетесь делать?
- Все очень просто, - объяснил Саттон, - мы поговорим с вами. Вы расскажете мне кое-что, что мне необходимо знать.
- С удовольствием, - согласился Дин.
- Вы сказали, что прибыли из восемьдесят четвертого столетия. Какой год?
- 8386 год, - ответил Дин. - Но на вашем месте я спросил бы что-нибудь другое. Для вас может найтись много интересного.
- Вы полагаете, что до этого мы не доберемся? - спросил Саттон. - Вы надеетесь выйти победителем?
- Конечно, так и будет.
Саттон принялся ковырять ключом землю.
- Некоторое время назад я встретил человека, который умер вскоре после того, как я его нашел. Он узнал меня и сделал знак, подняв скрещенные пальцы.
Дин сплюнул на землю.
- Это был андроид, - объяснил он. - Они боготворят вас, Саттон. Они сделали из вас религию, потому что, - вы понимаете? - вы дали им надежду, за которую можно уцепиться. Вы дали им то, что позволило им чувствовать себя, в какой-то мере, равными человеку.
- Я полагаю, - усмехнулся Саттон, - что вы не верите ничему из того, что я написал.
- Разве я должен верить?
- Я верю… - продолжал Саттон.
- Это ваше дело, - резко оборвал его Дин.
- Вы приняли то, что я написал, - спокойно сказал Саттон. - И вы пытаетесь использовать это для того, чтобы взобраться на еще одну ступеньку по лестнице человеческого тщеславия. Вы не поняли самого главного. У вас нет чувства Судьбы, потому что вы не дали своей судьбе ни одного шанса стать самым главным для вас.
Сказав это, он почувствовал себя очень глупо. Это походило на проповедь. Очень похоже на то, как в старые времена люди говорили о вере. Тогда вера была еще только словом, затем она стала силой, с которой нужно было считаться. Как делали старые проповедники Библии - они носили обувь, сделанную из коровьей кожи, и их длинные неопрятные волосы и развевающиеся бороды были покрыты пятнами от слюны, пропитанной нюхательным табаком.
- Я не собираюсь читать вам лекцию, - продолжал он, удивляясь, как быстро он оказался в положении обороняющегося. - Я не собираюсь читать вам проповедь. Вы или принимаете учение о Судьбе или нет. Что касается меня, то я пальцем не пошевельну, чтобы убеждать в этом хоть одного человека. Книга, которую я написал, рассказывает о том, что я знаю. Вы можете принять ее, либо отвергнуть. Это мне безразлично.
- Саттон, - сказал Дин, - вы колотитесь лбом о каменную стену. У вас нет ни одного шанса. Вы боитесь так, как боятся люди. Вся человеческая раса против вас. И никогда еще ничто не могло устоять против нее. Все, что вы имеете, все, что на вашей стороне - это небольшое количество жалких андроидов и горстка ренегатов-людей, подобных тем, что объединялись когда-то вокруг старых религиозных культов для религиозных служб.
- Империя, построенная на роботах и андроидах, - возразил Саттон. - Они могут сбросить вас в любой момент, как только пожелают. Без них вы не сможете удержать ни малейшего пространства за пределами Солнечной Системы.
- Они будут с нами в делах империи, - уверенно проговорил Дин. - Может быть, они будут нашими противниками в вопросе учения о Судьбе, но они все равно останутся с нами, поскольку не смогут обойтись без нас. Они не могут размножаться, как вы знаете, и не могут создавать сами себя. Им необходимы люди, чтобы поддерживать их существование, их и им подобных. Для того, чтобы заменять погибших.
Он рассмеялся.
- До тех пор, пока андроид не научится создавать другого, они будут с нами работать на нас. Ведь если они этого не сделают, то это просто массовое самоубийство.
- Чего я не понимаю, - поинтересовался Саттон, - то это того, как вы определяете, кто борется против вас, а кто остается с вами.
- В этом, - объяснил Дин, - как раз и есть загвоздка. Мы этого не знаем. Если бы знали, то могли бы быстро закончить эту паршивую войну. Тот андроид, который воевал против нас вчера, может чистить вам ботинки сегодня, и нельзя сказать, что он будет делать завтра. Выход только один - нельзя никому из них доверять.
Он подобрал небольшой камень и бросил его вниз.
- Саттон, - продолжал он. - От этого можно просто сойти с ума. Не происходит никаких битв, только мелкие партизанские действия то там, то тут, когда небольшое военное соединение, посланное для проведения каких-то действий во времени, попадает в засаду, организованную другой такой же небольшой группой, которая атакует их или перехватывает с целью помешать.
- Как я перехватил вас, - сказал Саттон.
- Да, - согласился Дин, затем лицо его просияло. - Да, конечно, именно так.
И тут, в тот момент, когда Дин, казалось, совершенно расслабился и сидел, прислонившись к своему кораблю, продолжая разговор, именно в этот момент его тело с быстротой молнии метнулось вперед, по направлению к тому ключу, который Саттон держал в руке.
Саттон инстинктивно отпрянул, мышцы его ног напряглись, чтобы подняться, а рука сжала ключ. Но у Дина было преимущество в одну длинную секунду. Ведь он начал действовать раньше, первым. Саттон почувствовал, что у него вырывают ключ, видел, как он блеснул на солнце, когда Дин размахнулся для удара. 1\бы Дина шевелились. И в то время, когда Саттон пытался пригнуться, поднять руки, чтобы защитить голову, он успел прочесть слова, которые произнесли эти губы:
- Итак, ты видишь, это буду я.
Боль взорвалась внутри головы Саттона, и в течение одной долгой секунды, пока он падал, он видел, как земля надвигается на него. А затем уже не было ничего, была только темнота, пролегающая через бесконечную, долгую вечность.
- Обманут! Обманут! ловким человеком, который явился из времени, находящегося на пять столетий позже моего. Попал в ловушку из-за письма, которое пришло из прошлого, отстоящего на шесть тысяч лет. Попал в ловушку, - думал Саттон. - Из-за своей собственной недогадливости.
Он сел, медленно ощупал голову и почувствовал спиной тепло лучей заходящего солнца. Услышал крик птицы в кустах и шелест кукурузы, колеблемой ветром.
- Обманут и попал в ловушку, - повторил он.
Ашер отнял руку от головы и увидел на измятой траве лежавший неподалеку ключ, покрытый кровью. Саттон посмотрел на свои пальцы, они тоже были в крови. Теплая, липкая кровь. Он осторожно ощупал голову и почувствовал, что его волосы слиплись от крови. То же самое…
- Схема, - подумал он. - Все это очень точно укладывается в какую-то схему. Вот я здесь нахожусь. Вот этот ключ. Вот поле кукурузы за забором, которая подросла уже выше колена, и заканчивается прекрасный летний день. 4 июля 1987 года.
Корабль улетел, а через час или около того Джон К. Саттон придет сюда, чтобы задать вопросы, которые не успел задать перед этим. И когда пройдет десять лет с этого момента, он напишет письмо и в нем выскажет свои подозрения относительно меня, а я в это время буду на скотном дворе надаивать себе молока.
Саттон с трудом поднялся на ноги. Он стоял один в этом пустынном месте. Над его головой раскинулось небо, сливающееся с горизонтом, а внизу открывалась панорама долины с извивающейся по ней рекой.
Он дотянулся до ключа и подумал:
- Я не смогу изменить эту схему. Если я заберу ключ, то тогда Джон К.Саттон не найдет его никогда, то есть, если изменишь хотя бы один факт в этой схеме, то и конец может быть Другим.
- Я неправильно понял письмо, - размышлял он. - Я думал, что это будет какой-то другой человек, но только не я. Мне даже не приходило в голову, что именно моя кровь будет на этом ключе, и что я буду тем, кто затем украдет одежду с веревки.
Все-таки некоторые детали не совпадали. На нем была его одежда, и не было необходимости воровать другую. И его корабль все еще находился на дне реки, и поэтому не было никакой нужды оставаться здесь.
И все же это случилось однажды, поскольку все эти события описаны в письме. Это письмо привело его сюда, и оно было написано потому, что он приходил сюда раньше. И тогда он оставался… И остался он здесь потому, что не мог отсюда выбраться. Но на этот раз ему не было нужды оставаться.
- Еще одна возможность мне дана, - подумал он, - еще одна возможность. И все же это было неправдой. Ведь если бы этого на случилось во второй раз, то об этом бы знал Джон К.Саттон. Но в то же время, не могло быть никакого второго раза, поскольку сегодня был именно тот день, когда Джон К.Саттон разговаривал человеком из будущего.
- Был только один раз, когда все это случилось. И этот раз именно тот самый. Что-то должно произойти, - сказал себе Саттон. - Что-то такое, что не позволит мне вернуться. Что-то заставит меня украсть одежду, и, в конце концов, я пойду к той ферме и попрошу у них работу. Поскольку именно в этом состояла схема. Так она была установлена. - Саттон снова дотронулся ногой до ключа. Он задумался. Затем повернулся и пошел вниз по холму, оглядываясь через плечо. Когда он проходил через лес, то увидел старого Джона К. Саттона, который поднимался вверх по холму ему навстречу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В течение трех дней Саттон трудился, пытаясь освободить корабль от тонн песка, который коварная река нанесла на него. Когда прошли еще три дня, он признал бесполезность этой работы, поскольку течение реки намывало песок быстрее, чем он убирал его. С этого момента он старался хотя бы очистить входной люк. И когда прошел еще день, после многих трудов он достиг своей цели. Он устало облокотился на металл корабля.
- Это игра, - сказал он себе. - В ней нужно рисковать.
Не было никакой возможности освободить корабль с помощью двигателей. Ракетные сопла, как он понял, были забиты песком, и всякая попытка продуть их закончится тем, что корабль испарится в атомном взрыве вместе со значительной частью местности. Он поднял корабль с планеты Сигма и летел на нем одиннадцать лет в пространстве силой только своего разума Так же он выиграл и в кости, когда наверху оказались две шестерки.
- Может быть, и на этот раз, - сказал он себе. - Возможно…
Но ведь здесь тонны песка, а он очень устал. Он чувствовал усталость, несмотря даже на то, что в его теле безотказно шла работа нечеловеческого метаболизма.
- Я перевернул две шестерки, - размышлял Саттон. - Однажды я перевернул две шестерки. Конечно, это было более сложно, чем теперешняя работа. Однако это требовало целеустремленности, требовало силы. А разве известно, какая тут потребуется сила? Какая сила потребуется, чтобы поднять затонувшую массу металла из горы песка. Не сила мускулов, а сила разума.
- Конечно, - думал он, - если я не могу поднять корабль, то могу совершить прыжок во времени. Перенести корабль, оставив его на месте, вперед на шесть тысяч лет. Однако при этом существовала опасность, последствия которой он даже не хотел себе представить. В этом прыжке через время он будет открыт всем воздействиям на него реки на протяжении шести тысяч лет.
Он дотянулся рукой до шеи, где висел на цепочке ключ.
Цепочки не было.
Его разум охватил внезапный ужас. Саттон стоял, застыв в неподвижности в течение некоторого времени.
- В кармане, - подумал он, но его руки тряслись, словно и они были уверены, что на это нет никакой надежды. Он никогда не клал ключ в свои карманы, а держал его на шее, на цепочке. Так он был в большей безопасности. Сначала он искал лихорадочно, а затем с мрачной холодной расчетливостью. В его карманах ключа не было.
- Значит, - подумал он, - цепочка порвалась. Цепочка лопнула, а затем провалилась внутрь моей одежды. - Он тщательно ощупал себя с ног до головы, но напрасно. Он снял рубашку, осторожно вытряхнул ее в надежде найти пропавший ключ. Затем отбросил ее в сторону, сел, снял брюки и начал искать в их складках, вывернув наизнанку.
Ключа и там не было.
Он на четвереньках обыскал песок на дне реки, пытаясь найти ключ при тусклом свете, который пробивался через толщу воды.
Спустя час он прекратил поиски.
Постоянно струящаяся по дну реки смесь воды и песка занесла траншею, которую он прорыл. И сейчас не было смысла рыть ее снова, поскольку люк не может быть открыт без ключа.
Его рубашка и брюки исчезли. Они были унесены течением.
Усталый, побежденный, он поплыл к берегу, с трудом преодолевая сопротивление воды. Его голова показалась на поверхности воды, и он увидел первые вечерние звезды, сиявшие на небе. На берегу он сел, прислонившись спиной к дереву, вздохнул, сделал еще вдох, затем заставил биться сердце. Первый удар, потом второй, третий… Он заставил человеческий метаболизм снова разработаться в себе.
Речка журчала около ног, как бы смеясь над ним. В долине, покрытой лесом, ночная птица начала выкрикивать свой призыв. Светлячки танцевали в воздухе в темноте над кустами. Комар укусил его, и он ударил по месту укуса. Кажется, не попал.
- Мне нужно где-то выспаться, - подумал он, - хотя бы в стоге сена или каком-нибудь амбаре. И какой-нибудь неприхотливой пищи, хотя бы из сада фермера, для того, чтобы заполнить пустой желудок. И затем одежду. Во всяком случае он знал, где может достать одежду.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Свои выходные дни он проводил в одиночестве. В течение всей остальной недели было очень много работы, нужно было без конца работать на земле, добывая работой пропитание. Нужно было пахать, собирать урожай. Нужно было заготавливать дрова в лесу, строить ограды, чинить их, ремонтировать машины. Вообще, все это требовало физических усилий, работы мускулов, в результате чего болела спина. Работать приходилось под палящим солнцем, лучи которого жгли шею, либо под ударами холодного ветра, который пронизывал зимой до костей.
В течение шести дней фермер работал. Эта работа притупляла его чувства и опустошала память. А к ночи, кроме изнурительного отупления, сама по себе работа становилась чем-то таким, что вызывало у него интерес и приносило удовлетворение. Ровная линия столбов, только что установленная для ограды, становилась для него чем-то вроде личного триумфа, когда он оглядывал свою работу. Поле, с которого убирается урожай, с пылью на колосьях и запахом солнца от золотистой соломы, и характерный звук сноповязалки становились символами изобилия, довольства и радости. И были моменты, когда розовые цветы яблонь, просвечивающие сквозь серебряную сетку весеннего дождя, становились символом дикого, языческого возрождения земли от зимнего сна.
В течение шести дней человек должен был работать, и у него не было времени, чтобы задумываться. А на седьмой день он отдыхал и должен был приложить всю свою силу, всю свою волю, чтобы бороться с чувством, с отчаянием, которое приносила с собой бездеятельность. Это была тоска по людям или по своему миру и привычному образу жизни, поскольку этот мир не был более добрым, более близким, более значительным, чем тот, который он оставил в будущем.
Это была тоска по работе, которая ожидала его, о той работе, которая никак не могла дождаться его. Тоска - о той задаче, которую нужно было выполнять, и которая могла оказаться невыполнимой.
Вначале еще была надежда.
- Конечно, - думал Саттон, - они будут искать меня. Конечно, они найдут способ отыскать меня.