- Сам я не знаю, было ли это известно врагам или им просто повезло. Во всяком случае, когда оставшиеся два - три адепта явились и стали предупреждать их, они развязали драку, и адепты были убиты, прежде чем могли что-нибудь предпринять. - Он улыбнулся. - Мы не заявляем, что мы бессмертны, разве что в том смысле, что все живущее бессмертно. Мы не говорим также, что никогда не ошибаемся. Итак, в настоящее время Святая Елена оккупирована. Мы не намерены незамедлительно принимать какие-либо ответные меры, потому что тогда многие в общине могут пострадать. Что же до слухов, распространяемых вражеским командованием, признаюсь, будь я на их месте, я действовал бы так же. Всем известно, что адепт делает вещи, которые никому другому не под силу. Войска, сознающие, что поступили дурно по отношению к Ордену, опасаются сверхъестественного возмездия. Вы все здесь люди образованные и понимаете, что ничего сверхъестественного в наших действиях нет. Просто использование латентных способностей, которые есть почти у каждого. Вы знаете также, что Орден не признает мести. Но простому солдату это неведомо. Его офицеры постарались как-то поднять его дух. Для этого они подделали кое-какое оборудование и говорят: вот чем в действительности пользуются адепты - технология высокая, спору нет, но все это только машины, которые могут быть выведены из строя, как и любые другие машины, если вы будете храбры. Вот что произошло… И все-таки Ордену угрожает опасность, и мы не можем оставить безнаказанным нападение на наших людей. Поэтому Центр эсперов решил помочь вам. Чем скорее война закончится, тем будет лучше для всех.
Присутствующие издали громкий вздох, некоторые не удержались от проклятий. Волосы у Даньелиза зашевелились. Перес поднял руку.
- Пожалуйста, не спешите с выводами, - сказал он. - Адепты не собираются испепелять ваших противников за вас. Им было чрезвычайно трудно вообще решиться участвовать в этом деле. Я, э-э, я понимаю личные чувства каждого эспера, желание остаться в стороне от всякого насилия. Для них принятое решение - большая жертва… Но по их уставу, защищаясь от нападения, они вправе применить псионики. О'кей… атака в Сан-Франциско расценивается как нападение на Центр, то есть на их всемирный штаб.
Сознание того, что должно было произойти, оглушило Даньелиза. Он едва слышал умышленно сухое разъяснение Переса:
- Давайте рассмотрим стратегическую картину. В настоящее время враг удерживает более половины Калифорнии, весь Орегон и Айдахо и значительную часть Вашингтона. Мы, наша армия, пользуемся последним не занятым подходом к Сан-Франциско. Враг не пытается еще выбить нас оттуда, потому что мы продвинулись на север и создали там крепкий гарнизон. Слишком распылять силы враг пока не решается. Не может он и надеяться на успешную атаку гарнизона.
Мы еще удерживаем Паджет-Саунд и порты на юге Калифорнии. Наши суда доставляют продовольствие и боеприпасы. Морские силы противника значительно слабее наших: в основном шхуны, предоставленные прибрежными боссменами, выходящие из Портленда. Они могли бы иногда напасть на какой-нибудь транспорт, но не пытались пока делать это, считая, по-видимому, что игра не стоит свеч, или выжидая особо ценного груза. И, конечно, враг не может войти в залив, укрепленный по обе стороны Золотых Ворот артиллерией и ракетными установками. Еще мы сохраняем водное сообщение с Гавайями и Аляской.
При всем том их основной объект - Сан-Франциско как центр управления и промышленности, сердце нации.
Ну, а теперь собственно план. Наша армия снова использует командование Сьерры и вспомогательные милицейские силы, чтобы напасть из Сан-Хосе. Это совершенно логичный маневр. В случае удачи он разъединит калифорнийские силы надвое. Мы знаем, что они сейчас принимают меры, чтобы этому помешать.
Мы не рассчитываем на успех. Мы дадим бой и будем отброшены. Самая трудная часть дела: мы должны будем притвориться, что потерпели тяжелое поражение, причем так, чтобы наши собственные войска в это поверили; и одновременно надо сохранить боевой порядок. Мы еще обговорим все детали.
Мы отойдем на север и станем на полуострове напротив Сан-Франциско. Враг непременно будет преследовать нас. Ему это покажется отличным шансом окончательно разделаться с нами. Когда он окажется на полуострове между океаном слева и заливом справа, мы обойдем его и нападем на него с тыла. Адепты эсперов будут там и помогут. Враг незаметно окажется в окружении. Чего не сделают адепты, сделаем мы. В Сьерре мы оставим лишь несколько гарнизонов. Вся остальная армия будет задействована в операции. Стратегически все выглядит блестяще. Но выполнить задуманное будет чертовски трудно. Готовы вы к такому делу?
Даньелиз не присоединил своего голоса к другим. Он мучительно размышлял о Лауре.
Севернее и немного правее шла пальба. Время от времени грохотали пушки или раздавались ружейные выстрелы; легкий дымок стлался по траве и зеленым крепким дубам, покрывавшим эти холмы. Но внизу, на берегу, были только буруны, дуновение ветерка и шуршание песка в дюнах.
Макензи верхом ехал по берегу, где дорога была лучше и обзор шире. Большая часть его полка двигалась в глубине территории, дальше от моря. Но там была дикая местность: разбитая почва, леса, руины древних домов - все это замедляло и затрудняло передвижение. Когда-то эта местность была густо заселена, но ядерная бомба сгубила все, и нынешнее сократившееся население было не в состоянии поднять такую неплодородную почву. Здесь, вблизи левого крыла армии, кажется, никого вообще не встретишь.
Но "непоседы" не потому, конечно, оставили эти места. Они могли бы нанести удар в центре, как и те части, которые сейчас оттесняют врага назад, к Сан-Франциско. Они вынесли в этой войне столько кровавых боев - таких, как, например, под Калистогой, когда вынудили фаллонитов оставить север Калифорнии. Это было сделано так, что теперь от воевавших частей ничего фактически не осталось. Почти все войско Сьерры собралось у Модасто, встретило там двигавшуюся из Сан-Хосе на север вражескую армию и заставило ее отступить. Еще день-другой, и белый город предстанет пред их глазами.
И тогда враг наверняка остановится, - подумал Макензи, - станет гарнизоном. И, чтобы прогнать его, нам придется брать улицу за улицей. Лаура, детка, будешь ли ты жива, когда все кончится? Конечно, может быть, все пойдет иначе. Может быть, наш план сработает и нам удастся легко победить… Какие ужасные слова "может быть"!
Он громко хлопнул в ладоши. Шпейер поглядел на него. Семья майора находилась в безопасности; он даже смог навестить своих в Маунт-Лассене после окончания северной кампании.
- Скверно, - сказал он.
- Все скверно, - с яростью отозвался Макензи. - Гнусная война.
Шпейер пожал плечами.
- Как почти все войны. Только ведется она уж в больно хорошем месте тихоокеанского побережья.
- Ты отлично знаешь, что я никогда не любил этого дела, ни в каком месте.
- Кто в здравом уме любит?
- Когда мне понадобится проповедник, я пошлю за ним.
- Извини, - искренне сказал Шпейер.
- Извини и ты. - Макензи внезапно почувствовал раскаяние. - Нервы на пределе. Проклятие! Я почти хотел бы, чтобы что-нибудь уже произошло.
- Не удивлюсь, если произойдет. Все это дело кажется мне подозрительным.
Макензи посмотрел вокруг. Справа до самого горизонта тянулись холмы, за которыми поднимался невысокий, но массивный Сан-Бруно. Тут и там полковник замечал своих собственных людей, пеших и конных. Над головами кружил самолет. Но было и множество мест, где могли скрываться редуты. Каждую минуту могло что-нибудь случиться… хотя бы и незначительное, быстро подавляемое гаубицами или штыками. (Эх! Каждая из этих незначительных случайностей означала чью-то гибель, слезы чьих-то жен и детей, или чье-то увечье, чьи-то смертные муки. Ну, какие не подобающие солдату размышления…)
В жажде душевного успокоения Макензи поглядел налево. Вдали был ясно виден зелено-серый океан, неумолчно шумевший, вздымавший огромные белые гребни волн. Пахло солью и водорослями. Несколько чаек с криком летали над ослепительным песком. Нигде не виднелось ни паруса, ни труб парохода - одна пустота. Транспорты из Паджет-Саунда в Сан-Франциско и маленькие быстрые суденышки прибрежных боссменов были, верно, во многих милях отсюда.
Так должно было быть. Возможно, все идет нормально. Остается только ждать и надеяться. И… ведь это его предложение, это он, Джеймс Макензи, высказался на совещании у генерала Крукшанка, которое проходило между битвами под Марипосой и Сан-Хосе; тот самый Джеймс Макензи, который первым предложил, чтобы войско Сьерры спустилось с гор, и который раскрыл гигантское мошенничество эсперов и успешно разоблачил их напускную таинственность, о чем никто другой не осмеливался и думать. Он останется в истории, этот полковник, о нем еще и через полтысячи лет будут распевать баллады.
Только ничего такого он не чувствовал. Джеймс Макензи знал, что он вполне заурядная личность, а сейчас вдобавок измученная, вымотанная до крайности и страшащаяся за судьбу дочери. За себя Макензи боялся одного - стать калекой. Часто ему необходимо было напиться, чтобы уснуть. Он был гладко выбрит, потому что офицер должен иметь подобающий внешний вид, но очень хорошо сознавал, что, если бы не его ординарец, он выглядел бы таким же опустившимся, как любой рядовой. Его форма выцвела и износилась, его тело дурно пахло и зудело, его рот томился по табаку, но у них были трудности со снабжением, и надо было еще радоваться, что есть еда. Он достиг того состояния, когда хочешь, чтобы все как угодно, но кончилось. Наступит день, победы или поражения, когда его тело не выдержит - он уже чувствовал, как буквально рассыпается на части, как болят суставы, как мучает одышка, как он засыпает на ходу; да, этот его жалкий конец близок. Герой? Вот уж смех!
Он заставил себя вернуться к настоящему. За ним ехало ядро полка, сопровождаемое артиллерией, - тысяча человек, моторизованные орудия, повозки, запряженные мулами, несколько грузовых автомобилей и один настоящий броневик. Люди шли не строем, а сплошной серой массой в шлемах, с ружьями или луками в руках. Песок скрадывал шаги, так что не слышалось ничего, кроме бурунов и ветра. Но когда ветер стихал, Макензи улавливал мелодию: отряд заклинателей - с десяток одетых во все кожаное немолодых людей, преимущественно индейцев, с волшебными палочками в руках - насвистывал песню, отгоняя ведьм. Макензи не верил в колдовство, но при звуках этой песни у него по коже пошли мурашки.
Все в порядке, - твердил он себе. - Ми действуем верно.
Затем: но Фил прав. Что-то тут не так. Враг должен бил би напасть с юга, а не давать окружить себя.
Подскакал капитан Халс. Из-под копыт его лошади, когда он осадил ее, ударил песок.
- Дозор докладывает, сэр.
- Ну?! - Макензи сознавал, что почти кричит. - Выкладывайте.
- Замечена определенная активность милях в пяти к северо-востоку. Впечатление, что нас преследуют.
Макензи напрягся.
- Ничего более определенного?
- Нет пока. Дорога слишком разбита.
- Проведите воздушный обзор, ради всего святого!
- Слушаюсь, сэр. Я пошлю также дополнительных разведчиков.
- Следуй дальше, Фил. - Макензи направился к грузовику с рацией. У него, конечно, была при себе минирация, но Сан-Франциско беспрестанно вещал на всех волнах, и, чтобы пробиться с сигналом даже на несколько миль, требовался мощный передатчик. Дозору приходилось пользоваться курьерами.
Макензи заметил, что на внутренней территории стрельба стихла. Там были приличные дороги, ведущие на север, и возникли отдельные поселения. Враг, все еще владевший данной местностью, мог использовать это для быстрого передвижения.
Неужели они отодвинут свой центр и нападут на наши фланги, где мы всего слабее…
Полевой штаб, едва слышный сквозь всякого рода помехи, принял его доклад и в ответ сообщил, что и справа и слева что-то готовится; да, похоже, фаллониты хотят нанести удар, хотя, возможно, это и ложный маневр. Основная часть войска Сьерры должна оставаться на месте, пока ситуация не прояснится. "Непоседы" должны некоторое время действовать самостоятельно.
- Вас понял. - Макензи вернулся к голове колонны.
Шпейер угрюмо кивнул, выслушав его.
- Надо быть наготове, не так ли?
- Ага. - Макензи целиком погрузился в текущие дела: один за другим к нему подъезжали офицеры, и он отдавал распоряжения. Необходимо было всем подтянуться к центру и обеспечить оборону берега.
Началась обычная суета. Разведывательный самолет вернулся и летел достаточно низко, чтобы можно было принять его сообщение: да, определенно готовится атака, хотя трудно точно сказать, какими силами: деревья мешают подсчету.
Макензи со своим штабом и связными обосновался на вершине холма. Ниже, наперерез берегу, растянулась артиллерия. Кавалерия и поддерживающая ее пехота с оружием наизготовку образовали следующую линию. При этом пехотинцы почти слились с пейзажем. Океан грохотал свою собственную канонаду, и чайки начали собираться вместе, словно зная, что здесь вскоре произойдет.
- Думаешь, мы сможем сдержать их? - спросил Шпейер.
- Уверен, - сказал Макензи. - Если они подойдут с берега, мы встретим их продольным и фронтальным огнем. Если они поднимутся выше, ну, это уже пример из учебника: оборона на открытой местности. Конечно, если другой отряд прорвется через наши оборонительные линии, мы будем отрезаны, но это пока не главная наша забота.
- Они могут надеяться окружить нас и ударить с тыла.
- Допускаю. Но это не так уж умно с их стороны. Мы можем одинаково легко достигнуть Фриско, двигаясь вперед ли, назад ли.
- Если только городской гарнизон не совершит вылазку.
- Даже и в этом случае. Численно силы равные, а у нас лучше со снаряжением и с горючим. К тому же отряды боссменской милиции дезорганизуют положение на холмах.
- Если нам удастся выбить их… - Шпейер умолк.
- Продолжай, - сказал Макензи.
- Ничего.
- Неправда. Ты хотел напомнить мне о следующем шаге: как мы возьмем город, не овладев подходами к нему с берегов. Что ж, я знаю, нам придется здесь все поставить на карту.
Шпейер отвел от друга печальный взгляд. Наступило молчание.
Прошло, казалось, бесконечно много времени, пока враг появился в виду, сначала несколько верховых далеко в дюнах, а затем все войско из оврагов, с горных кряжей, из леса. Донесения поступали к Макензи со всех сторон: мощное войско, почти вдвое больше нашего, но с малым количеством артиллерии и явно испытывающее нужду в горючем - они больше нас зависят от животных как тягловой силы. Непохоже, чтобы они могли многое противопоставить пушкам "непосед". Макензи отдал соответствующие распоряжения.
Враг остановился примерно в миле от них. В полевой бинокль Макензи распознавал отличительные знаки подразделений: вон красные кушаки конников, вон зеленые с золотом вымпелы даго, развевающиеся на ветру. Когда-то Макензи был вместе с обоими этими отрядами. Сейчас было предательством вспомнить тактику Айвза и применить ее против него… Один броневик и несколько легких конных повозок противника виднелись вдали.
Трубы подали сигнал. Кавалерия фаллонитов двинулась вперед, постепенно набирая скорость и переходя в такой галоп, что земля затряслась. Затем с места двинулась пехота. Между первой и второй линией пехотинцев ехала машина. Выглядела она странно: без пусковых установок для ракет на крыше и без смотровых щелей по бокам. Но в целом построение наступающих было хорошим, Макензи был вынужден признать это. Ему претило думать, что сейчас произойдет.
Его люди заняли оборону на песке. С вершин холмов послышалась минометная и ружейная стрельба. Опрокинулся всадник, пехотинец, схватившись за живот, упал на колени; товарищи павших вновь сомкнули ряды. Макензи посмотрел на свои гаубицы. Люди были наготове. Надо только подпустить противника поближе… Вот! Ямагучи взмахнул саблей, подавая наводчикам знак. Пушки загрохотали. Огонь прорвался сквозь дымовую завесу, песок поднялся столбом, во все стороны разлетелась шрапнель. Слышно было, как перезаряжают орудия, как ритмично гремят они. Пронзительно вопили раненые кони. Но потери противника были не так уж велики. Его кавалерия продолжала мчаться в полный галоп. Первые наступающие были уже так близко, что Макензи в бинокль разглядел лицо - красное, в веснушках лицо деревенского парня, ставшего солдатом; его рот, растянутый в крике боли.
Лучники, находившиеся позади орудий, вступили в бой. Стрелы одна за другой со свистом вылетали из луков. Все вокруг было в огне и дыму. Люди с трудом передвигались по песку, некоторые падали, другие пытались шагать, и выглядело это страшно. Полевые орудия врага на левом фланге остановились, повернулись и дали ответный огонь. Тщетно… но. Боже, какой храбрый у них офицер! Макензи увидел, как заколебались первые ряды наступающих. Он тронул коня и по своей рации приказал:
- Приготовиться к атаке!
Он видел, как люди застыли. Снова ударила пушка. Приближавшаяся бронемашина замедлила ход и остановилась. Кто-то оттуда подал голос, причем достаточно громкий, чтобы можно было расслышать сквозь грохотанье орудий.
Бело-голубая пелена поднялась над ближайшим холмом. Макензи зажмурился от яркого света. А когда снова открыл глаза, то увидел, что трава полыхает. Один из "непосед" с воплем выскочил из укрытия, одежда на нем горела. Он бросился на песок и стал вертеться. Эта часть берега вдруг поднялась страшной волной футов на двадцать и опрокинулась на холм. Горящий солдат исчез в лавине, поглотившей его товарищей.
- Пси-бласт! - завизжал кто-то тонким и исполненным ужаса голосом сквозь хаос и сотрясение почвы. - Эсперы…
Неправдоподобно, но раздался звук трубы, и кавалерия Сьерры ринулась вперед. Миновала собственные орудия, а затем… кони и люди поднялись в воздух, закружились гигантским волчком, закувыркались и, погибая, грохнулись на землю. Второй ряд уланов сломался. Горы вздымались и разлетались во все стороны.
Ужасный гул стоял в воздухе, доходя до самого неба. Макензи видел мир как сквозь дымку, голова его, казалось, раскалывается. Новая вспышка блеснула над холмами, на этот раз еще выше, заживо сжигая людей.
- Они сотрут нас с лица земли, - голос Шпейера был едва слышен в стоявшем вокруг шуме. - Только отступив…
- Нет! - заорал Макензи. - Адепты должны быть в этом броневике. Едем!