- О газете не думаешь? Только честно ответь!?
- А разве я вас когда-нибудь обманывал, Иван Иванович? Я думаю сейчас об Амболке и его жене Амболихе.
- Кто такие? - насторожился редактор. - Почему заинтересовался? В связи с какими событиями?
- В связи с всеобщим незнанием истории, Иван Иваныч. Амболка - русский казак. Меня интересует его женитьба на белокожей юкагирке. Прослеживается прямая связь между его женитьбой и историей Нижнеколымского острога - нашего поселка Черского. Того самого, в котором мы с вами живем.
Редактор сел на стул, уперся локтями о стол и сжал голову ладонями, слегка постукивая по ней пальцами.
- Семен, - промычал он, - Семен, для чего тебе нужны сейчас эти сказочки? Хочешь доказать, что юкагиры появились на свет божий от объятий женщины и медведя?
- Это не сказочки, Иван Иваныч, это мифы. А мифы, легенды, предания и, как вы выразились, сказочки - посох, на который необходимо опираться, чтобы не набить себе шишку на лбу, шагая по жизни. Если хотите знать, мифы заставляют меня по иному взглянуть и на сегодняшний день. Иван Иваныч, - неожиданно спросил Курилов, - какого вы роду-племени?
- Я? - редактор оставил в покое голову, встал. - Я? Но ты же знаешь, я - якут.
- Какой вы якут! - покачал головою Семен. - Если у вас отец якут, это не значит, что и вы якут. Если у вас мать якутка, это тоже не значит, что вы можете называться якутом. И знание якутского языка вас не спасет. Когда вы будете знать жизнь своих прадедов и прапрадедов, вы станете якутом. Когда вы изучите историю жизни своей прапраматери, вы станете якутом. А моя мечта в том и заключается, чтобы каждый юкагир знал, что род его пошел от эрбэчканов или чуванцев - это кому как нравится! Лично я себя отношу к эрбэчканам.
Максим Кучаев не понимал, для чего Семен Курилов затеял этот разговор? Чтобы подразнить редактора? Но - зачем? Дай бог, чтобы все редакторы так относились к писателям, зарабатывающим себе на пропитание газетными строчками!
Только потом до него дойдет глубинный смысл подобных разговоров, потом, когда он ближе сойдется с Великим Юкагиром и когда выйдет из печати его первый роман - на редакционных летучках, в разговорах с товарищами он "обкатывал" свои мысли, которые потом отлились в романе отшлифованными строками:
"Люди, жившие возле Большого и Малого Улуро, назывались улурочи. Они были под стать суровой природе. Улурочи - это алаи и эрбэчканы. Алаи - потомки юкагирского богатыря йдилвея, вошедшего в родовую легенду. Идилвей перепрыгивал реки и виски, догонял диких оленей и в половодье переносил на своей спине трех беременных женщин. А эрбэчканы - потомки Эрбэчкана, который будто бы родился в медвежьей берлоге, что согласно преданию, сроднило юкагиров с могучим медведем".
- Семен! Что ты от меня хочешь, Семен? Свободы в газете? Районная газета задыхается от нехватки материалов. Каждый сотрудник на учете. У меня каждое утро голова пухнет, потому что этим котелком должен думать, чем будет накормлен завтрашний, послезавтрашний номер газеты… Все! Умолкли! Переходим к делу! - приказал редактор, хотя кроме него и Семена Курилова все давно молчали. - Семен! Что ты предлагаешь в ближайшие номера газеты?
- Статью.
- Вот как?! - редакторские брови полезли вверх. - Ты и… статью. Может, "однако новеллу"?
- Ох, Иван Иваныч, вам бы только подразнить Великого Юкагира. Однако, я предлагаю статью, а не новеллу. Да, да, статью. И хочу ее назвать так: "Быть в Черском краеведческому музею!"
- Так ведь вопрос с музеем уже провентилирован. Есть даже решение районного комитета партии.
- Решение есть! Музея нет! И это-в Черском! Столице колымского края!
Я был недавно в Оюсардахе… Небольшое такое село…
- Мы же тебя туда не посылали! - сказал редактор, - Когда просишь тебя съездить в тундру, ты отказываешься. Не посылаю, иду тебе навстречу, а ты - едешь!
Но Курилов будто и не слышал редакторских слов.
- В этом селе живут охотники и животноводы. Да какие там к шаману охотники! Три с половиною старика там живут и две старухи с четвертью! А музей какой открыли! Я впервые увидел в Оюсардахе столько предметов домашней утвари и труда якутов, чукчей, эвенов, юкагиров… А ведь музей в Черском предполагалось открыть еще тогда, когда я под редакторский стол пешком ходил. Помните, мы не поддержали учительницу Караулову, которая сделала робкую попытку основать такой музей?
- Я не был тогда редактором, - развел руками Перевеслов, - я тогда был просто литсотрудником.
- Однако, вы сейчас редактор!
Перевеслов поднял руки: сдаюсь!
- Уговорил, Семен. Ждем от тебя статью о музее. - Редактор скосил взгляд на Кучаева.
- Вам, Максим Леонидович, поручаю отредактировать статью нашего - едва заметный поклон в сторону Семена Курилова - Великого - выше не бывает! - Юкагира. Кто как не писатель сможет это хорошо сделать.
- Согласен, - ответил Кучаев.
- Но этой работой будете заниматься в свободное время. А на ближайшие дни… Запишите!
- Запомню. У меня хорошая память.
- Запишите, запишите, Кучаев! Потом начнешь с вас требовать материал, а вы: "Впервые слышу о таком задании!" Пишите! Осветить грузовые перевозки по зимнику - раз! Статьи, заметки, информации о сменно-звеньевом выпасе - два!.. В Андрюшкино побывали, поезжайте в Колымское, в Походск… Вкручивайтесь в наши беды, а не изучайте деяния Великого Юкагира посредством, - редактор пощелкал себя по кадыку как заправский выпивоха, - бутылочки… Так, так… с этими покончено… Толь Толич! Будет очерк о "СП"? Зря я что ли воевал с начальством авиапредприятия, чтобы вас взяли в самолет?! Значит, будет?.. Хорошо. Все свободны. Как говорил один из великих, за работу, товарищи
АБДУЛКАДИР ИЛИ АЛЁШКА РЕЗАЕВ
В командировочном удостоверении Максима Кучаева конечным пунктом значилось: "прииск Весенний", а у водителя в путевом листе - "Дальний".
Владимир Матвеева Кравченко - "называйте меня Володей!" - покрутил в руках командировочное удостоверение и сплюнул,
- Какой олух царя небесного это писал?!
Писали в редакции, но консультировались-то на автобазе Зеленый Мыс - встал на защиту редакции Кучаев, - сказали: все машины пойдут на "Весенний" и только на "Весенний".
Кравченко взрывается.
- Закачу грандиозный скандал, если и меня туда пошлют! Это ж дополнительно еще триста километров!
- Бензина не хватит!
- Бензином хоть залейся, а только предупреждать надо. Я бы харчей приготовил, жену предупредил. Она, знаете, у меня какая! До минуты высчитывает путь. А тут не минутами пахнет, сутками!
Под светом фар серебрились снежинки, где-то впереди чернели холодные сопки Чукотки, так похожие на низкорослые горы Крыма. Машина свернула на боковую дорогу, оставляя трассу на Билибино…
Тяжелая дорога! Кравченко то и дело переключает рычаги, выбирая оптимальную скорость. Но несмотря на его старания, Максима Кучаева бросает со стороны в сторону. Приходится держаться за поручни, чтобы не "поцеловать" лобовое стекло.
Володя Кравченко хитровато улыбается, наблюдая за усилиями журналиста устроиться поудобней. Успокаивает:
- Выдержите эту трясучку, ничего вам больше в жизни будет не страшно. А будете в газету писать, не забудьте упомянуть о геройских действиях шоферов и о безалаберности начальства…
В диспетчерской повертели путевку Кравченко и несмотря на то, что там было написано "Дальний", сказали, как отрубили:
- Поедете на "Весенний". Сказано было вашим, чтобы снаряжали машины только на "Весенний". В игрушки, что ли, там у вас играются! И не делайте кислую физиономию! Поедете как миленький!
Кравченко со своим шершавым подбородком приткнулся к уху Кучаева, зашептал:
- Скажите, вам необходимо быть на "Дальнем"? Скажите, что эту машину специально выделили для вас! Вы же не были на "Дальнем"?!. Стукнете по этому диспетчеру красной книжечкой. А, Леонидыч?.. "Дальний" - новая золотоносная шахта. Увидите прииск в зародыше, - продолжал нашептывать Кравченко, - поговорите с представителем БГОКа! (Билибинский горно-обогатительный комбинат - М. Л.)
Перед поездкой редактор предупредил Кучаева: портить отношения с шоферами-последнее дело! "Молчи, слушай, запоминай и изредка записывай! А встревать в их дела - ни-ни!"
- Сейчас переговорю, - мотнул головою Кучаев.
Представитель золотоносных приисков тоже был великий дока и решил мудро: связываться с газетчиками, что против ветра плеваться!
- Хорошо! - прочитал в редакционном удостоверении фамилию. - Хорошо, товарищ Кучаев. Иду навстречу лично вам, товарищ Кучаев. На "Весенний" поедете следующим рейсом, а сейчас повезете взрывчатку на "Дальний"…
В лице водителя Владимира Кравченко Кучаев приобрел себе, если не друга, то товарища и союзника.
- После рейса - прошу в гости! Бутылка, считайте, на столе… Уж расстарается, моя' Валюха…
У самого выезда на трассу Зеленый Мыс - Билибино, остановились. Множество машин стояло у выезда. Водители толпились кучкой, курили, обсуждали дальнейшее свое передвижение. Все сходились на том, что дорога - дрек!
К машине Кравченко подошел парень. Красивый парень восточного типа.
- Здорово, Володька, - он подал руку Кравченко и покосился на Кучаева, - до Билибино трасса накатанная. Одна только наледь встречается, так ты в нее не вьезжай, а то твое дело дохлое. А это кто с тобою? - он снова недобро посмотрел на Кучаева.
Максим Кучаев хоть и не расслышал слов, но сразу подметил - разговор о нём, а, когда взгляды случайно встречаются, поспешно отворачивается в сторону. Будто сказать хочет; ты меня не знаешь, а я тебя и знать не хочу!
- Корреспондент. Из "Колымки", - пояснил Кравченко.
- Так я и думал! - усмехнулся парень и отвернулся в сторону. - Ты, Володька, подскажи этому корреспонденту из "Колымки", - нет, тут явно что-то есть; не хочет этот водитель вести с Кучаевым разговор! - скажи корреспонденту, чтобы какследует пропесочил наших дорожников.
- Подскажу.
- Ну, я пошел…
Уставшие Кравченко и Кучаев ехали молча. И вдруг Кравченко, - вроде бы ни с того, ни с сего! - сказал улыбнувшись.
- Знаете, Леонидыч, как зовут парня!
- Какого?
- Ну того, который на вас косяки кидал!
- Ага! - и Кравченко это заметил. Значит, не показалось Кучаеву, -
Алешкой он себя называл.
- Как бы не так! Это мы его так зовем. А настоящее его имя… Тьфу, черт, язык сломаешь! Абдулкадир его зовут.
- Абдулкадир, - попробовал на язык имя Кучаев. - Абдулкадир… Где-то я уже слышал это ими…
- Возможно. Поселок наш - маленький, все друг дружку знают.
- Абдулкадир…
- Ну да, Абдулкадир. Но никак не привыкнем: Алешка да Алешка. Должно быть, обидно парню, что его перекрестили. Но мы же не со зла. Верно, Леонидыч?
- Верно.
- Я к тому клоню, Леонидыч, чтобы вы прописали о нем в газете. Неужь, не заслуживает?
- Абдулкадир… Абдулкадир… Память дырявой становится. Совсем недавно я слышал это имя. Нет, не вспомню!..
Дальняя дорога располагает к разговорам. Да и после того, как Кучаев помог Кравченко избежать поездки на "Весенний", водитель стал разговорчивее… Рассказал о своей жене Валюхе, о двух своих детях, которых он приобрел вместе с женою…
- От меня, Леонидыч, детей быть не может. Третьего хотели - не получается. Так что Валюхе я даже благодарен, что она с таким приданным.
- Дети папой зовут?
- А то как же! - кустистые брови Кравченко поползли вверх. - А то как же! Я и есть им отец!
- Первая она у тебя!
- Так уж и первая! - Володя рассмеялся. - Ох и настырный вы народ, журналисты! Так и быть, доложу в подробностях. Не для печати, конечно!
Кравченко строго посмотрел на Кучаева, - все, что услышите, могила!
Кучаев улыбнулся.
- Чтоб мне провалиться на этом месте! Чтоб мне ботинки всегда тесными стали! Что б мне…
- Нет, я серьезно, Леонидыч!
- И я серьезно, Володя. Клянусь, никогда и нигде не употреблю ни одного слова во вред тебе.
Володя рассмеялся.
- Если роман напишите, то, пожалуйста, расписывайте на всю катушку. А в газету вставлять не надо. Договорились?.. Леонидыч, вы Абдулкадира помните?.. Ну, Лешку?
- А как же!
- Так моей первой была его жена.
- Жена?..
- Ага. Но об этом я не знал тогда. Был я в командировке в Казани и в одном ресторане познакомился с девушкой… Что вы на меня так смотрите, Леонидыч?! А-а, понимаю, по моему рассказу выходит, что я алкаш какой!.. Сразу поясняю, чтобы недоразумений не было - пью в меру, за рулем себе не позволяю, а в отпуске или в командировке бывает и позволишь себе лишнее… Сейчас я вообще редко к растреклятой прикасаюсь - натерпелась в прошлом Валюха от алкаша! Терпеть пьяных не может женушка моя разьединственная… Так вот, увидел я в том ресторане девушку татарского происхождения… Красоты, замечу, необыкновенной. Как выяснилось потом, студентка, на юридическом учится. Насимой ее звали. Насима Нуршина.
- Насимой!
- Встрепенулись то что!?..
- Нет, нет, я…
Слышал это имя Максим Кучаев! Не мог не слышать! И, от Сергея Гаранина слышал, и от Семёна Курилова слышал…
- Продолжай, Володя!.. Действительно, хоть в роман вставляй!
- Ну, выпили мы, то да се… Проснулся в ее постели - в общежитии она жила… До сих пор удивляюсь, как она меня, в драбадан пьяного, мимо коменданта провела?!. Короче, просыпаюсь, а Насима вся в слезах - невинности я ее лишил. Н-да…
- Как - невинности?! - встрепенулся Кучаев, - Ты ж говорил, - женой она была Абдулкадира?
- Была. Но в паспорте у нее печати не было. А Абдулкадир промышлял на своем "газоне" где-то в горах… Она и сейчас старается услать его работать куда подальше. В прошлом году Лешка Резаев весь зимник в Певеке провел!.. Н-да… Так насчет невинности: слепому видно - лапшу мне на уши вешала!.. Но, поверил я тогда. Это сейчас я шибко умный! "Успокойся, говорю, Насимочка, не насильник я какой. Женюсь на тебе, если ты, конечно, пойдешь за простого шоферюгу"… "Жить-то на что будем?" - всхлипывает Насима. Тогда я ей и сказал, что на Зеленом Мысу моя сберкнижка лопается от вкладов… Дело было улажено…
У Анюйска машина остановилась.
- Обед! - скомандовал Кравченко.
Был ли это обед, или - полдник, или - ужин - поди разберись! В рейсе по часам не ориентируются. Желудок - вот кто подает сигналы к остановкам.
Кравченко отвернул крышку термоса, себе налил в аллюминиевую кружку, Кучаеву - в крышку от термоса.
- Подкрепимся, Леонидьгч! Может, вы что-нибудь погорячее хотите? Спиртяжки вам налить? Не за рулем же!
- Что ты, Володя! - отказался Кучаев. - Уж потерпим до обещанной бутылки. Посмотрим, что там твоя Валюха сообразит!
- Потерпим, - засмеялся Кравченко, - и неожиданно, без всякого перехода, добавил, - люблю я свою Валюху. И с ужасом думаю, что было бы со мною, если б остался жить с той?!
- С Насимой Нуршиной? - подсказал Кучаев.
- С ней самой. У меня комната была на Зеленом Мысу и стали мы с Насимой жить-поживать и детишек ждать.
- Постой, ты ж говорил…
- Что замужем оказалась Насима?..
- Говорил. За Лешкой Резаевым, Только не расписаны они тогда были. Но все равно, муж он ей был. Самый настоящий… Да, так я о чем? Вот я и говорю, стали мы жить-поживать и детишек ждать. Не дождались. Может быть, были бы детишки, так по другому сложилась бы жизнь… Нет, не сложилась бы! Приехал однажды с рейса, а из ее постели… Из нашей постели выскочил шоферюга. В подштаниках. Н-да…
Максим покосился на пудовые кулаки Кравченко.
- Нет, нет, не тронул я его. За что? Сучка не захочет, кобель не вскочит!.. Оденься, говорю, нежным французом прикинулся, оденься, говорю, дружок, а то простынешь. Н-да…
- Разошлись?
- Тогда не разошлись. Любил же я ее. У меня так получается: женюсь - не люблю, а потом привязываюсь, что ли… Вот и с Валюхой так - жизни без нее не мыслю. И с той тоже так было… Все оправдание ей находил. Думал - случайность. Может, обманул тот шоферюга ее, горы ей пообещал золотые? На золотишко Насима падкая. На золотишко да на денежки! Н-да… но я оправдывал, пытался ее оп равдать. Мало ли какие казусы подкидывает жизнь! А наш брат на расправу скор - поспешит, а потом расплачивается всю жизнь… Н-да… Но с того дня стало мне в рейсах беспокойно. И к подначкам - а шоферня мастера на это дело! - чувствительным стал. Вам интересно это слушать, Леонидыч?
- Очень, - искренне ответил Кучаев, - только ты, Володя, не переживай задним числом - вишь, губы все понскусал. Слушаю я тебя внимательно, слушаю…
- В Погындино, в столовке однажды с шоферней раздавили пару бутылок, а после принятия разговоры завели. Обычные. О женщинах. Я возьми и тоже вклинься. Будто бабаед я какой записной. И женщин я имел раз-два и Обчелся. а туда же! Говорю: "А у меня бабец на всю Колыму разъединственная, что тебе на кухне, что - в постели!" Один разбитной малый рассмеялся и говорит: "Правильно мыслишь, братишка молочный., согласен с тобою на все сто процентов, лучше твоей жены в постели не встречал…" Обьгчная шутка?.. Согласен. Злая, но шутка. Раньше бы я как шутку и воспринял… Эх, да что там говорить! Кто только с нею не переспал! А муж всегда узнает ой этом последним… Н-да…
- Где она сейчас? Встречаетесь?
- Где же ей быть? - удивился Кравченко. - От длинного рубля она не уедет. На Зеленом и живет. Заочно институт окончила. Юристом работает.
- Замужем?
- Так я ж вам говорил, Лешка Резаев ее муж. Когда мы с нею разбежались, вызвала она своего Абдулкадира из Казани, повинилась перед ним… Простил. А зря! Извелся с нею Лешка Резаев…
- Что-продолжает?
- Не останавливалась. Сейчас повадилась Насима ходить к одному писателю местному… Нет, фамилии его я не помню, но говорят, пишет неплохо… Так вот Насима сейчас этому писателю мозги полоскает…
И тут какая-то шестерня повернулась в кучаевской голове: да он же знакомился с этой Насимой на квартире юкагирского писателя и сотрудника "Колымки" Семена Курилова!..
А было так: Максим Кучаев возвратился из очередной командировки и ему необходимо было согласовать перевод куриловского рассказа, который шел в номер. В его квартире он и застал эту женщину. Она нисколько не смутилась, увидев незнакомого человека, сверкнула глазками, улыбнулась приветливо, - Кучаев тогда отметил про себя, что такая улыбка может быть только у безгрешного человека или ребенка! - протянула руку.
- Насима Нуршина.
И тут же шмыгнула в дверь. Не выскочила, не выбежала, не вышла, а именно - вышмыгнула в темь бесшумно. Была и нет её!
- Я люблю эту женщину, Максим, и я тебе говорил о ней - сказал Семен Курилов, хотя Кучаев его ни о чем не спрашивал, - я очень люблю эту женщину, Максим, и мы, наверно, поженимся. Она красивая и смелая женщина и ее не смущает, что у меня трое детей…
Шестерня в кучаевской голове сделала полный оборот, Теперь он наверняка знал, что та Насима в квартире Курилова и та, о какой рассказывает Кравченко, одно н то же лицо.
- Это же удар по Семену!
- Что вы сказали, Леонидыч?
Кучаев не заметил, что начал мыслить вслух.
- Так, ничего…