Его смутило две вещи: не надо было платить и третий глаз во лбу у бармена - маленький, слезящийся, без ресниц и век, смотрящий, только вперед, как сигнал светофора. Сбылась мечта эзотериков, подумал Он, разглядывая публику. За могучей спиной Чарли Чаплина мелькали дико раскрашенные: "синие" и "зеленые" с белыми камуфляжными полосами на лицах и руках, и просто лица - азиатские и европейские - испито-желтые, но до странности похожие друг на друга, как две капли воды. Среди других надписей над стойкой одна призывала: "Пей - даже натощак!" Потом из множества рук, сжимающих бокалы, признал одну - четырехпалую, чешуйчатую, с присосками. И только чуть наклонился, чтобы разглядеть ее обладателя, как верный друг упредил его. Даже не упредил, а просто Он среагировал на метнувшуюся тень: двое чешуйчатых, поменьше габаритами, "три на три и на шесть", моргая, как курицы нижним веком, стояли в дверях, и один из них с направленным на него стволом диаметром не меньше кофейной чашки; Африканец сбил прицел, вцепившись в руку, а сам Он успел уклониться. Так что сеть, вылетевшая из ружья, облепила Чарли Чаплина, а Он, верный своей реакции, одновременно с прыжком метнул в голову стрелявшего тяжелый бокал и в следующий момент в шуме и грохоте опрокидываемых стоек, толкнул его плечом, пробивая дорогу к выходу. Толкнул со всей силы, но оказалось, - до удивления легко, несмотря на их габариты. Сбил обоих, как кегли, бросился к выходу, чувствуя, как они летят в разные углы бара. И пришел в себя, когда с Африканцем уже бежал, не оборачиваясь, зигзагами по упругой подушке листьев вдоль Обводного, туда, откуда они пришли - к мосту, и даже успел подумать, что, наверное, через мост опасно - слишком открытое было место, и еще - что их предал бармен.
На углу Атаманской их ждали. Первая пуля разбила окно в доме на противоположной стороне улицы. Вторая прожужжала ниже, так что Он невольно пригнулся и по сохранившейся с военных времен привычке уходить с линии огня, отскочил в сторону. Прежде чем прожужжала третья пуля, прыгнул за угол дома - у него совершенно не было желания проверять свое бессмертие, и был таков.
Он что есть силы бежал к парку с единственной мыслью, что у чешуйчатых нет автомобиля и еще, пожалуй, с надеждой, что такие брутальные создания не могут быстро бегать. И действительно, едва ему удалось перевести дыхание под толстыми развесистыми липами (Африканец бросился поливать кусты), как чешуйчатые появились со стороны Финляндского моста, но бежали, если трусцу можно было назвать бегом, нелепо, цугом, в нарушение всех уставов. Он вскинул карабин, вздохнул два раза, в просвете деревьев поймал на мушку первого и выстрелил. Не прослеживая, упал тот или нет, тут же выстрелил еще раз и еще три раза, каждый раз целясь в широкую шею чешуйчатого. И наступила тишина. Погони больше не было. Тих и печален был город, тихо и неизменно текла Нева. Было слышно, как где-то дрались и каркали вороны. Теперь Он был готов к неожиданностям. Он даже усмехнулся от гордости за самого себя. Дудки, твердил Он себе под нос, дудки… домой, только домой… на родную лежанку. Пусть "они" сами разбираются. Его больше не интересовала ни Великая Тайна, ни странные люди, прилетевшие на ракетах. Если они даже что-то и знают, это меня не касается, думал Он. Не касается! И еще Он подумал, Андреа ошибся, - не нужен Он человечеству. Не нужен!
Они прокрались вдоль магазинов с мутными витринами, в которых ничего нельзя было разглядеть, и вывески над которыми давно сгнили, а когда сунулись на площадь перед Невским мостом, за которым лежала Охта и которую Он знал, как свои пять пальцев, здесь уже стоял зеленый рыдван с мигалкой на кабине и прохаживался четырехпалый крепыш с непомерным седалищем, в розовом карборозидовом жилете, в мотоциклетном шлеме и с дубинкой. Он услышал, как тот произнес в микрофон:
- Операция "Хромой сын. Семь, один, девять", слушаю, слушаю…
Пришлось сделать степенный вид: выпрямился и умерил шаг, а Африканца прижался к ноге. И свернуть на некогда многолюдный Невский. Вдруг за стеклобронированным пакетом метро, над которым висело странное название: "ГородЪ - выход 11", увидел: огни рекламы и радостные лица - кто-то с совершенно диким лицом зазывал внутрь и даже услужливо распахнул дверь, дохнув при этом дымом:
- Дурь есть?
Он пробормотал что-то невразумительное и с обостренным чувством ловушки шагнул навстречу своим худшим страхам.
Прямо в воздухе плавал лозунг: "Враждебность покупателя не способствует успеху!" и "Не надо повышать страховые премии!" Другая надпись подобная квир-нации гласила: "Мы всюду! Мы жаждем успеха!" Безопасные депозиты, начало века. Кто этого не помнит? Все было так привычно, за исключением мелочей - "Фабрика по выращиванию карбито-вольфрамовых зубов", - что Он даже вздохнул облегченно, невольно ища глазами очередного крепыша-полицейского, которому был аналог и в той, прошлой жизни, и которого по привычке следовало избегать, а Африканец обнюхивал и норовил пометил ажурные перила. Он цыкнул на него, пробираясь сквозь шумную толпу: уже знакомые и неопасные крикливые "синие" и "зеленые" в белую камуфляжную полоску; суперанималки шоколадного цвета со жгуче-черными волосами, похожие друг на друга, как две капли воды, - в кожаной униформе, в странном самозабвении. Услышал вполне земной анекдот: "Одна пиявка звонит другой: "Прости, я тебя ни от чего не оторвала?"" Кто-то громко произнес прямо в ухо: "Мазь для омолаживания! Мазь для омолаживания…" Вдоль стен стояли и лежали парочками и компаниями разношерстные существа: три-четыре непомерно длинных, сухопарых, с головами, как коробочка мака; Он невольно поискал глазами ноги у "аршинов" - вместо них торчало какое-то подобие лыж; необычное создание - симметричное, как осьминог, с двумя парами рук - астроид, в мундире с погонами, который парил над полом в кресле; уже знакомый чешуйчатый, с сухой, как наждак кожей, мертвецки пьяный спал, привалившись, к мраморной тумбе; парочка странных старообразных детей в коротких штанишках играли с отцом и матерью в "считалочку". Вместо убранных турникетов, в центре - живая музыка - человек-оркестр играл на полифоническом саксофоне, сотрясая воздух чем-то многотрубно-сверкающим, выдувал из него вязкие звуки.
Он знал, что останавливаться нельзя. В тайной надежде побыстрее уехать ступил на эскалатор, который не двигался. Впереди на лестнице, уронив голову на колени, спала суперанималка. Когда Он проходил мимо, она сонно произнесла:
- Дай руку…
Он ошибся - поезда не ходили. Рельсовое пространство было занято питейными и торговыми заведениями. Боже… Да это город, понял Он.
- Ты куда меня привел?! - вдруг очнулась она.
Он молча пошел прочь.
- Ты куда меня привел! - гневно воскликнула она, нагоняя его.
Он боялся, что в нем признают чужака. Африканец показал ей зубы.
- Город… - объяснил Он, оборачиваясь.
Этого не следовало делать. Она уже бесстрастно покоилась на его плече.
- Дорогой, это то, что если просыпалась соль, то три щепотки за левое плечо, где прячется нечисть, - пояснила она. - Это не мой район…
Он вдруг ощутил ее запах - запах настоящей земной женщины. У нее были волосатые ногти, шоколадный цвет кожи и широкий пояс-юбка.
Как корабль, получивший течь, Он приткнулся к первой же отмели - стойке бара и стряхнул ее. Она тут же взобралась на табурет:
- Закажи мне…
- У меня нет денег, - признался Он, избегая взглядом ее скрещенные ноги - то, что задержало его на роковое мгновение.
- Ты что?.. сегодня же за счет мэра… - она панибратски ткнула его локтем в живот, - ты из пустыни?.. Обожаю старателей… Пойдешь со мной в "Манерон"?
Он не успел оглянуться - перед ними уже стояли две рюмки с ржавым напитком.
- Прозит, - произнесла она, отправляя содержимое в рот, как голодный новобранец.
У напитка оказался запах лошадиного пота. Он чуть не подавился.
Бармен на блюдце подал две розовые таблетки.
- За счет заведения только искусственные…
- Не беда, - Она тут же засунула одну рот и с удивлением посмотрела на него.
Он понял по-своему:
- Не употребляю…
Рядом худой, высокий под потолок "аршин" (с какой-то обезьяньей оброслостью на козлином лице) тянул через соломинку странную испаряющуюся жидкость. Проплыл человек: "Гастролиты… гастролиты…"
- Не слушай, они поддельные… - просветила она, веселея, для пущей убедительности загораживая его с Африканцем от назойливого продавца и крутя головой, как флюгер. - И вообще ничему не верь… А этот, оглобля… человек лунного света, неизвестно с какой планеты созвездия Пегас 61… б-р-р… глушит жидкий кислород. Ты, правда, обходишься без них? А… ты из галактики "Темное гало"? Там все такие?!
- Какие? - спросил Он, решив, что с него хватит. Африканец уже навострил лыжи в ближайший туннель.
- О-о-о!.. - с тобой невозможно разговаривать. - Правильный! - пояснила она.
Он сделал вид, что не расслышал. Африканец взглянул на него укоризненно. Это не то, что ты думаешь, чуть не сказал Он псу.
- Борьба с порочными мыслями?! - обиделась она еще больше, надувая губы. - С порочными, да?
Ее безупречно вылепленное лицо, с твердыми скулами и маленьким пунцовым ротиком источало профессиональную страсть. Даже запах был особым.
- Да брось ты, - сказал Он, - какое мне дело…
Он действовал по тем, старым законам, которые еще помнил, - оказалось, что ничего не изменилось. Он едва не сообщил ей об этом.
- Послушай, - произнес Он и удивился собственному голосу - впервые за много лет Он говорил с женщиной, - я, правда, оттуда.
- Ладно, - весело согласилась она, - трави басни. Там, поди, и воздуха нет.
И глядя на его недоуменное лицо, пояснила:
- Старая марсианская шутка. Ну, идем что ли?
- Идем, - согласился Он, здраво полагая, что здесь оставаться опасно.
***
На путях торговали гормональными рецепторами. Надписи, к которым они с Африканцем еще не совсем привыкли, мерцали прямо в воздухе: "Непревзойденный Баян-50!", "Натуральные органы - стопроцентная гарантия!" и "ФГН" - последняя формула гормона насыщения!" Потом, натыкаясь на стены, возникали уже за спиной или сбоку, вещая вкрадчивым голосом: "Все земное самое, самое, самое…!" И: "Третий туннель, поворот направо - принимает шмагель".
Она сказала, не оглядываясь и соблазнительно выставляя голую ногу в туфельке:
- Я живу здесь…
Они свернули в какую-то пещеру, над которой сверкало и переливалось дугой: "Отель Манерон". В бесконечно длинном коридоре интимно горели тусклые фонари, и ему на мгновение показалось, что над головой просто темное-темное небо. Но вентиляция не работала, и пахло подземельем.
Он хотел ее обнять. Ему было плевать на ее гипертрихоз ногтей и вид первосортной шлюхи. Она скользнула в нишу, и они очутились в странной комнате: в центре ее колыхалась бескрайняя плоскость, принятая им за кровать, стены беспрестанно менялись, как мозаика, а потолок представлял собой голубым небом. Впрочем, в следующий момент все заполнилось какими-то сумерками, в которых кто-то целовался, а на темнеющем небосклоне приближалась ночь в романтическом исполнении - пора любви.
Она уже щебетала откуда-то:
- Что у тебя, металл?.. Он нынче в моде… Знаешь, ты за него можешь получить все, что пожелаешь. И не только…
- Металл? - переспросил Он, растерянно оглядываясь.
Африканец, бесконечно грустя, лежал на полу.
- Ну, чем ты будешь расплачиваться?.. - деловито спросила она, высовываясь, как Он понял, - из ванной.
- А… ну да, - спохватился Он.
Голос его прозвучал вовсе неуверенно.
- Тебе что нравится?
Она вышла обнаженной: это была не женщина и не мужчина. "Я поняла, что на свете существуют три категории: мужчина, женщина и я", - вспомнил Он чье-то безумное изречение.
- Может быть, так? - откуда-то из пространства, как из комода, "она" ловко выхватила и приложила, - такие тебе нравятся? Нет? Могу сделать маленькие, висячие и пышные бедра… Что тебя возбуждает? Может быть, биторакс? - Смешно выпучила глаза. Это была шутка имперсонатора. Впрочем, Он не был уверен.
К нему вернулся голос:
- Я не ожидал… - выдавил Он из себя.
"Она" обрадовалась:
- Будь паинькой…
Ее таинственные черты вдруг потеряли привлекательность. Он с удивлением смотрел на безупречно-лаковое лицо, все совершенство которого сводилось к карибским скулам, идеально вырезанным губам и бархатной коже. Вмиг они сделались признаками бесполого существа - настоящего гендера.
- А… понимаю, - деловито оценила "она", - ты любишь импровизацию. Минуту…
"Она" скрылась в том, что Он назвал "туалетной комнатой". Наверное, там у нее склад запчастей, решил Он, брезгливо отряхиваясь, как пес. Африканец сразу все понял. Прыжком очутился у выхода и оглянулся на хозяина. Осталось только протянуть руку, чтобы взять карабин. "Она" все еще щебетала: "Эти хороши, эти хорош-и-и…" И толкнуть дверь, - за ней стоял человек, точнее, "синий" в шубе цвета "зеленки", яркий, как флуоресцентная наклейка.
- Ты должен мне за Молли, - сообщил так он быстро, что изо рта полетела слюна, - деньги или металл, мне все равно. Если у тебя ничего нет, отдашь указательный палец правой руки. Понял!?
- Ты тоже ненастоящий? - спросил Он.
Он словно очнулся. Словно только что понял, куда попал. Им овладело холодное любопытство: неужели эти люди носители Великой Тайны? В том смысле, в котором Он представлял это понятие.
В следующее мгновение "синий" перешел на плохой английский. С минуту жестикулировал перед его носом и упивался своей безнаказанностью. Из потока слов Он уловил: "Это тебе не какая-нибудь трибада, мать твою!" и хорошо понял одно слово - "snowball" - "снежок".
Он схватил его за грудки, так что шуба затрещала, притянул к себе, а правая рука, словно сама, словно только и хотела этого - услужливо и вовремя потянулась, и Он ткнул "синего" стволом в подбородок
- Послушай ты, бывшей негр, или как там тебя, мне плевать, что ты здесь наговорил, но я просто из интереса вышибу тебе мозги, чтобы посмотреть, может быть, они у тебя силиконовые?
- Это не по правилам, - заявил "синий". - Это покушение на чужой бизнес.
Ствол у горла волновал его, не больше, чем холодный кусок металла. Он не понимал, что такое ружье.
- Мальчики… не надо ссориться…
Две руки обняли за талию. От неожиданности и брезгливости Он отпустил его.
- Трик, ты не прав… - произнесла "она", затягивая обоих в комнату.
Теперь на ней был прежний рабочий наряд из кожи и побрякушек. Грудь, слава богу, "она" оставила прежнюю - моно и умеренно-пышную.
- Это я не прав?!
Трик явно принадлежал к неуравновешенной части населения - рэшмэн. Его волосы, закрученные в стрин-шнуры, мелькали, как лопасти пропеллера. Распаляя себя, он продолжал яростно жестикулировать синими разнокалиберными пальцами. Белые полоски на них были не первой свежести.
Он застыл в дверях, прислушиваясь к спору.
- Это я не прав! - кричал Трик, - Я, который бесплатно тащил тебя через три галактики!
- Ты всего лишь безмозглая жертва генетического эксперимента! - провозгласила Молли.
Как у большинства женщин в таких ситуациях, ее лицо осталось вызывающе-невозмутимым, но только не язык.
- Что?! - закричал Трик. - Мать твою!!!
На это раз он, не переходя в рукопашную, многократно употребил два слова: "cocksucker" и "motherfucker".
"Она" не уступала ему ни в ярости, ни в темпераменте:
- Иди умойся, от тебя разит!
И:
- Ты сам грязный хаслер!
И:
- Что б ты скис, паразит несусветный!
- Ах ты, грязная шлюха!
Тогда Он произнес:
- Спокойно!
И ткнул его в спину карабином. Все-таки в душе Он был джентльменом.
- Посмотри на него! - заявила "она" тоном, не терпящим возражения.
- Ну?!
Ссора явно была его стихией. Он даже пренебрегал присутствием кого-либо третьего.
- Он настоящий…
- Что значит "настоящий"?!
- Я читала…
- Ты умеешь читать? - удивился Трик.
- Да, представь себе! - произнесла "она" на октаву выше. - Я читала, что существуют целые люди. Он даже таблетки не глотает.
Трик пожал плечами:
- Мне-то что?
- Ну, целые! Це-лы-е! Понял? - В ее голосе обозначился подвох.
- Нет! - твердо ответил Трик.
- Дурак! Дай руку. - "Она" ловким движение "вынула" его большой палец, и с ожесточением потыкав им Трику в нос, вставила на место. - Сделай то же самое с ним и ничего не получится.
- Не может быть?.. - удивился Трик, равнодушно оглядываясь на него и Африканца. - И собака тоже?
- Ты какой-то тупой! - закричала "она". - Нельзя быть таким всю жизнь!
- Мать твою! - наконец воскликнул Трик.
- Да! Да! Я уже молчу… - сообщила "она" многозначительно для его вящей радости.
- Никогда не встречал таких, - признался Трик. Он выглядел удивленным. - Вечно ты с кем-то путаешься, - похвалил он ее.
"Она" шмыгнула носом и сделалась гордой. Они принялись шептаться.
Он услышал: "… куча денег", и возгласы: "вот это да!.. мать твою!.."
- Ага… - Трик оценивающе оглядывался на них. - Понял… понял, не дурак… - И повернулся: - Не желаешь выпить?
- Не желаю, - ответил Он, хлопнул дверью, и они с Африканцем вышли вон.
***
Все произошло просто и обыденно - на выходе из туннеля их ждали. Это была засада. Единственное, что Он успел - это моргнуть от падающей тени. Его спеленали, как муху, и брызнули в лицо какой-то гадостью, от которой до сих пор кружилась голова, и Он прикрыл глаза, чтобы быстрее прийти в себя.
- Начнем! - с энтузиазмом сказал капитан, и сержант поставил жирную кляксу. С минуту безуспешно боролся с ней, пытаясь превратить в букву "С", потом с вздохом взял другой лист и начал писать: "Следствием установлено, что…"
- Имя, идентификационный код? - равнодушно спросил капитан, не отрывая взгляда от бумаги.
Даже здесь на Земле служба была рутинной. Но он выполнял свой долг. Менялись лишь планеты, к ним надо было уметь приспосабливаться. Он умел, хотя давно не верил ни в какие ценности общества.
- Роб Вильямс, - глазом не моргнув, ответил Он, - код - одна тысяча триста восемьдесят три.
- Прекрасно… - сержант корпел над бумагой. Буквы у него выходили, как у первоклассника - корявые и валкие. Он помогал себе языком, водя им по верхней губе и щеточке усов. - О-о-о! Алан Париш из "Джуманджи"? Рыжий и волосатый.
- Пробей по связи, - все так же равнодушно приказал капитан.
В каждом деле были свои формальности, они делились на параграфы и пункты. Надо было только правильно следовать им.
- Сейчас, - ответил сержант и, отложив перо, занялся
ЭВМ.
- Так… - Капитан повернулся к нему. - Будем говорить правду?
И это тоже была формальность, обозначенная в формуляре для пользования. Вопрос номер три: "Какого цвета ваш носовой платок?" Впрочем, с задержанным все было ясно: старательство было вне закона.