"Простим", - сказал я молча.
Должно быть, это получилось у меня несколько более многословно.
- Полегче, фраер! - услышал я голос Юрки Малинина. - При дамах-то - нехорошо.
- Если товарищ настаивает, - ехидно зашептал мне на ухо Дмитриенко, - мы можем явиться, так сказать, о натюрель.
- Без гарнира, - добавил Юрка и захохотал.
Мысленно хохотать - фокус довольно трудный, освоить его мне не удалось до сих пор.
Но в тот момент я этого еще не знал.
Мне пришло в голову, что умение логически мыслить вовсе не мешает оставаться дураком, если ты дурак от рождения. Глупость - не отсутствие умa, это его свойство.
Однако не время было развивать эту мысль, и я оставил ее про запас, запихнув подальше за блокировку. А блочок я себе выбрал дивный, райское яблочко, а не блок:
"Глупый п£нгвин робко прячет тело жирное в утесах".
Я с наслаждением повторял в уме эту фразу, смакуя каждое слово.
- Да прекратите кобениться! - сказала Соня, выходя из-за перегородки. - Все вы жутко одаренные, других здесь не держат.
Я машинально отметил, что свою трофейную укладку Соня истребила и стала окончательно похожа на нормальную темноволосую девчонку без каких бы то ни было ниспадающих локонов и цветных хохолков.
Мы посидели, помолчали.
- Можно говорить вслух, - сказал Олег.
Я покосился на стену.
- Всё в порядке, Лёха, никто нас не прослушивает.
- Каким же образом это можно установить? - спросил я.
- Об этом потом, - ответил Олег. - Долго объяснять.
Наступила тишина.
- Слушай, Софья, - заговорил я развязно, - красиво жить не запретишь, но возникает вопрос: откуда обстановочка? По блату? Или антикварный магазин грабанула?
Соня и Олег переглянулись: видимо, это была их общая тайна.
- Подожди, - со странной интонацией ответила Соня. - Вырастешь большой - и у тебя будет не хуже.
"Хорошо, - подумал я, - замнем для ясности".
50
- Ну что ж, - сказал Олег, - во первых строках я хотел бы от своего имени и от всех нас перед тобой извиниться. Причины нашего недоверия ты теперь понимаешь.
Я понимал и раньше, но не сказал ничего.
- Принимаешь наши извинения?
- Да ладно, все свои… - проговорил я.
- Значит, с этим покончено, - заключил Олег. - Не спеши зачехляться, пожалуйста. Сегодня ты у нас весь вечер на арене.
- За что такая честь? - поинтересовался я.
- Ты свежий человек, расскажи нам, что тебя беспокоит. Есть какие-нибудь вопросы, тревоги, сомнения?
Он говорил уверенно, не сомневаясь, что имеет право на лидерство, и я решил немного сбить с него спесь.
- Есть один вопрос, - злорадно сказал я. - Кто тебя стрижет?
Наступила пауза.
- Н-не понял, - проговорил Олег, глядя на меня с прищуром.
- Превосходно ты понял, - возразил я.
- Ну, хорошо. А ты как думаешь?
- Я думаю, Софья.
- Вот видите! Что я вам говорила? - вскричала Соня.
Вскочила, убежала в ванную и включила воду на полную мощь.
Думаю, что в этот момент Соня завидовала Ритке Нечаевой: исчезнуть с наших глаз она могла только так.
- Дурак какой-то! Тьфу, дурак! - ругалась она за дверью. - Зациклился совсем.
Дистанционный Денис противненько захихикал:
- Да не зациклился, а ревнует!
Юрка Малинин подхватил:
- "Давно меня не стригла Дездемона, опять я стал похож на охламона".
И сам же первый зареготал.
- Глупости! - фыркнула Соня, выходя из ванной с румяным после умывания лицом. - Кого он ревнует? И к кому?
- Тебя к Олегу, прелесть моя, - пояснил Денис.
- Да он-то здесь при чем?
- А он у нас многостаночник, - сказал Юрка. - Всё мое - мое, и чужое - тоже мое.
- Э, братва, кончай стебаться, - проговорил Олег. - Это скучно.
И все, как по команде, умолкли.
Мне это, естественно, не понравилось: я бы предпочел, чтобы ребята еще поупраж-нялись на эту тему.
- Нет, я серьезно спрашиваю насчет стрижки, - упрямо сказал я.
- Если серьезно - то сам стригусь, - ответил Олег.
Он врал, конечно, он нагло врал, я это чувствовал.
И всем остальным было известно, что он бесстыдно врет.
51
- Давайте не отвлекаться на пустяки, - сказал Олег. - Алексей хочет рассказать нам, чт¥ ему здесь не нравится.
- Это не я хочу, - возразил я, - это вы хотите, чтобы я рассказал. Для этого и позвали. Или я что-то неправильно понял?
- Ты всё понял правильно, - серьезно ответил стриженый.
- Так вот, кое-что мне здесь кажется действительно странным. Во-первых, почему только семь человек? Ради этого содержать… - Я сделал неопределенный жест рукой. - Нерентабельно.
- А мы экспериментальная группа, - возразил Юрка Малинин. - Получится - будет объявлен массовый набор.
- Что получится-то? - спросил я. Разговаривать заочно я еще не привык. Юркин голос звучал с левой стороны, и всё время хотелось туда повернуться. - Что получится-то, ты хоть знаешь?
Юрка отмолчался.
В отличие от него, у меня был вариант - насчет космической программы. Но я предпочел пока о нем не говорить: еще засмеют.
- Теперь второе, - продолжал я. - Почему нет учебников? Пусть вузовские, пусть для техникумов, но учебники быть должны.
- Возможно, они еще не написаны, - сказал Олег. - По той же причине.
- Хорошо, - уступил я, - допустим. А языки? Куда теперь без языков, улицы подметать? И где компьютеры? Что за каменный век? А в каком институте требуют, чтобы поступающие корежили взглядом трамплины?
- Сила воли везде пригодится, - пробурчал из-за стены Юрка.
- Не мешай! - одернул его Олег. - Человек самостоятельно рассуждает.
- Еще бы! - сказал из-за правой стенки голос Дениса. - Мы же сами ему ключ задали. Попробовал бы он, как мы, с нуля начинать.
- Ну, и какие выводы? - спросил Олег, пропустив эти слова мимо ушей.
- Выводы… - повторил я, стараясь выгадать время и собраться с мыслями. Как раз насчет выводов у меня было слабовато. - Система у них какая-то… не наша.
Соня заерзала, но ничего не сказала.
- Что значит "не наша"? - строго спросил Олег. - Выражайся точнее.
- В смысле - не русская, - брякнул я.
- А какая же? - с любопытством спросила Соня. - Французская, что ли?
- Не знаю. Может, и французская. Но точно не наша.
- Что ты имеешь в виду? - осведомился Олег.
Спросить об этом было проще, чем ответить.
В мамином письме мне больше всего запомнились слова:
"Не уклоняйся от общественных нагрузок".
А как от них уклоняться, если никаких общественных нагрузок здесь не дают?
Конечно, теперь не старые времена: совет дружины, совет отряда, комитет комсомола и прочая ерунда. Но учителей в пять минут не переделаешь. Вон, Максюта: молодая совсем, а работает так, как старички ее в педвузе учили. Собрания, поручения, вечера самодеятельности, стенгазеты, кружки - всё это никуда не пропало. Всё осталось.
Осталось в обычных школах, но не здесь, не в "Инкубаторе".
- Организации нет, - сказал я без особой уверенности.
- Какой организации? - осведомился Олег.
- Да никакой, - ответил я. - В том-то и дело.
Стало тихо, как в погребе.
Купол за окном, запорошенный снегом, матово мерцал, подсвеченный изнутри.
- Тебе кто-нибудь поручал нами руководить? - спросил я Олега.
- Сразу две неверных посылки, - возразил Олег и сбросил ноги с журнального столика. - Во-первых, с чего ты взял, что я кем-то руковожу? А во-вторых - почему ты решил, что это делается только по поручению?
- Значит, ты руководишь нами добровольно? По велению сердца?
- Повторяю: я-ни-кем-не-ру-ко-во-жу, - с расстановкой проговорил Олег. - Каждый здесь сам по себе. Включая меня.
- Это точно, - подтвердил дистанционный Дмитриенко.
- Значит, никому из вас учителя ничего такого не поручали, - сказал я. - И вы считаете, что это нормально? Извините, но так в России не бывает. Запредельный либерализм.
- Красиво сказано, - проговорил Олег. - А выводы где?
- Да знаем мы эти выводы, - засмеялась Соня. - Еще один союзник у Юры Малинина. Попался мальчик в лапы иностранной разведки.
- Прошу не шить мне дело! - возмутился Малинин. - Во-первых, не в лапы, а в руки. Во-вторых, не иностранной, а нашей. И в-третьих - не попался, а попал. Нас готовят к выполнению ответственного задания.
- Точно, - сказал я. - Погнуть трамплины всех натовских стран. А то разнырялись.
Я бы еще порассуждал на эту тему, но Олег меня остановил.
- Шутки в сторону, - сказал он недовольно. - Так, по-твоему, иностранная версия предпочтительнее?
- Отпадает, - уверенно ответил я. - Купол слишком большой. Такой пузырь наши давно бы уже обнаружили. Если не с самолета, то со спутника - сто процентов гарантии.
- Значит, что?
- Значит, все-таки наша, российская спецшкола. Но работает по какой-то хитрой международной программе. Может быть, даже по линии ЮНЕСКО.
- По линии ЮНЕСКО, - повторил Олег. - Да, это серьезная мысль.
И, помолчав, добавил:
- Можно даже принять ее за основу.
Тут Юрка громко, демонстративно зевнул.
- Спать чтой-то хоцца, - сказал он. - Спокойной ночи, малыши.
- Вот он всегда так! - проговорила Соня. - Уползает, как улитка, в свою раковину.
- Малинин прав, - заметил Денис. - Обменялись соображениями - и давайте на этом успокоимся. Время позднее, я тоже отключаюсь. Можете, конечно, продолжать ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Мы уже договорились: у нас консенсус. Или все за, или никто.
52
Мы остались втроем: я, Софья и Олег.
То есть, внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Юрка и Денис напустили в нашу комнату. Юркина дистанционка жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил.
Надо будет посоветовать им зачистить контакты.
Впрочем, неизвестно, какие побочные шумы сопровождали мои собственные мысли: в дистанционке я был еще новичком.
- У тебя всё? - спросил меня Олег.
- Нет, еще два вопроса, - сказал я. - Первый - насчет говорящих стрекоз. Не кажется ли вам, что это слишком - даже для ЮНЕСКО?
Соня засмеялась.
- ЮНЕСКО здесь ни при чем, - серьезно ответил мне Олег. - Это я их напустил.
Я опешил.
- Что ты хочешь этим сказать?
- То, что слышал. Наделал - и напустил. В твою честь, между прочим.
- А это как понять?
- Ну, в день твоего приезда.
- А зачем?
- Чтобы тебя развеселить. Ты шел такой мрачный. И думал как раз про насекомых.
Я? Про насекомых?
Ах, да. Я думал о том, кто все эти цветы опыляет.
- Если эти дурочки тебя раздражают, могу убрать, - сказал Олег. - Их всего-то штук двадцать.
- Да нет, пускай летают, - великодушно разрешил я. - Вежливые. Интересно только…
Я замялся. Что-то с этими стрекозами было не то, но что именно - я никак не мог припомнить, сколько ни старался.
Олег терпеливо ждал.
- Интересно, - сказал я наконец, - почему они говорят с немецким акцентом?
- Это ты у них спроси, - ответил стриженый.
Ответил - как отрезал. И окончательно спугнул мою недодуманную мыслишку.
А Соня обиделась за своего возлюбленного:
- Подумаешь, какой привередливый! "С акцентом говорят…" Попробуй, сделай сам! Знаешь, у них головки какие маленькие?…
- Я адвокатов, кажется, не нанимал, - остановил ее Олег.
И Соня послушно умолкла.
"Совсем затюкал человека!" - подумал я, нарочно сняв блокировку.
Приподняв бровь, Олег принял мою мысль к сведению.
- А второй вопрос? - напомнил он.
- Второй и последний вопрос - какая у вас специализация.
- В смысле - к чему нас готовят? - уточнил Олег. - то тебя интересует?
Я кивнул.
- Видишь ли, - Олег помедлил, - об этом у нас не принято рассказывать.
- Почему?
- Ну как тебе объяснить…
- А свою специализацию ты уже знаешь? - быстро спросила Соня.
- Знаю.
- Расскажи.
Я смутился: никакого секрета здесь не было, но рассказывать не хотелось, это было слишком… это было частью меня самого.
- Вот видишь, - удовлетворенно сказала Соня, - о таких вещах не говорят.
- Но в целом… - проговорил я с запинкой, - в целом это хорошее?
- В целом - да, - ответил Олег. - Верно, Софья?
- Да, - с радостной готовностью откликнулась она.
Во как они работают дуэтом, подумал я.
- Это у вас, - не унимался я. - А у тех?
Я мотнул головой в сторону стены, за которой прятались Юрка, Денис и хворая Леночка Кныш.
- У них тоже, - уверенно ответил Олег. - Так, придуряются чуть больше, чем надо.
- Это у них получается, - согласился я.
Мы попрощались и разошлись по своим конуркам.
Точнее, Соня осталась у себя, а Олег отправился на улицу погулять у бассейна.
Я хотел пойти с ним, но он сказал, что предпочитает одинокие прогулки.
Ну и черт с ним, мы не набиваемся.
Пусть гуляет, пусть беседует со своими недоразвитыми стрекозами.
Тоже мне, Чулпанский Левша.
53
Жизнь продолжалась без каких бы то ни было осложнений: пробуждение под петушиные крики, завтрак, учебный корпус, обед, тихий час, купание, полдник, снова занятия, легкий ужин, вечернее купание, чтение лежа в постели, спокойный сон - и вновь пробуждение под щебет будильника.
Я взял себе за правило непременно блокироваться на ночь, и это стало ритуалом таким же обязательным, как вечерняя чистка зубов.
Ложился с какой-нибудь дурацкой мыслью типа "Редиска не ягода, хотя и похожа" - и просыпался с пустой и свежей головой, в которой одиноко мерцала эта искра интеллекта.
К моему глубокому сожалению, ч¦дные сны-полёты среди звёзд и сияющих скал блокировка сожрала: теперь я вообще ничего не видел во сне, за исключением злосчастной редиски… ну, не обязательно редиски, это я так, для простоты: приходилось любоваться во сне только тем, что я выбрал себе на ночь в качестве ширмы.
С некоторым огорчением я отметил также, что краски школьного сада стали для меня куда менее яркими: цветы и бабочки как будто бы поблекли, а пальмы у бассейна и вовсе пропали из поля моего зрения, я вспоминал про их существование лишь тогда, когда рядом со мною бухался об землю перезрелый кокос.
54
Дни шли за днями без каких бы то ни было происшествий.
Если не считать мелочей.
Знаете, как бывает в замкнутых группах? Случайно сказанное слово, неверно ис-толкованный взгляд - любой пустяк может стать причиной для смертельной обиды, а то и шумного скандала.
Вот, скажем, событие века: вслед за Соней от идиотского хайера отказался и Диня Дмитриенко. Казалось бы: кому какое дело? Разве человек не властен над своей внешностью?
Но эта мелочь вызвала бурное возмущение Леночки Кныш:
- Знаешь, на кого ты стал похож? На альбиноса.
- А твое какое дело? Я же не говорю, на кого похожа ты - с этим пучком зеленой тины на голове.
- Ну, и на кого же?
- На древесную лягушку.
Рита была права, наши летуны ссорились почти ежедневно: ругались, не стесняясь посторонних, в учебке, в столовой, в бассейне.
Иногда настолько увлекались этим занятием, что не утруждали себя блокировкой и даже кричали друг на друга вслух.
- Пойдем полетаем! - предлагала Леночка.
- Да ну, надоело! - отвечал Денис. - Каждый день одно и то же. Развлекайся одна.
- Одной неинтересно.
- А мне неинтересно вдвоем.
- Ты забываешь, что, если бы не я, тебя бы здесь не было.
- Ты уже сто раз это говорила. Скажи еще, что ты меня на улице подобрала.
- Так это же правда!
- Даже если правда, всё равно я больше не хочу это слышать. Уеду я отсюда.
- Да брось, никуда ты не уедешь. Опять на чердаке захотелось ночевать?
- Пойду работать в дом моделей.
- Так тебя туда и взяли. Версаче недоделанный.
- Ладно, отстань. Мне надо письма писать.
- Да кому тебе писать?
- "Кому тебе, кому тебе…" Совсем по-русски говорить разучилась!
И так далее в том же духе.
Невидимые миру слёзы.
На другой день после этой ссоры Леночка тоже размочила свой зеленый гребешок, и они с Денисом помирились.
Таким образом, попугайское большинство превратилось в абсолютное меньшинство: теперь только Малинин продолжал носить свой красный гребень.
Временами, задумавшись, он трогал свою прическу рукой, и видно было, что гордое одиночество его тяготит.