Да, второе января.
Каждый вечер я своей рукой ставил крестик на клеточке прожитого дня.
И накануне, перед тем как стричься, я зачеркнул клеточку с цифрой один. Зачеркнул, даже не подумав, что это начало нового года.
Первый раз в моей жизни новогодние праздники миновали вот так: тихо, незаметно, без елки, без деда-Мороза, без свежего холодного запаха мандаринов.
Не по-людски.
Какая там елка, какой там дед-Мороз! Никто даже и не вспомнил про Новый год: ни ученики, ни учителя, ни я сам.
Как это могло случиться?
Но вот - случилось.
"Думаю, что у вас там, в школе, большое веселье, - писала мама. - А я встречаю Новый год у Навруцких из второго подъезда, ты их знаешь, это родители твоего приятеля Вени (ты ему, кстати, так до сих пор и не написал). Аркадий Борисович лично меня пригласил, и я сначала сомневалась (мы ведь не очень близко знакомы), но в конце концов приняла приглашение: не сидеть же дома одной. От отца твоего я уже получила новогоднее поздравление: очень черствое и формальное, как всегда. Думаю, твое будет сердечнее, хотя я его до сих пор не получила, что меня сильно тревожит".
Бедная мамочка… Забывчивый у тебя сын. Где же твой Егор Егорович, куда он запропастился?
А вот он, тут как тут, лёгок на помине:
"Егор Егорович говорит, что вас, возможно, уже перевели в Звёздный городок, там режим секретности очень строгий, и ты не можешь мне написать. Он человек в этом деле понимающий, сам работает в космической отрасли. Но только я не думаю, что можно запретить переписку с матерью. С нетерпением жду от тебя весточки. Целую, мама."
Долго-долго я сидел в оцепенении, пытаясь собраться с мыслями, но ничего путного не придумал. Ясно было одно: я проморгал Новый год. И ребята проспали. И анонимы.
Попробуй напиши об этом Веньке: ни за что не поверит.
Ясно было и другое: мама должна получить мое новогоднее поздравление, и как можно скорее, иначе этот зануда Егор Егорович совсем заморочит ей голову.
Я сотворил веселенькую новогоднюю открытку со снеговиком и написал:
"Дорогая мама, поздравляю тебя с наступающим Новым годом и желаю тебе многих радостных дней. Может быть, эта открытка придет с небольшим опозданием: мне сказали, что местная почта сейчас очень загружена.
У нас полным ходом идет подготовка к празднику: поставили преогромную елку, будет большой концерт. Обещают даже артистов из Москвы.
Веньке Навруцкому передай от меня новогодние поздравления, Аркадию Борисовичу тоже. Скучно в его компании тебе не будет. Попроси его поговорить на готтентотском наречии, он не откажет.
Егору Егоровичу тоже привет. Никакого переезда отсюда не планируется - по крайней мере, до окончания школы, так что пусть он не треплет тебе нервы.
И письма мои ты будешь получать регулярно, это я обещаю".
Врать в письменном виде намного труднее, чем устно (а главное - намного противнее, потому что видишь свое вранье), и это занятие меня утомило.
Закончив свой скорбный труд, я быстренько оделся и пошел к почтовому ящику.
67
Еще ни разу я не гулял под куполом в такую поздноту, и меня поразил серебристый свет, которым была пронизана здешняя темень. Казалось, где-то ярко светит луна. Трава, цветы, вода в бассейне - всё как будто источало свой собственный свет.
Но это было не так. Это светился белый, весь заваленный снегом купол.
У бассейна и над дорожками горели бледно-желтые, совершенно ненужные фонари.
Тишина была полная, только время от времени возникал ветерок, и листья веерных пальм начинали фанерно бренчать.
Тут же примчалась искусственная стрекоза, фырча на лету:
- Са крипами итёшь? Молотец.
"За какими крипами? - подумал я. - Ах, за грибами…"
Как ни глупо, это меня рассмешило и отвлекло.
Теперь меня уже не удивляло, что эти твари летают в любое время суток. Понятно было и то, почему они меня так настойчиво преследуют: мелкие летающие шпионки. Естественно, Олега беспокоили мои одинокие прогулки: он опасался, что я предприму какую-нибудь авантюру, и хотел быть в курсе всех моих передвижений.
Интересно, подумал я, а на верхушке купола, на вертолетной площадке - смогу ли я сотворить что-нибудь из пустоты?
Вопрос не такой уж и праздный, как может показаться. Если смогу - значит, Олег не прав: способность материализации вакуума во мне уже закрепилась, и ноосфера под куполом тут ни при чем.
А если так - что помешает мне построить простенький вертолет? Не в одиночку, с помощью Олега, естественно: сумел же он сделать компьютер.
Откажется Олег - ладно, сотворю дельтаплан - и улечу отсюда, когда захочу.
Ведь что особенно давит? Неизвестность и непонимание.
Я подошел к центральной колонне, нажал кнопку лифта. Дверцы с тихим шорохом расползлись.
Вошел в кабину, бросил открытку в щель почтового ящика.
Дверцы лифта задвинулись за моей спиной, и в наступившей полутьме я увидел, как внутри ящика пробежал синенький огонек.
Я нажал кнопку подъема.
Лифту что? Он послушно доставил меня на верхнюю площадку.
Там стоял лютый, совершенно полярный холод, градусов, наверное, шестьдесят.
"Вот, - подумал я, - откажет лифт - и найдут завтра утром здесь мое окоченевшее тело".
В самом деле: другой дороги назад отсюда не предусмотрено.
Только через лифтовую шахту.
Ладно, отожмем дверь и будем спускаться по канату.
Я поднялся на несколько ступенек и увидел, что побег на дельтаплане неосуществим: выход с лестницы на вертолетную площадку наглухо задраен ребристым щитом.
У самой кромки площадки снег ополз по поверхности купола, и образовались широкие языки чистого стекла, так что можно было выглянуть наружу.
Я поднялся повыше - и сквозь одну из прогалин глазам моим открылась небесная чернь, усыпанная мириадами крупных звёзд. Столько звёзд я не видел даже в деревне.
И какие-то странные были эти звёзды: немигающие, без лучиков, но мохнатые… нет, косматые или пуховые, не сумею точнее сказать.
Я любовался звёздами, пока не продрог до костей. Казалось, все бредни выветрились из моей головы.
Но не тут-то было. Вдруг мне почудилось, что сквозь стекло купола на меня глядит желтоглазое чудище с язвительно и сварливо изогнутым клювом.
То самое чудище, в которое я сдуру захотел превратиться.
- Ну, знаете ли, - пробормотал я и, перепрыгивая через ступеньки, побежал к спа-сительному лифту.
68
В глубокой задумчивости я спустился вниз.
Лифт открылся. У дверей стоял директор Иванов.
Он как будто специально подкарауливал меня во время моих поздних вылазок.
Я растерялся, хотя и не делал ничего плохого.
- Добрый вечер, наставник, - промямлил я.
Было видно, что директор еле стоит на ногах.
Если бы не рука, упиравшаяся в стенку, он бы, наверно, упал. Лицо его было землисто-серым, под глазами мешки.
- Что с вами, наставник? - спросил я, выходя из кабины.
- По ночам… гуляешь… - глухим голосом проговорил Иванов. - А спать когда?…
- Съездить наверх захотелось, - соврал я. - Подышать свежим воздухом.
Блокировка в моей голове сработала автоматически.
- Погулять… - повторил Иванов, упираясь рукой в стену.
- А что, разве нельзя?
- Отчего же… можно…
Тут мне пришла в голову недостойная мысль: раз уж директор в таком размагниченном состоянии, можно от него кое-что разузнать.
- Один вопрос, наставник, - сказал я. - Нельзя ли мне увидеться с вашим начальством?
- С начальством? - переспросил Иванов. - А зачем? Пожаловаться на меня хочешь?
- Нет, не пожаловаться. Спросить кое о чем.
- О чем? Спрашивай меня.
- Нет, я хочу спросить прямо их.
Иванов посмотрел на меня невидящими глазами, нелепо повернулся и прислонился спиной к колонне.
- Наставник, вам помочь? - спросил я.
Иванов не отвечал. Глаза его были открыты, но дыхания не слышно.
Я беспомощно оглянулся. Вокруг было пусто и темно.
Что же делать?
- Сейчас, сейчас, - пробормотал я, схватившись за его повисшую руку.
Иванов всей тяжестью навалился на меня. Мне довелось как-то тащить к постели подвыпившего отца, Иванов был тяжелее в два раза.
Но спиртным от него не пахло.
Я положил его руку себе на плечи, напрягся.
Ноги Иванова сдвинулись с места и поволочились по земле.
Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого учительского домика, благо не так уж и далеко.
Но тут - новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки.
Я прислонил Иванова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.
Вдруг за спиной у меня послышался голос:
- Что происходит?
Я обернулся - рядом стоял Олег.
Я так обрадовался, увидев его!
- Да вот, понимаешь, - заговорил я, - разбрелись по всей территории.
- Все трое? - деловито спросил Олег.
- Нет, только один. Посмотри вокруг, может, еще другие валяются.
Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).
- Да вроде больше никого.
- Слушай, - сказал я, - не можем же мы тут его бросить.
- Не можем, - согласился Олег.
Он подошел к двери, потом поднял вялую руку Иванова, провел его ладонью по пластику - дверь отползла.
В темном дверном проеме показалась плотная фигура Петрова.
Петров молча взглянул на нас, схватил директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика и захлопнул дверь.
- Ты гений, - сказал я стриженому.
- А как же, - ответил он.
И тут меня осенило: я вспомнил свой первый школьный день и наш разговор с Соней возле учительской.
"Ну, что ты о них скажешь?" - спросила Соня.
"Заспанные…" - ответил я.
"А как же!" - воскликнула она - и захлопнула рот ладошкой.
Вот что я должен был позабыть! Вот о чем я не имел права думать: мне запрещалось размышлять о том, почему Соня сказала "А как же" (или что-то в этом роде).
Соня знает, почему анонимы выглядят такими вялыми.
И Олег, естественно, тоже знает.
А мне этого знать не положено.
- Значит, так, - сказал я Олегу, пристально глядя ему в глаза. - Или ты сейчас же, немедленно, говоришь мне всю правду, или я вообще перестаю тебе верить.
Ни один мускул не дрогнул на лице стриженого.
- Какую правду ты хочешь знать? - осведомился он.
- Я хочу знать, чт¥ с ними происходит каждую ночь.
- С кем?
- С ними, - я мотнул головой в сторону учительской двери.
- А, теперь понятно, о какой правде ты толкуешь, - невозмутимо сказал Олег. - Это, друг мой, еще не вся правда, это чисто техническая подробность. Но она потянет за собой другую правду, та - третью и четвертую. Так что это будет долгий разговор, и вести его на улице глупо.
69
- Ну, Лёха, держись, - сказал Олег. - То, что ты хочешь знать, - не для слабонервных.
- Ладно, не пугай, - ответил я. - Ближе к делу.
Мы сидели у него в шестом номере.
Судя по треску и шороху, которыми была наполнена комната, другие одареныши тоже прислушивались к нашему разговору.
- Никто не спит, - пояснил стриженый. - Из-за тебя, промежду прочим. Последнее время ты как-то мечешься… Ребята опасаются, что ты сотворишь какую-нибудь глупость.
- Не дождетесь, - отрезал я. - Так будешь ты рассказывать или нет?
Олег помолчал.
- Как ты думаешь, - спросил он, - как ты думаешь, чем сейчас занимается спасенный тобою наставник Иванов?
- Отдыхает, - ответил я. - У себя в домике.
- Ты хоть раз видел, как он отдыхает?
- Конечно, нет. Домик-то без окон.
- И тебе не пришло в голову, как это люди могут жить без окон?
Я молчал: действительно, не пришло.
- Так вот, - сказал Олег, - твои учителя сейчас стоят в тесном чуланчике друг против друга и не двигаются. Все трое. Как манекены.
- Ловят кайф, - добавил из-за стены пернатый Юрка Малинин - как всегда, невпопад и, как всегда, с жизнерадостным смехом.
- А… а что это с ними? - спросил я, запинаясь.
- Спокойно, Алексей, - сказал Олег. - Только без паники. Они на подзарядке. Правда, энергию я им пока отключил… поэтому мы так свободно и разговариваем. Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться… Так что ты бери себя в руки. Привыкай поскорее.
А тут и привыкать было не к чему.
Я вспомнил, как старательно анонимы изображали оживленную человеческую беседу (все-таки мое первое впечатление оказалось верным).
Понятно было теперь и отсутствие у наших наставников нормальных имён: зачем имя-отчество биороботу?
И еще я вспомнил, на кого был так похож вертолетчик. Разумеется, на Иванова.
И шофер "волги", доставившей меня на приемный пункт, был тоже из серии "аноним". Одноразовые персонажи, какой смысл делать их не похожими друг на друга? И так сойдет…
А их равнодушие к нашей истории, к нашей географии…
- Машины, - сказал я отчего-то шепотом. - Обучающие машины…
- И долго же ты, братец, думал, - снисходительно проговорил из своей комнаты Малинин. - Уж подвели, уж ткнули носом…
- Ты позабыл, наверное, Юрочка, - сказала невидимая Соня, - как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы ткнули носом тебя… Алёша ведет себя куда спокойнее.
- Вернется к себе - поплачет, - вставил Денис. - Все так делают.
- Я не рыдал, - возразил Малинин. - Я бесился. Думал, вы мне заливаете баки. А потом сам провел эксперимент - и убедился.
- Какой эксперимент? - поинтересовался Олег.
- Да кнопку на стул Николаеву подложил. Точно, никакой реакции.
- Очень глупая проверка, - недовольно сказал Олег. - Ты же мог закоротить аппаратуру.
70
Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.
- Послушайте, - сказал я, - так, значит, они не люди…
Олег шевельнул бровью, дистанционщики засмеялись.
- Очень тонкое замечание, - сказала Соня.
- Товарищ еще не дозрел, - сонным голосом добавил Денис.
- Тормоз, - заключил Юрка.
- Да я не о том! - сказал я сердито. - Не люди - те, кто их сделал. Вот в чем беда.
Ответом на эти слова было молчание.
- Будь добр, поясни, - проговорил Олег.
- Всё ясно даже ежу, - ответил я. - Машины - значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Скажем, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать меха-нических человеков? Значит, что-то с ними не так. Не рискуют они показаться.
- Почему не рискуют? - спросил Олег.
- Боятся нас напугать. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо еще хуже.
- Глупость какая-то, - недовольно сказал Олег. - Что значит "не тем концом воткнуты"? А у тебя каким, тем?
- Вообще-то внешность - не аргумент, - позевывая, вмешался Денис. - Тут кое у кого, не стану называть имен, такие мордовороты, что им вообще выходить на люди противопоказано…
- Кого это ты имеешь в виду? - гневно осведомилась Соня.
Денис не отвечал.
Бедная Соня… Не понимая, почему стриженый к ней равнодушен, она, должно быть, вообразила, что причина - в ее внешности.
- Не обращай внимания, - сказал я Соне. - Товарищ обижается, что он не сам догадался. Ну, если внешность для него не аргумент, то есть основания и посерьезнее. Например, календарь.
- А что календарь? - спросил Олег. - Вот календарь, на стене висит.
- Так это ж ты сам его сделал.
- Ну, сам, - согласился Олег.
- А почему?
- Что значит "почему"? - удивился Олег. - У тебя тоже самодельный, я своими глазами видел. Только ты ставишь крестики, а я не ставлю.
- Да, но почему? - настаивал я.
- Что ты почемукаешь? - рассердилась Соня. - Говори яснее.
- С Новым годом, дорогая! - сказал я. - Яснее не скажешь.
- При чем тут новый год?
- При том, что сегодня второе января.
- Ну и что?
- А то, что позавчера всё человечество встречало Новый год. Всё, кроме нас.
- Ну, во-первых, не всё человечество, - поправил меня Олег. - Есть буддисты, есть мусульмане, да и у христиан, насколько мне известно…
- А ты что, буддист? - поинтересовался я.
- Не понимаю, при чем здесь мои убеждения, - сухо сказал Олег.
- А я понимаю, - вмешалась Соня. - Мальчик Алёша привык встречать Новый год у зелененькой елочки.
- Пись-пись-пись, ёлочка, зажгись! - вставил Юрка Малинин.
- А ты не привыкла? - спросил я Соню.
- Мне никто никогда не устраивал ёлку, - ответила она. - И вообще я считаю, что Новый год - это просто условная дата. Даже более условная, чем день рождения.
- Хорошо, оставим Новый год в покое, - уступил я. - Но почему во всей школе нет ни одного напечатанного календаря?
- Ну, почему?
- Да потому что у них совсем другое исчисление времени. У них в неделе восемь дней, вы разве не заметили?
- Ты это только что придумал? - спросил Олег.