- Сформулируйте его еще раз - только покороче, пожалуйста.
- Бить, когда пристают и пока не отстанут.
- Но не дольше?
- Не дольше.
Парень посидел, помолчал.
- Как полагаете, Гольцов, вы одаренный человек?
Такого вопроса я, естественно, не ожидал.
- Нормальный, - ответил я и пожал плечами.
- Я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет?
Я покачал головой:
- Нет.
Иванов удовлетворенно откинулся к спинке стула.
- А почему нет?
Во пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать.
- Мне кажется, я способный, - промямлил я и покраснел.
- К чему? - вежливо поинтересовался Иванов.
- Ну… учиться способный.
- Этого маловато, - огорчился парень.
Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить.
- У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, - участливо глядя на меня, сказал Иванов.
Я молчал.
- Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чем основана ваша уверенность?
- В длину неплохо прыгаю, - брякнул я совершенно невпопад.
- Спорт нас не волнует, - нахмурившись, сказал Иванов. - Слабосильных - подтягиваем. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться главному. Вопрос: что в вас главное?
Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей.
- Неужели ничего главного? - настаивал Иванов. - Не верю. По ночам хорошо спите?
- Когда как.
- А если не спите, чт¥ вам спать не дает?
- Маму жалко, - с запинкой сказал я. - Мама у меня…
Иванов не пожелал вдаваться в подробности.
- Понятно, - проговорил он. - Ну, а что бы вы для нее сделали, если бы могли?
- Чтобы она жизни радовалась, не плакала.
Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается.
Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни.
- А как это сделать? - не унимался Иванов.
- Надо ей доказывать, что всё будет хорошо…
- Словами доказывать?…
- Нет, не словами.
- А как?
Я молчал.
- Ну, добро, - Иванов заметно повеселел. - И что же, получается?
- Не очень.
- А хотелось бы?
Я не ответил. Не люблю говорить лишние слова.
- Ну что ж, - сказал Иванов, - мы на верном пути, Алексей. Просто вы подавлены своими неуспехами и плохо прислушиваетесь к себе. Вы, несомненно, одаренный человек…
Меня бросило в жар.
- …но природы своей одаренности не сознаёте. Мы вам в этом поможем. Пишите заявление. Да не волнуйтесь, вы приняты.
Должно быть, на моем лице было сомнение, потому что Иванов засмеялся.
- Между прочим, я директор школы, и мое слово - это уже решение. Вот образец: "Прошу зачислить меня в состав учащихся Чулпанской спецшколы для одаренных переростков". Дата, подпись.
- А где это - Чулпан? - спросил я, взявшись за ручку.
- В Западной Сибири. Еще вопросы есть?
Я осмелел:
- Есть. Почему "Инкубатор"?
- Раньше на месте нашей школы была птицефабрика, местные жители называли ее инкубатором. Несколько лет назад там был лесной пожар, фабрика сгорела, а название осталось. Я думал, вы спросите, почему "Школа переростков". Вас это не задевает?
- Вообще-то неприятно, - признался я.
- А смотреть правде в глаза всегда неприятно. Вы же переросток? Несомненно. В ваши годы надо учиться в десятом классе. Уж раз вы нам позвонили, вы понимаете это и не считаете тяжким оскорблением. Не так ли?
Я должен был признать, что это так.
- Вот то-то и оно. Вы удивитесь, узнав, как мало у нас учеников. Никто не хочет признавать себя переростком. Сидит за партой этакий дылда и не страдает от этого, скорее склонен всех остальных считать недоростками. Столько в нем чванства, наглости, самоуверенности… да просто хамства. Значит, не умен. Нам такие не нужны, и не идут к нам такие. Понятно?
7
Я влетел в мамину комнату полоумный от радости.
Перепрыгнув через стул, кувыркнулся. Плюхнулся на пол.
- Приняли, мама! Приняли! - завопил я что было мочи.
- Тихо ты! - замахала на меня руками мама. - Соседей перепугаешь.
- Мама, меня приняли в спецшколу! - повторил я шепотом. - Приняли безо всякого.
Мама села на стул, сложила руки на коленях.
- Ну что ж, сыночек, это хорошо, - сказала она и заморгала глазами. - Я всегда знала, что ты у меня умница.
- Только уговор: не плакать сегодня, - сказал я строго, всё еще сидя на полу. - Завтра будешь плакать, когда улечу.
Мама растерялась:
- Улетишь? Значит, так далеко?
- В Западной Сибири, мама! Город Чулпан. Живописные места, отличная рыбалка. Грибы, ягоды, лодочные походы по озерам!
Ни о чем об этом у нас с Ивановым не было разговора. Я выдумывал на ходу.
- Господи, на самолете лететь, страсти какие! - причитала мама. - А во сколько самолет?
- В семь утра. Выезжать надо в пять.
- Так автобусы в такую рань еще не ходят! На чем же мы с тобой поедем?
- Не мы с тобой, а я один. Школа пришлет за мной машину.
- Еще что выдумал: один! - сказала мама и все-таки не выдержала, заплакала. - Вещи собирать надо…
- Никаких вещей, мама! Всё там будет. Униформа, спецодежда, - всё бесплатное. Меня предупредили, чтобы не было большого багажа. Только самое любимое. Вот - вельветовые брюки надену, куртку стёганую возьму. Пару книг, зубную щетку, полотенце. Кеды. И всё!
- А теплое? - ужаснулась мама. - Ведь Сибирь же! А зимнее?
- Ну мама, как ты не понимаешь? Самолетом лечу, потом вертолетом… - Это была правда. - Только самое необходимое. Там целый научный городок, свое телевидение…
- Сыночек, миленький, не пущу! - в голос заплакала мама.
Я вскочил, обнял ее за плечи, начал утешать:
- Ну, ну, мама… Ну, ну… Всё хорошо… Всё очень хорошо.
Мама притихла и слушала меня, изредка всхлипывая.
- Нам с тобой повезло, - набираясь уверенности, говорил я. - Мне сказали, что я у тебя одаренный. Мне совершенно необходимо учиться в этой школе. Я буду писать тебе письма раз в неделю… нет, два раза в неделю, а хочешь - каждый день. Хочешь, каждый день?
- Сфотографируйся там… в спецодежде, - сквозь слёзы сказала мама. - Я отцу покажу…
8
Всю ночь мы не спали: укладывали вещи в сумку, вынимали, спорили.
Мама хотела, чтобы я взял валенки.
Я отбивался как мог, но наконец сдался - чтобы её успокоить.
Взамен я выторговал у мамы согласие не провожать меня до аэропорта. Пришлось сочинить, что школьная "волга" будет заполнена до отказа.
Под утро, часов около пяти, мы присели - на дорожку.
- Это ж надо, - сказала мама почти спокойно (навязав мне валенки, она очень повеселела). - Еще вчера мы ничего с тобой такого и не думали… А если бы ты не прочитал это объявление?
- Я не мог его не прочитать, - сказал я уверенно.
Мы поднялись.
- Билет! - вскрикнула мама. - Билет не забыл?
Новенький красивый авиационный билет лежал у меня в нагрудном кармане.
- Даже проезд оплатили, - тихо сказала мама. - Добрые люди. А школьные бумаги я тебе, вышлю, ты не бойся.
Я и не боялся. Глаза б мои их не видели, этих школьных бумаг!
9
Первый раз в жизни я летел на самолете.
То ли из-за бессонной ночи, то ли просто от волнения, но у меня всё плыло перед глазами, мерцало и зыбилось. Как в стереокино, когда вертишься на стуле и не можешь найти свою точку.
Помню только, что за Уралом под крылом самолета потянулись грязновато-рыжие, замусоренные красным хворостом снега. Я успел сообразить, что это не хворост, а тайга, зевнул, подумал лениво:
"Ничего себе сентябрь! Прохладно будет в куртке", - и как будто провалился сквозь тонкий лед в темноту сна.
Не помню, как объявили посадку, как приземлились… не помню даже, сколько пассажиров было в самолете и были ли они вообще.
Совершенно неожиданно оказался на борту вертолета. Я сидел за спиной у пилота, без сопровождающих, без попутчиков и, привалившись к окну, смотрел вниз, на тайгу и озера. Снега здесь не было, лес стоял ярко-желтый, озёра (их было множество) синели неправдоподобно и радостно.
Пилот в шлемофоне и кожаной куртке похож был на большую заводную игрушку. Он механически работал руками, лица его мне не было видно.
Душа моя пела: целый вертолет везет меня одного! Наверно, я действительно сверходаренный. Супервундеркинд!
А может, там готовят космонавтов?
Сомнения грызли, конечно: какой я вундеркинд, если не помню даже признаков делимости на девять, а в шахматы играю хуже всех в классе?
Но вертолет - вот он, грохочет, трясется весь для меня одного!
Тут пилот неуклюже обернулся и показал рукой на окно.
Я приник лицом к толстому стеклу.
Внизу были всё те же желтые лиственницы, похожие на облезлых лисиц. Среди них голубели озера. Одно из них было необычно круглое.
Ну озеро, и что?
И тут сквозь голубую воду я увидел прямоугольные светло-серые корпуса. Теннисный корт, бассейн, пальмы.
Да, возле бассейна, склонившись одна к другой, росло несколько пальм, невозможно было ошибиться.
Пальмы? В Западной Сибири? В вечной мерзлоте?
Вертолет, накренившись, пошел на снижение, и поверхность озера стала выпуклой.
Вздулась, как огромный пузырь.
Это был совершенно прозрачный купол!
Где-то я читал, что под куполом строить нельзя: парниковый эффект, температура будет слишком высокая. Но вот - построили же!
Видела бы мама! Она всё твердила, что я замерзну, непременно замерзну в палатках. Какие палатки? Какие валенки? Тут пальмы растут у бассейна!
Значит, что? Значит, денег не жалеют.
Точно, быть мне космонавтом.
На самом верху купола темнел серый бетонный круг с невысокой фигурной оградой. Вертолет завис над кругом, моторы взревели. Мягкий толчок, еще один. Сели.
Я начал было суетиться, искать дверную ручку, но пилот молча показал рукой наверх: нельзя, пока винт не остановится. И в самом деле, меня бы сдуло с купола, как пушинку.
Наконец - тишина. Пилот повернулся ко мне, подмигнул.
У него было знакомое лицо: похож, наверно, на какого-нибудь киноактера.
Дверь кабины открылась, ворвался холодный ветер с мелкими острыми льдинками.
Я вскинул сумку на плечо, спустился вниз, нетвердо встал на бетонный круг, огляделся.
Отсюда, с макушки купола, видно было пол-России. Вдали на западе темнели горы: может быть, даже Уральские.
Ну, и что дальше?
Я растерянно посмотрел на вертолет. Пилот медлил.
Я оглянулся и в двух шагах увидел широкую каменную лестницу с алюминиевыми перилами (как уличный подземный переход), ведущую вниз.
Я помахал пилоту рукой и начал спускаться.
Внизу была круглая лифтовая площадка со стенами из полупрозрачного голубого пластика. Горели лампы дневного света. Здесь было немного теплее, чем наверху. Что-то гудело: наверное, кондиционер.
Я нажал кнопку и, уже входя в лифт, услышал, как над куполом взревели моторы вертолета. Всё, теперь уж точно приехали.
10
Внизу у лифта меня ждал директор Иванов.
Как он здесь оказался раньше меня - уму непостижимо.
Но я очень обрадовался, когда его увидел.
- Здравствуй, Алексей! - сказал Иванов. - Поздравляю с прибытием.
Я огляделся.
Зеленые газоны, прямые мощенные светлыми плитами дорожки.
Кусты, усыпанные крупными желтыми цветами, деревья, тоже все в цветах, только светло-сиреневых.
За деревьями виднелись невысокие серые и голубые строения.
Легкий теплый ветерок.
В воздухе монотонное жужжание.
Купол над головой был прозрачен, как небо.
- Нравится? - спросил Иванов.
Я кивнул.
- Там общежитие, - показал он рукой. - Жилые комнаты на втором этаже. Столовая - на первом. Твоя комната номер семь. Ключ внутри, на письменном столе. А это - учебный корпус.
И в эту минуту купол над головой потемнел, набежали тучки, хлынул дождь.
То есть дождя-то я не почувствовал, а только увидел, как по склонам купола побежали, широко разливаясь, потоки мелкой воды.
С шорохом проползла ветвистая беззвучная молния, стекло купола ярко засветилось, потом померкло. Землю под ногами встряхнуло: должно быть, молния ударила неподалеку.
- Вот так и живем - на семи ветрах, - весело сказал Иванов. - Ну, ступай. Извини, что я с тобой на ты перешел, у нас в школе так принято. Отдохни с дороги, хочешь - в бассейне окунись. Пообедай. Сегодня ты свободен. Осмотрись, познакомься с ребятами. Ну, а завтра с утра приступим к занятиям. Программа ясна?
- Ясна.
- Тогда пока.
И Иванов скрылся за толстым столбом лифтовой шахты.
11
Мимо пальм, увешанных пудовыми кокосами и желтыми гроздьями фиников, мимо сине-зеленого бассейна с вышкой я пошел к двухэтажному жилому корпусу.
В саду не видно было ни одной живой души.
Я шел и рассматривал желтые колокольчики на кустах. Таких крупных, размером с чайную чашку, цветов я не видел даже в кино. В середине каждого цветка торчал большой кудрявый пестик.
Те сиреневые цветы, что падали с деревьев, были ненамного меньше.
Оглянувшись (не смотрит ли кто) я поднял с дорожки один такой цветочек, у него был одуряющий гиацинтовый аромат.
Странно, подумал я, вокруг должны роиться разные насекомые, иначе кто же всё это хозяйство опыляет?
Только эта мысль мелькнула у меня в голове - как передо мною поперек дорожки пролетела большая стрекоза с длинным тонким ярко-синим телом. Она так озабоченно стрекотала своими прозрачными крыльями и так старательно держала прямой курс, что мне стало спокойнее.
"Что такое, в конце концов? - сказал я себе. - Что ты вибрируешь? Вон, пожалуйста, простое существо летит и радуется жизни, бери с него пример…"
Тут стрекоза сделала зигзаг и зависла в воздухе прямо перед моим лицом, буквально на расстоянии одного метра, как бы изготавливаясь к лобовой атаке.
Это было так неожиданно, что я отступил на шаг и инстинктивно прикрылся локтем.
Но летучая хищница и не думала на меня нападать. Она висела над дорожкой, вылупившись большими зелеными глазами, и как будто преграждала мне путь.
Мне стало стыдно. Я посмотрел направо-налево, не видел ли кто, как я шарахаюсь от насекомых, - и погрозил стрекозе пальцем:
- Вот я тебя, проклятая! Прочь с дороги!
- Страствуй, Алёша! - тихо, но явственно профырчала стрекоза и, метнувшись ввысь, исчезла высоко над деревьями.
Я решил, что мне показалось: голова у меня была какая-то дурная.
По ночам человек должен спать.
Особенно перед дальней дорогой.
12
Вестибюль общежития оказался несоразмерно велик, он занимал чуть ли не половину внутреннего пространства здания.
Окна там были под потолком, на высоте десяти метров. Собственно, даже не окна, а незастекленные прямоугольные дыры. Целый ряд сквозных дыр непонятного назначения, окаймлявший вестибюль с трех сторон.
Я подумал, что из-за этой прихоти строителей в ливень здесь будет по колено воды.
Хотя о чем это я? Какой ливень? Мы же прикрыты куполом. Вряд ли он протекает.
В таких условиях можно обойтись даже без потолка.
Но потолок был, притом аспидно-черный. Правда, весь усыпанный белыми звездами.
Стену напротив входа украшало огромное мозаичное панно: под оранжевыми небесами в буйном вихре кружились косые стаи черных обезьян. Крылья у них были перепончатые, как у летучих мышей.
Я подошел, потрогал стену рукой. Мозаика была из мелких стеклянных бусин, очень приятная на ощупь.
Кроме этого пугающе яркого панно, в вестибюле не было ничего: ни гардероба, ни кресел с диванами, ни даже скамеечек.
Гулкое вокзальное эхо многократно усиливало звук моих одиноких шагов.
Особенно удивил меня пол: не гранитный, не паркетный, не кафельный - просто неровный бетонный пол, весь в мелких цементных крошках.
"Достраивать будут," - сказал я себе и по широкой лестнице поднялся на второй этаж.