Под деревом прятались два индрикотерия. Эти величественные существа были разновидностью безрогих носорогов. Они напоминали мясистых жирафов, и у них были длинные ноги, гибкие шеи и шкура вроде слоновьей. Они были странно изящными в своих медленных движениях, даже при том, что набирали вес в три раза больший, чем африканский слон - и были настолько огромными, что могли не опасаться ничьих угроз. Даже сейчас они вытягивали свои толстые шеи и морды, похожие на лошадиные, чтобы сорвать с дерева напитанные водой листья.
Но они были в опасности. Грязная вода текла по земле, обтекая ноги индрикотериев, как будто и дерево, и индрикотерии вместе стояли прямо в реке.
Наконец, большой пласт грязной почвы оторвался от берега реки, прямо рядом с неглубокими корнями дерева, и без церемонии соскользнул в реку. Один могучий индрикотерий замычал; его большие плоские ступни, похожие на слоновьи, шаркнули по земле, внезапно превратившейся в скользкий и ненадёжный склон - а затем он упал; пятнадцать тонн мяса полетело вниз, его шея изогнулась, а длинный хвост взмахивал в воздухе. Он с громоподобным шумом упал в воду и в одно мгновение исчез, сметённый жадной рекой.
Второй индрикотерий замычал, словно оплакивая потерю. Но он тоже был в опасности, потому что земля продолжала размываться, неустанно испытываемая водой на прочность, поэтому лишившееся спутника животное тяжело побрело прочь, в безопасное место.
Но и само дерево было в опасном положении. Его корни были обнажены внезапной эрозией из-за стремительного наводнения, и ещё сильнее ослаблены, когда река пошла на приступ берега. Ствол один раз скрипнул и задрожал.
А затем послышался треск, похожий на множество выстрелов, и корни ослабли. Дерево стало валиться в сторону воды. Словно плоды, которые стряхнули с ветки, приматы всех размеров падали с дерева и с криками летели в бурную воду.
Странница выла и цеплялась за свою ветку, когда дерево, словно в ночном кошмаре, повалилось в реку целиком.
Первые несколько минут были самыми ужасными.
Близко к берегу реки вода была самой бурной - она разрывалась между быстрым плавным течением и трением с землёй. В этом могучем потоке даже большое дерево манго было похоже на прутик, брошенный в ручей. Оно становилось торчком, скрипело и крутилось. Сначала в воду обрушилась его листва, а потом корни, забитые грязью и камнями, словно когти, протянувшиеся к небу. Странницу кружило и окунало, погружало с головой в мутную коричневую воду, которая прорывалась ей в рот и в нос, а затем её снова выносило на воздух.
Наконец, дерево выплыло из бурной воды вблизи берега и отплыло к середине реки, где его раскачивание и кручение быстро сошли на нет.
Странница застряла под водой. Она взглянула сквозь грязную темноту на мерцающую поверхность, усеянную листьями и прутьями. Её рот и горло уже заливала вода, и её охватила паника. Её крик вырвался наружу с пузырями, она стала продираться сквозь переплетённую сломанную листву, карабкаясь к свету.
Она добралась до поверхности. Свет, шум и льющий дождь заполонили её чувства. Она выбралась из воды и легла на ветку, вытянувшись.
Дерево плыло вниз по реке ветвями вперёд. Его переплетённые разорванные корни торчали вверх, в низкое небо, озаряемое молниями. Странница подняла голову, высматривая вокруг себя других антропоидов. Их было трудно разглядеть сквозь мутный из-за дождя воздух - настолько побитыми и промокшими они были, но она узнала Белокровного, большого самца, который её похитил, пару других самцов - и ещё самку с детёнышем, который каким-то образом удержался на её спине - маленький, мокрый и несчастный комочек шерсти.
Пусть даже она ещё была побита и едва не утонула, но Странница внезапно почувствовала себя лучше. Если бы она осталась одна, это была бы самая невыносимая вещь из всех; присутствие других успокаивало. Но всё равно эти другие не были её семьёй, её стаей.
По поверхности реки плыло много смытой растительности; она собиралась в середине её русла, где вода была глубже всего. Здесь были и другие деревья, и кустарники; некоторые из них этот предшественник Конго нёс по течению уже тысячи километров, из самых разных мест в центре континента. Здесь также были животные. Некоторые из них цеплялись за плывущую листву, как антропоиды. Она видела пару мелькающих робких существ из маленького народца, и даже толстобрюха, сидящего на корточках на стволе орехового дерева. Самка толстобрюха нашла устойчивое место для сидения и дождь её не беспокоил. Она уже вернулась к своей обычной привычке питаться листьями, которые ей было удобно подносить ко рту цепкими руками и ногами.
Но не все животные в этом ужасном собрании попали сюда живыми. Целая семья жирных, похожих на свинью антракотериев утонула целиком, они прицепились к ветвям сломанной пальмы, словно мясистые плоды. И огромный индрикотерий, который был смыт в реку прямо перед падением дерева манго, тоже был здесь - большая туша дрейфовала в воде, изогнутая назад длинная шея болталась, могучие ноги вывихнуты - всего лишь ещё один кусок плавучего мусора, смешанного со всем остальным.
Постепенно, по мере того, как река расширялась, слабое течение собирало эти фрагменты вместе, листва и корни переплетались, и так образовался плот естественного происхождения. Животные глядели друг на друга и на бурлящую реку, а их грубое судно лежало в дрейфе.
Странница видела густой зелёный лес, выросший на мелководных склонах речных берегов, сложенных из источенного эрозией песчаника. Среди деревьев были манго, пальмы, разновидность примитивного банана. Ветви низко свисали над водой, а лианы и лоза вились по переплетённым ярусам леса. Её руки зудели - ей нужна была ветка, на которой можно было бы раскачаться и прыгнуть - так она смогла бы попасть отсюда туда. Но лес был отделён от неё бурлящей водой - и пока растительный плот продолжал своё движение вниз по течению, эти манящие берега отступали всё дальше, а знакомый лес сменялся мангровыми зарослями, которые господствовали в прибрежных областях.
Дождь ещё не закончился. Он даже стал ещё сильнее. Тяжёлые капли падали вниз со свинцового неба. Вода была испещрена кратерами, которые исчезали, едва появившись. Жёсткий белый шум забил её уши, поэтому казалось, будто она потерялась в своего рода огромном водяном пузыре: вода внизу и вокруг неё, и только это сломанное дерево манго, за которое можно зацепиться. Стонущая и продрогшая до костей Странница забилась в ветви манго и свернулась в клубочек: одинокая, ожидающая, чтобы всё это пропало, и чтобы она вернулась в мир, который знала - в мир деревьев, плодов и антропоидов.
Этому, однако, уже никогда не суждено было случиться.
Свирепая буря быстро исчерпала свою ярость. Странница увидела лучики света толщиной в палец, пробивающиеся в её укрытие в листве. Шум дождя пропал, и его заменил устрашающе мягкий плеск воды.
Она вылезла из ветвей и забралась на вершину дерева. Солнце светило ярко, словно воздух очистился, и она почувствовала, как тепло глубоко проникло в её шерсть, быстро высушив её. Одно мгновение она наслаждалась теплом и сухостью.
Но здесь совсем не было леса: только это упавшее дерево и прицепившаяся к нему группа сломанных товарищей по несчастью, дрейфующих по серо-коричневому зеркалу воды. Даже речных берегов совсем не было. С трёх сторон дерева всем, что она могла увидеть, была вода, до самой линии горизонта, резко очерченной, словно прорезанной ножом. Но, оглянувшись в направлении, противоположном направлению дрейфа плота, она различила землю: полосу зелёного и бурого цвета, тянущуюся вдоль горизонта на востоке.
Полосу, которая отступала вдаль.
Течение вынесло плот из мусора в море, в расширяющуюся Атлантику - антропоидов, толстобрюха, маленький народец и всех остальных.
II
Когда миновали дни Нота, геометрия беспокойного мира продолжила эволюционировать и продолжила оказывать влияние на судьбы несчастных живых существ, которые дрейфовали на континентальных плотах.
Две больших трещины, которые обрекли на гибель древнюю Пангею - море Тетис с востока на запад и Атлантический океан с севера на юг - закрывалась и открывалась, соответственно. Африка претерпевала медленное столкновение с Европой. Тем временем Индия дрейфовала на север, чтобы врезаться в Азию, и вверх поднялись Гималаи. Но сразу после того, как родились молодые горы, свою работу начали дождь и ледники, долбя их и подвергая эрозии, смывая горы обратно в море: на этой бурной планете камень тёк, словно вода, а горные цепи вздымались и опадали, словно во сне. Но по мере смыкания континентов райское течение Тетиса было обречено, хотя фрагменты усыхающего океана сохранятся как Чёрное, Каспийское и Аральское моря, и как Средиземное море на западе.
Когда Тетис умер, началась великая засуха, охватившая своим поясом весь мир. Когда-то в Сахаре росли мангровые леса. Теперь вдоль древнего следа Тетиса протянулся огромный пояс полупустынь, поросших низкорослым кустарником - через Северную Америку, южную Евразию и северную Африку.
Тем временем огромный сухопутный мост, который закрывал северную Атлантику и протягивался из Северной Америки в северную Европу через Гренландию и Британские острова, распадался, и Атлантика соединилась с Северным Ледовитым океаном. Древний океанский пролив с востока на запад закрывался, но одновременно открывался новый проход - с юга на север.
При этом менялись океанические течения.
Океаны были огромными вместилищами энергии - беспокойной, непостоянной, подвижной. И все океаны были пронизаны течениями, великими невидимыми реками, подобными Нилу, которые затмевали своим величием любую реку на суше. Потоки приводились в движение теплом Солнца и вращением Земли; самые верхние несколько метров океанской воды хранили в себе столько же энергии, сколько её было во всей атмосфере.
Теперь огромные экваториальные течения, которые некогда несли свои воды по поясу Тетиса, прервались. Но уже возникли большие потоки, которые господствовали в расширяющейся Атлантике: тёк предшественник Гольфстрима, могучая река шириной шестьдесят километров, устремившаяся с юга на север с силой трёхсот Амазонок.
Но эти изменения в характере движения водных масс перестраивали климат планеты. Пока экваториальные течения способствовали нагреву, межполюсные течения между севером и югом вызвали обширное охлаждение.
Усугубляя ситуацию, Антарктида обосновалась на южном полюсе Земли. Начал образовываться её мощный ледяной покров - впервые за двести миллионов лет. Обширные холодные циркумполярные течения, образовавшиеся в южных морях, питали крупные течения в Атлантике, направленные на север.
Эти изменения были критическими: они стали началом сильного похолодания планетарных масштабов. Кривая на графике температур резко пошла вниз; эта тенденция сохранится до времени существования человека и явно продолжится далее.
По всей планете старые климатические пояса сдвигались к экватору. Тропические типы растительности выжили только в экваториальных широтах. На севере возник новый вид экологии - леса умеренного климата, состоящие из смеси хвойных и лиственных деревьев. Они захватили обширные пространства северных земель, протянувшись по Северной Америке, Европе и Азии от тропиков до Арктики.
Этот климатический коллапс вызвал новое вымирание, которое палеобиологи позже назовут Великим переломом. Оно было событием из многих эпизодов, растянутым во времени. В океане популяция планктона гибла несколько раз подряд. Исчезло много видов брюхоногих и двустворчатых моллюсков.
А на суше после тридцати миллионов лет успешной жизни в комфорте млекопитающие пострадали от первого в их истории массового вымирания. История млекопитающих оказалась разделена на две части. Экзотические фаунистические собрания времён Нота исчезли окончательно. Но начали эволюционировать новые крупные травоядные с очень прочными гребенчатыми зубами, способными справляться с новой, более грубой растительностью, типичной для сезонных лесов. Ко времени жизни Странницы по африканским равнинам уже бродили первые хоботные, обладающие хорошо развитыми хоботом и бивнями. Хобот, обладающий несравненной мускульной гибкостью, который превосходит в этом лишь щупальце осьминога, использовался, чтобы загружать в рот животного то огромное количество пищи, которое ему требовалось. У этих дейнотериев были короткие хоботы и странного вида бивни, загнутые вниз, которыми они пользовались для обдирания коры с деревьев. Но, в отличие от своих предков меритериев, они выглядели похожими на слонов, а некоторые уже выросли такими же высокими, как африканские слоны более поздних времён.
И это было время успеха для лошадей. Потомки робких существ из лесного мира Нота превратились в разнообразные и многочисленные виды листоядных лесных обитателей - некоторые из них были размером с газель, и с более крепкими зубами, чем у их предков, питавшиеся скорее листвой, чем мягкими плодами - а также в более длинноногих равнинных животных, медленно приспосабливающихся к травяной диете. Теперь у большинства лошадей было по три пальца и на передних, и на задних ногах, но некоторые бегуны, живущие на равнинах, начали утрачивать боковые пальцы и переносили весь свой вес на средние пальцы ног. Но, поскольку площади лесов сокращались, это разнообразие уже снижалось; вскоре многие из лесных видов исчезнут. Разнообразие грызунов также возрастало, появились первые гоферы, бобры, сони и хомяки, очень разнообразные белки, и ещё первые крысы.
Но новые условия не были благосклонны к приматам. Тропические леса, их естественная среда обитания, съёживалась в сторону южных тропиков. Многие семейства приматов вымерли. Питающиеся плодами животные вроде Странницы задержались лишь в тропических лесных районах Африки и Южной Азии, пользуясь круглогодично существующим запасом пищи, который по-прежнему обеспечивали эти леса. Ко времени, когда родилась Странница, к северу от тропиков не осталось никаких приматов, а с тех пор, как грызуны добились успеха, в обеих Америках их не осталось вообще: ни одного вида.
Но вскоре эта ситуация должна была измениться.
Море вокруг Странницы было серым, как лист оружейной стали, по нему медленно катились ленивые, словно ртуть, волны. Странница оказалась в крайне трудном для её понимания месте: упрощённое, схематичное двухмерное окружение, постоянное и такое непонятное покачивание вверх-вниз - всё это просто не могло ещё сильнее отличаться от леса.
Она нервничала, лазая по вершинам растительности. Она ожидала, что в любой момент какой-нибудь свирепый воздушный хищник прокусит ей череп. И во время передвижения она могла ощущать, как тяжело покачивается плот под нею, как его составные части поскрипывают в такт медленному дыханию моря. Было такое ощущение, словно всё это могло в любой момент развалиться на части.
Антропоидов всего было шестеро: трое самцов, две самки, в том числе Странница, и детёныш, который всё ещё сонно цеплялся за шерсть своей матери. Они были единственными, кто остался в живых из стаи Белокровного.
Антропоиды сидели в переплетении ветвей, уставившись друг на друга. Настало время выстраивать временную иерархию.
Среди этих двух самок приоритеты были вполне очевидны.
Вторая самка, мать, была крупной особью старше десяти лет. Этот детёныш был у неё четвёртым и, хотя она не могла этого знать, на данный момент её единственным потомком, остававшимся в живых. Её самой заметной особенностью была "заплатка" без шерсти - след шрама на одном плече, где она однажды получила ожог во время лесного пожара. Детёныш, цепляющийся за грудь Заплатки, был крохотным, мелким даже для своего возраста - просто щепотка шерсти. Заплатка, мать, пренебрежительно изучала Странницу. Странница была маленькой, молодой и незнакомой, даже не отдалённым родственником. И, как кормящая мать, Заплатка всегда имела бы приоритет. Поэтому она повернулась к Страннице своей широкой спиной и стала гладить своего младенца Щепотку.
Странница знала, что ей следовало делать. Она пробежала по веткам к Заплатке, запустила свои пальцы в её шерсть, которая была ещё мокрой, и стала расчёсывать спутанные волосы и выбирать частички мусора. Добравшись пальцами до кожи Заплатки, она нащупала узловатые мускулы и места, которые заставляли Заплатку вздрагивать, когда до них дотрагивались.
Пока сильные пальцы Странницы продолжали работать, Заплатка постепенно расслабилась. Заплатка, как и все они, была подавлена тем, что её так резко вырвали из леса, и испытывала стресс из-за того, что внезапно оказалась в этой странной пустоте и потеряла свою семью. И словно благодаря волшебству чужого прикосновения она на мгновение смогла забыть, где оказалась. Даже Щепотка, её детёныш, похоже, успокоилась благодаря контакту между этими двумя самками.
Саму Странницу успокоили простые повторяющиеся движения при обыскивании и хрупкая социальная связь, которая формировалась между ней и Заплаткой.
Переговоры самцов проходили более драматично.
Белокровный столкнулся с двумя более молодыми самцами, которые в жизни были братьями. Один обладал своеобразным хохолком белоснежных волос, который торчал вокруг его глаз, придавая ему вечно удивлённое выражение лица, а у другого была привычка использовать левую руку чаще, чем правую, причём настолько, что на левой стороне его тела мускулы были развиты намного сильнее, чем на правой, словно у теннисиста-левши.
И Хохолок, и Левый были мельче и слабее, чем Белокровный, и, будучи моложе, не оспаривали его положение, пока были в лесу. Но сейчас Белокровный потерял всех своих союзников, и эти двое, действуя вместе, смогли бы нанести ему поражение.
Поэтому он без колебаний начал демонстрации. Он стоял вертикально, сотрясаясь всем телом, вопил и визжал, швырял горсти листьев. Затем он повернулся задом, раздвинул ягодицы и испустил струю помёта сквозь мокрую шерсть.
Левого удалось запугать сразу же. Он отпрянул и сжался, обхватив себя руками.
Хохолок оказался более стойким к угрозам, ответив на демонстрации Белокровного собственной визгливой истерикой. Но Белокровный превосходил его размерами, и без поддержки своего брата он не мог надеяться превзойти старого самца. Когда Белокровный ударил его по голове и по шее, Хохолок быстро отступил, упал на спину и распростёр руки и ноги, как детёныш, показывая своё подчинение. Всё это временно прекратилось, когда Белокровный сделал неосторожный шаг, и его нога провалилась сквозь листву в холодную воду. Он взвизгнул, отдёрнул ногу и сел подавленный, поджав ноги.
Но он уже сделал достаточно. Теперь братья приблизились к нему в позах подчинения, держа головы склонёнными. Краткий момент активного взаимного обыскивания гарантировал укрепление новой иерархии, и три самца начали выбирать друг у друга из шерсти остатки помёта.
Сообщества Нота, складывающиеся по принципу "раз-два, и готово", напоминали уличные банды, которые объединяли исключительно грубая сила и отношения доминирования, когда каждый индивидуум знал лишь немногим больше, чем собственное место в иерархии. Но к настоящему времени преимущества социальной жизни привели к появлению в сообществах приматов причудливой сложности и дали толчок к развитию новых типов мышления.