- На все этой дурацкой планете мало таких, кто продержится в Чаше так долго, как мы, и так хорошо, как мы. Нам есть, чем гордиться, ты понимаешь, козья твоя башка? Пусть ОНИ нас считают уличной мелюзгой, клоунами, подопытными мышами, в конце концов… Так ведь не считают. То есть - мало ли что говорят. Ты на них погляди - слетаются, как мухи на мёд. Им же завидно, чудо ты…
- А вы?
- А нам наплевать на этих, - кивок, невольно перенятый у Мираха, и Альхели понимает - сейчас-то он сказал самую глубинную правду. Потому что уважение того же Регора, не говоря о Мирахе, твари такой, куда важнее, чем все эти типы в костюмчиках, все эти горошины, вкусная пища и даже - чем собственная жизнь. Лучше лишиться ее, чем уважения тех, кто говорит со Сверчком на одном языке.
- Вот так, лопоухий, - грустно говорит Альхели, отвечая уже собственным мыслям. А новичок кивает, будто что понял.
- Ну и подыхайте, если лень задницу поднять и выбраться отсюда! Большего не заслуживаете! - сквозь зубы бросил Шеат.
- Да ты перед кем разоряешься? - поднялся Регор. - Перед нами, что ли? А то мы, бедные, новички, мать твою!
Относительно размеренная жизнь дала трещину.
- Они готовят побег. Меня подбивали, - сказал Эниф.
- Да пусть бегут. Жалко, что ли?
- А может их… ммм… если до того, как они соберутся, кто-то с ними в Чашу пойдет - опасно же, Мирах!
- Да не, все нормально. Они ж не идиоты. Хотят жить - будут паиньками. А потом… пусть хоть на луну сваливают.
Эниф походил кругами:
- Ты не веришь, что отсюда можно сбежать? То есть, совсем никому, никогда?
- Не верю.
Эниф отшагал еще один круг. Спросил, опасаясь получить в зубы:
- А хочешь?
Смуглый подросток поглядел в землю, потом на небо, и сказал угрюмо:
- Кто бы знал…
Значит, побег готовят. Аж два клана заговорщиков в Чаше образовалась - троица, которая все детали предыдущей операции обговаривала, и все остальные, что ходили с довольными лицами вокруг них. И молчали, опасаясь спугнуть.
Как же… не только им развлекать народ, надо, чтобы их самих кто-нибудь развлек.
А побег…
Это Сверчку повезло - мелкая букашка, пронырливая. А тут - даже если с правильного направления не собьешься, попробуй-ка, догадайся, где именно выход - да не наткнись на персонал местный или кого из гостей. Всякий же сообразит, увидев подростка в такой одежде, откуда он взялся.
Безнадежно, одним словом - едва ли не каждый высказался. А ни о чем другом говорить не могли.
- Да ладно вам, - не сдержался Альхели. - Я, новичок, едва не смылся от них… Главное на автостоянку попасть, а там, если руки не крюки…
- Про знаки опознавательные ты забыл - или предпочитаешь не помнить? - зевнул Саиф.
- Опознавательные! Если бы я все-таки уехал на той машине…
- Никуда бы ты не уехал. - Это Мирах вклинился. Как же, опытность свою показать. Сам, небось, ни разу не пробовал - если и пробовал, не получалось… - Даже если ты водитель экстра-класса, что вряд ли. Там же пропускная система мощнейшая, чудик.
- Да? - несколько помрачнел Сверчок.
- А то как же. Думаешь, эти, - надоевший до боли жест, - Стали бы впускать сюда всякую шушеру, подвергая опасности влиятельных лиц? - голосом не своим, передразнивающим, - и, прежним уже:
- Ну и репортеры им не нужны.
- Думаешь, про нас прям не знает никто? - ехидно спросил Альхели. - Такую громадину со штатом обслуги в тайне держать ухитряются?
- Знают. И пишут наверняка. Только если и пишут, так собачки вышколенные - дозволенное…
Нунки сказал, обращаясь к кому-то невидимому:
- Или просто всем все равно…
Новички уговорили Наоса - третьим. Подготовились тщательно. Когда их забирали наверх, постарались вынюхать как можно подробней, где какой поворот, как открываются двери, много ли народу попадается на пути. Шеат умел только смотреть и делать выводы, зато Анка с шутками и прибаутками расспрашивал врачей и служителей - настолько внаглую, что Шеату порой было не по себе. Никто ничего не понял - солнечное нахальство Анки вызывало смех, а не раздражение.
А он сиял новенькой золотой медалькой, хлопая зеленоватыми русалочьими глазами и потирая вздернутый нос с тремя конопушками. Четырнадцать, а ростом не вышел.
- Слушай, мне как-то того… не по себе, - говорил Наос.
- По тестам сюда тех, кто трус отбирают, да? - хмурился Шеат, и мальчишка тут же смолкал.
В кабинет медосмотра обычно заходили по двое - на сей раз трое зашли. Наос держался позади всех, смущенный до крайности - больше, чем испуганный.
- Мальчики, только двое. Один кто-нибудь подождите, - спокойно и строго сказала женщина-врач.
- Простите, мы на секунду, - пробормотал Анка, кивнул Наосу, и тот пододвинулся к двери. Шеат спокойно взял со стола тяжелый маленький глобус, позолоченный, кажется - Наос еще давно присмотрел эту сувенирную вещицу и Шеату рассказал. Вертел, будто рассматривал. Когда женщина-врач отвлеклась на секунду, склонилась к столу - ударил. Метил по затылку, получилось в висок.
Анка проделал то же со второй женщиной - с помощью подставки для аромалампы. И быстро засунул жертве в рот полотенце - сколько поместилось. Поправил - не задохнулась бы.
- Уййй… - испуганно прошептал Наос. Анка тоже выглядел бледно, хоть и решительно двигался.
А одна из врачих оказалась в сознании - видно, Шеат ее слабо стукнул, неумеючи-то.
Она приподняла голову с тихим стоном - но не закричала, зовя на помощь, а сказала совершено спокойно, будто пациенту на медосмотре:
- Зря вы это, ребята.
Шеат нырнул к ней, отодрал кусок пластыря от кольца и заклеил ей рот.
Сигнализации на окнах медкабинета не было - то есть, может она и была, но не днем, когда окно едва ли не нараспашку. Третий этаж - пустяк. Соорудить из простыни веревку, недлинную, правда, надежно ее закрепить - по ней немного спуститься и потом уже прыгать. Главное, быстро - внизу нет никого, а из окон подростков заметят, конечно - лишь бы поймать не успели.
Под ногами - искусственного камня, под ракушечник, - серые! - плиты, нагретые солнцем, едва не дышали. Прижать ладонь к такой плите, пусть щербинки оставят отпечаток на коже - такое все… настоящее.
- Ух ты, - сказал Наос, присаживаясь на корточки возле клумбы. Прямо перед ним, цепляясь лапками за мохнатый цветок, подергивала крыльями бабочка - огромная, черная, с оранжевой каймой по краю каждого крыла.
- Кретин, пошли быстрее! - дернул его за шиворот Шеат, поволок за собой.
Наос подчинился, но вяло - одурел от травы, неба и бабочек. Настоящие же!!
Пробежали подростки немного. Охрана почти сразу показалась из-за угла, и, едва мальчишки метнулись в обратную сторону, нарвались на вторую группку охранников, поменьше. А какая-то женщина в светлом платье стояла поодаль у еще одной клумбы, повернувшись в их сторону - это Шеат заметил, когда, заметавшись, угодил прямо в руки охранников.
Не сдержал стона, прижатый с вывернутыми руками к асфальту.
- Тише вы, это ж не уголовник, - услышал. - Покалечите - не расплатитесь.
Мимо проволокли Наоса.
Анка неожиданно бросился к пожарной лестнице и стал карабкаться по ней с ловкостью обезьянки. Добравшись до балкончика, раскачался на руках и перемахнул на соседний карниз.
Охранники подбежали, когда Анка сидел на карнизе, лихорадочно оглядываясь по сторонам.
- Может быть, слезешь? - крикнул один.
Мальчишка перевел дух. Больше всего он боялся, что его попросту подстрелят - но, похоже, вред ему причинять никто не собирался. Рука кровоточила - распахал-таки ладонь об острый выступ. Слезть отсюда? Но как? Анка рванул майку за край - раз, другой, новая крепкая ткань не поддавалась. Наконец ухитрился оторвать полосу, обмотал руку.
Внизу собрались люди, спорили, как его лучше достать. Прыгать по лестницам и карнизам было рискованно. Анка всмотрелся в пластиковые окна, которые глянцево поблескивали совсем рядом, подтянулся и полез вверх.
Снизу закричали, что он сумасшедший.
Но Анка знал, что делает. Поднялся еще на этаж выше. По крошечному выступу прошел от одного окна к другому, распахнутому, подтянулся, сбив повязку - кровь испачкала безупречно чистый металл; перевалился черед подоконник и скрылся в помещении.
Комната, богато обставленная мебелью черной кожи, оказалась пустой. Анка подошел к двери, повернул ручку - и широко улыбнулся охранникам, как раз подоспевшим:
- Привет!
Против ожиданий Сверчка, беглецов встретили весьма радушно и оживленно. Анка, размахивая забинтованной кистью, с воодушевлением рассказывал обо всех деталях неудавшейся операции. Шеат смущенно и хмуро отмалчивался в уголке. А Наос вернулся на прежнее место, как ни в чем ни бывало, и держался поближе к Шауле на всякий случай - еще попадешь кому-нибудь под горячую руку.
Нелепая выходка новичков сыграла свою роль - над ними посмеялись, но приняли.
- Теперь все зависит от вас, - тихонько предупредил Шедар обоих. - Свою долю внимания вы получили, дальше - заслужите доверие.
* * *
Зеленая вспышка.
Опирался руками о землю, кусал губы, чтобы не кричать. Когда сверху спустилась "клешня", потянулся к ней, как младенец к материнской груди.
Не о травме думал. Облегченно вздохнул, увидев себя одного среди медиков - остальные чисто прошли…
На сей раз к нему склонялся не санитар-горилла, а сухощавый пожилой врач с приятным умным лицом. Осторожно осматривал ногу, ощупывал разбитое колено - почти даже не больно было. Конечно, Сверчку дали пару проглотить таблеток, но все же - будь пальцы врача погрубее, пришлось бы орать, терпеть бы не смог.
- Ничего, это поправим. Но придется полежать здесь. Недели полторы-две… самое меньшее - дней семь.
- Нет, - шепнул. - Пожалуйста, верните меня к нашим…
- Мальчик, ты что, хочешь остаться калекой?
- Нет. Я не хочу здесь, - шептал, подыскивая слова, чтобы донести до них такую простую мысль.
Врач пожал плечами, обратился к помощнику:
- Многие поначалу мечутся, просят вернуть их на волю. Потом впадают в истерику, стоит их оторвать от своих. По-моему, они подсаживаются на Чашу, как на наркотик. Адреналинозависимость, полагаю…
- Нет, - Сверчок замотал головой, пытаясь хоть как-то объяснить, достучаться - может, хоть это они поймут? - Поймите же. Пока я здесь, другие уйдут в Чашу…
- Мальчик, ты все равно исключен из жеребьевки, пока не поправишься. И заказы на тебя делать запрещено, как на любого больного или раненого.
Альхели представил, каково тут было Мираху… что он устроил, чтобы его-таки спустили вниз? Этот может…
Несколько дней - и все провел, полусидя в постели; пробовал читать - сейчас для того, чтобы получить книгу, достаточно было лишь попросить - но думал только о Чаше.
После обеда вошел санитар. Мальчишка головы не повернул, хотя непонятно, чего тот явился - процедуры были или позже, а просто так поболтать - уж кто-кто, но не этот. Да и не общались особо эти врачи с этими пациентами.
- Дружок твой здесь.
Альхели едва не вскочил.
- Тихо, тихо, - удержал его санитар. - Сейчас тебя отведу, только осторожно, не прыгай. Не блоха.
- Это точно, - рассмеялся Альхели-Сверчок.
Белые-белые коридоры. Солнечные пятна на стенах, это солнце протиснулось сквозь жалюзи и осматривается с любопытством. Солнце соскучилось по намертво привязанным к Чаше подросткам… Ни о каком побеге не думал, хотя даже о боли в ноге позабыл.
Белая дверь.
На кровати лежал Нунки, улыбаясь виноватой беспомощной улыбкой. Голова его была перевязана, вторая повязка чуть выше локтя.
- Что с ним? - шепотом спросил Сверчок у санитара.
- Рука - царапина. Завтра повязку снимем. Голова - серьезней. Он третий день здесь.
Санитар вышел, плотно притворив за собой дверь. Альхели присел на краешек кровати Нунки.
- Ты как?
- Ничего… там все здоровы, - он вновь улыбнулся, будто извиняясь. А лицо сероватым было, и бледным-бледным. - Ты только не кричи, - попросил.
Да я и без того тихо, подивился Сверчок.
- Ты с кем шел?
- С Шеатом… он не виноват, мы оказались по разную сторону разлома - я не удержался…
Он вздохнул еле слышно:
- Тяжко тут. Я просился…
Сверчок поднялся, походил по палате. К окну подошел, потрогал глянцевые листья огромного фикуса, погладил один лист, зачем-то собственный палец с цветочной пылью лизнул. Нет вкуса воли - больница… Спросил, не оборачиваясь:
- Нунки, скажи, а как мы будем жить - там, снаружи, после всего?
- Попробовать скопить денег… ведь должна быть возможность. Кое-чему мы тут обучились…
- Ты не понял. Если мы здесь, в лазарете, только и думаем - как там, внизу? Рвемся туда?
- Это как-то совмещается, - кривая усмешка, жалкая. - Хочется на волю… и без них - никак. Может, мы просто все кретины, а?
Разговора не получалось. Там, внизу, с каждым находилось, о чем поболтать. А тут… все фальшиво. Хотя нет. Просто сидеть рядом - честно.
- Снегирек, - позвал тот шепотом.
- Что?
- Ты заговорил сам… Врачи говорят, что мне больше нельзя в Чашу. Что они не сумеют вылечить быстро… что я не смогу больше держать равновесие…
- Вот как. - В иной момент поздравил бы, а сейчас не знал, что сказать. Нунки смотрел на него запавшими, но блестящими глазами:
- Я не хочу уходить, Снегирек. Пока меня никуда не отправили… я буду очень проситься обратно.
- Не стоит. Ты же погибнешь.
- И вы мне "поможете", да? - спросил едва слышно. - Как бесполезному?
- Я - нет. Другие… наверное, могут. Тебе виднее.
- Я все равно вернусь.
- Не вынуждай других быть убийцами, Нунки, - он говорил жестко. - Или самоубийцами. Я не уверен, что до конца тебя понимаю… но я сам заговорил о том, что мы меняемся в этой Чаше. Тебе будет плохо на воле. Может быть, ты, как Сабик… предпочтешь умереть. Но не подставляй других.
Понял, что Нунки плачет - не всхлипывая, просто смотрел в потолок, а по щеке плыла, иначе не скажешь, большая круглая слеза, оставляя блестящую дорожку. По второй, наверное, тоже - не видел, стоя сбоку.
- Ты не сердись, - неловко сказал Альхели. - Но так правильно. Если вернут - чего уж там, а самому - не надо.
Потоптался на месте:
- Я пойду, ладно?
Вышел, притворив за собой дверь. Думал, что, может, больше никогда не увидятся. Выругался бы - но слова на язык не шли. И это - Нунки, недавно готовый на все, чтобы выжить…
Собственная беда показалась мелочью - настолько, что Сверчок притих и терпеливо ждал почти две недели. Когда позволили, стал понемногу сустав разрабатывать, чтобы не появиться перед своими эдакой окаменелостью. И все думал о мальчишке, лежащем за десяток шагов от него. Им еще раз позволили поговорить, но лучше бы не позволяли. Сверчок только взгляд бросил на бледное, но решительное лицо, как потерял желание кого-то в чем-то убеждать. Злился - на себя.
А самое неприятное случилось, когда вернулся - домой… как иначе назвать?
Встретили его тепло - хотя приглядывались весьма явно. В норме ли? Много ли времени пройдет, прежде чем восстановится полностью?
Это ерунда, мальчишка знал - он-то остался прежним.
Увидел, как Риша стоит возле Мираха, что-то говорит ему, и лицо оживленное. И - на короткий миг приникла к "островитянину", кончиком косы провела Мираху по носу. Убежала со смехом.
Риша. Сестренка, которую пытался оберегать с самого первого дня. Ради которой… Стыд испытал. Сперва - за собственную глупость. Защитник, блин. Рыцарь на белом осле! Потом - за собственное бессердечие. Еще не хватало девчонке счет предъявить…
Она сама пришла, села рядышком. Штаны и майка лиловые, за ухо заправлена веточка аспарагуса - девчонки дурачились.
- Сердишься.
- Уже нет, - ответил честно. - А ты… смирилась, - отвернулся, покачал ногой над пропастью.
- Смирилась… Я поначалу просто боялась. Не только его, вообще… А потом… в общем, он нравится мне, Альхели. Я, наверное, даже его люблю.
- Если не уверена, значит, не любишь…
- Тебе-то откуда знать? - очень по-женски сказала она. - Глупо у нас это все… Вот Тайгета любит Гамаля, а он - ее.
- Ой, да оставь ты… - разговаривать на подобную тему было неловко. Сделать, что хочется, с той же Мирой, раз сама рада - завсегда пожалуйста. А разговоры всяческие…
- А ты изменилась, Синеглазка, - грустно сказал Альхели. - Такая домашняя девочка была… ты и сейчас домашняя, правда. Только иначе. Я рад, что ты не стала жестокой.
- Ты тоже изменился, Сверчок.