Покачиваясь, улыбаясь устало непонятно чему, она направилась к выходу вдоль стены - рукой о стену опиралась время от времени, отходя от напряжения не столько физического, сколько нервного.
Шаулы не было, не было и Наширы.
У аппарата стоял тот, смуглый, именем Мирах. Задумчиво постукивал пальцами по блестящей поверхности панели.
- Ты хорошо держишься. Надо же… быстро прошла.
- Спасибо, - робко улыбнулась она. - А где Шаула?
- Где, где, - отозвался, измеряя ее взглядом и сверху, и снизу, и даже изнутри, кажется. - Объяснил, куда ей идти, чтоб не мешала…
Мирах шагнул ближе, и Риша, все еще улыбаясь, посторонилась - но поняла, что он не собирается следовать в зал, и теперь стояла, растерянная, почти прижимаясь спиной к стене. Мирах сделал еще шаг к девчонке, стал прямо перед ней, так близко, что она боялась пошевельнуться. Он был выше на полголовы, может, больше немного, и в синеватом полумраке выглядел резным изображением божка с островов. Чувствовала дыхание - запах мяты и апельсина, это от тех белых шариков, уже знала Риша, при ней такой под щекой катала Нашира. А Мирах смотрел упорно, и рукой провел по груди Риши, слегка сжал ладонь - девчонка оцепенела, уже понимая, чего он хочет, а в пустом зале даже эхо не отражалось от стен - совсем никого.
Но он убрал руку.
- Будешь спать со мной.
- Нет…
- Дура. Помогу выжить.
- Не могу, - всхлипнула Риша, пытаясь отстраниться, не чувствовать тепло его тела.
- Что, противно? - с усмешкой. - Бедная детка!
Подцепил пальцами ее косу, повертел кончик, отбросил, будто мусор.
- Пошли, страдалица.
- Не… не разговаривай со мной так, - прошептала Риша, чувствуя себя ничтожной, раздавленной. Ну, почему она не умеет давать отпор?
- Так это как? Ну, хочешь, я вообще говорить не буду! - он обхватил ее за шею и талию, целовал, разжимая губами губы, не давая кричать - но Риша и не кричала, слишком напуганная. И даже безропотно пошла следом. И даже разделась сама.
И только потом, пристроившись на краю желоба, пытаясь прикрыться хоть косами - заплетенными, распустить волосы не догадалась - расплакалась навзрыд, отчаянно. И все же - тихо, кулак прижимая ко рту, чтобы рыдания заглушить.
Мирах не разозлился. Сел рядом, сказал примирительно:
- Ну, ты чего строишь из себя? Регор нравится больше? Так он в Чаше ради тебя и пальцем не шевельнет. Здоровый бугай… на силу надеется, идиот. Ну? - потянул к себе. Риша дрожала, боясь вырываться.
- Я же… а если - ребенок?
- Думаешь, доживешь? - отозвался цинично. Потом, успокаивающе, пальцами поглаживая ее шею: - Не бойся. Тут никто не залетит. Они, - кивок вверх и вбок, - Не позволят.
Было больно.
- Ну и сама согласилась, - говорила рыжая Нашира чуть свысока. - И нечего реветь. Сама за ним пошла.
Ее никто не трогал - впрочем, и не только ее.
Половина девчонок держалась весьма независимо. Общими же были Шара, красивая тихая Майя, да Мира, которой явно нравилось подобное времяпровождение. А у Тайгеты был Гамаль, и попробовал бы кто навязаться еще - от парочки получили бы нехилый отпор. И кулак у Тайгеты весил потяжелее, чем у Гамаля.
- Мирах еще ничего, он если для себя выбрал, то тебе же лучше. А не хочешь - пошли его подальше, только сама, не жди, что кто-то добрый вступится. Только сама.
Риша только хлюпала носом.
- Но я не могу возражать, он сильнее намного…
- Да ладно, глазки протри? Отбиваться будешь - отстанут. Ну, может, перепадет пару раз, но всерьез лезть не будут. Там, наверху, насилие не очень-то одобряют. Да и в Чаше отыграться за обиду - раз плюнуть. Мальчишки знают, с кем связываться - себе дороже. А ты рот открыла и киваешь, на все согласная.
В Чаше… Что же, сделать какую-то пакость Мираху - там, внизу, когда подойдет их черед? Риша сглотнула судорожно. Разве она сумеет? Нет, никогда. Пусть лучше… руки его, блуждающие по ее коже, и волосы, падающие ей на лицо, когда он опускает голову низко, и запах мятного апельсина - и горячего чистого тела, тяжесть его. И… И это будет еще… он сказал… будет.
Она заплакала снова.
Скучно бывает, сказал Шедар. Почему бы и нет? Только не тогда, когда заход в Чашу. В эти минуты все прилипают к экрану - и те, для кого зрелище организовано, и те, кто на сей раз на заход не попал. Только устроители попались хитрые: показывают не все. Чтобы, значит, пищу для воображения дать… или для ссор, к примеру.
А если трансляции нет - сиди и смотри на небо, пока не вспыхнет в нем звезда рукотворная. Красная вспышка - смертельный исход, зеленая - кто-то ранен. Белая - все прошли чисто. Только не спеши радоваться - зеленая звездочка только то означает, что на момент окончания очередной серии шоу никто не умер. А там, наверху, кто знает, что будет? Искусны врачи, слов нет. И все-таки не всесильны.
Все это рассказывали новичкам. Риша отмалчивалась, а Сверчок подозревал, что над ними просто смеются - если уж все так страшно, почему подростки тутошние не выглядят ни сломленными, ни испуганными?
Да и вообще - кто их разберет… Например, суеверия разные. Верили во что-то свое некоторые, а остальные только посмеивались.
- Все мы дикари в душе, - сказал на это Шедар. А ему Альхели не верить не мог.
Вот, например, Хезе утверждал, что над Чашей живет большая собака, и будто бы отряхивается порой - там, высоко, мокро ведь, когда звездные ливни идут - и тогда роса выпадает повсюду. Регор на это отвечал, что, по его мнению делает собака… Хезе не обижался.
- Собака-то почему? - спрашивал Сверчок, но Хезе лишь плечами пожимал - видел… Чаша - не от мира сего, почему в ней законы земные должны соблюдаться? А собака - это друг, это помощь. Вот она и смотрит сверху, и помогает порой.
В Чаше никогда не было холодно. Теплый климат субтропиков - и регуляция тепла самой котловиной. Так что мальчишки зачастую даже футболок не надевали - разве что к вечеру, когда свежело и снизу поднимался жидкий туман.
Еду на платформе спускали, раз в сутки - вот жмоты, подумал было Сверчок. После первой такой платформы обратно взял собственные мысли. Раз-то он раз… Пластиковые коробки со всяческой снедью - такого в жизни не видел. И подогретое, и холодное… как раз на сутки хватает, а потом сваливаешь все эти коробки на очередную платформу, новую порцию забираешь. Рай, говоря проще.
Только тарелки мыть самим приходилось - ну, девчонки хоть и ворчали, а мыли сразу за всех.
Так вот о еде.
Пища была дорогой. Не тяжелой, и калорийной. Вода - минеральная, соки… Сверчок долго крутил коробку, пытаясь понять, что за диковинные фрукты на ней изображены. Половины так и не понял.
Девчонки, жившие здесь, добровольно брали на себя обязанности хозяек. Некоторые будто старались наверстать то, чего, возможно, никогда не успеют узнать. Только Нашира, насупясь, обосновалась в одиночестве на конце стола и раскладывала по разным кучкам крекеры с забавными мордашками зверей.
Сабик сидел, скрестив ноги, прямо на табурете, и напоминал озабоченно вылизывающего шкурку котенка - он так же старательно облизывал пальцы, липкие и оранжевые от апельсинового сока.
- Сладкоежка, - добродушно сказала Шаула, видя, как он с жадностью разламывает очередной апельсин и запихивает в рот добрую половину долек сразу.
- Хочешь? - тут же откликнулся Сабик.
Альхели вспомнил слово - идиллия. Как это… пастушки на лугу, овечки… опять же, котята. А внизу - котловина, обнесенная металлическим поясом - живая и хищная, живущая отдельной от всей планеты жизнью.
Дурдом.
Тренировками Альхели увлекся всерьез - хотя с аппаратом работать побаивался. В остальном же очень хотелось не хуже других себя показать.
Все были хороши, вдобавок каждый - в чем-то своем. Саиф, к примеру, едва ли не в узел мог завязаться, акробат из него вышел бы превосходный. У Мираха реакция была потрясающая, и вестибулярный аппарат, кажется, отсутствовал вовсе - подросток мог битый час вертеться в колесе вниз головой. Нашира цепкостью отличалась особенной - если ухватится, например, за выступ, фиг отдерешь.
Сверчок чувствовал себя неуверенно с этими подростками. Он-то что умел, если по чести сказать? Бегать весьма неплохо, но несерьезным казалось такое умение. А учиться приходилось всему. И в рукотворную копию Чаши выходить, деваться некуда. О том, что будет и настоящая, как-то не вспоминал. Тем паче пока никого никуда не спускали.
Аппарат позволял работать не более чем троим одновременно.
Подростки жаловались новичку, не на помощь рассчитывая, конечно - просто накипело:
- Вот твари… если б и выпускали только тройками, еще ладно. А так… и без того в Чаше куда тяжелее, так еще и не научишься вчетвером проходить.
Буквы на коже отчаянно зачесались. Альхели ожесточенно зацарапал ногтями кожу, но его ухватила за руку Тайгета:
- Иди, это тебя Чаша зовет.
- А я не пойду, что я, клоун, всяких… чудаков развлекать? - вскинулся Альхели, а Тайгета смотрела понимающе и свысока-иронично. Хотелось вопить и кататься по земле, настолько невыносимым был зуд. Он свернулся в три погибели и зашипел - зуд сменился болью.
- Иди, балда, - склонилась к нему смуглая девушка. - Зачем мучиться?
- Я… не… пойду, - выдавил он, и сел на корточки, уже не думая, как это выглядит со стороны. Казалось, чем плотнее он сожмется, тем слабее станет жгучая боль - но она, подумав немного, вспыхнула с новой силой, заставляя раскручиваться в обратную сторону, выгибаться, едва не касаться затылком пяток.
- Вот ненормальный, - послышался мальчишеский голос, - Ему за опоздание прибавят, если не спустится.
- Поднимай его, - вступил второй голос, кажется, Шедара - Альхели чувствовал, как его оторвали от земли и потащили куда-то, чувствовал, потому что боль начала проходить - осталось неприятное покалывание.
- Ставь, - его, как плюшевую игрушку, водрузили на металлическую плиту. Поддержали, чтоб не упал - Альхели расширенными глазами повел по сторонам, пытаясь сообразить, где находится - и отшатнулся испуганно. Перед ним был обрыв.
- Спускайся, и перестань волноваться, - ободряюще сказал Шедар. - Все хорошо.
- Ннне пойду… - сквозь зубы промычал подросток. Поглядел вниз, будто впервые…
- Иди, - в голосе Шедара появились осуждающие нотки, и Сверчок сделал шаг вперед, на ватных ногах. Он не уверен был, что сумеет спуститься - руки и ноги дрожали; но прутья, огибавшие лестницу, давали надежду.
Тропа под ногами пружинила. Идти было весело - он почти позабыл о страхах, воздух, льющийся в легкие, пьянил не хуже забористого коктейля. Так вот она, Чаша, подумал Альхели, и едва не рассмеялся от удовольствия. Небо розоватое, полосатые облачка плывут быстро-быстро - не плывут, а катаются по небу. Шагах в десяти виднелся небольшой уютный лесок, иллюзорный, естественно - не миновать никак. Конечно, лучше бы туда не заходить, но Альхели помнил советы: Чаша непредсказуема, порой стоять куда опасней, нежели идти. Так что Альхели шагал по зеленой траве, едва не насвистывая песенку. Нет, право же, в этом воздухе что-то было…
"Шагнул - иди вперед. Не пытайся срезать".
Он не успел испугаться, когда земля стала дыбом, и он полетел на сверкающие алмазные пики.
Говорят, вся жизнь проносится в голове перед смертью. Ничего такого не пронеслось, но… То ли Хезе был виноват со своей дурацкой собакой - почему-то ярче всего перед глазами встали осколки бутылок, которые Альхели бросал с крыши.
Пики прошли сквозь тело и распустились цветами вроде подсолнуха.
Альхели поднялся на четвереньки, отчаянно тряся головой. Шуточка, мммать… Состояние эйфории ушло.
- Ну, ладно, - пробормотал подросток, обращаясь к Чаше.
Когда над головой загорелось небо - белая вспышка - не сразу понял, что все закончилось. А вот, пожалуйста - снова нет ничего вокруг, даже тропы нет, поле - только то ли дерн, то ли глина, и дымка белесая, куполом. И сверху спускается огромная металлическая клешня, мягкая изнутри. Альхели на ватных ногах делает шаг - и клешня смыкается вокруг него, взмывает в небо.
Его не сразу вернули к своим - сначала доставили на круглую металлическую площадку, и очкастый врач замерял пульс, ощупывал, проверял что-то ему одному интересное. Потом Сверчка вели галереей, спустили на лифте в знакомый уже коридор - в день приезда вели как раз по нему - и на платформе отправили к стайке подростков.
Только увидев знакомые лица, на которых и любопытство было, и насмешка, и сочувствие, немного пришел в себя.
- Долго ты шел, - сказал Эниф.
- Сколько? - выдохнул, радуясь, что голос вроде не очень дрожит.
- Полтора часа. Там, на экране, счетчик… больше двух часов не держат, спускают "краба". Разве что большая группа идет.
И прибавил завистливо:
- Эх, повезло. Тебе сплошь иллюзии подсовывали, легко отделался! Такой доброй Чаша бывает нечасто. - И прибавил чуть осуждающе: - Только смотри, не больно-то расслабляйся. А то подумаешь - мол, ерунда какая, легко пройду…
- Ты жив! - кинулась ему на шею Риша, когда остальные расступились, любопытство удовлетворив. Прямо так и кинулась, обняла. Дрожит вся. Неловко стало - при всех, будто жена мужа из боя встречает. А было-то… ну, в целом, не так уж страшно. Зря пугали.
- Ладно тебе, - сказал грубовато, и отстранился. Но подмигнул Рише - порядок!
Жить тут оказалось вполне себе можно. Распорядок нехитрый - в общем, какого хочешь, такого и придерживаешься, но за долгое время выработался определенный. Альхели быстро подстроился. Подъем примерно в одно время, душ, еда, потом болтовня разная, потом тренажеры. Ну, так и летит время до вечера. Раз в сутки можно было поболтать со служителями, которые еду привозили - спускались разные, то разговорчивые, то не очень. Три дня прошло - особо скучать не приходилось.
Вполне себе приятным житье оказалось.
Только Мирах распоряжался Ришей, как собственностью - нет, он не гонял ее на "подай-принеси", но постоянно подчеркивал - это моё. Притягивал к себе, когда вздумается, да еще фразочки выдавал, вроде "поучись у Миры, она-то умеет"… понятно, о чем. Девчонка молчала, и глаза ее каждый раз наливались слезами - она отворачивалась, и порой даже улыбаться пыталась, глядя при этом в пол.
Альхели видел, что происходит, но изнывал от бессилья. Рядом постоянно пасся кто-то здоровый… Альхели пока не мог драться с ними. Но, в очередной раз увидев поспешно идущую сторонкой Ришу, кинулся к ней:
- Ты плакала?
- Нет, - поспешно сказала она, отводя красные глаза.
- Ты… эта сволочь… ты же лучше всех! - не выдержал он, и рванулся напрямую к Мираху, который только что вышел из своего "логова" и стоял, щурясь на солнце, словно голодный кот.
- …!!! - выкрикнул Альхели, набрасываясь на него. Мирах видел, как тот несется, но то ли не ожидал, что новичок посмеет в самом деле напасть, то ли реакция его после полученного удовольствия была замедленной. Альхели кулаком въехал ему в лицо, разбив бровь. Больше ни одного его удара не достигло цели - а сам он вскорости валялся под ногами сразу нескольких, и все еще пытался подняться, готовый убить любого - если сумеет. Подростки накинулись на него, как голодные звереныши на добычу, и Альхели, пытаясь из подступающей черноты достать хоть кого-то, слышал крик Мираха, который разгонял не в меру ретивых помощников.
"Я все равно тебя пришибу", - подумал Альхели, и провалился в ничто.
Раньше, чем толком пришел в сознание, он почувствовал холодное у себя на лбу и веках. Попытался поднять руку и скинуть это - но тело отозвалось неподъемной болью. Его стон услышал кто-то, находящийся рядом - мокрая тряпка была поспешно снята с лица. Альхели открыл глаза. Подле него сидел маленький Наос и улыбался застенчивой, заискивающей полуулыбкой.
- Вот ты и очнулся, - радостно сказал он. Альхели поморщился. В голове работали пьяные прессовальные машины… пьяные - потому что они все время промахивались. И гудели.
- Мирах…
- А что он? Бровь ты ему разбил. А чего полез-то? - скороговоркой зачастил Наос. - Он драться умеет не хуже Регора, даже лучше, тот неповоротливый.
- Ты… доктор нашелся, - не сдержал стона, - А сам-то - тоже кинулся бить?
- Не… Ты еще всем чужой, а полез. Зачем сунулся?
- Надо было…
- Зря. Они могут и сами сцепиться, если что, а когда кто-то со стороны лезет… Но ничего, сойдешься. Чаша здорово всех меняет…
Он погрустнел немного, спросил:
- Нравится тебе тут?
- Ну ты даешь, - рассмеялся Сверчок, несмотря на боль. - Валяюсь с разбитой рожей - а он спрашивает… Но, в общем, не знаю пока. Мне особо идти некуда.
- А я домой хочу, - сказал Наос. - У меня родителей не было, только бабка. Она вредная была, но ничего. Сейчас думаю - совсем ничего. Все свечки жгла и крестом вышивала, красиво. Книги старинные собирала. Говорила - не воруй. А мне то пожрать чего особенного хотелось, то просто чего-нибудь яркого… Может, меня за это и наказали, забрали сюда. А что, у всех есть, а у меня нету? - задумался.
Альхели было очень больно, очень горько, и он с радостью оборвал бы эти неуместные излияния. Но плохо двигалась челюсть, и немного неловко было - все же о нем позаботился этот малыш… А Наос мечтательно продолжал:
- У нас занавески на окне были, знаешь, такие, с бабочками. Старые. Я все говорил - сними ты, блин, эту рухлядь… А бабка бесилась, будто какое сокровище…
- Тебе сколько, скажи пожалуйста? - от боли в голове Альхели стал чрезвычайно вежливым. То есть хотел съязвить, но не получалось, как-то само собой сбивался на тон благовоспитанного пай-мальчика.
- Двенадцать было, когда привезли - меня единственного взяли так рано, - добавил с гордостью. - Сейчас тринадцать, наверное. Я тут четвертый месяц примерно.
- У вас, как в каменном веке, да? Или настолько все счастливы, что и часов не наблюдаете? - блин, до чего же мерзко… голову оторвать бы да положить рядом. И губа саднит - ладно хоть зубы целы.
- Почему же каменном? - оскорбился мальчишка. - Можно и каждый день считать, хоть календарь себе заведи и отмечай… а зачем? Сам поймешь, когда пора будет - наружу… если дотянешь, - вздохнул. Прибавил по-детски, будто о фантиках говорил:
- Я иногда хочу умереть. А потом вдруг - страшно. А Мирах - надежный, он просто так не бросит, и не подставит.
- Сволочь твой Мирах. Такую девчонку…
- Риша-то? - округлил брови Наос. - Да ладно. Регор, что ли, лучше? Или Саиф? Чего она, ревет, что ли? Так они все поначалу ревут… ну, многие.
- Балда, - с досадой сказал Альхели, видя прекрасно полное отсутствие опыта у самого Наоса. - Повторяешь, как попугай…
Риша подкараулила его на выходе из душевой - даже застесняться забыла, хоть мальчишка стоял перед ней в мокрых плавках, и сам еще вытереться не успел. Глаза у нее - синие-синие, перепуганные, едва не на лоб лезут.
- Сверчок, я слышала… Мирах сказал - если он будет так себя вести, сдохнет не позже чем через месяц. Так они это - всерьез? Перед своими-то им зачем притворяться?