Затем на краю поляны был аккуратно срезан и снят зеленый дерн, вырыта глубокая яма, в которую побросали трупы мертвых вудуистов, предметы их зловещих ритуалов, щедро полили бензином и подожгли. Все время, пока тела превращались в пепел, из ямы раздавались жуткие крики. Тогда кто-то из полицейских бросил в яму с огнем сначала одну, потом вторую гранату. Вслед за этим туда полетели десятки гранат, и лишь после того, как тела разорвало на части, крики утихли. Но через некоторое время из ямы вдруг поднялся клуб особенно черного дыма, который принял форму какой-то фигуры, быстро унесшейся в лес.
Когда все сгорело, яму закопали, сверху аккуратно уложили ранее снятый дерн.
С подъхавшей машины сгрузили огромный каменный валун, который водрузили прямо на середину коллективной могилы вудуистов.
После этого, здесь же, Люмьер, построив всех участников в шеренгу, подходил к каждому и брал именем Христа клятву, что все происшедшее останется навечно лишь их тайной.
Никто не знал, что все это видел Туси Кхрна, который случайно перед расстрелом отошел в лес, чтобы справить малую нужду, и, стоя за деревом, увидел крадущихся полицейских.
Он упал на землю и замер. Он увидел все. А его так никто и не заметил, как и то обстоятельство, что именно в сторону Туси улетел дух из пламени, который не исчез в лесу, а слился воедино с единственным оставшимся в живых жрецом вуду.
Когда поляна опустела, Туси Кхрна дождался рассвета, потом украдкой, таясь от всех, добрался до порта и незаметно для экипажа сел на ближайший отправляющийся из Лионгардена океанский грузовой корабль.
Когда его обнаружили, то решили использовать в качестве палубного матроса – не выбрасывать же зайца за борт…
Судно шло через Средиземное море и Суэцкий канал в Индонезию.
Так Туси Кхрна оказался в маленьком городке Робертсвиле, на архипелаге Того-Паго, и лишь здесь постепенно почувствовал себя в безопасности.
Но вот во сне иногда он вновь переживал видение горящих в яме, корчащихся и кричавших тел, и тогда, проснувшись, весь день ходил, пригибаясь и прячась от всех…
Но уже через день забывал о своих страхах.
Важного гостя принимал Павел Абрамович Осиновский в своем кабинете в лондонском офисе.
Он вылетел в Лондон сразу же после встречи с Монасюком. Причиной послужил звонок из Москвы.
Давний сторонник Осиновского, волей случая оказавшийся в кремлевской администрации, причем рядом с президентом России и в немалой должности, позвонил Павлу Абрамовичу и потребовал немедленной встречи.
Карл Иванович Лициус, эстонец по национальности, но россиянин по гражданству, занимался в администрации президента России иностранными делами.
Сам по себе звонок от него был событием чрезвычайным – Карл Иванович был очень осторожным человеком, встречались они с Осиновским лишь один раз в год, когда Лициус с семьей уезжал в отпуск отдохнуть на исторической родине – в Эстонии, куда приезжал в это время и Осиновский. А уж звонил Карл Иванович Осиновскому всего раза три за последние несколько лет.
На всякий случай Паша не поехал в аэропорт сам, а послал встретить Лициуса своего помощника с самой обыденной фамилией – Иванов. Звали Иванова – Петр Иванович, так что это был наиболее русский из всех приближенных к российскому олигарху Осиновскому.
Посылая Иванова встретить Карла Ивановича, Осиновский ничем не рисковал. Петр хотя и был его ближайшим помощником, но всегда был в тени – оставался почти никому неизвестным. Дело в том, что использовал его Паша лишь для самых секретных своих дел, причем чаще всего, что называется – дурнопахнущих.
Пока Лициуса везли из аэропорта, Осиновский не находил себе места – интуиция подсказывала ему, что случилось нечто настолько важное и неординарное, что он буквально чувствовал, как говорит в России – "задним местом" беду.
И, как всегда, не ошибся.
– Павел, – чуть ли не прямо с порога взволнованно заговорил эстонец. – Беда, Павел, беда!
Он говорил по-русски чисто, совершенно без акцента.
Осиновский прервал его, усадил в кресло, приказал подать кофе, а сам сел напротив. Он уже был готов выслушать любое, пусть и самое неприятное, известие. Но то, что поведал ему Карл Иванович Лициус, он предвидеть ну никак не мог.
В недрах администрации президента и близких к ним правительственных кругах был разработан, согласован со всеми и вчера лег на стол президента для подписи чрезвычайный указ. В соответствии с ним всем спецслужбам не просто рекомендовалось или поручалось, а строго ПРЕДПИСЫВАЛОСЬ начать отлов всех спрятавшихся за границей крупных олигархов, и, как говорилось в указе, "используя все необходимые средства", ОБЕСПЕЧИТЬ добровольный перевод банковских вкладов и вообще всех активов в Россию. Денежных средств – на открытые для этих целей в Центробанке России специальные счета, а активов и вообще ценных бумаг – в создаваемый на основании данного указа новый отдел Министерства экономики.
После "добровольной передачи государству" своих богатств сами олигархи в сопровождении работников Службы внешней разведки возвращаются на родину, где добровольно "отдают себя в руки закона",
– Так что, Павел, вас не только обчистят, но и после этого, уже нищих, осудят за воровство, неуплату налогов, ну, и еще за что-нибудь – прокуроры найдут, что предъявить!
С сочувствием глядя на побелевшего от злости Осиновского, Лициус добавил:
– Правда, сроки наказания вам собираются определять небольшие – не более пяти лет. И, поговаривают, колонию для вас особую выделят. Вроде "красной" зоны для работников правоохранительных органов, чтобы уберечь от издевательств уголовников…
Осиновский молчал. Он буквально задохнулся от негодования.
– Ты понимаешь, Паша, почему я срочно прилетел в Лондон. По телефону об этом говорить было нельзя. Думай, что делать, лично я ума не приложу, что тебе посоветовать… Извини, – Лициус встал и вышел.
Уже через два часа он сидел в салоне самолета, летящего из Лондона в Москву.
Анатолий Васильевич Монасюк, слушая пояснения директора Женевского национального банка, тут же, на месте, просматривал переводимые для него на русский язык документы.
Как следовало из них, два крупных вкладчика банка, господа Гилмори Бейтс и Сейдзе Сото открыли специальные счета, на которых находилось по одному миллиарду евро. Эти счета передавались в доверительное пользование господина Анатолия Монасюка.
Аналогичный счет с суммой в один миллион евро открыл господин Осиновский.
Анатолий Васильевич, про себя понимающе хмыкая, читал документы, подтвержденные юристами банка и заверенные нотариусами.
В соседней комнате его дожидался переводчик, которого Монасюк подсадил в атомашину на въезде в Женеву. Переводчик уже ожидал их на условленном перекрестке.
Именно по его совету по пути заехали в отель "Альпы", где сняли номер для Анатолия Васильевича, посетили также несколько магазинов.
Рядом с переводчиком на стульях сидели двое.
Один был маклером по продаже недвижимости в Женеве и окрестностях, второй – служащим крупной юридической фирмы, специализирующейся на ведении финансовых и хозяйственных дел богатых клиентов.
Юристы фирмы сплошь имеющие второе – экономическое, образование и опыт работы в данной сфере, брали большую плату за услуги, но вели дела клиентов честно, профессионально выверено и обеспечивали абсолютное спокойствие за состояние дел своих доверителей.
Следует отметить, что оба говорили на русском языке.
Монасюк вышел к ним, подписав необходимые бумаги, которые давали ему право отныне тратить бесконтрольно деньги находящиеся на всех трех банковских счетах.
Юрист по имени Клаус Дюррематт подошел к Анатолию и, подавая ему папку, сказал:
– Господин Монасюк, здесь ваш паспорт с многократной шангенской визой, японской визой и бессрочный вид на жительство в Швейцарии.
Переводчик стоял рядом наготове, но пока нужды в нем не возникало. А в голове у Анатолия вертелось: "Как они могли оформить ТАКИЕ документы без него?"
Но тут же он решил про себя не ломать над этим голову – сделали документы – и сделали, а как – им видней…
– В папке также список наиболее престижных домов в Женеве и пригородах, квартир в городе, выставленных на продажу.
Мои русскоязычные помощники уже начали подбирать прислугу и служащих. Естественно, в соответствии с вашими пожеланиями. Вот только…
– Да?.. – спросил Монасюк. Он подошел к столу, стоящему у окна, открыл папку и принялся рассматривал документы. – Продолжайте, пожалуйста…
Переводчик вполголоса давал ему необходимые пояснения, однако мысли Анатолия в это время были о другом.
"Значит, вот так, господа? – думал Монасюк. – Что же, неруси – они и есть неруси. Если русский купец решал подарить соболью шубу со своего плеча, разве он перед тем, как набросить ее на плечи нищего, проверял и обчищал карманы шубы? Да ни в жисть!
А эти… Они ведь подарили не банковские счета. Они подарили право пользоваться ими…"
Он просматривал тем временем списки выставленной на продажу недвижимости. Цены были сплошь шести- и семизначными. Его вдруг окатило волна какого-то лихорадочного веселья.
"Павлины, говорите?.. – пришло на ум знаменитое выражение из известнейшего каждому россиянину кинофильма. – Ладно…"
– Видите ли, – бубнил под ухом тем временем адвокат, – штат, который вы хотите подобрать, предназначен для дома, а не квартиры. Я подумал…
– А вот и поехали искать дом! – радостное возбуждение не отпускало Анатолия. – Клаус, у вас наверняка есть телефон мистера Бейтса – позвоните ему и скажите, что я прошу всех троих приехать ко мне в номер гостиницы сегодня вечером после ужина, часов восемь.
– Как вас звать-величать? – спросил он специалиста по недвижимости.
– Гимли, господин Монасюк.
– Гимли и Николай (это было имя переводчика) – вниз, к машине. У вас у кого-нибудь есть автомашина?
– Да, господин Монасюк, – сказал Клаус Дюррематт.
– Давайте называть друг друга по имени. Как звучит мое имя на швейцарский лад?
– Анатоль.
– Ну, вот и называйте меня Анатоль… Монасюк поперхнулся, вспомнив, что именем "Анатоль" решил называть себя двойник.
Но было поздно. Да и в местной транскрипции "Толик", скорее всего, резало ухо – звучало слишком уж непривычно.
– Тогда вперед. Я хочу осмотреть дома по-над набережной Женевского озера.
Уже в автомашине, в которой Анатолий оказался на заднем сидении между маклером Гимли и Николаем, Гимли сказал:
– Анатоль, вы не представляете, сколько стоят дома на Женевском озере. Кроме того, они практически не выставляются на продажу. Фактически, это небольшие поместные владения. Там живет местная аристократия, они никого не принимают в свой круг.
– Посмотрим, посмотрим…
Возбуждение не отпускало его. Анатолий Васильевич чувствовал, что у него ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ. Все!
Женевское озеро не зря считают жемчужиной города Женевы. Берега его огибала гладкая асфальтированная дорога, обсаженная деревьями. Своими густыми кронами деревья создавали полумрак, и даже в жаркие дни на берегу озера поэтому было и тенисто, и прохладно.
Автомобиль Клауса медленно ехал по объездной дороге. Справа блестела вода, слева тянулись сплошные каменные либо литые чугунные высокие стены и ограды, за которыми в глубине парков прятались особняки.
Монасюк вдруг увидел впереди, там, где белели камни крутого откоса, за металлической ржавой оградой явно нежилой и уже начинающийся ветшать дом.
– А это что? – спросил он, когда машина приблизилась к заросшему неухоженными и потому давно одичавшими деревьями и кустами участку с ветхим строением посредине.
Гимли поморщился.
– Ну, вы нашли действительно продающееся поместье. Но вот уже более полувека его никто не покупает, а владельцы не могут его продать. Потому что просят на сегодняшние деньги около 70 миллионов евро. Как видите, участок оканчивается каменистым откосом, поэтому почва здесь – плохая. А дом горел сразу после войны. Так что восстановление потребует огромных вложений.
Владельцы – семья Розенгольцев, давно живет в Австрии. Семья богатая, а последний владелец завещал Розенгольцам участок с домом с условием, что они либо будут жить в доме, либо продадут все за такую вот невероятную сумму.
– Вот и оформляйте покупку. Клаус, – обратился он к сидящему за рулем юристу, – я сегодня же набросаю вам свой рисунок паркового участка и схему внутренней планировки дома, а вы завтра же составьте смету полного ремонта, строительства дома и разбивки парка. Деньги на это возьмем со счета мистера Бейтса.
– Господин Монасюк, простите, Анатоль… Но все вместе обойдется в огромную сумму. Вы не пожалеете потом?
– Клаус, дорогой мой, после того, как я трачу на что-то деньги, я никогда не жалею о них. В момент уплаты я как бы списываю деньги со своего счета и начинаю думать, что их просто не было. А свои деньги начинаю считать снова – с той суммы, которая осталась после покупки. Вы понимаете меня?
– Честно говоря, с трудом.
– Но это так! А вас, Гимли, я хочу попросить оказать мне еще пару услуг – это в соответствии с вашим родом деятельности. У вас есть связи с торговцами недвижимостью в Москве?
– Да, Анатоль.
– Тогда сегодня же свяжитесь с ними. Мне нужна квартира в высотном доме на Котельнической набережной. Обязательные условия – восьмой-девятый этажи, балкон с видом на Москву-реку и на кремлевский комплекс на противоположном берегу. Квартира – не менее двух комнат и кухни, причем кухня может быть любого размера, а вот комнаты – обязательно большой площади.
– Мне не совсем понятна ваша терминология…
– Гимли, вы запишите все, что я сказал, и слово в слово передадите московским маклерам. Они меня поймут. Если повезет и подходящая квартира выставлена на продажу, немедленно оформляйте покупку. Деньги на это мы снимем со счета мистера Сото.
Далее…
Кому-то может показаться, что Анатолий Васильевич слишком уж рьяно принялся тратить чужие деньги.
Но весь диалог с двойником в лаборатории Изумрудной долины как будто отпечатался у него в памяти. И словно бы что-то подталкивало его выполнять все сказанное ему там, в лаборатории, буквально. Нужно осуществить давние мечты? Монасюк их и осуществлял. И потом – его "понесло". Какой-то азарт охватил его, какое-то предчувствие руководило им, и оно диктовало – все верно… Он все делал правильно – осуществлять мечты – вот и будем их осуществлять.
Впрочем, оставалась еще одна…
В этом же городе, в это же время, но совсем в другом месте происходил еще один разговор.
– Как ты думаешь, – говорил Сейдзе Сото, полулежа на мягком диване в гостиной женевской квартиры Бейтса. – Он сможет нам помочь? В конце-концов, предсказание какой-то цыганки… Хотя, пока оно совпадает с реально происходящим…
Гил Бейтс захлопнул ноутбук. Последние полчаса он проверял финансовое положение своей корпорации по данным биржевых сводок.
– Знаешь, я уверен в одном – если кто-то и в состоянии нам помочь, то только он. Ведь мы с тобой – умные люди и неплохие аналитики. Сопаставь череду событий вокруг нас, вдали от нас, припомни течение жизни этого Монасюка, и попробуй увязать все это воедино. Наконец, вспомни о нашем госте из ниоткуда в Изумрудной долине.
Сото вздохнул и выпрямился на своем мягком ложе.
– Посмотрим, что он скажет нам сегодня. Кстати, скоро ехать к нему, а где наш друг Павел?
– Уже в Лондоне. Но… Он звонил полчаса назад, прямо с трапа самолета. Сказал, что успевает, спросил, в какой отель ему ехать. Прямо из аэропорта. Кстати, не пора ли нам поесть?
Сейдзе встал:
– Давай прямо сейчас поедем в отель, там в ресторане не спеша и поедим, и скоротаем время до приезда Осиновского.
Гил тоже встал, надел пиджак, и они направились к двери. На ходу Гил Бейтс вызвал к подъезду свой автомобиль.
Самолет, в котором летел Осиновский, пролетал над Францией. Павел Абрамович смотрел в иллюминатор, но не видел ни облаков, ни заходящего солнца. Он думал. Он лихорадочно искал выход – как спастись? Если президент и правительство решило наплевать на права олигархов, святость их частной собственности, они добьются своего.
"Нет, что-то надо делать с президентом… – лихорадочно билась мысль. – Менять его… но каким образом?"
"А если попробовать…" – Невероятное, парадоксальное предположение вдруг пришло ему на ум.
Павел Абрамович Осиновский принялся выстраивать план действий. Исходя из этого, можно сказать – безумного совершенно, допущения…
– Гимли, – между тем продолжал Анатолий Монасюк, покачиваясь в кресле автомобиля. – А в Новой Зеландии у вас нет знакомых маклеров по недвижимости?
– Нет, но ведь существует интернетовская паутина, и в ней не только можно найти любую информацию, но и совершить покупку чего угодно.
Автомобиль вывернул на встречную полосу, пересек ее и мягко остановился у парадного входа в отель "Альпы", где Монасюку был снят номер первого класса.
– Давайте все вместе поужинаем, – взглянув на часы, сказал Анатолий. – За едой я хочу дать вам еще несколько поручений.
– Анатоль, я привык ужинать с семьей, – сказал, оборачиваясь с водительского сидения Клаус Дюррематт. – Это традиция!
– Ну, не стоит ломать традицию. Пойдемте с нами, пока официант будет выполнять заказ, я объясню вам, чего бы я хотел от вас еще. И срочно.
А вы просто выпьете кофе. Или сок. И сможете отправиться к семье.
Суть задания адвокату можно было сформулировать кратко в нескольких пунктах.
1. Покупку, ремонт дома и восстановление парка на берегу Женевского озера осуществить самыми быстрыми темпами.
Денег на это не жалеть, но документировать все расходы.
2. Ко времени окончания ремонта весь персонал должен быть набран и быть готов в любой момент приступить к новой службе.
3. Сделать финансовый расчет – сколько денег в год будет требоваться на уплату всех налогов, зарплату персоналу и служащим (включая самого Клауса, а также других профессионалов его ранга),содержание нового жилища в Женеве и квартиры в Москве и прочих гипотетических расходов.
А говоря коротко – необходимо было спрогнозировать ежегодные расходы Монасюка. На все.
Этот расчет должен был быть сделан по возможности быстро.
С уходом адвоката возникла некоторая неловкость после появления в ресторане Бейтса и Сото, но потом стороны раскланялись и ужин продолжался.
Осиновский появился в ресторане через полчаса.
И очень скоро все, кроме Николая, в услугах которого после пополнения компании Осиновским нужды не было, расположились в номере Монасюка.
Свет был приглушен, Анатолий Васильевич сидел напротив троицы и молчал. Он знал, что нужно сделать и теперь обдумывал, как лучше провести первый сеанс лечения (а точнее обучения защите от вредного внешнего воздействия) – групповым методом, или раздельным, но до него вдруг дошло, что порознь – не получится, ведь английского-то языка он не знает…