В Токийском аэропорту их ожидал роскошный лимузин Сейдзе Сото. Встречал же их Тахиро Сото, но он лишь представился, помог разместиться в машине Монасюку и Дони, а сам на мотоцикле поехал вперед, не дожидаясь их.
– Я сообщу дяде радостную весть, – сказал он, прыгнул в сидение и, взревев мотоциклетным мотором, быстро скрылся вдали.
Монасюк почувствовал легкое беспокойство. Он искоса глянуо на Дони, но американец был совершенно невозмутим: Фостер изучал содержимое бара лимузина. Он доставал одну бутылку за другой, рассматривал их, крутил головй и восхищенно цокал языком, но продегустировать ничего не решился.
Между тем беспокойство Анатолия росло. Что-то впереди ждало опасное. В этот момент раздался как бы выстрел, автомобиль вильнул и остановился на обочине, слегка накренившись.
Лопнуло заднее левое колесо.
Вышли из машины, водитель принялся менять поврежденное колесо, а Монасюк внимательно всмотрелся вперед.
Скорее всего ему показалось, что он слышит треск моторов – все, что произошло чуть позже, случилось в нескольких километрах, за поворотом.
В данный же момент их обогнул точно такой же лимузин. Из открытого заднего окна Монасюку замахали руками ребятишки – мальчик лет пяти и девочка постарше.
– Стойте! – закричал Анатолий, бросаясь за машиной. Он вдруг понял, что должно сейчас произойти впереди.
Но от волнения кричал по-русски, никто поэтому его не понял и не обратил внимания на оклик, машина набрала скорость и скрылась через минуту за поворотом. Чуть позже раздался треск выстрелов, затем – рев моторов.
Из газет Монасюк узнал на другой день, что на перекрестке лимузин был атакован несколькими мотоциклистами, которые буквально расстреляли машину и всех пассажиров из автоматов. Затем уехали, бросив перед этим внутрь лимузина гранату.
Поэтому, когда минут через пятнадцать-двадцать машина, в которой ехали Монасюк и Дони поравнялась с местом трагедии, там уже стояло оцепление из полицейских, а сам искореженный лимузин чадил, догорая…
Сейдзе Сото сидел, расслабившись, в удобном кресле, Анатолий медленно обходил его с разных сторон, пассами ладоней рук снимая с биополя японца невидимые черные пятна порчи и обрывая тянувшиеся из ниоткуда нити.
Получалось это у него легко, снимая, он скатывал их в ладонях в комочки, которые мысленно сжигал.
"Странно, думал он. В Иномирье, в Прапространстве, я нити оборвать не мог. Положим, действовал я мысленно, оперировал Проматрией, ею же пытался рвать нити. Но ведь нити также из Проматерии, что же получается – Проматерия прочнее материи? Хотя… В чистом виде ведь нет атомарной материи, это симбиоз материального и доматериального. Следовательно, разгадка именно здесь…"
Как бы то ни было, Монасюку было ясно, что пока он не найдет и не уничтожит источник, насылающий порчу, ему придется лечить и Сото, и Бейтса, и Осиновского таким вот дедовским способом – с помощью сеансов биоэнергетической чистки, снимая материальную составляющую порчи.
– Ну, вот и все, – Анатолий говорил на английском. – Не забывайте ставить индивидуальную защиту утром и вечером – как я вас учил. Ну, а я периодически буду вам помогать.
Сейдзе Сото по японскому обычаю склонился перед ним в поясе в знак благодарности.
– Да, и вот еще что… – Монасюк помедлил, пытаясь подобрать нужные слова. – Ваш племянник, Тахиро, по-моему, что-то замышляет против вас. Будьте осторожны.
Сейдзе Сото вскинул голову. Лицо его выразило гнев, голос приорел металлические интонации.
– Что вы себе позволяете? Какие у вас вообще основания порочить моего ближайшего родственника?
– Видите ли, по пути из аэропорта сюда, к вам, мы едва не погибли. Я думаю, что пытаясь нанести удар по мне, ваш племянник…
– Хватит! – Сото встал с кресла. – Я благодарю вас. Самолет уже ждет, вы можете лететь.
Тахиро Сото действительно замыслил убить любимого дядю. Правда, фактически это был не его замысел – так решил Туси Кхрна. Именно поэтому из трех японцев, высадившихся недавно на остров возле Того-Паго, в живых остался лишь Тахиро.
Колдун замыслил изощренную месть – убить Сейдзе Сото руками его любимого родственника, которого затем, в свою очередь, покарает смертью правосудие.
Сам же Тахиро Сото, естественно, не знал, что находится под полным влиянием темных сил.
Первым, что сделал Монасюк по возвращению в Женеву – он позвонил Джолианне. Прямо из телефона-автомата в аэропорту.
В те мгновения, когда в трубке звучали длинные гудки вызова, у Анатолия замерло сердце. И все разом исчезло, и его с головы до ног обдало горячей волной, когда в трубке он услышал мягкий грудной голос: "Алло?"
– Здравствуйте, Джоли. Это Анатолий, если вы меня еще не забыли…
Раздавшийся в трубке смешок окатил его всего теплом.
– Здравствуйте, Анатоль. А я ждала вашего звонка. Уж не знаю, насколько это прилично, но я даже звонила вам домой, однако ваш секретарь, кажется, Александр, сказал, что вы находитесь в Японии.
– Да, но я уже вернулся. И хочу пригласить вас сегодня вечером куда-нибудь.
– Давайте сходим на выставку русской живописи. В Женеве, в художественном музее, уже неделю экспонируется небольшое собрание полотен русских художников 19-го века.
А потом поужинаем – рядом с музеем есть неплохой ресторан. Там готовят фондю – пробовали такое швейцарское национальное блюдо?
– Я согласен. Встретимся у входа в галерею, или мне за вами куда-нибудь заехать?
– Давайте встретимся в входа в пять вечера. Галерея открыта до семи, и мы с вами как раз успеем проголодаться.
– Договорились, Джоли. Я закажу столик в этом ресторане на пол-седьмого. До встречи!
– До встречи!
Дони, стоящий поодаль, с улыбкой наблюдал за Анатолией Васильевичем – наверное, лицо Монасюка озаряла вовсе уж глупая от счастья улыбка.
Они расстались, договорившись встретиться в следующей деловой поездке.
Монасюку нравился "несостоявшийся прибалт".
Телефонный разговор между двумя столичными городами.
АБОНЕНТ 1: Это я. Ваше указание выполнено – контроль установлен. Думаю, мы нашли именно того человека, который нам нужен. Он уже начал работать.
АБОНЕНТ 2: Вы точно выполнили все мои распоряжения?
АБОНЕНТ 1: Да. Но вы ведь лично проводили инструктаж!
АБОНЕНТ 2: Именно так. С вами мы связь на этом прерываем – теперь наш человек будет напрямую звонить мне.
АБОНЕНТ 1: Значит, я могу возвращаться?
АБОНЕНТ 2: Конечно.
Анатолий сидел дома, в тренажерном зале.
Он решил усложнить опыт – попробовать на этот раз проникать в Прапространство прямо здесь. Если бы это удалось, это оначало бы, что он может перемешаться из пространства в Прапространство, находясь в любом месте, а не только, когда находится в особом сверхсущностном силовом поле, которое помогает ему осуществлять переходы там, в домике в Изумрудной долине.
Монасюк был все-таки пьян тогда, после встречи за рюмкой с Осиновским – он ведь пробовал уже делать ЭТО дома – прямо в постели, ночью, и у него все получилось.
Однако одно дело – спьяну, а другое – сознательно обдуманный и подготовленный эксперимент…
Конечно, у него все получилось и на этот раз – так же легко, как и в предгорьях Альп, он вышел в серый полумрак Проматерии, и не менее легко вернулся обратно. И теперь ему не потребовалось больших усилий, как тогда, ночью, чтобы управлять сознанием и контролировать его.
Это, конечно, был большой успех.
Это означало ни много, ни мало, что отныне он мог уходить по желанию в Иномирье и в любой момент, и в любом месте.
Теперь предстояло разобраться со своими новыми возможностями.
В Прапространстве, как всегда, не было единообразия – разный вид имели предметы материального мира. Да и сама Проматерия не была однообразной – во-первых, она имела различные оттенки, во-вторых, в ней постоянно осуществлялось некое движение.
Анатолий легко проник в сознание охранника, который, сидя в помещении у ворот, читал газету. Объект ничего не почувствовал, а вот Анатолий на время как бы стал им – читал его глазами газету, ощущал запах листвы, слышал звуки проезжающих по шоссе автомобилей.
Но стоило ему попробовать завладеть центром памяти, как охранник почувствовал это и забеспокоился.
Вернувшись в свой мозг, Монасюк материализовался, то есть слился с самим собой в обычном мире, и принялся размышлять.
Получалось, что он мог СОЕДИНЯТЬСЯ своей Проматериальной частью с Проматерией других объектов, предметов, живых существ, но при этом его Проматериальная часть СОЕДИНЯЛАСЬ, но НЕ СМЕШИВАЛАСЬ, НЕ РАСТВОРЯЛАСЬ в проматериальной составляющей объекта.
Далее, опыт лечения Сото дает основание еще для одного важного вывода. Он может при желании не проникать в Проматериальную составляющую, а, ОЩУЩАЯ ЕЕ, СОХРАНЯТЬ НЕПРОНИЦАЕМОСТЬ АТОМАРНО-МАТЕРИАЛЬНОЙ СВОЕЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ. Говоря проще, он мог проникать, а мог ТОЛКАТЬ, а это была совершенно иная форма взаимодействия.
Но почему именно центр памяти охранника оказался малодоступной зоной?
Да, это следовало учесть и об этом всегда помнить.
Рубеж, которой пронзали черные нити зла, проходил в районе Гималаев – это Анатолий определил легко, на несколько мгновений материализовавшись на поверхности гористой местности, по кот о рой (и внутри которой также) проходила граница непроницаемости.
И вот здесь Анатолий сделал важнейшее открытие. Материализовавшись, он легко перешагнул невидимую границу по поверхности, и, сделав несколько шагов, легко ушел в Прапространство уже на другой стороне. Попробовав в этом состоянии пронзить преграду С ТОЙ, ДРУГОЙ, СТОРОНЫ, он не смог этого сделать. Тогда, материализовавшись на поверхности, он вновь ПЕРЕШАГНУЛ ЕЕ И СНОВА ОКАЗАЛСЯ НА СВОЕЙ СТОРОНЕ.
Но на той, обратной стороне, он сделал не менее важное открытие – черные нити зла, пересекая границу, исчезали на обратной стороне.
Они становились невидимыми для него.
Он не знал, пригодится ли все это ему в будущем, но его жизненный опыт говорил ему, что ненужных знаний не бывает.
Чуть позже, плавая в бассейне, он одновременно с движениями рук размышлял над тем, как он управляет собой – как именно он отдает приказы? О перемещении из одного вида материи – в другой, о совершении тех или иных действий, находясь в Прапространстве… Ответа не было.
Единственное, до чего он смог додуматься, это то, что скорее всего, всем руководит Проматерия, являющаяся составной частью белого вещества его мозга.
А так как люди – существа материальные, то доматериальные сущности, их проявления не даны человеку в ощущениях.
А следовательно, подумал он, нечего и голову ломать над тем, что понять все равно невозможно.
Глава 18-я
Таким образом, через два с лишним года после появления нового острова на просторах океана, то есть в 2007 году, колдун вуду Туси Кхрна сумел разбудить поднявшийся из глубин источник невиданной черной силы. Ритуалы вуду оказались близкими к необходимым для взаимодействия с этим источником манипуляциям.
Поэтому проклятия, которым подверглись Гилмори Бейтс и Сейдзе Сото, "сработали" – вызвали у них ночные кошмары. Но черные нити Иномирья, просеивая просторы Проматерии, искали и последний, третий, объект.
Они нашли его позже. И Павел Абрамович Осиновский также увидел сон, но это был сон не кошмарного содержания, а, скорее, пугающего.
Колдун вуду был прав – сила воздействия проклятия была прямо пропорциональна вреду, который был причинен объектом мести.
Вечер. Монасюк встретил его возле входа в Женевскую картинную галерею, с букетом белых роз в руках, и, как говорили во времена его молодости на родине, в России, "при полном параде".
Вволю наплававшись в бассейне, он вызвал своего верного оруженосца Николая (последнего вполне можно было уже называть так, поскольку как-то незаметно, сам по себе, он стал самым близким человеком для Анатолия. И экскурсоводом по городу, и иногда – советчиком), и они поехали по самым престижным магазинам Женевы.
Двигаясь от одного торгующего заведения – к другому, Анатолий Васильевич постепенно преображался. Последним был магазин обуви – из него Анатолий вышел в новеньких туфлях и вообще внешне совершенно видоизмененным. На нем новым, "с иголочки", было все – от туфель и носков – до платка в кармане и шляпы на голове в тон ткани, из которой был пошит костюм.
Николай цокал языком от восхищения, показывал большой палец, Монасюк видимо смущался, однако в глубине души был доволен.
Тогда, первый раз в ресторане, он встретился с Джолианной, обмундированный в свой лучший костюм, но тогда это был его единственный костюм, далеко не новый. Добавим для полноты характеристики, что куплен он был в России, и, естественно, не в магазине одежды Версаче или Хьюго Босса.
Теперь – другой дело.
Но и Джолианна выглядела ослепительно. Выйдя из такси, причем руку ей подал подбежавший от "вольво" Николай, потому что на Анатолия вновь накатил ступор, Монасюк увидел, что ЭТА женщина (мысленно он пока называл ее только так) была еще больше похожа на свою знаменитую актрису-двойника. Она шла к нему навстречу походкой Мутти, все очертания ее тела, прикрытого легкой тканью декольтированного платья, были очертаниями тела Мутти.
Ее руки, шея, плечи, ее талия создавали ощущение мягкости и нежности.
Монасюку хотел приблизиться к ней и тихонечко, украдкой прикоснуться – как это хочет сделать маленький мальчик при виде дорогой и давно ожидаемой игрушки, и никак не может решиться.
А она… Джолианна, конечно, прекрасно осознавала произведенное впечатление. Но, наверное, была женщиной не только красивой, но и умной, потому что, подойдя к нему, протянула руку тыльной стороной кисти вверх, как для поцелуя, и улыбаясь легкой, как бы виноватой улыбкой, тихонько сказала:
– Анатоль, простите меня… Кажется, я опоздала…
Враз пересохшими губами Анатолий коснулся ее руки, слегка даже по-гусарки прищелкнув каблуками и, чуть склонив голову, вручил ей букет, ответив глупейшей банальностью:
– Дама никогда не способна опоздать, она всего лишь может задержаться…
Прийти в себя ему помог Николай, который, подведя к нему Джоли, сделал шаг назад и позволил себе панибратский жест – он покрутил пальцем у виска.
Это и привело как-то Монасюка в нормальное состояние.
– Езжай, Николай, пока домой, – сказал он. – И подъедешь за нами к ресторану "Обворожительный фондю" часикам к половине девятого. Ресторан чуть дальше по этой улице.
– Найду, Анатолий Васильич!
Придерживая Джоли за локоть, вдыхая аромат ее каких-то особенно тонких духов, он открыл дверь и они вошли в прохладное помещение галереи.
– Анатоль, почему ваш водитель так странно называет вас? – спросила она.
– Ну, так принято в России, – ответил Анатолий. – Вы не были у нас в России, Джоли?
– Нет, никогда.
– Так принято называть уважаемых людей по имени с прибавлением слегка измененного имени отца. Это называется – обращаться к человеку по имени-отчеству.
– Как ваша поездка в Японию? – шепотом спросила Джолианна, подходя к первому полотну, висящему на стене.
Это была картина Маковского.
– Успешно, – так же чуть слышно, ответил Анатолий.
И в нескольких словах рассказал о своих приключениях и японских впечатлениях.
Так, иногда переговариваясь шепотом, они двигались от полотна к полотну, причем если бы Анатолия Васильевича спросили, какие именно картины он рассматривает, ответить бы он не смог – все это время Анатолий любовался лишь одном – изгибом нежной шеи и точеным профилем лица женщины справа от себя.
Ужин прошел в теплой, уже вполне непринужденной обстановке. Фондю был действительно очень вкусен, Джолианна рассказывала о своей работе.
Они ели вкусную блюда, запивали их прекрасных вином. К тому моменту, когда в дверях ресторана объявил себя Николай, официант как раз открывал бутылку выдержанного "Вдовы Клико".
Выпив не торопясь, наслаждаясь вкусом шампанского, по фужеру вина, Анатолий расплатился, и они вышли в темнеющий, освещаемый первыми загоревшимися фонарями город.
Николай открыл заднюю дверь машины, затем обошел автомобиль, сел на водительское сидение и своей кнопкой поднял стекло, отгораживающее водителя от сидения пассажиров.
Машина мягко тронулась с места.
– Джоли… – Анатолий Васильевич, никак не мог решить, как изложить поделикатнее приглашение. – Если вы не торопитесь…
Джолианна вздохнула, повернула голову и легко прикоснулась губами к его щеке.
– Анатоль, дорогой, – сказала она. – У вас ведь новый дом, в самом престижном районе столицы Швейцарии. Можно, я сама сделаю вам предложение? Покажите мне его! Если быть до конца честной, то тысячи девушек мечтают хотя бы одним глазком посмотреть изнутри на какое-нибудь поместье Озерной набережной.
– Конечно… – Монасюк чуть-чуть сдавил кистью свой руки ее запястье. – Я хотел предложить вам то же самое!
В эти мгновения самым мудрым образом повел себя Николай. Не спрашивая, он подъехал к въезду в поместье, ночной охранник при его приближении открыл ворота, и "вольво" медленно, чуть ли не торжественно, проехал по подъездной аллее к парадному входу.
А здесь над дверью горели все лампы, и снаружи стоял одетый во фрак Александр Лихтштейнер.
– Прошу вас, мадемуазель, – он слегка, с достоинством наклонив голову, открыл перед женщиной дверь. – Прошу вас, господин.
Они обошли весь дом – сначала первый этаж, потом поднялись на второй. Уже в зале, где с огромного телеэкрана беззвучно пела Вика Цыганова, они выпили еще шампанского.
Анатолий включил звук. Телевизор был снабжен великолепной акустической системой с восьмью колонками и огромным буферным устройством, и хотя звук был негромким, низкие басовые частоты заполнили зал.
А с экрана уже пел Михаил Круг.
"Я ЖДУ ТЕБЯ, КОГДА ТЫ УЕЗЖАЕШЬ,
ОБИДЫ ЗАБЫВАЮ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ…" – низким сильным голосом пел он.
"А Я ПО ПИСЬМАМ ВИЖУ КАК СКУЧАЕШЬ
И СОЗНАЕШЬ, ЧТО ЗНАЧИТ – БЫТЬ ВДВОЕМ, – вступала в диалог его партнерша.
Анатолий подал руку Джолианне. Улыбнувшись, Джоли приняла ее. Монасюк обнял ее за талию, женщина сначала положила руки ему на плечи, потом слегка обняла за шею. Они медленно двигались в танце, лишь слегка переступая с места на место.
"А ГДЕ-ТО ТАМ, КОГДА ПРИХОДИТ ВЕЧЕР,
ЗАПЛАКАННАЯ, МОКРАЯ ОТ СЛЕЗ, – пел Круг.
Я МЫСЛЕННО БЕГУ К ТЕБЕ НАВСТРЕЧУ, – отвечала ему партнерша, -
"С ПРЕКРАСНЫМ, КАК АПРЕЛЬ, БУКЕТОМ РОЗ…"
Анатолий шепотом переводил текст песни, но в какой-то момент Джоли пальчиком замкнула его губы.
"КАК ХОЧЕТСЯ К ТЕБЕ!.. Я ТАК ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, КОГДА ТЫ ДАЛЕКО, – дуэтом пели с экрана, -
"И ОДИНОКИМ ВЕЧЕРОМ, ВДРУГ СПУСТИТСЯ НА ПЛЕЧИ НАМ,
ПЕЧАЛЬ ДУШИ, КОГДА ТЫ ДАЛЕКО…"