Анатолий почувствовал, как слегка прижимаясь к нему, Джолианна в какой-то момент вздрогнула, потом обняла его тесно за шею и прижалась щекой к его лицу.
"И ОДИНОКИМ ВЕЧЕРОМ, ВДРУГ СПУСТИТСЯ НА ПЛЕЧИ НАМ
ПЕЧАЛЬ ДУШИ, КОГДА ТЫ ДАЛЕКО", – трогательно и печально звучал рефрен.
Анатолий вдруг ощутил, как судорога желания снизу вверх прошла по его телу, ему захотелось вот прямо сейчас слиться воедино с существом, которое он прижимал к себе, которого жаждал каждой частицей тела и в этот миг вдруг понял, что этого же очень хочет столь дорогой и желанный ему сейчас человек. Он подхватил женщину на руки. Джоли обняла его за шею еще крепче, пряча при этом лицо.
Он отнес ее в спальню, где постель была уже разобрана. Поистине, его персонал был лучшей обслугой на свете!
Потом они раздевали друг друга, медленно расстегивая пуговицы и развязывая завязки. Анатолий, увидев прекраснейшей формы груди с маленькими розовыми сосками, наклонился и легкими касаниями губ приласкал их.
Соски затвердели, но он поднял голову, посмотрел в затуманенные красивейшие в мире глаза, и неожиданно даже для себя коснулся губами в легком поцелуе сначала лба, потом обоих темных глаз, и лишь затем – мягких губ.
Такая необычная прелюдия станет с тех пор их своеобразным ритуалом, приглашением к близости.
Они обладали друг другом не торопясь, нежно. Анатолий сдерживал себя – у него давно не было женщины. Да и опыта особого тоже не было. Но откуда только что бралось!
Он входил в нее ласково, стараясь достичь глубины, но не причинить и капли боли и не допустить неловкости. Джоли отвечала ему тем же, она все более возбуждалась, и начала постанывать, и эти ее страстные стоны были для Монасюка словно бы неземной музыкой…
Они не просто обладали друг другом, они блаженствовали каждый миг, каждую секунду, и с каждой протекающей мимо них минутой это блаженство становилось все большим и большим.
В конце движения их слегка убыстрились, но лишь слегка, поэтому наивысшей точки наслаждения они смогли достичь одновременно, настолько тонко чувствовали друг друга. Теперь они уже сильно сжимая друг друга в объятиях, испытывая в этот момент одновременно и физическое животное наслаждение, и высшую духовную близость.
Они были сейчас единым целым, и не хотели разделяться, поэтому еще долго лежали, не шевелясь и по-прежнему испытывая удовольствие от близости друг с другом.
– Спасибо, родная, – чуть слышно сказал Анатолий, губами трогая ее ухо.
Джолианна промолчала. Она лишь повернула голову и нежно поцеловала его.
Потом они долго плескались в огромной ванне. Излишне говорить, что ванна заранее оказалась наполненной теплой водой и готовой к использованию.
После купания Анатолий вытирал прекрасное тело Джоли огромным полотенцем, и это вызвало такое возбуждение у обоих, что они буквально через несколько секунда оказались в постели и вновь любили друг друга, на этот раз истово, страстно и долго.
– Ты сможешь остаться до утра? – спросил Анатолий Джолианну, уже во второй раз вытирая ее полотенцем после нового купания.
– Да, милый, – ответила она. – На всякий случай я пригласила к дочери няню на всю ночь…
Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись. И смеялись долго, даже после того, как легли в свежую постель, и обнялись перед тем, как уснуть.
Утром их разбудил деликатный негромкий стук в дверь спальни.
– Господин, – раздался за дверью голос Александра. – Вы не предупредили, когда вас будить. Но уже восемь часов, время завтракать.
Монасюк встал, набросил халат. Джолианна приоткрыла глаза, улыбнулась и, повернувшись на бок, вознамерилась продолжать сон.
– Что там с завтраком? – спросил Анатолий, открывая дверь.
Его секретарь-дворецкий был уже одет полностью, и, чувствуется, готов к рабочему дню был уже давно.
– Если мадам нужно на работу, то Николай уже вывел из гаража авто, и готов отвезти.
Где вам накрыть завтрак? Или подать в постель?
Анатолий обернулся. Джолианна уже проснулась и теперь выглядывала из-под покрывала, поглядывая смущенно одним глазом.
Монасюку вдруг пришла в голову неожиданная мысль.
– А в нижней столовой уже позавтракали? – спросил он.
– Нет, господин. Мы завтракаем в восемь утра.
– Вот и поставьте два лишних прибора, для меня и моей гостьи.
– Но, господин, Марта готовит для вас отдельно!
– Ну, а сегодня мы поедим все вместе. Джоли, я в душ, а ты не забудь, что у нас тут все строго по расписанию!
Он вышел. Анатолий понимал смущение женщины, и верно решил, что ее лучше сейчас оставить одну – чтобы она могла привести себя в порядок.
Он включил краны с водой в ванной, сам быстро принял душ, побрился.
С Джоли в красивом женском халате (откуда он взялся в шкафу его спальни?) он столкнулся в дверях ванной.
– Ванная готова. – Он взял в ладони ее лицо, которое вдруг от смущения порозовело, и ласково поцеловал теплые нежные губы. – Я подожду тебя в зале, хорошо?
Он вошел в зал, включил телевизор и DVD-аппаратуру, поставил вчерашний диск.
Включил звук. На экране появилась Вика Цыганова и раздались слова "Калины красной":
"ПАЛ ТУМАН НА ЧИСТО ПОЛЕ, ЗНАЧИТ, БУДУТ ХОЛОДА…"
Они опоздали в столовую на десять минут, но их ждали. При появлении хозяина все встали, все сказали друг другу "Доброе утро", и приступили к завтраку.
Джолианна разрезала свежий круассан, принялась намазывать его маслом. Монасюк налил ей в стакан сок, в чашку – кофе, и принялся отрезать себе кусок ростбифа.
– Анатоль Васильич, – шурша газетной страницей, сказал, как всегда, с набитым ртом, Николай. Он любил покушать, и делал это при первой же предоставляющейся возможности. – А вот сегодня вечером концерт струнных инструментов. Мадемуазель Джоли наверняка понравится…
Монасюк посмотрел на Джолианну, та также стрельнула взглядом в его сторону.
– Сводник… – пробормотал Монасюк. И вновь посмотрел на Джоли, которая кивнула головой, в смысле: "Точно, сводник!", и откусила кусок булки.
Анатолий Васильевич вновь летел в знакомом самолете. Справа и чуть впереди дремал в кресле Дони. При встрече на трапе самолета он шепнул Монасюку: "Слышал, вы обзавелись обалденной подружкой!", а когда Анатолий раздосадованно повернулся к нему, Фостер, подняв обе руки вверх, речитативом добавил: "Сдась и приношу извинения! Но об этом гудит женская половина Бейтс Индастриз! Вы ведь – фигура таинственная, а значит – вызываете особое внимание!"
Монасюк сплюнул от досады и вошел в салон самолета. А уже через полчаса они с Дони мирно беседовали, поочередно тыкая пальцами в иллюминаторы, под которыми, далеко внизу, сначала виднелись равнины Франции, потом величественно катил волны Атлантический океан, и потягивали выдержанный коньяк из больших бокалов.
Анатолий летел к Бейтсам. Гилмори захотел познакомить Анатолия со своими родственниками.
В свою очередь, настала пора "почистить" биополе Гила.
Процедура очистки биополя Бейтса не отличалась от предыдущей, при работе с Сото, Анатолий лишь порадовался про себя, что пока что в окружающем Бейтса Прапространстве ничего не менялось, Проматерия оставалась прежней, черные нити и пятна порчи уничтожались легко.
Теплота отношений внутри семьи Бейтсов поразила его. Монасюку понравился брат Гилмори, они славно поболтали вечером, пока Гилмори с племянником ездили по каким-то делам в город.
Что касается Саймона, то Анатолий с удовольствием принял его предложение отправиться поутру на рыбалку.
Честно говоря, когда еще затемно он, Саймон и Гилмори (Бейтс-младший не был любителем рыбной ловли) пришли на берег и перед Анатолием предстал береговой ландшафт, он даже не стал расчехлять удочку.
Он сел на береговой откос и стал ждать рассвет.
Когда-то, иного лет назад, он ездил каждое лето к своему родственнику-дяде в Казахстан. И почти каждое утро отправлялся на речку удить рыбу.
Он так же, как и сегодня, приходил затемно. Под пение комаров он расчехлял удочку, забрасывал ее. Поплавок еще не был виден. Анатолий садился на берег и наслаждался приближающимся рассветом.
Сначала начинало слегка алеть на востоке. Потом на фоне голубеющего неба начинали проступать вершины деревьев, и раздавались сначала один, потом второй, а потом третий голоса еще робко чирикающих птичек.
Комариный писк становился просто-напросто яростным – понимало комарье, что вот-вот наступит жара, а с нею придет и необходимость прятаться в тень.
Но до жары было далеко. Зато над горизонтом появлялись первые солнечные лучи, как-то сразу проявлялись поплавки на воде, и буквально через несколько минут, как только свет достигал неглубокого дна реки, начинался клев.
И время любования природой уступало место времени охоты – человек добывал себе в реке пищу…
– Дядя Анатоль! – перебил его воспоминания неслышно подошедший Саймон. – Вы не любите ловить рыбу?
– Люблю, Саймон, люблю, – Монасюк поднялся с земли, отряхнул одной рукой брюки на ягодицах, а другой потрепал парнишку по голове. – Просто я вспомнил множество таких вот рыбалок, и знаешь – мне стало стыдно. Я столько лет не видел своего дядю, а он ведь до последнего дня помогал мне.
– Так позвоните ему!
– Конечно, позвоню. Но просто я как-то забыл, что у каждого из нас есть обязанности перед близкими. И всегда нужно об этом помнить.
– Это да, – протянул в ответ Саймон, и Монасюк не понял на этот раз, что имел в виду мальчик.
Поймет он это потом, позже.
Если в семье Бейтсов отношения были теплыми и дружескими, то на другом конце планеты Тахиро Сото, обуреваемый странной ненавистью к еще недавно любимому дяде, готовил новое покушение. На этот раз он решил обставить все, как несчастный случай.
Он заказал личному повару Сейдзе Сото деликатес – крайне ядовитую рыбу, которую в Японии готовили только, если сдавали особый экзамен.
Но какая-то сила словно бы стояла на страже Сейдзе Сото.
Тахиро ухитрился капнуть яд, сделал так, чтобы блюдо с отравленной рыбой оказалось рядом с местом дяди, но в последний момент к Сейдзе Сото пришел гость – его корейский компаньон, который, конечно же, захотел попробовать экзотическое кушание, о котором много слышал. Сейдзе Сото с умилением наблюдал, как пробует рыбу его компаньон и друг.
И уже без умиления, с ужасом увидел, как тот почти сразу же после того, как поел, умер.
Тахиро был в отчаянии. Конечно же, на него подозрение не пало – был уволен повар.
Монасюк, вернувшись домой, засел в кабинете.
Он, разобравшись в разнице во времени, сделал несколько телефонных звонков.
Он позвонил дяде в Казахстан, узнал, как у того обстоят дела, и предложил любую помощь – деньгами, сельскохозяйственной техникой, даже – специалистами, если нужно.
Дядя сказал, что ничего не нужно – год урожайный, все есть, а вот повидаться бы ему с Анатолием хотелось.
Вот этого, то есть скорой встречи, Монасюк обещать не мог. Пока не мог.
В этом же духе прошел телефонный разговор с дочерью. Та тоже скучала, просила звонить почаще, а лучше – приехать. Очень соскучился Митя.
Впрочем, Анатолий уже дважды посылал внуку игрушки. Но это все – не то, говорила дочь.
Ей Монасюк сказал более откровенно, открытым текстом – пока он не выполнит важную работу, он приехать не сможет.
В заключение он намекнул дочери, что встретил одного человека…
И был рад тому, как искренне обрадовалась за него дочь.
С Джолианной он встретился при первой возможности. И буквально сразу же потащил ее по ювелирным магазинам.
Он был удивлен тому равнодушию, с каким она смотрела на драгоценности в витринах.
Потом почувствовал – что-то беспокоит ее. Не до блестящих цацек было ей – что-то более важное мучило молодую женщину.
И тогда он прямо спросил ее:
– Что случилось, милая? Я же вижу – что-то мучит тебя.
Но Джолианна, тряхнув головой, лишь отмахнулась от него.
– Все в порядке. Просто у меня на сегодня были другие планы. Я хочу познакомить тебя с моей дочерью, Анни-Лизой.
И потом, я у тебя была в гостях, а ты у меня – нет. Так что приглашаю тебя!
Когда они вышли из магазина, верный Николай сидел за рулем.
Выскочив, он открыл заднюю дверь, усадил под локоток Джолианну, завел машину и они поехали по центральным улицам города, потом, в соответствии с указаниями Джоли, свернули в тихий заросший деревьями переулок, и остановились у многоквартирного дома.
Квартира Джоли была на втором этаже.
Войдя в прихожую, Анатолий остановился на пороге, пока глаза привыкали к полумраку. Джолианна открыла дверь в комнату и сделала приглашающий жест рукой.
Монасюк зашел и остановился.
С дивана встала и сделала шаг ему навстречу девочка-подросток. Со слов Джоли, Анатолий знал, что Анни-Лизе – тринадцать, но выглядела она моложе. Худенькая, угловатая, она, тем не менее, была очень похожа на мать. Такие же темные глаза, густые, правда, коротко остриженные черные, как воронье крыло, волосы.
Своей хрупкостью она почему-то напоминала выпавшего из гнезда птенца, и поэтому вызывала желание защитить, пригреть ее. Анатолий Васильевич не удержался – шагнул навстречу, молча положил руки на хрупкие плечи, а потом прижал девочку к себе. Та уткнулась ему лицом в грудь.
Анатолий замер. Он ощущал не только тепло и доверие, которое передавалось ему, но также и боль, которая толчками шла откуда-то из глубины тела девочки. Монасюк физически чувствовал, как ребенку плохо, он принялся делать то, что пока еще делать ему не приходилось – стал выделять из себя частицы Проматерии и, проникая вглубь Анни-Лизы, гасить ею боль. Он гасил и гасил приступы, а те, что не успевал – забирал, втягивал в себя, и терпел, терпел, терпел…
Он не знал, сколько времени прошло. Ему показалось, что – вечность, но судя по лицу Джолианны, которое он увидел, когда он и девочка разжали объятия и смогли говорить, прошло не более минуты.
– Мама, мне никогда не было так хорошо, – тихим голосом сказала девочка. – И кажется, ничего не болит…
Джолианна подошла к ней, стала перед ней ко колени и обняла ее.
Анатолий молчал. Он понимал – сейчас все слова излишни.
Они ужинали, о чем-то говорили, потом Джоли вышла его проводить к машине.
– Что с ней? – спросил Анатолий.
– Лейкемия, – тихо ответила Джолианна. – Не так давно ей сделали пересадку костного мозга, обещали, что все будет хорошо, но, наверное, донор не совсем подошел – недавно у нее опять началось ухудшение.
И тут Анатолий сделал то, что делают только влюбленные мужчины. По-настоящему влюбленные, потому что сами искренне верят в то, что говорят.
– Джоли, – сказал он, беря ее лицо в свои руки. – Я вылечу ее. А потом, если ты захочешь – я заменю ей отца. Только ты никогда не предавай меня и люби, Джоли! Пожалуйста!..
Он поцеловал ее в губы и, уже садясь в машину, добавил:
– Понимаешь, кажется, именно встречи с тобой я ждал всю свою жизнь!
Монасюк сел в машину, она отъехала, и поэтому он не мог видеть лица Джоли.
Джолианна смотрела ему вслед, а глаза ее были полны боли и слез.
Глава 19-я
Сегодняшнее утро Монасюка было обычным утром. Это означало, что завтракая у себя, он одновременно выслушивал ежедневный доклад своего секретаря Александра Лихтштейнера.
Вообще придумку иметь человека, который сочетает обязанности секретаря и дворецкого, Монасюк давно признал весьма удачной.
Кто такой есть секретарь? Человек, который в отсутствие патрона как бы замещает его – принимает по телефону, факсу и компьютеру сообщения и фиксирует их, информирует всех о местонахождении хозяина, наличии либо отсутствии у него свободного времени, организует и обеспечивает встречи шефа с нужными людьми и совершает еще массу подобных действий.
А кто такой дворецкий? Фактически – секретарь секретаря. Дворецкий открывает дверь посетителям и фиксирует их прибытие, чтобы потом доложить хозяину, отвечает на звонки телефона из вестибюля и в необходимых случаях информирует сразу же о важных звонках личного секретаря шефа…
Вот и получается, что объединив те и другие обязанности в одном человеке Монасюк сократил управленческую цепочку, убрав из нее как бы лишнее звено…
Нет, платить пришлось, конечно, удвоенную заработную плату, но ведь каждый человек знает, что в делах, если вы убираете посредника, вы обязательно увеличиваете свою выгоду, и так далее, и тому подобное.
Все, о чем сейчас говорилось – вовсе не лишнее. Если добавить к уже сказанному, что на эту должность человек подбирался особенно тщательно, что Лихтштейнеру в полной мере были свойственны характерные для немцев педантичность и добросовестность, да добавить, что его жена была кухаркой Анатолия и сразу после доклада мужа хозяину заходила в кабинет Анатолия, чтобы утвердить меню на день, то стоит ли еще добавлять, что выезжая из дома после встречи с упомянутой супружеской четой Анатолий Васильевич Монасюк был абсолютно спокоен, так как был как бы застрахован от неожиданностей – нужной ему информацией он обладал в полной мере.
Ну, по крайней мере – на предстоящий день.
Анатолий считал также необходимым ежедневно еще до завтрака звонить в Изумрудную долину. Либо Клаузих, либо кто-нибудь из посвященных, обязательно дежурили возле пятой камеры круглые сутки, и должны были сразу же сообщить Монасюку о появлении Анатоля.
Но дни складывались в недели, а двойник не появлялся…
Тем же летом 2007 года Туси Кхрна после периода торжества и восторга вот уже который день испытывал жесточайшее разочарование – где-то на пути распространения его чар возникло препятствие.
Он не знал, действуют ли его черные силы, визжат ли от страха по ночам заколдованные им Бейтс и Сото, нашла ли порча третьего врага?
Его дух дошел до границы, и почувствовал, что появился противник огромной силы. Именно этот противник установил границу и скорее всего, он мешает Туси Кхрна завершить его работу.
Тем временем вернувшийся Каладжи требовал результата. Мировая пресса ничего не пишет об ухудшении здоровья обоих миллиардеров; нет ничего об этом в компьютерной мировой "паутине" – Интернете.
Именно в этот момент и появляется в Робертсвиле троица японцев, которые разыскивают Каладжи Неру, а немного погодя – и его, Туси Кхрна.
С помощью Силы Камня колдун закрывает доступ к острову, в пещере которого обосновались он вместе с Каладжи Неру. Сначала – с помощью волнения океана, потом – используя пелену тумана.
Когда же японцы все-таки высадились на остров, Туси наслал на них демонов.
Но все это было не то – более всего мучила Туси невозможность добраться до границы и понять ее природу.
Ведь он не мог перемещаться в просторах Прапространства.
Зато это теперь уже легко мог делать Монасюк. Но и он, хоть и научился перешагивать через невидимую границу, в Прапространственной структуре пройти сквозь нее не мог. Правда, он не очень старался, его больше беспокоило исчезновение черных нитей порчи за Гималаями.