Строн, диаметр которого в два с половиной раза, а масса - в девять с половиной раз больше земной, гигантским шаром катился среди непроглядной тьмы. Моря сияли благородной голубизной; континенты, испещренные пятнами белоснежных областных скоплений, были коричневато-желтыми или цвета киновари. Вдоль линии горизонта атмосфера образовывала неистовый яркий обод; и над всем этим, озаренное горячим солнцем класса F5, струилось свечение, превращавшееся возле полюсов в огромное знамя зари, взметнувшееся высоко вверх, в космос. Позади виднелись две луны, сиявшие леденистым светом, а еще дальше мерцали странные созвездия.
- Когда я вижу что-нибудь наподобие этого, - пробормотал Хейм, - я всегда удивляюсь.
Вадаж перестал играть и, по-птичьи наклонив голову, взглянул на него.
- Чему удивляешься?
- Какого черта мы теряем время на то, чтобы ненавидеть и убивать, когда мы можем потратить его на… А, не имеет значения. - Хейм достал свою трубку. - Все это только служит поводом для раздоров.
Вадаж пристально смотрел на него.
- Я уже изучил тебя достаточно хорошо, Гуннар, - сказал он. - Ты не подходишь для роли Гамлета. Что случилось на самом деле?
- Ничего!
- А, прости, если я сую нос не в свои дела, но успех всего этого предприятия зависит от тебя. Причиной для расстройства послужило появление леди, не так ли?
- Я был всего лишь удивлен, не больше. Когда-то мы были друзьями. - Хейм принялся старательно набивать трубку. Но твердый взгляд венгра заставил его продолжить. - Несколько лет тому назад мы с женой довольно часто общались с четой Лори. Незадолго до смерти Конни они улетели на Уранию, в систему Эпсилон-Инди, чтобы оборудовать в тамошней колонии фабрику по изготовлению станков. Должно быть, дела там пошли не очень хорошо, потому что в прошлом году она вернулась оттуда, будучи уже в разводе с мужем. Конфликт с элеронами находился уже в серьезной стадии, хотя еще не дошло до нападения на Новую Европу, и она стала активно участвовать и движении за мир. У нее совсем не было свободного времени: постоянные разъезды, митинги, собрания… Поэтому мы виделись всего несколько раз, да и то мельком, на больших официальных встречах, где любят много и без толку болтать. Я… э… почти не сомневался, что она не захочет говорить со мной теперь, после того, что я сделал.
- И теперь приятно удивлен, а? Она действительно привлекательна. Тебе это особенно должно быть заметно.
- Что ты хочешь этим сказать? - огрызнулся Хейм.
- О… - улыбка Вадажа была обезоруживающей. - Не стоит слишком пристально присматриваться к интимной жизни своего ближнего. Однако, Гуннар, хотя ты был слишком занят, я чувствую, что ты совершаешь ошибку, не… как бы это сказать… в общем, не подготавливая себя к длительному путешествию в исключительно мужском обществе.
Хейм ухмыльнулся ему в ответ:
- Мне и так стоило немалого труда сочинять всякие небылицы в оправдание твоих отлучек. Как я мог сказать, что их герой занят любовными похождениями?
- Тише! - Вадаж стал красным, как помидор, и принялся радостно дергать струны на гитаре.
"Однако в его словах есть доля правды, - подумав, решил Хейм. - Я мог бы… Конни поняла бы меня. Так же, как когда-то поняла в отношении Джосселин. Одному Богу известно, сколько с тех пор могло быть других женщин… Может быть, я слишком много думал о Мэдилон, оставшейся на Новой Европе. Проклятая глупость. О… не знаю, все перепуталось".
Не совсем уверенно он нажал кнопку на ее двери. Она открыла, когда еще не стих звон колокольчика.
- Гуннар, - сказала она и взяла обе его руки в свои. - Я так рада, что ты смог прийти.
- С твоей стороны было очень мило меня пригласить, - сказал он.
- Ерунда, когда два старых друга встречаются вновь на полпути между домом и Южным Крестом, что еще они могут сделать, кроме как устроить небольшой пир наедине? Ну, входи же…
Дверь за ним закрылась. Он огляделся. Ее каюта была большая и комфортабельная, и Джосселин еще сумела сделать ее уютной. Хейм узнал некоторые вещицы из ее бывшего дома в Сан-Франциско: репродукции Матисса и Хиросиги, несколько потрепанных томиков Катулла, Итса, Тагора, Пастернака и Мозуник-Лопенса, флейта… Когда-то ему нравилось слушать, как она на ней играет. Были здесь и сувениры из системы Эпсилон-Инди, не столько с Урании, сколько с застывшего Нового Марса. Затем его внимание вновь переключилось на хозяйку, и он замер. На Джосселин было электрическое голубое платье и массивное серебряное ожерелье, какие носят на Геане. Ее туалет был одновременно и скромным, и ошеломляющим. Или так просто казалось, поскольку под ним легко угадывались знакомые линии.
"Очнись, парень", - сказал сам себе Хейм, а вслух произнес:
- Ты не изменилась.
- Лгунишка. Однако благодарю. - Ее глаза задержались на нем. - А вот ты изменился. Усталый, сердитый человек.
- Ну почему же, нет, сейчас я чувствую себя счастливее, чем… - она не дала ему договорить, отпустив его руки и направившись к столу, на котором стояли бутылки и лед.
- Давай чего-нибудь выпьем, - сказала она. - Насколько я помню, ты любишь шотландское виски. А вот еще глинтвейн.
- Как? Ведь ты всегда предпочитала легкие вина?
- Видишь ли, Вик… ну, ты, конечно, понял - доктор Брэгдон… он разделяет твои вкусы и любезно предоставил в наше распоряжение свой бар.
Она начала разливать вино. Мгновение бульканье льющегося вина было единственным звуком во всей вселенной.
"Черт меня подери, какое я имею право ревновать?" - подумал Хейм и тут же нарушил молчание:
- Я не совсем понял, что ты тут делаешь вместе с ним.
- Официально, я секретарь при экспедиции. Определенные навыки этой работы я получила еще до замужества, а затем постепенно утратила их, вступив в ряды "Движения за мир". Потом они снова пригодились мне на других планетах, включая планеты, где для жизни требуется специальное снаряжение. Мне приходилось довольно часто бывать на Новом Марсе - якобы для того, чтобы сопровождать геологоразведчиков с Эдгара, а на самом деле - просто чтобы куда-нибудь убраться… Но это неважно. Все это в прошлом. Когда я услышала об этой экспедиции, то подала заявление с просьбой об участии и, к своему удивлению, получила положительный ответ. Наверное, потому что по-настоящему соответствующие этой должности люди боялись оказаться в такой близости от большого коварного Алерона, и отчасти потому, что я смогу справиться с этим.
Она подала ему бокал и подняла свой.
- Добро пожаловать на борт нашего корабля, Гуннар, и давай выпьем за прежние дни.
Они молча чокнулись бокалами.
- За те дни, когда жизнь была проста и прекрасна, - добавила Джосселин. Сделав глоток шабли, она снова произнесла тост, на этот раз с вызовом: - А теперь за будущее, за то, что мы сделаем его таким же.
- Что ж, будем надеяться.
Уголки его губ приподнялись. Джосселин всегда любила чересчур все драматизировать, но ему, с его флегматичностью, это даже нравилось.
- Садись, - взмахом руки она указала ему на кресло, но он сел на стул. Джосселин усмехнулась и, опустившись в кресло, принимающее форму тела, расслабилась.
- Ну, а теперь, - сказала она, - расскажи мне о себе.
- Разве ты еще не насытилась сообщениями обо мне в печати?
- Да уж, недостатка в них не было. - Она прищелкнула языком. - Вся Солнечная Система пришла в волнение. Половина требовала повесить тебя и бросить на Францию водородную бомбу за содействие твоей авантюре. Остальные… - От ее юмора не осталось и следа. - Я не знала, что ваша политика имеет столько сторонников среди населения. Твой шаг как бы слил их всех воедино, спаял в одно целое.
Усилием воли подавив вспыхнувшие эмоции, Хейм сказал:
- Честно говоря, именно на это я и рассчитывал. Один решительный жест, чтобы пробиться сквозь эту чертову путаницу… О’кей, ты можешь выставить меня вон.
- Нет, Гуннар, никогда. - Она наклонилась и легко похлопала его по руке.
- Я считаю, что ты неправ, ужасно неправ, но я никогда не сомневалась в честности твоих намерений.
- То же самое я мог бы сказать о тебе, разумеется. Хотелось бы мне, чтобы это относилось и к некоторым из твоих союзников. Да и из моих тоже, что греха таить. Не могу сказать также, чтобы я питал особую любовь к некоторым довольно мерзким фанатикам.
- Я тоже. Военные… Я покинула их организацию, когда они начали открыто аплодировать насилию.
- Они пытались шантажировать меня через мою дочь, - сказал Хейм.
- О, Гуннар! - Она сжала его пальцы. - А я даже не навестила тебя за все это время. Постоянно было столько дел… Сначала это "Движение за мир", потом полет на Венеру, а когда я вернулась и узнала обо всем, уже все закончилось и ты улетел. Но… это ты серьезно? Неужели люди Ио и в самом деле…
- Я все уладил, - сказал он. - Давай больше не будем об этом говорить. Нам приходится держать это в секрете. Я рад, Джосс, что ты порвала с ними.
- С ними, но не с тем, что они представляли из себя в самом начале, - уточнила она. В ее продолговатых карих глазах внезапно блеснули слезы. Хейм не мог понять, чем они вызваны. - Еще одна причина разрыва - мое постоянное желание покинуть Землю. Все превратилось в такую отвратительную мешанину… Где ни начни искать, нигде не найдешь ответа на вопрос: что такое "хорошо", а что такое "плохо".
Она перевела дух и продолжала с чудесной искренностью:
- Но неужели ты не видишь, какой вред принесла Франция? Все, вроде бы, говорило за то, чтобы конфликт с элеронами можно было уладить мирным путем. Теперь сторонники мира объединились в легальную организацию, и это единственное, что они могут сделать, чтобы не дать экстремистам получить контроль над Парламентом. Делегация Алерона заявила, что она больше не собирается ждать, и отбыла домой. Нам придется посылать за ними, когда мы найдем выход из этого тупика.
- Или пуститься за ними в погоню, если этот выход приведет туда, куда рассчитываю я, - сказал Хейм. - Вы не можете, не хотите видеть одной простой вещи, а именно: алероны не собираются заключать настоящий мир. Они хотят, чтобы Земля вообще убралась из космоса.
- Но почему? - с мольбой в голосе спросила Джосселин. - В этом же нет никакого смысла!
Хейм нахмурился, глядя в бокал.
- Готов признать, что это кажется довольно странным. Для них это имеет смысл, но они думают не так, как мы. Взгляни на перечень их дел, а не их красивых слов, с тех пор как мы впервые столкнулись с ними. Включая доказательства, подтверждающие, что они намеренно напали на Новую Европу и намеренно осуществляют свои действия по уничтожению французской колонии на этой планете. Твоя фракция отрицает подлинность этих документов, но будь же честна сама с собой, Джосс.
- Ты тоже будь честен, Гуннар… Нет, посмотри на меня. Что может сделать один-единственный капер кроме того, как лишь еще больше обострить враждебность и усложнить ситуацию? Ведь ты же прекрасно понимаешь, что никто больше не последует твоему примеру. Пока что Франция и ее союзникам удается удерживать Парламент от объявления твоей экспедиции вне закона. Но Министерство запретило все сделки по передаче кораблей в частные руки, и Франция не в силах устроить такой законодательный переворот, который отменил бы данный запрет. Ты погибнешь здесь, Гуннар, в одиночестве, ни за что ни про что.
- Я надеюсь, что во Флоте начнется движение, - сказал он. - Если, как ты выразилась, мне удастся обострить враждебность… Да, не думай, что это мания величия. Просто надежда. Но мужчина обязан думать и делать то, что в его силах, даже если это не Бог весть что.
- Женщина тоже, - вздохнула она.
Затем, внезапно вскочив с кресла, взяла у Хейма бокал, чтобы снова наполнить его, и улыбнулась, с усилием, но без притворства.
- Хватит споров, давай остаток этого вечера будем сами собой. Мы так давно не виделись.
- Уж это точно. Мне хотелось тебя увидеть, и я собирался непременно это сделать после твоего возвращения на Землю, но мне думается, мы оба были слишком заняты. Да и случая, вроде бы, как-то не выпадало.
- Слишком заняты, потому что слишком глупы, - кивнула она в ответ. - Настоящие друзья, в лучшем случае, большая редкость. А ведь мы когда-то были таковыми, не правда ли?
- Правда, - сказал он, стараясь, как и Джосселин, не сворачивать с безопасной, на первый взгляд, дороги. - Помнишь нашу пирушку в Европе?
- Как я могу забыть? - Она бросила на него ответный взгляд и снова села, но на этот раз прямо, так что ее колени касались его.
- Эта смешная маленькая таверна в Амстердаме, где ты стукался головой о потолок всякий раз, когда вставал, и в конце концов тебе пришлось взять у полисмена напрокат его каску. И вы с Эдгаром все время орали что-то из Эдды, и… Но как вы оба были прекрасны, когда в предместьях Парижа мы, раздетые донага, любовались восходом солнца.
- Вы, женщины, были намного прекраснее, поверь мне, - сказал он, чувствуя себя немного неловко. Последовало молчание. - Мне очень жаль, что у вас с Эдгаром все так получилось, - наконец отважился нарушить тишину Хейм.
- Мы совершили ошибку, отправившись за пределы Системы, - кивнула Джосселин. - К тому времени, когда мы поняли, как губительно действует нам на нервы окружающая обстановка, было уже слишком поздно. Сейчас он нашел себе очень хорошую жену.
- Ну что ж, это кое-что.
- А как насчет тебя, Гуннар? Это был такой ужас… Я о бедной Конни. Но ведь прошло уже пять лет, и неужели ты…
- Да, пять лет - и ничего, - бесстрастно сказал он. - Не знаю почему.
Она чуть-чуть отодвинулась и спросила очень мягко:
- Я не смею льстить себя надеждой, но не я ли была тому виной?
Он покачал головой. Лицо его зарделось.
- Нет. С этим давно покончено. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
- Конечно. Ведь вечер нашего воссоединения должен пройти весело. Салют!
Снова зазвенели бокалы.
Она начала говорить о прошлом, он поддакивал и дополнял, банальность, присущая всякой дружбе: а ты помнишь, как бы там ни было, мы тоже, однажды, ты сказал, мы подумали, а помнишь, и потом там еще был, мы надеялись, а помнишь? И время, и слова, и пустые бокалы… И наконец как-то само собой вышло так, что она начала играть для него на флейте "О клер де ля Лун", "Гаудеамус игитур", "Сентябрь", "Геннандоа". Звуки мелодий, яркие и холодные, смешались в хороводе, кружили голову, и наконец Хейм перебрался в кресло и, откинувшись на его спинку, стал смотреть на блики света, отражавшиеся в волосах Джосселин и исчезавшие затем в глубоких тенях внизу. Но когда она запела "Девушку из Скрайдострупа"…
Может быть, ее я должен был
Любить тогда,
Цветущей весной каменного века…
Флейта упала ей на колени, и Хейм увидел, что ее глаза закрылись, а губы задрожали.
- Нет, - сказала она. - Просто. Я не думала. Это ты научил меня, Гуннар.
Он сел прямо и положил ставшую вдруг странно нежной руку на ее плечо.
- Забудь об этом, - сказал он. - Не надо было мне раскрывать свою пасть. Лучше было помалкивать. Но особого вреда ведь не было. Это было не более чем… не более чем одно из обычных увлечений. Конни не держала на тебя зла. Она очень умело и осторожно освободила меня от этого наваждения.
- Мне повезло меньше, - прошептала Джосселин.
Ошарашенный, он мог лишь произнести, запинаясь:
- Джосс, ведь ты сама не хотела продолжать!
- Я не смела. Но именно это было главной причиной, которая заставила меня уговорить Эдгара покинуть Землю. Я надеялась, Гуннар, что когда я вернусь… Почему мы были такими идиотами?
Потом она вдруг рассмеялась низким грудным смехом, подошла к нему и сказала:
- Но ведь еще не поздно, не так ли? Даже сейчас?
Глава 3
Период обращения Строна составлял восемнадцать часов. По прошествии семи таких дней Утхг-а-К-Тхакв закончил работу над компьютерами военного корабля и на грузовом судне прилетел в космопорт Орлинг.
Когда его огромная китообразная туша ввалилась в штурманскую рубку яхты, Андре Вадаж, ожидающий прилета бортинженера, невольно попятился назад.
"Фу! - подумал певец. - Старательности и способностей у него не отнимешь, но каждый раз приходится заново приспосабливаться к этой болотной вони… Интересно, а как он относится к моему запаху?"
- Привет, Б.И., - поздоровался он с Утхг-а-К-Тхаквом, - надеюсь, вы еще не устали до смерти. Мы уже провели здесь слишком много времени.
- Да уж, - отвечал ему грохочущий, булькающий голос. - Мне все это надоело не меньше вашего. Остальное могут закончить без меня, и надеюсь, закончат одновременно с установкой этой спецкатапульты для ракет. Конечно, это при условии, что система работы стронов и в самом деле настолько хороша, насколько они ее расписывают.
- Именно вам и решать, так это или нет, - кивнул Вадаж.
Еще одной чертой, раздражавшей его в наквсах, была их привычка торжественно констатировать очевидные вещи. В этом плане они почти не уступали людям.
- Ну-с, я позаботился о вашем питании здесь. Собирайтесь и ждите нас на платформе лифта снаружи через полчаса.
- Нас? Кто же отправится в это Гнездо?
- Вы, шкипер, разумеется, чтобы принимать решения, Грегорис Куманодис, чтобы переводить, и я… В общем, официально это касается и стюарда тоже, поскольку дополнительное вооружение повлияет на массу и объем груза. Но на самом деле мне просто все это надоело, и я страшно нуждаюсь в увеселительной прогулке. И потом, там, будут еще двое с "Поиска", Виктор Брэгдон и Джосселин Лори.
- А они с какой стати?
- Насколько вам известно, они здесь проводят ксенологические исследования. А сопровождая нас в деловом визите к местной важной персоне, они получат уникальную возможность понаблюдать здешние законы и обычаи в действии. Так что Брэгдон даже предложил одолжить нам один из своих флайеров, с условием, что мы возьмем их с собой. Фактически он не прочь был захватить еще несколько своих людей, но "гнездовики" ограничивают число посетителей за один раз. Мнительные твари. Как бы там ни было, имея флайер, мы можем использовать яхту для другой срочной работы и таким образом быстро завершим свор предприятие.
- Я чую. Нет, по-английски говорят "понимаю", - безразличным тоном отозвался Утхг-а-К-Тхакв. Он повернулся и зашлепал на своих перепончатых ногах по направлению к собственной каюте.
Вадаж задумчиво смотрел ему вслед, пока тот не исчез из вида.
"Интересно, доходят ли до него наши людские междоусобные ссоры и трения, - размышлял венгр. - Вероятно, нет. Он их, видимо, просто не воспринимает. Он, вероятно, считает, что отношения между Джосселин и Гуннаром - это сущая чепуха, если, конечно, он вообще их заметил.
И, возможно, он будет прав. По крайней мере пока это выражается лишь в частных отлучках Гуннара с нашей посудины. На данном этапе они еще не приносят особого вреда. Среди парней в экипаже уже ходят слухи, но, судя по интонации разговоров, это просто хорошая зависть. Что же касается меня самого, то я меньше всего склонен завидовать другу, если ему удалось ухватить кусочек счастья. Тогда почему же, черт возьми, это не дает мне покоя?"