Если человек преднамеренно и обдуманно убил женщину, то это - преступление. Этого достаточно для любого суда, и суды имеют с этим дело каждый месяц. Но здесь в уголовное дело вмешались военные власти, объявляя его невиновным по причине безумия.
Почему?
Это его озадачило.
Когда поезд уже мчался по пригородным местам, Рирдон опять уставился на Брансона.
- Послушайте меня, Брансон. Я буду с вами откровенным. Ради Христа, постарайтесь снизойти до моего уровня. Я скажу, почему я так заинтересован в вас. А вы в ответ расскажете мне, что вы скрываете, что заставило вас пуститься в бега.
- Я не в бегах.
- Сейчас, возможно, нет. Нет, с тех пор, как вы мне попались. Но до этого вы были в бегах.
- Нет. Это просто ваши догадки.
- Давайте раскинем мозгами вместе. Если мы будем продолжать сталкиваться лбами, то ничего, кроме синяков, не получим. Я хочу вам напомнить то, что вы, как специалист, как мне кажется, забыли, а именно: сейчас идет война. Еще не стреляют, но это все равно война. Иначе зачем бы вам и вашим коллегам так усиленно работать над еще более новым и более мощным оружием?
- Ну?
- Потому, что холодная война превращается в горячую. И война без стрельбы ведется своими способами. Каждая сторона старается украсть лучшие головы другой стороны, купить их, или же просто уничтожить. Мы теряем людей, лаборатории, идеи. Они тоже. Мы покупаем кое-какие их головы. И они покупают наши. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Конечно, старая песня.
- Ну, хоть и старая песня, а действует все так же, - согласился Рирдон, наклонился к Брансону и прищурил глаза. - Орудия в этой войне: подкуп, шантаж, воровство, соблазн, убийство, все, что помогает достичь цели. И это происходит с обеими сторонами. Главная цель в этой борьбе: как можно больше отнять у противника и как можно меньше потерять самому. Первая часть так же важна, как и вторая. Я специализируюсь на второй. Это моя работа. Это задача нашего отдела: отбить вражеские атаки на наши умы.
- Вы не сказали мне ничего нового или удивительного, - посетовал Брансон. - И это чертовски обидно, что человек не может взять отпуск, не будучи заподозрен в попытке продать свои профессиональные секреты.
- Вы слишком упрощаете ситуацию, - возразил Рирдон. - В основном есть два способа ослабить противника. Первое - это попытаться использовать умы противника для своей пользы. Второе - не дать противнику использовать его собственные, если первое невозможно. Это политика собаки на сене - ни себе, ни людям. Понятно? А теперь представим, что вы слишком лояльны, чтобы продать секреты, что тогда?
- Ну, и что тогда?
- Враг выводит из строя вашу голову… Раз он не может ею воспользоваться, то пусть и другие не пользуются.
- Чушь! Я не стою такой заботы.
- Это все равно, что сказать, что солдата не стоит посылать на поле битвы. Если, конечно, рассматривать его как одного человека, то это верно. Но если их сотни, тысячи, десятки тысяч, то это уже причина поражения или победы, - Рирдон сделал паузу, чтобы эти слова лучше уложились в голове Брансона, потом продолжил: - Лично я не стал бы беспокоиться о каком-то там Брансоне, но о сотне сотен Брансонов заботиться мое дело.
- Ну, у вас есть хотя бы одно утешение, - улыбнулся Брансон, - моя голова еще крепко держится у меня на плечах.
- Как вы прекрасно понимаете, я говорю образно. Ум, который резко перестал работать для своей страны, потерян для нее. Это уже жертва в необъявленной войне. И в наш технический век очень опасны удары, которые наносит враг по лучшим умам.
- Все это очевидно. И это понятно и дураку. Не сочтите за хвастовство, я это знал уже много лет назад. Но как все это можно приложить ко мне в данный момент?
- Я к этому и подхожу, - ответил Рирдон. - Определенное число хороших ученых было потеряно за последние два года не только из вашего института, но и из некоторых других. Это число гораздо выше числа потерь в естественных условиях от смерти, болезни и пенсии. Если мы не найдем способ остановить эти потери, потери превратятся в полк, полк в армию, - он махнул рукой.
- Вы уверены, что потери превосходят естественные? - спросил Брансон, вспоминая возражения, которые он высказывал Бергу.
- Вполне уверены. Мы потеряли очень много времени, прежде чем поняли, что происходит что-то необычное. Все, с кем это произошло, были ценные люди, и все они заслуживали доверия. Все они вдруг потеряли интерес к работе, начали действовать совершенно не в духе своего характера и в конце концов пропали для своей страны. С одними это произошло быстрее, чем с другими. Некоторые исчезли, едва успев крикнуть короткое: "Прощай!" Другие брали отставку, уезжали в отпуск и никогда больше не возвращались. Некоторые покидали страну. Мы знаем, что они сейчас делают. Это ни в коей мере не угрожает интересам государства, но мы не можем их вернуть никакими уговорами. Пока они живут так, как хотят, они ничего не предпринимают. Недавно мы выследили троих, которые все еще остались в стране.
- И что с ними произошло?
- Все трое твердо стояли на позиции, что имеют право жить, где хотят и выполнять работу, которую хотят. Та работа, которой они занимаются сейчас, намного хуже оставленной, но они уверяют, что это их больше устраивает, и не хотят объяснять причины. По мнению агентов, которые с ними разговаривали, они все чем-то напуганы и совершенно не хотят отвечать ни на какие вопросы.
- Я не осуждаю их, - сказал Брансон. - Мне тоже не нравится, когда за мной цепляется хвост, куда бы я ни пошел. Я ударил вас по зубам не просто так. Я считал, что пришло время научить вас жить самому и дать жить другим.
Не обратив внимания на это замечание, Рирдон продолжал:
- После этого они пропадали снова и находились уже в других местах и занятые другой работой. Мы решили не спускать глаз с них, но не беспокоить их больше. Мы встали перед фактом, что мозги перестали работать на нашу страну, и нам надо было найти путь исправить ситуацию. Их ложь - это слабость нашей добродетели: другие режимы заставили бы их говорить.
- Итак, вы наклеили на меня ярлык еще одного мятежника из этого списка? - спросил Брансон, вздохнув от того, что истинная причина его бегства осталась им неизвестной.
- Если бы одного, - вздохнул Рирдон. - В тот день, когда мы решили взять вас под наблюдение, появился еще один парень с теми же симптомами, что и у вас.
- Выяснили, что с ним?
- Нет, но я думаю, выясним, - сказал Рирдон. - Вам, конечно, неизвестно, но мы разослали своих людей по всем научным центрам, которые занимаются вооружением. Эти люди собирают информацию о всех, кто вдруг резко бросил работу, кто начал проявлять признаки надлома или просто странно вести себя. Таким образом мы вышли и на вас.
- Кто навел вас на меня?
- Не будем об этом, - махнул рукой Рирдон, - это был некто, кто считал, что вы на данный момент несколько не в себе.
- Могу поспорить, что Кейн, - прошипел Брансон, - он всегда считал себя психологом-любителем.
- Я не играю с вами в отгадки, так что не надо меня провоцировать.
- Хорошо. Принимаю это правило.
- Итак, я продолжаю. Я рассмотрел все свидетельства о вашем поведении, следовал за вами повсюду и пришел к выводу, что вы очень нервничаете и готовы бросить хорошую работу, обжитой дом и пуститься в бега. А ведь на такой шаг должно толкнуть нечто серьезное… Мы должны знать, что заставило вас это сделать, если мы поймем причины, то сможем это остановить.
- Ну, в моем случае вам придется долго искать то, чего нет, - заявил Брансон.
- Я вам не верю. Знаете, о чем я подумал? Я думаю, что вы узнали о какой-то угрозе для вас и для вашей жены или для ваших детей!
Брансон ничего не ответил.
- Нет такой угрозы, которую мы не смогли бы отвести, - сообщил Рирдон, обнадеженный молчанием собеседника. - Мы можем встретить эту угрозу и ликвидировать ее, но для этого нам надо знать, что это за угроза, иначе мы будем тыкаться вслепую. - Рирдон уперся взглядом в Брансона. - Если кто-то угрожает вам, скажите, как и кто. Я могу поклясться своей жизнью, что мы сумеем с ним справиться.
"Ха, это смешно! Правительство будет защищать преступника, которого само же и казнит, если узнает правду. Рирдон говорит о врагах на другом конце планеты, когда истинная угроза таится в законе этой страны, вооруженном электрическим стулом и газовой камерой".
Вмешательство военной разведки теперь было понятно. Она работала с полицией рука об руку, не зная этого. Первые подозревают, что его принуждают к предательству, вторые не могут найти ниточку, которая приведет их к убийце. Несколько неприятно, что разведка смотрит на него, как на перспективного дезертира, но радует, что полиция топчется на месте.
- Я прав? - настаивал Рирдон. - Чья-то жизнь под угрозой?
- Нет!
- Лжете!
- Думайте как хотите, - устало сказал Брансон. Рирдон отвернулся к окну и начал вглядываться в пейзаж, мелькающий за окном. Несколько минут он сидел молча, погруженный в свои думы. Вдруг он резко повернулся и спросил:
- Каким образом здесь замешан Бельстон?
Брансон вздрогнул и побледнел. Это было, как удар в солнечное сплетение.
- Что вы хотите этим сказать?
- Вы все еще продолжаете врать, но вас выдает ваше лицо. Бельстон имеет большое значение для вас, это нечто черное и пугающее, и в то же время он тянет вас, так как вы хотите что-то выяснить.
- Если вы знаете так много, то должны знать остальное.
- Не знаю. И, думаю, вы тоже не найдете то, что ищете. - Рирдон сжал кулаки и внимательно начал рассматривать костяшки пальцев. - Я догадываюсь, почему ваши поиски безуспешны.
- Ну давайте, догадывайтесь, если это вас развлекает.
- Вы хотите наладить контакт с кем-то, кто вам неизвестен, и причем по его инициативе. Но я испортил вам всю игру. Они видели, что за вами следят, и мое лицо им не понравилось. Вот поэтому они и не вышли на контакт с вами, как было сговорено. А может, они не дали вам обещанного.
- Они?
- Противники. Не притворяйтесь невинным. Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю.
- Да вы просто здоровенная пчела в улье. Вы не хотите никого слушать, кроме своего жужжания.
- Слушайте, Брансон, я информирован лучше, чем вы думаете. Вы бродили по Бельстону, как потерянная душа по аду, ища что-то, чего вы не смогли найти или ожидая чего-то, что не случилось. Прекрасное занятие для проведения отпуска, не так ли?
Брансон продолжал молчать.
- Вы разговаривали со многими людьми в Бельстоне и Хенбери. Мы проверили их всех, никаких намеков на зарубежную связь. Все они были чисты, как новорожденные щенки. Вы или кто-то еще поняли, что за вами следят, и стали слишком осторожны, чтобы дать нам в руки хотя бы намек.
- Я искал рыжую педикюршу, а таких в мире не много.
- Понятно, понятно, - сказал Рирдон обиженно.
- А теперь я скажу вам кое-что, - прошептал Брансон, наклонившись вперед. - Труднее всего найти то, что никогда не существовало.
- То, что вы искали, существовало иди существует: человек вашего ума не будет просто так искать вчерашний день.
- Я уже говорил вам, что все это чушь!
- Да вы такой же как те три, о которых упоминал я. Говорить не хотите. А на вопросы даете бессмысленные ответы. Теперь вам остается сообщить мне, что нет закона, который запрещал бы людям делать то, что они желают.
- То, что они делают, может быть вполне невинным, - заметил Брансон.
- Про вас это трудно сказать, - отрезал гирдон. - Хендерсон, по крайней мере, заимел промтоварный магазин. И как мог объяснил это: "Мне это нравится. Я хочу работать сам на себя. Я этим очень доволен, я устал от режима, я хочу делать, что мне хочется, и быть независимым".
- Вполне обоснованные причины, сказал бы я.
- Я вас не спрашиваю, - отрезал Рирдон, - эти причины ложны, и мы это знаем. Мы нашли Хендерсона в Колумете. Мы задали ему несколько вопросов. Через месяц он продал свое дело и смылся. Двумя неделями позже мы нашли его торгующим в Лейксайде. Таким образом мы стали следить за ним с безопасного расстояния. У него, видимо, есть основательные причины избегать официального внимания. То же самое с вами.
Брансон изобразил полную скуку и уставился в окно.
- Вас приперло, и вы поехали в Бельстон искать выход. Вы так же приперты к стене. Вы это поняли и носились по Бельстону, как крыса по клетке, но ничего хорошего этим не добились.
- Замолчите, - попытался остановить его Брансон.
- Черт за вашей спиной не слез с нее и в Бельстоне, как вы на это и надеялись. Он крепко вцепился в вас и все еще скачет вместе с вами. И он так и будет скакать на вашей спине, пока вы не услышите голос разума и не позволите кому-нибудь, кто это может, стянуть его с вашей спины. Все, что вам надо сделать - это открыть рот и сообщить, кто этот черт.
- Извините, - сказал Брансон, - я ненадолго отлучусь. Он вышел из купе прежде, чем Рирдон, растерявшись от неожиданности, сообразил, что ему делать в этой ситуации. Предлог, под которым он мог бы пойти сопровождать его или остановить, было не просто придумать за доли секунды. Брансон еще не был под арестом и не был ни в чем обвинен. На данный момент он был свободен и имел статус обычного пассажира.
Торопливо проходя по коридору, Брансон краем глаза заметил, как Рирдон встал, но сделал это медленно, явно не зная, что делать. Брансон ускорил шаг, подошел к туалету, захлопнул за собой дверь и открыл окно. Затем выбрался наружу. Несколько секунд он стоял на раме окна, уцепившись пальцами за крышу вагона, его тело трепали порывы несущегося навстречу ветра. А потом он оттолкнулся от окна.
7
Он тяжело ударился о покрытый травой откос и покатился вниз.
Какое-то время он лежал, тяжело дыша и прислушиваясь к грохоту удаляющегося поезда. Вместе с поездом удалялся от него и Рирдон.
А может, этот проницательный агент предвидел прыжок Брансона и сам тоже прыгнул с поезда? Брансон резко вскочил на ноги. Он осмотрел себя: пострадала только одежда. Да, такой побег редко бывает даже в кино.
В кино? Кино… Кино!
Когда-то он думал о кино так же, как многие думают о собаках, французских булках и прочих обычных предметах обихода, рассматривая его как неотъемлемую часть цивилизации. Но теперь все было совсем по-другому. Теперь он думал о кино с каким-то страхом иди ужасом, с каким-то новым чувством, которое он затруднялся определить. Ведь что такое кино? Неестественная жизнь, ложная правда. А что происходит с ним?
Наверное, Рирдон был прав, когда говорил, что Брансон не в своем уме или на пути к этому. А дальше - ад, только он этого уже не поймет.
Выбравшись из канавы, он поднялся на железнодорожное полотно и посмотрел вдоль него. Поезд скрылся из глаз, а запыленного, поцарапанного Рирдона нигде не было видно. Удовлетворенный этим, Брансон осмотрел себя и пришел к выводу, что как бы он ни выглядел, он страдает от чего угодно, но только не от безумия. Он попробовал совладать со своими чувствами и вполне убедился, что еще не свихнулся; он был просто человеком, перегруженным тревогами, от которых ему надо было избавиться любым способом, который он сможет придумать.
Двигаясь в обратном направлении по полотну, Брансон дошел до железнодорожного моста через грязную дорогу. Он сошел с насыпи и вышел на трассу. Он понятия не имел, куда идти. Но все равно - лишь бы подальше от Рирдона.
Он повернул налево и отмахал две мили по узкой проселочной дороге с глубокими колеями. Затем вышел на федеральное шоссе, где через десять минут его подобрал грузовик, груженный овощами. Не расспрашивая его, кто он и откуда, рода и там высадил, попрощавшись коротким кивком.
Это место скоро будет для него очень опасно, и болтаться здесь просто непозволительная глупость. Он сел на ближайший автобус, благодаря Бога за то, что хоть и оставил чемодан в поезде, но бумажник и деньги были все еще при нем.
Он продремал около шестидесяти миль и приехал в довольно большой город. Представляя, в каком он виде, задержался в городе как раз на то время, чтобы вымыться, побриться и причесаться. Это прибавило ему уверенности. После этого он поел и несколько восстановил силы. Из ресторана пошел на автобусную станцию, по дороге пройдя мимо двух полицейских. Оба полицейских скучали на углах, и ни один из них не обратил на Брансона никакого внимания.
От станции вскоре отправлялся автобус, который шел в город, расположенный примерно в семидесяти милях к востоку. Он сел в этот автобус и без всяких приключений добрался до города. Там слился с толпой и стал незаметным. Теперь он был ближе к дому. Дом! Он обнаружил, что до боли хочет услышать голос своей жены. Это был риск, но он должен услышать ее голос! И пусть потом по его следу кинется свора ищеек…
Ряд телефонных будок стоял в помещении центральной почты. Он выбрал среднюю и набрал свой домашний номер. Ответила Дороти.
Изо всех сил он старался, чтобы его голос звучал бодро и спокойно, когда он приветствовал Дороти:
- Привет, крошка. Это твой сбежавший любовник.
- Рич! - воскликнула она. - Я ждала твоего звонка вчера вечером.
- Я собирался звякнуть, но у меня никак не получалось. Тут один зануда полностью меня монополизировал. Я решил отложить это дело на сегодня. Лучше поздно, чем никогда, правда?
- Конечно! Как у тебя дела? Ты чувствуешь себя лучше?
- На пять, - соврал он. - А как дела у вас?
- Все хорошо, правда, были два странных события.
- Что случилось?
- На следующий день, как ты уехал, кто-то звонил, якобы из института, и спрашивал, куда ты уехал.
- И что ты ему сказала?
- Такой вопрос показался мне очень странным, ты же уехал в командировку. Ведь ты сам всегда советовал мне быть очень аккуратной в разговорах о твоей работе. Ну я и сказала этому типу, чтобы он поинтересовался в твоем отделе.
- Ну, и что он на это ответил?
- Не думаю, что это ему понравилось, - ответила Дороти, в ее голосе послышались нотки беспокойства. - Он повесил трубку, по-моему, очень раздраженный. Надеюсь, я не отшила кого-нибудь из начальства.
- Ты поступила совершенно верно, - успокоил ее Брансон.
- Но это не все, - продолжала она. - Через пару часов после этого звонка к нам пришли двое мужчин и сказали, что они из охраны института, они даже показали документы, удостоверяющие это. Один был высокий худой парень с глазами-бусинками, другой - коренастый, с сильно развитой мускулатурой. Они сказали, что мне нечего беспокоиться, что они делают обычную проверку. Затем спросили меня, сказал ли ты мне, куда едешь, и если да, то что ты еще об этом говорил. Ну, я им сказала, что ты поехал в Бельстон, но не знаю, зачем, да и знать не хочу. Они сказали, что этого им вполне достаточно, поболтали немного и уехали. Они были вполне приятными парнями.
- Что-нибудь еще?
- Да. На следующее утро здоровенный мужчина пришел к нам и спросил тебя. Но у меня было такое чувство, что он прекрасно знает, что тебя нет. Я сказала, что ты ненадолго уехал. Он спросил куда и насколько. Он не назвал мне ни своего имени, ни зачем ты ему нужен, и мне не понравилась его настырность. Я направила его в институт. Мне показалось, что он не собирается туда обращаться. Правда, я не могу сказать, почему я так решила. Во всяком случае я от него отделалась.