И все же они не верили. Не верили до самого конца, даже когда по телевизору прозвучали заявления, каких Америка не слышала со времен Карибского кризиса. Столбик термометра поднялся до 92 градусов Фаренгейта, и в доме быстро заканчивались прохладительные напитки (огромные их запасы хранились на складе в убежище, но это, естественно, был неприкосновенный запас). Рик Баффит вызвался сгонять на своей машине в супермаркет и привезти пару ящиков; он принадлежал к тому многочисленному племени американцев, которые, несмотря на вовсе не бедственное материальное положение, предпочтут мчаться куда-то по жаре, нежели переплатить несколько долларов за доставку. Его провожали шутками (много, даже слишком много веселились в те дни в доме Робинсонов!), и кто-то даже осмелел настолько, что сказал "смотри, не опоздай к началу войны!" - словно речь шла о футбольном матче. И только жена Рика Мелисса смотрела тревожно, все норовила взять мужа за руку и просила не задерживаться.
А через четырнадцать минут прервались все передачи, завыли сирены, и на всех телеканалах и радиочастотах зазвучал голос, объяснявший оцепеневшей от ужаса Америке, что это НЕ учебная тревога, повторяю, это НЕ учебная тревога…
Они как раз смотрели тогда телевикторину, и ведущий задал вопрос, ответа на который никто из них не знал, даже Дэвид. И, похоже, парень, надеявшийся выиграть на этом вопросе сто тысяч долларов, тоже пребывал в затруднении. Начнись ядерная война на минуту позже - и ведущий успел бы объявить правильный ответ. Дэвид потом перерыл все найденные в убежище справочники в поисках ответа, но безуспешно.
Мелисса очень не хотела уходить в убежище, ее пришлось тащить силой. Она кричала и вырывалась, требуя, чтобы они дождались Рика. И они действительно подождали еще четыре минуты, уже стоя внутри, прежде чем наглухо задраить внешний люк.
Прошло еще три минуты. Мелисса потом не могла простить им этих трех минут после закрытия люков, утверждая, что Рику не хватило именно их… Потом бетонные стены содрогнулись от могучего удара, и где-то в глубине убежища упало что-то незакрепленное. Свет мигнул несколько раз и погас на несколько мучительно долгих секунд, однако потом зажегся снова. Начиналась новая жизнь.
В течение первого же часа выяснилось, что внешние датчики не работают. То ли их разрушило слишком близким взрывом, то ли произошел еще какой-то отказ, но отныне обитатели убежища были лишены всякой информации о том, что происходит за пределами их бетонного мира.
Приглашая родных и друзей "погостить в июле", Джордж просил мужей приезжать с женами и наоборот - да и сами они были того же мнения. Исключение составляли Дэвид и Дэниэл. И если Дэвид, чьи антисексуальные взгляды были хорошо известны, опасений не вызывал, то с Дэниэлом дело обстояло гораздо хуже. Дэниэл был классическим шалопаем и плейбоем; жениться он не собирался, да и подружки редко задерживались у него больше чем на три месяца. В тот момент он как раз расстался с очередной и пока перебивался пляжными знакомствами-однодневками. Из всей компании он был единственным, кто даже в глубине души ни на секунду не допускал возможности ядерной войны. На слова о Тайваньском кризисе он отвечал "Помяните мое слово - наши надерут красным китайцам их желтые задницы" и хохотал, полагая это весьма остроумным. Короче говоря, Дэниэл Робинсон был самым неподходящим человеком для многолетней жизни в противоядерном убежище - но не мог же Джордж отказать в спасении родному брату?
И вот, когда после гибели Рика численность мужского и женского населения убежища оказалась сбалансированной, у Джорджа зародилась слабая надежда, что со временем, когда первый шок пройдет, Мелисса и Дэниэл смогут утешить друг друга. Надежда была слабой, ибо Джордж понимал, сколь сильно характер Мелиссы отличается от легкомысленного нрава Дэниэла - но в сложившихся обстоятельствах…
Дэниэл, очевидно, питал ту же надежду - но никак не Мелисса. После гибели Рика она вообще постоянно находилась на грани нервного срыва и смотрела на остальных обитателей бункера, как на врагов, а уж когда Дэниэл попробовал подлезть к ней со своими обычными сальными шуточками, дело чуть не кончилось дракой - так что растерявшийся плейбой, чудом избежавший сильного удара в самое чувствительное свое место, оставил дальнейшие попытки обольщения "этой чокнутой".
Через некоторое время, впрочем, выяснилось, что для повышенной нервности Мелиссы были и другие основания, помимо скорби о погибшем муже и погибшем мире - Мелисса была беременна. Тони был зачат в одну из душных июльских ночей перед катастрофой, на кровати в комнате для гостей дома Робинсонов.
Новость эта отнюдь не обрадовала жителей убежища. Ни у кого из них не было никакого медицинского образования. Правда, Джордж заблаговременно собрал в убежище кое-какую медицинскую литературу, в том числе и по педиатрии - ведь у хозяев рос маленький Арни - однако ему как-то не пришло в голову обзавестить справочником по акушерству или, тем паче, используемыми в этом деле инструментами. Не было в запасе и детских питательных смесей, из коих Арни уже вырос. Оставалось полагаться лишь на удачу и организм Мелиссы (который, однако, не был особенно крепким).
Меж тем Дэниэл оставался один на один со своей сексуальной озабоченностью. Формально в убежище была еще одна незамужняя женщина - кухарка Робинсонов Клэр, но она уж никак не годилась в подружки 23-летнему плейбою. Это была пожилая степенная негритянка, словно сошедшая с экранов фильмов об эпохе Гражданской войны. Секс ее никогда особенно не интересовал, а с тех пор, как пятнадцать лет назад умер ее муж, она вообще не вспоминала, что это такое.
Неудивительно, что Дэниэл начал обхаживать замужних женщин, причем сразу всех трех - Магду, жену Томаса Энн и жену Эдварда Памеллу. Дело это было, впрочем, почти безнадежное, и не только потому, что все браки были заключены относительно недавно, и супруги не успели надоесть друг другу, но и по более прозаичной причине - в убежище было слишком мало места для тайных уединений, парам и для "законного"-то секса не всегда удавалось найти свободное помещение, так что спустя какое-то время они, отбросив стыд, уже занимались этим в присутствии друг друга. Надо сказать, что если поначалу изза всеобщего стресса сексуальная жизнь в убежище текла вяло, то позже, на почве всеобщего вынужденного безделья и дефицита развлечений, пошла еще активнее, чем до войны.
Беременность Мелиссы протекала достаточно трудно, пару раз казалось, что выкидыш неизбежен, и это еще в лучшем случае - однако все обошлось. Но еще до того, как родился Тони, в убежище случилась первая смерть.
Умерла Клэр. Ей еще не было семидесяти, она не жаловалась на здоровье и, не разразись ядерная война, могла бы прожить еще долгие годы. Но, как видно, теперь, когда наверху все умерли, она попросту не видела смысла продолжать жить. Она угасала молча, ни на что не сетуя, и даже продолжала исполнять свои обязанности кухарки - а однажды утром просто не проснулась.
Это была единственная мирная смерть в убежище за двадцать лет его существования.
И эта смерть вскрыла еще одну проблему, о которой Джордж и те, кого он нанимал для строительства, в свое время не подумали. Что делать с трупом? Наружу его не вынесешь, там по-прежнему радиоактивный ад (тогда, в первый год, в этом не могло быть сомнений). А универсальный мусоросжигатель не был расчитан на предметы таких размеров. Чтобы засунуть туда труп, его надо было разрубить на три части.
По жребию, сделать это досталось Эдварду. Тело Клэр упаковали в два черных пластиковых мешка, чтобы Эдвард не видел, ЧТО рубит и ЧТО получается в результате. Но того все равно стошнило после первого же удара топором, пришедшегося во что-то мягкое и влажно чавкнувшее. Тогда доделать работу взялся Дэниэл. Он справился. Он, разумеется, делал это в одиночестве, и остальные не видели кривой усмешки и дьявольских огоньков удовольствия в его глазах, когда он орудовал топором.
Пять недель спустя родился Тони. Мелисса промучилась двое суток; она стонала, что лучше умереть, и что она ненавидит этого ребенка. Но она не умерла, и ребенок тоже. Джордж, которому пришлось выступать восприемником, перерезал пуповину кухонным ножом. К счастью, у Мелиссы не возникло проблем с молоком. Но, едва она оправилась после родов, как в убежище случилось новое потрясение.
Дэниэл все это время не оставлял своих попыток. Жены периодически жаловались на него мужьям, мужья предупреждали Дэниэла "похорошему", пока избегая, однако, рукоприкладства, Дэниэл пытался обернуть все в шутку и, действительно, на какое-то время утихомиривался, но затем все начиналось вновь. В какой-то момент он сосредоточил основные усилия на Памелле, руководствуясь нехитрой логикой: раз ее муж - его брат-близнец, то не все ли ей равно? Сначала подобные идеи провозглашались им как бы в шутку, но, не встретив понимания со стороны Памеллы, он разработал план, достойный пера Боккаччо. Дэниэл и Эдвард были, разумеется, очень похожи, но в довоенной жизни их не путали: Эдвард гладко брился и носил строгую "деловую" прическу, в то время как в обольстительном арсенале Дэниэла не последнее место занимали его пышная грива и щегольские усы. Да и стиль одежды у поступившего в солидную фирму Эдварда и у студента-недоучки Дэна различался обычно довольно заметно. Теперь, однако, обитателям убежища было не до строгих причесок, да и одежду они использовали одинаковую - ту, что была запасена на складе. Так что единственным бросавшимся в глаза отличием между близнецами оставались усы. Чтобы выдать себя за Эда, Дэниэлу нужно было лишь сбрить их, подгадав момент, когда брат будет чем-то занят в другом конце убежища, а Памелла не будет об этом знать. Разумеется, он не собирался заниматься подобным маскарадом и в дальнейшем, а рассчитывал, что Памелла, поставленная перед фактом свершившейся измены, впредь будет сговорчивей.
И ему это почти удалось. Памелла даже не удивилась внезапно появившемуся мужу, который "хочет ее прямо сейчас". Он увлек ее в помещение склада, уже избавленное от части коробок, и приступил к делу. Однако, как видно, в сексуальном поведении братьев имелись значительные различия, которые женщина сразу почувствовала. Заподозрив неладное, она громко закричала: "Эдди! Эдди!" Ее бы никто не услышал - в ту пору звукоизоляция помещений убежища была полной - но Дэниэла подвело самообладание: он принялся зажимать своей жертве рот. Она стала отбиваться; довольно долго они барахтались среди контейнеров, набивая синяки и шишки, и наконец, полуголые, выкатились в дверь практически под ноги Эдварду, искавшему свою жену.
Тот сразу все понял и набросился на братца. Драка была жестокой; прибежавшим позже остальным мужчинам еле удалось их растащить. Джордж объявил общее собрание; на нем избитому и окровавленному донжуану было объявлено, что, если он не прекратит своих фортелей, в следующий раз его просто кастрируют, и по голосу Джорджа нельзя было сказать, что он шутит. Дэн молча выслушал это и угрюмо поплелся за аптечкой, чтобы обработать раны.
А три дня спустя, когда все сидели за завтраком, вошел припозднившийся Дэниэл. "Садись, пока мы не съели твою порцию", - приветствовал его Джордж. "Угу", - ответил Дэниэл и сделал еще три шага вперед. А потом выхватил из-за спины пистолет и начал стрелять.
Он стрелял очень быстро, и даже сам факт наличия у него пистолета оказался полной неожиданностью. Никто ничего не успел сделать, все пребывали в оцепенении. Первой пулей он убил наповал сидевшую с краю Энн Хорсмэн. Следующей тяжело ранил ее мужа. Третья пуля досталась Памелле; она умерла три часа спустя от внутреннего кровотечения (хороший хирург с соответствующими инструментами мог бы ее спасти). Дэниэл перестрелял бы всех, но, когда рука с пистолетом повернулась в сторону Эдварда, вместо выстрела раздался щелчок. Патрон перекосило в патроннике.
Эд и Джордж вскочили со своих мест и бросились на брата. Тот все пытался выстрелить, но у него выбили пистолет, повалили, впечатав лицом в бетонный пол, и скрутили руки за спиной ремнем. Тут подоспел и Дэвид, замахиваясь стулом, но, увидев, что враг уже обезврежен, опустил свое оружие.
"Пристрелите его", - сказал Дэвид. "Нет, - с достоинством возразил Джордж, - даже и в убежище мы остаемся американцами, и будем судить его по американским законам." "Ну как знаете, - пожал плечами Дэвид, - если все произошедшее еще не отбило у вас охоты ломать комедию, то вы, конечно, в полном праве." В этот момент воздух прорезал тонкий вибрирующий визг - это забилась в истерике Мелисса.
Быстро выяснилось, что из затеи "судить по американским законам" ничего не выйдет - юридического образования ни у кого не было, а в убежище не оказалось экземпляра уголовного кодекса. Брать на себя роль адвоката тоже никто не захотел. Джордж огласил обвинение ("умышленное убийство и покушение на убийство") и спросил обвиняемого, что тот может сказать в свое оправдание. Дэниэл, который сидел, привязанный к стулу, поднял на него мутный взгляд и вдруг начал уверять, что он на самом деле не Дэниэл, а Эдвард, что, пока они возились с ранеными, Дэниэл сумел освободиться, напасть на Эдварда, связать его и усадить на свое место. Это была, разумеется, полнейшая чушь, и все это понимали, и все же кое-кому стало не по себе от этих слов. Различить братьев действительно было проблематично - лица обоих были разбиты еще с прошлой драки, а в точную конфигурацию ссадин и синяков прежде никто не всматривался.
Джордж поспешно заявил, что лишает подсудимого слова (для этого пришлось заткнуть рот Дэниэла кляпом), и обратился к присяжным (в их роли выступали Эд, Магда и с усмешкой согласившийся "поучаствовать в балагане" Дэвид; Мелисса все еще была не в себе). Присяжные, естественно, единогласно вынесли вердикт "виновен", и Джордж со всей серьезностью и торжественностью зачитал смертный приговор. "… привести в исполнение немедленно", - закончил он.
"Подожди, - остановил его Дэвид. - У нас на руках труп и, вероятно, скоро будет еще два, не считая его. ("Ты мою жену раньше времени не хорони!" - взвился Эдвард.) Ты хочешь разделывать их сам? Пусть это сделает он, тем паче, что у него уже есть опыт."
"Ты что же предлагаешь, развязать его и дать ему в руки топор?" - удивился Джордж.
"А почему нет? Просто держи его на прицеле. И пусть он знает, что если рыпнется, получит пулю не в голову, а в яйца."
Джордж согласился, что это резонно. Эдвард закричал (не слишком последовательно по отношению к своей предыдущей реплике), что не позволит этому подонку вновь прикоснуться к телу его жены. Однако двумя голосами против его одного (при воздержавшейся Магде, заявившей, что ее тошнит от них всех) предложение Дэвида было принято. Решено было, что все тела должны быть разрублены одновременно, иначе пришлось бы снова отбирать у Дэниэла топор и вязать его - а никто не был уверен, что даже и под дулом пистолета это безопасно.
Памелла умерла два часа спустя. Но еще сутки Дэниэл, крепко связанный, в комнате с двумя трупами дожидался возможной смерти Тома. Но Том не умер; и хотя это могло произойти и на следующий день, и через неделю, казнь и, главное, кремацию тел нельзя было откладывать до бесконечности.
Дэниэлу развязали руки, оставив ноги спутанными. Трупы в мешках были уложены перед мусоросжигателем; рядом положили топор. Дэниэл должен был сам допрыгать туда. Он не артачился; он и сам хотел исполнить то, что от него требовали. Прежде, чем рубить, он сдернул с трупов двух женщин мешки, а затем стал яростно, сжав зубы в дикой гримасе, молотить топором - так, что кровавые ошметки полетели во все стороны.
"Хватит! - крикнул, наконец, Джордж, боровшийся с комом в горле. - Достаточно! Бросай их в печь!"
Дэниэл обернулся на него и вдруг, бросив топор, резким движением расстегнул штаны и принялся мастурбировать над кусками разрубленных тел. Три выстрела Джорджа прекратили эту мерзкую оргию.
С тех пор огнестрельное оружие (пистолет, некогда принадлежавший Дэниэлу, и карабин Джорджа) хранилось в разных контейнерах и отдельно от патронов. Контейнеры были металлические и запирались на замок, от каждого замка был лишь один ключ, и ключи эти хранились у разных людей.
Томас поправлялся в течение четырех месяцев; в первое время роль сиделки при нем исполняла Магда (Мелисса отказалась сразу и наотрез, заявив, что от подобных вещей ей делается дурно; к тому же ей приходилось заботиться о собственном маленьком ребенке), но потом ей это надоело, и она перестала за ним ухаживать. К счастью для Хорсмэна, он к этому времени оправился уже достаточно, чтобы заботиться о себе самостоятельно.
Прошло полгода со времени бойни в столовой, когда по инициативе Эдварда, перед этим о чем-то говорившего с Томом, было созвано очередное официальное собрание. Собственно, обитатели убежища и так почти все время находились в обществе друг друга и имели возможность обсуждать любые вопросы, не прибегая к формальным процедурам; так что официальный характер мероприятия должен был подчеркнуть важность и нетривиальность темы. Джордж, неизменно председательствовавший в то время на таких совещаниях, знал, о чем пойдет речь, и был мрачен; Дэвид сидел на другом конце стола с видом скучающим и равнодушным, заранее уверенный, что не услышит ничего умного и важного. Мелисса переводила испуганный взгляд с одного мужчины на другого.
"Говори, Эдвард", - сказал Джордж.
"Ну… - начал тот не слишком уверенно, - все вы помните, что произошло полгода назад. У нас погибли две женщины, и… а нам тут еще жить и жить много лет… в общем, я полагаю, что мы больше не можем позволить себе моногамию."
"Что?" - тихо воскликнула Мелисса.
"У нас осталось две женщины на четверых мужчин, - сказал Эдвард уже грубее, намеренно считая и Дэвида, чтобы соотношение выглядело более внушительным. - И мы не можем согласиться, чтобы каждая женщина была только с одним. Или, тем более, вообще ни с кем", - он с вызовом посмотрел на Мелиссу.
"Мерзавец! - крикнула Мелисса. - Ты такой же маньяк, как твой братец Дэниэл! Только попробуй прикоснуться ко мне, грязный насильник!"
"Лисса, успокойся, - сказал Томас. - Никто никого не собирается насиловать. Мы хотим, чтобы всем в убежище было хорошо. Для этого просто надо отбросить некоторые условности, которые в нашей ситуации лишены смысла."
"Почему бы вам не отбросить такую лишенную смысла условность, как секс?" - саркастически осведомился Дэвид.
"Подумай, Лисса, ведь мы будем жить здесь еще двадцать лет… тридцать… может быть, всю жизнь, - продолжал увещевания Том, игнорируя последнюю реплику. - Никаких других мужчин в твоей жизни уже не будет, пойми. Так чего ради упрямиться?"
"Мне не нужны никакие мужчины, кроме Рика, который погиб из-за вас!"
"У вас нет никакого права ее принуждать", - заметил Дэвид.
"Боюсь, Дэйв, что это зависит от результатов голосования, - возразил Эдвард с угрозой в голосе. - До сих пор мы все подчинялись решению общего собрания, даже если оно кому-то из нас не нравилось."
"Я посмотрю, как Джордж проголосует за то, чтобы его жену тоже пустили по кругу!" - истерически хохотнула Мелисса.
"Не думай, что мне это легко, - ответил Джордж, мрачнея еще больше. - Даже когда я застрелил собственного брата, мне не было так погано. Но парни правы. Если мы не решим эту проблему, то рано или поздно все тут перебьем друг друга. И я вынужден…"
"Магда! - взвизгнула Мелисса. - И ты им это позволишь?!"
"Ты с детства спихивала на меня грязную работу, сестренка, - усмехнулась Магда, и хрипотца в ее голосе звучала особенно вульгарно. - Что ж, если ты намерена изображать из себя целку, мне придется поработать за двоих. Посмотрим, кто в итоге окажется в выигрыше."