* * *
- Почему вы не отвечали, Рудольф?
- Отказ коммуникатора. Редкий случай - наша техника очень надёжна, но…
Но самая надёжная техника когда-нибудь да отказывает, мысленно закончил за него Максим. И по закону подлости…
- Я заметил это, когда мы уже заходили на цель. Поздно было что-то делать, к тому же я был уверен, что ты справишься. А мне надо было сделать главное - обезглавить заговор.
Расстановка приоритетов, подумал Максим. Есть главное, и есть второстепенное, и всё, что подпадает под категорию "второстепенное", менее важно, даже человеческие жизни. Прагматический рационализм - в этом весь Экцеленц.
- А что случилось с подачей пси-энергии с орбиты, вы уже выяснили? Что это был за сбой? Тоже отказ нашей очень надёжной земной техники?
- Не отказ. Наоборот, безукоризненно точное её срабатывание. В атмосферу Саракша вошёл крупный метеорит, траектория которого пересекалась с траекторией орбиты спутника, висевшего над Районом реморализации. Автоматика оценила угрозу и приняла единственно правильное решение - спутник совершил маневр уклонения. В результате Город на какое-то время, пока не подошёл второй спутник и не закрыл брешь, остался без пси-"зонтика".
Метеоритная атака в атмосфере, вспомнил Максим, вероятность ноль целых, ноль-ноль десятых, ноль-ноль… Автоматика не рассуждает, она подчиняется заданной программе, в которую все приоритеты зашиты заранее.
- Роковое стечение обстоятельств, - резюмировал Сикорски, поглядев на дымящиеся развалины разорённой части Города, где копошились фигурки людей. - Такого мы не могли предположить.
Ведь мы же не боги, добавил про себя Максим, мы люди, всего-навсего люди, зачем-то надевшие маски богов.
- Но саму попытку переворота мы предполагали, - сказал он, - и предупреждали об этом КОМКОН.
- Издалека всё видится иначе, - Сикорски тяжело вздохнул. - Мы с тобой здесь, а Земля - Земля далеко, и большое расстояние скрадывает несущественные детали, выходящие за рамки базисной теории развития социума. И вот это тоже, - он показал глазами на двоих учеников, нёсших мёртвое тело; рука трупа бессильно волочилась по земле, - мелкие детали, которые можно не принимать в расчёт, когда оперируешь большими числами и глобальными категориями. Мне давно надо было на свой страх и риск задавить всю страну полем, а не…
Он замолчал. Максим ждал.
- Заговорщики неплохо подготовились, - снова заговорил Сикорски, - и у них были шансы. Они рассчитывали посеять сумятицу, отвлечь мое внимание нападением на Город Просвещения, а под шумок нанести удар баллистическими снарядами тяжёлых систем по моему Департаменту специальных исследований и сжечь термическими боеголовками все передвижные излучатели, - Странник криво усмехнулся, - разумеется, вместе со мной. Пси-технологии расползаются - путчисты сумели тайком собрать и запустить довольно мощный генератор и задействовать для ретрансляции мотивационного излучения почти два десятка башен. У них был значительный запас мощности, однако им поневоле пришлось ограничить напряжённость поля, иначе вместе со всеми прочими, заговорщики-стандарты тоже утратили бы способность рассуждать здраво, а заговорщики-выродки попадали бы в обморок от боли. Расчёт был, надо отдать им должное, тонким, и хорошие специалисты-психологи у Мецената Каришту нашлись - один Гагу Ментор чего стоит. В целом столица пребывала в состоянии растерянности: в неустойчивом равновесии, которое определённым внешним воздействием - например, криком "Странник мёртв, да здравствуют новые Отцы!" - можно было качнуть в любую сторону. А непосредственным руководством к действию импульс пси-поля приняла лишь незначительная часть населения: те, кто уже истребили в себе почти всё человеческое - проще говоря, обыкновенная мразь. Они подспудно хотели убивать, и они пошли убивать, а не до конца озверевшие отсеялись по дороге. Меценат Каришту знал, на кого делать ставку.
- А почему же они тогда так долго сопротивлялись воздействию противополя? Ведь мой сигнал имел куда большую мощность, чем слабенькое излучение самоделки, особенно когда я увеличил напряжённость? - спросил Максим.
- Эффект толпы, - пояснил Странник. - Люди, собранные в толпу и подчинённые одной идее, начинают "подогревать" друг друга, многократно усиливая и подпитывая общее безумие. Толпа - это зверь, Мак, который очень часто становится неуправляемым. Об этом знали заговорщики - и Пацу Кредитор, и Епископ Буржа, и Ментор, и сам Каришту. Поэтому толпа и сопротивлялась твоему противополю - её сопротивление сломалось только тогда, когда я вывел из строя генератор путчистов, и "кнут" исчез. Пси-излучение - обоюдоострое оружие; если бы я не опередил эту шайку, и они включили бы поле на полную мощность, - Сикорски снова посмотрел на развалины, над которыми сочился бледнеющий дым, - то ещё неизвестно, чем бы всё кончилось… Жертвы у тебя здесь большие?
- Погибших около сотни, раненых и покалеченных свыше двухсот - точно сказать пока не могу, ученики ещё не закончили собирать тела. Могло быть хуже, Рудольф.
- Могло, - согласился Экцеленц. - И поэтому - хватит полумер. У меня есть право ни широкомасштабное применение пси-излучения, и я это право использую. Позитивное поле будет подано на всю страну, в фоновом режиме, с активацией всех башен. Мои помощники уже заканчивают расчёты, уточняют напряжённость и спектр - вероятно, придётся ввести кое-какие дополнительные составляющие для подавления агрессивности, чтобы вот такого, - Сикорски обвёл взглядом разорённую часть Города, - больше не повторилось. И если будет надо, я периодически буду дополнительно подавать мощные разовые импульсы - выродкам придётся потерпеть. Так что будь готов, пророк, скоро голос Святого Мака Просвещающего, - он без улыбки посмотрел на Каммерера, - будет слышен по всей Республике, далеко за стенами Святого Города.
А ведь он доволен, что так вышло, понял вдруг Максим, доволен, да, - у него теперь развязаны руки. Ай да Странник… Машина, идущая напролом, без сомнений и колебаний, и все её приоритеты жёстко заданы программой…
- А кроме проповедей, - глаза Странника недобро блеснули, - придётся использовать и розги. Легионеры встретили бегущую толпу на окраинах столицы, и…
- Они в неё стреляли?
- Нет, обошлось без этого, разве что было сделано несколько случайных выстрелов. Но арестованных много - ведётся их сортировка, и те, чья вина будет доказана, отправятся на Голубую Змею составить компанию доблестным воинам Островной Империи. Что же касается главарей заговора - тут, я полагаю, пора вспомнить старые добрые имперские традиции.
- Что вы имеете в виду?
- Публичную казнь. Меценат Каришту, злой гений всей этой истории; Пацу Кредитор, готовый ради пополнения своего кошелька уложить в могилу половину населения планеты; атомный маньяк Воевода Иксу Дзингу, намеревавшийся использовать на улицах столицы ядерные бомбы; обезумевший церковный фанатик Буржа Епископ; Ментор Адру Эдереш, вложивший в руки путчистов пси-оружие; и кое-кто рангом пониже - все они будут казнены на центральной площади. Естественно, по приговору верховного суда, при соблюдении всех формальностей судопроизводства, а вовсе не по произволу "теневого диктатора" Странника - я всего лишь посодействую принятию такого решения.
- Вы уверены, что это необходимо, Экцеленц? - сумрачно спросил Максим. - Это же средневековье, варварское средневековье!
- Это варварский мир, Максим, варварский, несмотря на кое-какие его технические достижения! Здесь нельзя по-другому - или мы спасаем этот мир, не занимаясь витиеватым словоблудием и не беспокоясь только лишь о том, чтобы наш земной гуманизм не получил пару лишних болезненных царапин, или садимся в "призраки" и улетаем к чёртовой матери, оставив здесь всё как есть. Помнишь, я рассказывал тебе сказку про посланника Мирового Света, разрушившего башню злого колдуна? У этой сказки есть и другой конец, не слишком оптимистический - злой колдун не умер: он сделался невидимым, он затаился среди людей, он питается тьмой, живущей в людских душах, и он ждёт своего часа - часа, когда он сможет вернуться и начать всё сначала. В древних легендах есть рациональное зерно - дорога в рай лежит через чистилище. Преддверие рая - Город Просвещения - у нас есть, а чистилищем станет вся страна; хотя бы одна страна, если уж нельзя пока охватить всю планету. И в этом чистилище тебе придётся иметь дело с грязью, а если ты возишься с грязью, то не надейся, что руки твои останутся чистыми, без единого пятнышка, будь ты хоть трижды бог. Грязь - она прилипчива, Максим, и с этим ничего не поделаешь. Главное - не дай этой грязи влезть к тебе в душу.
Весь облик Странника дышал уверенной непримиримостью, и Максиму показалось, что он видит перед собой ротмистра Чачу, которой точно так же был непримиримо уверен в своей правоте - в своей собственной правоте. Сравнение было неуютным, но Максим никак не мог отделаться от этого ощущения. Неужели дикие миры способны превращать в дикарей даже богов?
- Я полетел к себе, - сказал Сикорски. - У меня много дел, и у тебя тоже. Хорошо, что у тебя есть такая помощница, Святой Мак. Я теперь постоянно буду на связи - надеюсь, мой коммуникатор снова не откажет.
Он повернулся и пошёл к своему вертолёту, поджарый и жилистый, словно хищник, а Максим смотрел ему вслед. Помощница… Наверно, Рудольфу уже известно, как вела себя Рада во время нападения толпы и после того как толпа обратилась в бегство. Да, у Сикорски наверняка есть свои люди среди моих учеников, подумал Максим. Как их там называют - информаторы? Галактическая безопасность и КОМКОН-2 широко используют опыт своих предшественников, спецслужб прошлого - как же иначе? Но то, что задумал Странник - это зло во имя добра, в чистом виде. Допустимо ли такое зло? Что-то я запутался, думал Максим, наблюдая, как Сикорски забирается в вертолёт, совсем запутался…
Вертолёт, рокоча, поднялся в воздух и, заложив вираж, полетел к столице, а Максим, немного постояв, направился к развалинам, где копошились его ученики - ему надо быть с ними, как же иначе?
Что натворили, скоты, думал он, пробираясь среди остовов разрушенных коттеджей и оглядываясь по сторонам, что натворили. А ведь прав Странник, массаракш, нельзя здесь по-другому, нет, нельзя. Вот только не превратились бы бесповоротно боги милостивые в богов карающих…
Он шёл, отвечая на вопросы учеников и отдавая распоряжения, а потом, уже почти у самой ограды, он увидел труп, и ему показалось, что его с размаху ударили по голове чем-то тяжёлым. Максим всякого уже насмотрелся на своём обитаемом острове, особенно во время вторжения айкров, но это…
Это был даже не труп, это были остатки трупа, разодранные в клочья и превращённые в кровавое месиво ударами дубин и камней. Кажется, здесь погибла девушка из числа его учеников - Максим понял это по обрывкам светлого комбинезона и по длинным волосам, втоптанным в расквашенную землю. Максим не мог сказать, была ли она красивой - от лица убитой не осталось ничего, - но ему почему-то казалось, что девушка эта была красавицей: он помнил лица своих учениц, с восторгом смотревших на Просвещающего. И эта девушка тоже смотрела на Святого Мака и не знала, что её ждёт уже в самом скором времени…
Пророков и святых всегда распинали и побивали камнями, думал Максим, глядя на растерзанные останки, так было во все времена и, наверное, во всех обитаемых мирах. И не только пророков: люди охотнее всего - всегда и везде - убивали тех, кто пытался им доказать, что они люди, что они могут и должны жить лучше, чище и красивее, доказать это собственным примером. И вот именно за это пророков и их учеников и последователей убивали, убивали с неимоверной тупой жестокостью, чтобы убедить самих себя в том, что сказок не бывает, и что серое болото - это единственная среда обитания человека, по чьёму-то капризу наделённого беспокойным разумом. Толпа ведь шла на Город Просвещения не в беспамятстве (иначе в ней было бы не сто тысяч человек, а миллион), она шла сознательно, а пси-поле - оно всего лишь подтолкнуло эту толпу, сняв последнее табу. Серая топь шла убивать с большой охотой, и ещё неизвестно, пошла бы она при прочих равных условиях с такой же охотой драться с себе подобными, с таким же двуногим зверьём.
Прав Странник, подумал Максим, прав - нельзя здесь по-другому. Воспитывать - да, но вместе с тем нужно изымать таких вот трудновоспитуемых, так и норовящих втоптать в грязь всё самое светлое, чем от рождения наделён любой человек. Изымать, чтобы они не уродовали своих детей и не продолжали плести бесконечное кольцо ненависти. Вот только по плечу ли нам, людям Земли, труд богов, и не слишком ли мы самоуверенны? Ведь даже боги, похоже, могут ошибаться - если Всевышний действительно создал людей по своему образу и подобию, то или он сделал эту свою работу из рук вон плохо, или… Или эталонный образец был очень далёк от совершенства.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ДЕТИ ГОР, ДЕТИ ПУСТЫНЬ
Горы приближались, но, как это бывает, они казались ближе, чем есть на самом деле. Выглядели они величественно - внушительные, основательно расположившиеся, - и высота их благодаря особенностям атмосферы Саракша казалась непомерной: вершины упирались в тусклое небо и выгибали его своими каменными мышцами - неудивительно, что эти места издревле считали сакральными. Однако нашлись и те, кого эта сакральность раздражала - незыблемую плавность контура горного хребта нарушал пролом, нелепый и уродливый, как дыра от выбитого зуба, и Максим вспомнил слова дядюшки Каана "в ту войну долбанули по этому хребту супербомбами". Ну да, конечно, подумал Мак, это у нас тут в порядке вещей: если что-то красиво, да ещё и непонятно, да ещё и трепет внушает, мы это что-то сразу бомбами - чтобы, значит, не внушало. Никакого военного смысла в атомной бомбардировке хребта не было - горцы, насколько мне известно, всегда жили особняком, практически не общались с внешним миром и уж наверняка не являли собой угрозу ядерным державам, сцепившимся в самоубийственной общеконтинентальной сваре. Кто, интересно, нанёс удар по горам Зартак - имперцы или эти, из центральных держав, от которых остались одни лишь развалины да пустыни, заражённые радиацией? Хотя - какая разница, все они тут одним миром мазаны…
Встречный ветер, втекавший в открытые боковые стёкла кабины, ерошил волосы. Максим наслаждался глайдером - приятно после примитивных и уродливых саркашианских машин ощутить привычную и удобную мощь земной техники. Сикорски, словно подслушав мысли Каммерера (а может, следуя своим собственным соображениям), вытребовал с Земли флаер и пару глайдеров, тщательно замаскированных под армейские колёсные вездеходы-внедорожники саракшиан. В обычных условиях эти машины трудолюбиво топтали асфальт шоссе и грунт просёлочных дорог рубчатыми покрышками, однако при необходимости их можно было перевести в антиграв-режим - колёса отрывались от земли и лениво шевелились в воздухе, превращаясь в некое декоративное украшение. У отрогов Зартака, на окраинных землях, не приходилось опасаться чрезмерно любопытных и профессионально-опытных глаз, и Максим полетел, как только последние убогие посёлки бывшей Империи и бывшей Страны Отцов остались позади (держась на минимальной высоте и следуя изгибам местности - разыскивая обитателей предгорий, не стоило уходить высоко вверх).
Рада смотрела по сторонам с детским любопытством - юность её пришлась на тяжёлые послевоенные времена, и девушка почти ничего не видела, кроме столицы и центральных областей страны, унылых и далеко не живописных. А здесь посмотреть было на что: атомное эхо докатилось до западных отрогов хребта Зартак, но не опустошило эти места, и за прошедшие годы природа залечила раны - выросли новые леса, в которых гнездились птицы и шныряла мелкая живность, а в многочисленных ручьях и речушках (чистых, не радиоактивных) плескалась рыба. До нетронутых пандейских лесов верховьям Голубой Змеи было, конечно, далеко, но даже по ним можно было понять, каким был несчастный материк до начала ядерного безумия. И река здесь была другой - отравной она становилась ниже по течению: там, где начинались ржавые леса, и где в воды Голубой Змеи попадали активные изотопы, вымывавшиеся дождями из опалённой земли. И Максим вдруг подумал, как было бы здорово просто пожить в этих краях вдвоём с Радой хотя бы месяц, забыв обо всём, что осталось там, позади. Не получится такая идиллия, сказал он себе, нет, не получится, а жаль…
Адаптированный глайдер легко скользил над самой землёй. Дорог здесь уже не было, но машина с равнодушной лёгкостью оставляла позади рытвины, невысокие холмы, топкие низины, огибая плотные заросли кустов и лавируя между древесными стволами там, где они не смыкались в сплошную стену. Квазиживой организм очень естественно вписывался в этот мир, близкий к первобытному, и Максиму порой даже казалось, что машина мурлычет от удовольствия, петляя между деревьями и перепрыгивая через узкие прозрачные ручьи, тихо бормотавшие что-то своё. А горы становились всё ближе, их призрачная голубизна густела и наливалась синевой, в которой постепенно проступала чернота обнажённых скал.
Ближе к вечеру, когда горы уже нависли над головами, Максим почувствовал чьё-то пристальное внимание. Вокруг не было видно ни души, и тем не менее ощущение чужого взгляда не проходило - за глайдером явно наблюдали. Мак остался спокоен: он был уверен, что справится с любой угрозой, да и наблюдали за ними без враждебности, а всего лишь с интересом - это чувствовалось. Нас заметили, подумал Мак, и это хорошо - было бы хуже, если бы на нас не обратили никакого внимания, и нам пришлось бы наматывать круги по предгорьям в поисках горских поселений, о которых говорил Ирри Арритуаварри. Вот тебе и контакт - тот самый, которым ты грезил три года назад, попав на обитаемый остров, - надо только немного подождать.
Ждать пришлось недолго. Глайдер, вспенивая несущим полем воду, перемахнул пруд, раздвинул носом колышущуюся завесу высоких стеблей, напоминавших земные камыши, и оказался на небольшой полянке, окаймлённой сочной зеленью. И на этой поляне, скрестив на груди руки в позе спокойного ожидания, стоял человек в кожаной куртке - безоружный.
Мягко спружинив, машина опустилась на траву, снова превратившись в обычный автомобиль. Максим выключил двигатель и вышел, бросив Раде негромкое "Не волнуйся, всё в порядке". Уже темнело, но он ясно видел, что перед ним горец, очень похожий на Ирри и на самого Максима - ошибиться было трудно.
- Мы ждали, - сказал незнакомец, вежливо наклоняя голову, когда Максим показал ему "ладонь птицелова". - Я покажу дорогу, Святой Мак.