* * *
Славек Сташевский выключил широкоэкранный плазменный телевизор и теперь копался в глубоком ящике. Что принять от простуды? Витамины или аспирин? И какие-нибудь капли в нос. Может, мазь с экстрактом майорана? Нет, к черту. Он закопался в богатых запасах ящика с лекарствами. У него было множество таблеток, как у всякого уважающего себя помешанного на лекарствах человека. Может, это всего лишь аллергия? Ну, в таком случае, что-нибудь с антигостамином. Грудь давило конкретно. Он сделал себе ванну с солями из морских водорослей. Теперь же он копался в баре. Быть может, лучшим будет народный способ? Тут он пытался оправдать свою тягу к спиртному. Каждое утро перед зеркалом, когда брился, он повторял: "Славек, ты вовсе не какой-то алкоголик. Ты самый банальный пьяница!" Он был достаточно богат, поскольку отец, известный профессор, оставил ему приличное наследство. Так что выбирал среди французских вин, коньяков, бутылок виски. В конце концов, выбрал зубровку. Потянул прямо из горлышка, закурил, поставил воду на чай.
Так в чем же суть в этих всех делах?
Славек перешел в кабинет, выключил включенную еще вчера колонку на консоли. Сразу же стало легче. Еще выключил стационарный компьютер. В ноутбуке, подключенном к сети, в каком-то браузере набрал: "убийства с видимостью внутреннего взрыва жертвы". Бутербродик с его любимой икрой был слишком маленьким, чтобы насытить. Потому по телефону заказал пиццу с доставкой на дом. Затем сделал еще один глоток зубровки.
Глянул на результаты поисков. Единственное, что нашел компьютер, была ссылка на какой-то роман. Для верности проверил ссылки на пиратов. Ясное дело, нашел. Начал читать: "Альтбузерштрассе была небольшой, но довольно длинной улицей. Офицер крипо шел по ней и трясся. А может, следовало бы вызвать гестапо? Попросить прислать дополнительные силы? Как? Ближайший телефон был, кажется, в аптеке на Рынке. Альберт Гоюневальд трясущимися от страха руками расстегнул плащ, вынул люгер и перезарядил. Он знал, что это ему мало в чем поможет. Тем не менее, он обязан был решить это дело".
Потом он поднял телефонную трубку, ударил по клавише, связанной с номером Мариолы. Та ответила после первого же сигнала.
- Да?
- Это я, дорогая. У меня к тебе громадная просьба.
- Ну? - коротко бросила та.
- Любовь моя, возвращайся и немедленно. Пожалуйста. Я просто с ума схожу.
- От любви ко мне?
- Это тоже. Но тут как раз прочитал роман. Он в чем-то похож на дело, которое мне нужно решить. С конкретными данными.
- О Боже! Снова нажрался.
- Еще нет. Мне нужна помощь.
- Ладно, дай мне что-нибудь на себя набросить и закончить работу.
- Такси тебе заказать?
- Сама закажу. А что же там автор написал?
- Похоже на то, как будто он знал полицейские документы, это дело ему знакомо. Похоже, что он знает чуточку больше, чем знаю я.
- И кто это такой?
- Земский. Какой-то долбаный графоман.
- Погоди, погоди… - Мариола откашлялась. - Я читала его романы. Но ведь это же научная фантастика.
- Но он знает факты.
- Погоди. - Она никак не могла собраться. - Что-то такое вспоминаю, будто бы пару лет он делал программы про полицию на телевидении. Видимо, документы ему известны оттуда.
- Может и так. Тем не менее, возвращайся.
Девушка рассмеялась.
- Раз говоришь, пускай так и будет.
- Спасибо, честное слово, мне нужна помощь.
- Скорее всего, психолога, чтобы он помог тебе прекратить нажираться.
* * *
Их вел поляк, сосланный в Бреслау на принудительные работы. Он знал город, мог чего-то там сказать и по-немецки. Чтобы подлизаться, ему дали кусок похожего на холодец мармелада из советских поставок. Мужик вел их через лунный пейзаж, узкими проходами между кучами камней и развалин - вверх и вниз - нужно было смотреть под ноги, чтобы не застрять в какой-нибудь щели. Васяк тащил свой ППШ, у Мищука под курткой был трофейный шмайсер. Оба сунули в карманы служебные "тэтэшки". Бискупин был Диким Западом, хотя, на самом деле, располагался в восточной части Вроцлава. Он был менее всего разрушен, так что мародеров и вервольфовцев тут было не счесть. Стреляли из всего, что только способно было пулять. В управлении ходили слухи, что в джип Безопасности выпалили чуть ли не из фауст-патрона. Только байки о том, что в милиционеров стреляли из тяжелых пулеметов, наши герои рассматривали в качестве легенд. И кому из мародеров хотелось бы таскаться с такой тяжелой заразой? Единственное, что видели лично, это когда в грузовик грохнули из американской базуки. Еще, возможно, когда в сторону управления бахнули из английского PIAT'a. Только то уже были городские партизаны, Армия Крайова, а не мародеры. Последних они опасались больше всего. Партизан еще имел свою честь, мародер - никакой. Они допрашивали одних и других - если удавалось схватить. Разница была принципиальная. Партизан шел на дело с четко определенной целью. Он мог убить, но не случайного человека, а только конкретного. Мародер же валил всех, потому что был залит самогоном по самые уши. Немцы тоже стреляли во всех, но их было меньше всего. К тому же, сплошные молокососы. Достаточно было дать по ним очередью, и они уже драпали.
Когда они добрались до чудовищных размеров аэродрома, устроенного на месте Грюнвальдской площади, для чего снесли самый красивый в городе квартал учебных заведений, то долго не могли отдышаться. Мищук объявил привал. Васяк вытащил из кармана американских военных брюк банку консервов, присланных англичанами в рамках помощи. Консервы были немецкие, захваченные из складов Вермахта где-то на западе. Съели по парочке сардин. Только голод не утолили, так как хлеба ни у кого не было. Задымили странным бразильским куревом - тоже из поставок. То ли папиросы, то ли сигареты были коричневыми и очень толстыми. Кроме того, они были чертовски крепкими, от них кружилась голова.
- Это не сигареты, - пояснил им проводник. - Это сигары. Я сам видел у немцев. Дым от них не вдыхают, а пыхают.
- Чего делают?
- Ну, пыхают. Как трубку.
- Никогда в жизни не курил трубку. Как это делают? - повторил он.
- Что?
- Ну, пыхают.
- О Боже! Дым в легкие не втягивают, а только в рот, и сразу выпускают.
- Не понял. Тогда на кой курить что-то подобное?
Проводник не знал, как бы объяснить. Он пытался и так, и сяк…
- Ну… ну… В этом стиль, элегантность, класс.
- Звезди, - Васяк махнул рукой, глубоко затянулся и выпустил дым. - Вот у меня класс - рабоче-крестьянский. - Тут он расхохотался. - А если б кто из элегантных махорочку закурил, нам бы пришлось его в больничку тащить. Или сразу на кладбище!
Мищук тоже фыркнул.
- Я так вообще самокрутки из соломы курил, а бумажка - из газеты.
- Так в них же нет никакого никотина, - проводнику рассказ показался фантастикой.
- Не знаю, чего там нет, зато дыму сколько влезет. - Мищук тяжело встал. Он и вправду очень устал. В американской куртке, из-под которой выглядывал шмайсер, и с сигарой во рту он был похож на мафиози.
Именно за такого и принял его выскочивший из-за развалин русский патруль.
- Руки вверх! Документы!
К счастью, в отделении имелся предусмотрительный человек, который знал, что русские размещаются в здании Политехнического института. Устроил, что надо. У них были даже документы на русском языке, с печатью НКВД. Увидав эти печати, патруль смылся быстрее, чем их видели.
- Ладно, пошли, - сказал проводник. - Нужно добраться до темноты. Разве что у вас имеются бумаги для Вервольфа с подписью Гитлера. - Он засмеялся из-за собственной шутки. - Или для мародеров, с подписью Робин Гуда.
Двинулись споро. Проводник рассказывал, как немцы приказали им рушить самый высокий костел во Вроцлаве, чтобы построить тот аэродром, по которому они сейчас шагали. Мищук только качал головой. А Васяк заявил:
- Понимаю, что вам было тяжко. Но поверь, там, где были мы, ты не выжил бы и трех недель.
- Да? А ты когда-нибудь жрал только лишь мороженую брюкву?
- А ты пробовал вообще ничего не жрать? Только пить чай из сосновых иголок?
- А нас держали в переполненной школе. Негде было и прилечь.
- А нас - на морозе. Мог ложиться, где хотел, места было до хрена. Вот только мало кто поднимался.
Мищук разнервничался, решил их рассудить - он крикнул:
- Флаги на марш - Вроцлав ведь наш!
Он понятия не имел, что стал предтечей хитовой песенки, которая появится только через несколько десятков лет и будет касаться польской оккупации Ирака и геев. Правда, он и слов таких не знал.
Проводник только головой качал.
- А я хочу назад свое Вильно.
- А я не хочу возвращаться в Красную Армию. Что есть, то есть. Жилье, одежда, иногда - посылки из Америки. Есть что на зуб положить, партия дает. Во Вроцлаве никогда не будет минус сорок. А возвращаться мне некуда. Про наши семьи и дома позаботились украинцы. И очень эффективно.
- Ладно, не станем спорить что у кого и как. - Проводник пошел дальше. А потом вдруг повторил вслед за Мищуком:
- Флаги на марш - Вроцлав ведь наш!.. Да, вы правы.
Не выпуская оружия из рук, на место добрались перед закатом. Увидав их, их огромной двери выбежал какой-то человек, размахивая белым флагом и вопя что-то по-немецки. Мищук перещелкнул шмайсером.
- Что это он? Только сейчас сдается?
- Нет. Он говорит, что мародерам здесь работы нет. Все уже забрали. И чтобы его не обижать. У него ничего нет, - объяснил проводник.
- Он что, нас за мародеров принимает?
- А что, здесь есть кто-то другой?
Васяк решил вмешаться в разговор.
- Мы хотеть… Понимаешь: х-о-т-е-т-ь. Мы хотеть говорить с polnische Obersturmfuhrer.
Немец явно перепугался.
- Polnische Obersturmfuhrer? Mein Gott!
Проводник пытался все объяснить:
- Они из польского гестапо. И немедленно хотят увидать того, кто управляет этим большим домом!
- Из польского НКВД, - решил добить немца Васяк.
- А я - вообще из "ЭмАй-5", - прибавил Мищук, корча грозную мину.
Оба поляка удивленно глянули на него.
- И что это такое - ЭмАй Пять?
- Не знаю. Когда меня прессовали на Лубянке, в Москве, то требовали признаться, будто я агент английской разведки. Когда же я заработал пару хороших компрессов по физиономии, когда яйца опухли, так я и признался, что из "эм ай файф". Они так это называли. - Он гордо выпрямился. - Так что я - британский агент. Это записано в приговоре.
- А какой у тебя был номер?
- Не помню, башка трещала. Но там точно были два нуля. - Мищук громко чихнул, поскольку, по причине отсутствия стены в квартире, он вечно простужался. - У нас в камере был один доктор, что знал английский, так я его спросил, что оно значит, этот "эм ай файф". Так он ответил: "Являюсь ли я пятеркой?" Видите? Даже русские сделали из меня агента "на пять".
- Тоже мне, дело, - сказал Васяк. - Вот я признался, что копал канал под Москвой, чтобы взорвать Кремль! По приговору получил вышку. Но как германцы ударили, а русские получили по заднице, так нас мобилизовали, хотя и только как СОЭ.
- А что такое СОЭ? - заинтересовался проводник, который провел войну на другой стороне фронта.
- Социально-опасный элемент. - Мищук осторожно спустил ползун автомата. - Мы, два крестьянина с деда-прадеда, и мы - "классово-опасный элемент"?
- Ладно, проехали. И пошли, наконец, а то и вправду темнеет.
Немец провел их в огромный вестибюль. Пришедшие были подавлены его громадьем, современной, бетонной конструкцией. Впечатление производило! Потом перешли в какой-то коридор, который, судя по ширине и величине вестибюля, должен был иметь добрые пару гектаров площади. Если бы посеять тут пшеницу, это же какие доходы можно иметь. Они поднялись по ступеням. Немец начал лупить ногой в железную дверь.
- Кто там? Гельмут, ты?
- Ich bin. Mit Kameraden.
- Какие, курва, "камераден"? Головой трахнулся?
- Nein, ich…
Его перебил Мищук.
- Это Гражданская Милиция. Открывайте!
- О Боже, наконец, - голос из-за двери доносился не слишком четко. - Но как мне быть уверенным, что вы - это вы?
- А того, что если не откроешь, проделаем дырку в двери и бросим туда гранату! - заорал Васяк.
- А если я первым брошу в вас?
- Господи Иисусе, мужик… - Мищук присел и попытался просунуть свои бумаги в щель под дверью.
- Drei Kameradem mit Papieren, - крикнул немец.
- А вдруг кто-то держит ствол у твоего виска? - Человек в средине, похоже, особо не верил. - И заставляют тебя говорить эти слова?
- Эй, ты, слушай, - разнервничался Васяк. - Вот как приложу тебе фауст-патроном, так точно зажаришься, - врал он. - Еще можем облепить двери пластиковой взрывчаткой. Тоже будет клёво.
Тут Мищуку наконец удалось пропихнуть документы в щель.
- Есть? - крикнул он.
- Есть! - раздалось изнутри.
- Читаешь?
- Я не очень-то умею читать. Но пытаюсь.
- Тогда, курва, открывай, или поджарим тебя! - снова заорал Васяк.
Вот это подействовало. Они услышали скрежет двух солидных замков, и металлические ворота немного приоткрылись. В них стоял пожилой мужчина с ППШ в руках, которые тряслись настолько, что все отскочили под стену.
- Алкоголик! - вырвалось у Мищука.
- Не… - поправил его Васяк. - Всего лишь на шизе.
- Спокойно, спокойно, - вмешался проводник. - Мы из Гражданской Милиции.
- Как же. Грабежом занимаетесь.
- И тебя выгребем из твоего зала вместе с твоей "пэпэша". А в Варшаве станем зарабатывать: в зверинце тебя будем показывать или в цирке.
Пожилой мужчина запустил их на балкон. То, что они увидели, казалось совершенно неправдоподобным. Перила балкона были защищены мешками с песком. В просвете посредине, где перила были вырваны, стоял немецкий пулемет и пара ящиков с патронами. К этому - два маузера, ППШ, который только что видели, и приличная коллекция гранат.
- Меня зовут Юзеф Кольский, - сообщил старичок. - Я всегда страдал на голову. Ну, просто дурак. Но приказали охранять зал и киностудию рядом. Но как? Самому. Так я взял себе в пару этого немца, который был тут ночным сторожем и знает, что здесь и где. А тут… мародеры, бандиты, партизаны всяких мастей. Все тут есть, господа, и стреляют по ночам. Так мы и окопались.
- Окопались? - не выдержал Мищук. - На бетонном балконе?
- Ну, нет… Взяли и насыпали песок в мешки. Тут рядом немцы складывали оружие. Так мы вертанули у них пулемет и два маузера. ППШ мой, от властей.
- И что? Нападали на вас? - спросил Васяк.
- Ну… так. - Кольский вытянул над баррикадой. - Ворон, там, - указал он рукой. - Вон, один лежит.
Все выглянули, чтобы увидеть тело. У Кольского от нервов руки тряслись в такой степени, что мог бы служить живым отбойным молотком. Едва-едва смог открыть две банки с советской тушенкой, которой поделился с остальными.
Все ели жадно, набирая тем, что у кого было: штыком, американским боевым ножом или просто перо чинным ножиком. Тушенка была замечательная.
- В этом зале паршивый звук. Если разок дать очередь из этого устройства, - Кольский указал на немецкий пулемет, - так половину дня потом ничего не слышно.
- Могу догадываться. - Мищук глядел на труп типа в английском комбинезоне, русской каске и в сапогах, вытащенных, похоже, из навозной ямы. Ко всему этому, на рукаве у него была бело-красная повязка. И довольно чистая. - А вы что, трупы не хороните?
- Хороним, - ответил на это Кольский. - Как только наберется побольше. Ради одного в парке копать не выгодно, - тут он прервался и бросил, на первый взгляд, совершенно не к месту. - А еще, пан, тут есть духи! Только не смейтесь.
- А мы и не собираемся смеяться. - Мищук, наконец-то сытый, хотя ему ужасно не хватало хлеба, закурил "кэмэл". - Мы, как раз, по вопросу этих духов и пришли.