Повинуясь небрежным движениям "рулевого", кренясь на угловатый борт, украшенный не слишком эстетичной шишкой блистера пилотской кабины, коптер выплыл из ангара и стал стремительно подниматься в небо.
Дом и сад быстро слились с ландшафтом. Как и было когда-то исполнено архитектором, посчитавшим стремление заказчика к незаметности проявлением болезненной скромности. Над окружавшими "поместье Шура" холмами расплылось багряно-фиолетовое пятно прогоревшего заката. Стайка черных в вечернем сумраке птиц вспорхнула с ртутной поверхности далекого озера Оставленная по левому борту Блистательная Венера уколола острым лучиком в зрачок.
Ах, шалунья…
Глава девятая
ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЕРКА
1
– Я не желаю, чтобы мной командовал какой-то овощ! – неприятно громким голосом произнесла Орфа, и в "кают-компании" воцарилась тяжелая тишина.
Лиз рассматривала расположившихся в гамаках товарищей, привычно сканируя эмоциональное поле. Настроение трикстеров ей не нравилось. В ауре Орфы и Стака, а она у них давно уже одна на двоих, доминировали мутновато-желтые облака злобы и зависти. Сирил полыхает гневным негодованием – на кого, интересно, на "овоща" или недостойное поведение друзей? Старина Хо растерян, это видно и без всякого сканирования, а Наездник, как всегда, чего-то боится.
Да, а что же герой дня? Невозмутим, лежит в гамаке, взгляд спокойный, будто не его только что припечатали унизительным словечком "овощ", будто не из-за него сейчас чуть ли не драка начнется. И все та же улыбка И все та же красно-зеленая чересполосица в ментале.
"Дура, – в который уже раз укорила себя девушка, – дура набитая. Надо было не наличие у него поля выяснять, а обратить внимание на странное постоянство этого самого поля. А теперь уж ничего не поделаешь…"
Ионная спарка – двигатель неспешный, но надежный – медленно разгоняла транспортник с прилепившимся к его "крылу" – выступу грузового отсека – "Птерозавром". Ускорение неуклонно росло, и на борт дельтаракетоплана медленно, вкрадчиво возвращалась тяжесть.
Лиз плохо представляла себе всю эту механику. Ее волновало иное – прошло два часа, а трикстеры все еще собачатся и уже успели порядочно перегрызться. А впереди целая неделя полета!
– Кхм-гм, – осторожно прокашлялся Хо. Половина его лица была залита органолептическим пластырем, отчего Мастер казался каким-то невиданным монстром. – Боюсь, Орфа, ты неправа. Виг прекрасно проявил себя. И если бы не он…
– Слыхали, слыхали, – отозвалась Орфа. – Да только ты же сам и объяснил, ему виртуальная мамочка помогала. А сейчас ее рядом нет! – зло выкрикнула она. – И что он без нее может?.. Ну ведь правда, Стак?
Занимавший с возлюбленной один на двоих гамак красавчик согласно покивал.
– Не хочешь быть капитаном, Хо, – не будь, – нарочито рассудительно произнес он. – Тем более что ты пострадал, и все такое. Но я не понимаю, почему этот, – кивок в сторону Вига, – решает, кому и чем заниматься на борту?
– Правильно, – подхватила Орфа. – Не собираюсь я быть стюардессой! И почему Хо согласился за всех нас? А капитаном можешь быть и ты, милый, не так ли?
– Именно! – кивнул красавчик. Полагавший свое лидерство в их дуэте несомненным, он тем не менее всегда отдавал пальму первенства подруге, особенно когда та пребывала в столь боевом настроении.
"Плохи дела", – подумала Лиз, продолжая пристально отслеживать ментал "овоща".
Никаких изменений. Более того, новоиспеченный капитан не нашел ничего лучшего, как начать водить стилом в своем дурацком блокноте.
Да он рисует! С неприятным теперь чувством вспомнила Лиз "Спящую девушку-астронавта". Как же она могла позволить так дешево себя провести! Наверняка механтропы обладают фогографической памятью к совершенной моторикой мышц. И все же… все же жаль, что "Девушка-астронавт" всего лишь порождение кибернетического мозга.
– На корабле распоряжается капитан, – раздельно произнесла Сирил. – Есть такой древний закон. И если капитан передает полномочия другому – это тоже закон.
– Мне нет дела до каких-то дремучих законов! – вспылила Орфа. – Мы трикстеры, и у нас все решается сообща… да вы посмотрите на него!
Изящный палец уставился на быстро чиркающего стилом "капитана".
– Стак, дорогой, прекрати это! Подумайте, он – рисует. Ну же! – Она ощутимо ткнула возлюбленного локтем под ребро.
Того долго упрашивать не пришлось. Стак подхватился на ноги и решительно шагнул к гамаку овоща.
Лиз тут же уловила реактивное изменение ментала… Кирка. Блекло-зеленая аура, означавшая в классификации Ведьмы "осторожную боязливость, на грани страха", мгновенно полыхнула серебром бог весть откуда взявшейся "решительной и непреклонной воли". Кирк тоже вскочил и бросился наперерез Стаку.
Расторопнее всех оказался, разумеется, чертов механтроп. Лиз не успела еще сообразить, что же такое произошло, а Виг уже заламывал за спину руку герою-любовнику. Стак заорал от боли. Через миг, получив ощутимый пинок чуть пониже спины, он вернулся в свой гамак, в объятия возлюбленной. Вернее, влетел наподобие ракеты. А белобрысое чучело стоит себе, в затылке чухает, и улыбка у него такая виноватая-виноватая…
– Прошу прощения, – пробормотал он. – Я не хотел.
– А я, – заявил Кирк, тоже отступая на свое место, но, в отличие от неудачника Стака, естественным путем, – поддерживаю решение Мастера Хо. Капитаном по праву является Виг. И не о чем тут спорить. Ты как считаешь, Ведьма?
– Я? – Лиз вздрогнула – Я…
Гамаки в кают-компании ощутимо прогнулись и синхронно сдвинулись в одну и ту же сторону. Тошнотворное чувство вращения на гигантской карусели не позволило Ведьме закончить фразу. Впрочем, через несколько секунд боковое ускорение исчезло.
– Противометеоритный маневр? – поинтересовался Хо, демонстративно глядя исключительно на Вига.
Тот каким-то чудом остался стоять на ногах.
– Верно, – кивнул он и, с прежней невозмутимостью устроившись в гамаке, взялся за блокнот и стило.
И тут "Птерозавр" тряхнуло по-настоящему.
Все с тем же монотонным рокотом долбили в берег морские волны, солнце описывало по небу плавную, неспешную окружность долгого полярного дня, а Сом все сидел на камне и не мог решить, что ему делать дальше. Из странного оцепенения историка вывел холод. Лето за Полярным кругом обманчиво – за теплом солнечных лучей умело прячется холодный ветер, но – до поры до времени.
"Что-то надо решать", – сказал себе Сом. Да вот хотя бы – вскарабкаться вон на ту, самую высокую скалу, а с нее наверняка можно будет разглядеть поместье Кирка. О том, что вероятность оказаться вблизи от поместья, учитывая тысячекилометровую длину побережья, предельно близка к нулю, как-то не думалось.
Подъем оказался делом не столь простым, как ему представлялось, пока он смотрел на скалу, стоя у ее подножия. Невзирая на то что для первого в своей жизни восхождения историк выбрал самый пологий склон, ползти по нему оказалось сущей мукой. Несколько раз он оскользнулся на неустойчивых камнях и чуть было не ухнул кубарем вниз. Наконец, ободранный и перепачканный, с жуткой одышкой, он выдрался на вершину и принялся жадно обозревать окрестности.
Ничего. Те же угрюмые скалы, с редкими проплешинами зеленой травы у подножий, берег от края до края. И море. И тоскливые, пронзительные крики чаек над водой.
И не собиравшееся клониться к горизонту солнце напомнило Сому, что ночь на этой широте никогда не наступает. Это обстоятельство, конечно, внушало некоторые надежды, и Сом, привалившись спиной к тепловатому валуну, чтобы перевести дух, не заметил, как задремал.
Разбудил его начавший пробирать озноб. Притом нешуточный. К тому же напомнили о себе голод с жаждой.
"А что, если?.."
Сом вынул из кармана "счастливую пуговицу" и вызвал джинна. Молодец в чалме глянул сверху вниз величаво и вопросил:
– Что угодно моему маленькому повелителю? Джинни всегда готов исполнить любое твое желание!
– Послушай, Джинни, – пропищал Сом. – Не можешь ли ты мне сказать, где здесь поблизости такая китовая ферма "Нарвал"? Там живет дядя Кирк Дуглас. Это друг папы с мамой.
– Ты уверен, что тебе на самом деле надо это знать? – глубокомысленно вопросил чертов искин. – Дети не должны вмешиваться в дела взрослых дядей и теть.
– Ну, Джинни. ну, пожалуйста, – чувствуя себя распоследним идиотом, заныл Сом. – Ну, мне очень-очень нужно узнать.
– Быть по-твоему, – свеликодушничал Джинни. – Но это – в последний раз. Абракадабра! Знай, о пытливый отрок, – неожиданно сменил он стиль изложения, – что земли эти на многие сотни километров пустынны, и никаких людей, и следов их жилищ нет здесь, и быть не может, ибо местность эта заколдованная именуется "эколокус", а это, в свою очередь, означает…
"Не иначе, программный сбой", – сообразил толстяк.
– Ферма "Нарвал", – повторил он убитым голосом.
Джинни встряхнулся – выглядело это как колыхание дымного столба – и прежним голосом произнес:
– Извини, малыш. Что-то я увлекся. Старею. Здесь нет никакой фермы "Нарвал", и никогда не было. Ты напутал. А теперь тебе пора домой, к маме с папой. Ты устал, и тебе пора выпить горячего молока и поспать.
– Какие папа с мамой!!! – во все горло завопил толстяк. Упоминание о горячем молоке оказалось последней каплей. – Какие!!! Ты! Голографический идиот! Если на сотни километров ни души! Ни телепорта! Ни связи! Сдохну здесь! Понимаешь? Сдохну!
– Ребенок в опасности, – негромко произнес Джинни. – Не бойся, малыш! Сейчас могучий Джинни вызовет помощь, и тебя отвезут к папе с мамой!
Молния озарения сверкнула в голове у историка. Какой же он идиот! Не было нужды писклявить и прикидываться несмышленышем. Ведь у него в башке нет чипа. А раз так, то проклятый искин автоматически воспринимает его как ребенка не старше шести лет. И сейчас, оценив опасность, наверняка вызывает на подмогу… кого, догадайся с трех раз, старый пень? Конечно, Ирму. А значит – эринии… плен… насильное перевживление чипа! А он торчит тут на этой чертовой вершине, и видно его небось за сто километров!
Все эти ужасы лихорадочной чехардой промелькнули в начавшей немилосердно болеть голове бедолаги Сома. Он взревел не хуже полярного медведя и сжал что есть силы поганый медальон. Голографический призрак, как ни странно, убрался в свой сосуд-кругляш. Ну да, наверное, успел сообщить куда следует. Настучал – так, кажется, когда-то это формулировали в Тоталитарном Союзе? Или правильно – в Тоталитарном Совете? А, какая разница, не до исторических изысканий! Сом с отчаянием посмотрел на океан и на фоне тусклого северного неба увидел быстро приближающуюся черную точку. Вряд ли это была птица.
Он поспешно, на четвереньках, пополз вниз по склону. Сорвался, рука скользнула в тщетной попытке нащупать опору. Кувырок, еще кувырок, и – удар. Сознание, второй раз за этот удивительно неудачный день, а на самом деле – за без малого двое суток, покинуло историка.
– Мне тяжело дышать, – пожаловалась Сирил, но ее никто не слушал.
Гамаки в кают-компании оттянуло чуть ли не до пола. Сама же палуба десантного отсека больше не образовывала нормаль с вектором тяги и поэтому казалась несколько вздыбленной.
– Виг, ты считаешь выход на борт необходимым? – спросил Хо.
– Да. – Виг, широко расставив ноги, стоял на ребристой поверхности и, казалось, не обращал никакого внимания на два "жэ". – Положение "Птера" относительно оси корабля сместилось на… примерно восемь градусов. Ускорение продолжает расти. Значит, "Птер" становится все тяжелее. Если возрастет и смещение, стыковочный узел просто разорвет и нас вышвырнет в открытый космос. Наша скорость сейчас – тысяча сто двадцать… примерно. Никакой возможности затормозить самостоятельно на такой скорости у нас нет. Остановить двигатель модульника и устранить поломку – единственный способ спастись.
– Ну что, милая Орфа, – насмешливо пропел Кирк. – Что-то ты не спешишь послать своего Стака. И вообще, добровольцев не наблюдаю.
– Я бы пошел с Вигом, – прохрипел Хо. – Только, боюсь, от меня в нынешнем состоянии больше будет вреда, чем пользы.
Лиз с вызовом посмотрела на Кирка:
– А ты сам, Наездник?
– Я пойду, – серьезно ответил тот. – Если у него ничего не получится.
Мастер Хо медленно, со стоном поднялся.
– Кирк, Стак, пойдемте паковать Вига…
Лиз лежала с закрытыми глазами. Невыносимо тяжелое тело глубоко вдавилось в гамак, дышать приходилось через не могу. Как все оказалось страшно! И эта истерика Сирил. Казалось, можно было ждать от Орфы, а случилось с Сирил. Как жутко она кричала, что не хочет умирать. Как лезла из гамака, рискуя переломать себе все кости. А сейчас – счастливая – дрыхнет после слоновьей дозы снотворного, и не нужно ей считать минуты. Минуты, оставшиеся до того момента, когда в скафандре у Вига закончится кислород. Хоть бы он не погиб! Тихо, одернула себя Ведьма. Еще два часа назад готова была глаза ему выцарапать, а теперь – скулит? Но в голову все равно лезла его добрая, красивая улыбка… пусть это только маска… пускай он вернется…
Сознание Лиз затуманилось. Она едва расслышала, как Кирк сказал: "Время" – и заставила себя разлепить непослушные веки.
– Не может… не может быть, – выдохнула, вернее, вытолкнула она из себя, но Наездник услышал.
– Два часа тридцать пять минут, – спокойно произнес он. – Он не дышит по крайней мере полчаса. Я иду.
Кирк отстегнул фиксирующие ремни и встал. Встал! Да как же он может встать, когда воздух превратился в жидкий свинец и ребра стонут при малейшем вздохе? Когда темно в глазах, а из носа сочится и сочится кровь? Люци, милый, если мы останемся живы, если доберемся, если спасем тебя – неужели ты не оценишь подвиг твоей Ведьмы?!
Кирк встал и сразу же взлетел под потолок. Канаты гамаков со скрипом сократились, подбрасывая зафиксированный в них экипаж, едва не приложив людей к острым ребрам перекрытий-шпангоутов десантного отсека.
Невесомость.
"И все-таки он механтроп", – со странной смесью тоски и облегчения подумала Лиз, проваливаясь в свободное падение.
2
Когда шлюзование завершилось, я не без некоторого удовлетворения отметил, что скафандр нисколько не раздулся, – значит, давление внутри модуля в норме. И хвала звездам – превратиться в надутый пузырь при почти четырех "же" означало полностью потерять подвижность. Хваленый "легкий скафандр" Мастера Хо оказался чертовски допотопной и неудобной штуковиной.
Защелкнув магнитный карабин троса за какую-то проушину на внутреннем ободе стыковочного барабана, я привел в действие электролебедку на поясе и медленно, напоминая сам себе мешок с… э… пусть будет с картошкой, опустился на палубу вспомогательного грузоотсека. Огляделся. Биополимерные стены мутно флюоресцировали, давая, впрочем, достаточно света, чтобы убедиться – отсек пуст. Странно, обычно модульники забиваются по самое не могу. Но я тут же сообразил, что, в сущности, ничего странного нет, если предположить, что модульник спешно загружали самым необходимым для восстановления порушенного Хутора.
Индикаторы атмосферного состава показали наличие азотно-углекислотной среды. Все правильно, кислород на борту не приветствуется, да и растениям он ни к чему. Температура тоже курортная – плюс восемнадцать. С какого же хрена это ускорение? И чем занимается главный орг транспортника – его мозг?
Вот это мы сейчас и будем выяснять, сказал я себе и, преодолевая нехорошие ощущения в позвоночнике, зашагал к ведущему в модуль пандусу.
Это был оранжерейный модуль. Огромный, сто на сто метров залище с низким потолком. А над этим потолком еще с два десятка таких же залов – и всюду в насыщенно-фиолетовом, неприятно-призрачном свете кварцевых ламп кадки с саженцами, контейнеры с семенами; особо ценные экземпляры растений заботливо укрыты дополнительными спектролитовыми колпаками. Эдакие микротеплицы. Среди ближайших я разглядел миниатюрный баобаб. Нелегко ему сейчас, наверное, бедняге…
Так, здесь делать нечего. Я попытался вспомнить общее устройство модульника. Сразу же вспомнился Шур, как мы сидим у него на веранде и пьем чай с брусникой, и он, как всегда спокойно и неторопливо, но оттого не менее интересно, рассказывает об эпохе создания этих самых модульников. И с такими подробностями, будто сам при том присутствовал. Фамилии вспомнились: Синицын и Гувер – теория ионной тяги. Ионная тяга: полностью лишенные электронных оболочек тяжелые положительные ионы криптона ускоряются электродинамическим полем… сверхпроводящие разгонные пластины… Стоп, смышленый овощ Виг. Стоп. Это все, наверное, пригодится – если я таки доберусь до мозга.
Итак, кабина управления. Сколько помнится, ближе к носовой части несущей платформы, а соответствующий модуль надет прямо на нее. М-да, похоже, смышленому овощу предстоит длительный подъем. И здесь уж не мозгами, а мышцами, мышцами… Сдюжит ли дерзкий киборг-убийца, самозваный капитан космического дельтаящера поднять трехсоткилограммовый, с учетом скафандра, груз на стометровую высоту? Вопрос. Надежда на все те же наноробики…
Центр оранжереи протыкала прозрачная колонна. Я втиснулся в узковатый люк. Внутри колонны обнаружилась странная лестница, образованная идущими "елочкой" наклонными скобами. Мамочка, это ж небось для перемещений в невесомости какого-нибудь орга-садовника. Или ремонтника.
Я глубоко вздохнул, вентилируя легкие, и полез. Только бы выдержали сухожилия, а там уж как-нибудь, тихой сапой. Левая нога – вдеваем в скобу, толчок, правая. Правая рука – рывок, левая… и так далее… жить можно, хотя и недолго. Одно утешает – ускорение уже не растет. И то верно, мощность спарки небеспредельна. Ничего, чемпион, четырехкратная нагрузка – это ж почти легкая тренировочка…
Эх, трикстеры, трикстеры… Ну и как прикажете теперь к вам относиться? Чисто дети, несмышленыши. Капризные. А ведь разрази меня эриния! Все сходится. Ирма ведь должна была как-то отслеживать этих трикстеров? Должна. У нас чип вживляется ребенку в шесть лет, и решение за него принимают родители. Ведь, в принципе, можно и отказаться. Просто такое никому и в голову прийти не может – это все равно что отказать своему дитяти в даре зрения. Но можно. Теоретически. А эти пошли на удаление чипа добровольно – и Ирма не могла противодействовать. Свободный выбор человека. Но тогда они для нее – все равно что малые карапузы. Да так оно и есть.
Вы ведь, ребята, даже ни на вот столько не понимаете, в какую передрягу влипли с этим спасательным полетом. Разве что, кроме Мастера Хо. Ну долетим мы до Марса, и что дальше? Ресурс реактора на нуле, хорошо, если на внутренние нужды "Птера" и его пассажиров энергии хватит. На твердотопливных ускорителях да вспомогательных двигателях не то что назад, на Землю, – на Марс рискованно садиться. Ну вот, высадились мы на Фобосе. Спасли, так сказать, мулата со товарищи. А Шур блокирует телепорт, а связи с ним нет, вернее, вроде бы есть, но если это называть связью, то я таки механтроп. Или даже голографический фантом.
Эх, Шур, не там ты ищешь, где надо, не там. Не представляет эта шайка-лейка особой угрозы. Да только что теперь. Теперь – левая нога, толчок, правая. Правая рука, рывок, левая. Жить можно, только пот совсем залил глаза, и ведь не вытрешь. Ну да зрение нам сейчас ни к чему, тем более что в глазах и так темно. Как это называется? Блэк-аут?