- Подожди, подожди, я тебе расскажу. Они застукали ее, когда она тянула это чертово мясо, и ее тут же уволили. Она хотела, чтобы я бесплатно обслуживал ее по вечерам, но я сообщил ей, что не являюсь племенным бычком и не могу тратить свои силы зря. Только представь себе, она хотела, чтобы я выступал в роли быка-производителя бесплатно, без всякой надежды получить кусок мяса. Некоторые люди совершенно забывают о приличиях. Ты, Себастьян, единственный известный мне порядочный человек. Когда у тебя есть деньги, ты угощаешь, а потом не устраиваешь из-за этого шум. Мне нужно было стать священником, чтобы мне напитки доставляли домой раз в неделю и чтобы у моей домоправительницы груди были, как пирамиды. Тогда ты услышал бы от меня такие проповеди… Я бы научил приличию некоторых из этих людишек. Но когда я перестал получать мясо от этой старой шлюхи, я нашел себе другую подружку в мясном магазине. Целую неделю я покупал у нее кости, и вскоре она уже стала контрабандой выносить мне мясо.
- Ты страшный человек.
- Кроме того, у меня есть одна перезрелая девица в "Иви Хауз", которая мне симпатизирует. Она утверждает, что лучше мошонка в руке, чем все остальное в небе.
- Из тебя получится замечательный муж, Перси.
- Не заливай.
- Нет, в самом деле.
- Да посмотри только на меня. Я лысею. И живу рядом с кучей мальчишек-разносчиков газет и они здороваются со мной на Графтон-стрит. И это со мной, выпускником Клонгоуз вуд-Колледжа.
- А теперь взгляни на меня, Перси.
- Взглянуть на тебя? Да с пособием для бывших военнослужащих ты богаче самого президента.
- Жизнь ужасно дорогая, Перси. И, кроме того, я должен сохранять чувство собственного достоинства.
- Достоинство старой шлюхи. Ты хочешь пойти на вечеринку?
- Не сегодня.
- Ты что спятил, Себастьян? Это же у Тони, в Катакомбах. И Тони хочет с тобой повидаться. Мне говорили, что О’Кифи уехал в Париж и стал там голубым.
- Это правда. Он живет в маленьком городке и набрасывается на любой движущийся предмет.
- Ну ладно, приходи вечером.
- Не могу.
- Тогда выпей.
- Перси, с тех пор как мы виделись с тобой в последний раз, мне многое довелось пережить. Мистер Скалли, хозяин моей прошлой квартиры, охотится за мной, чтобы заставить меня с ним рассчитаться. И, кроме того, я задолжал еще в нескольких магазинах.
- Ты должен начать держать пари, Себастьян. Вот в чем дело. Ну ладно, пойдем…
Я бы хотел оказаться сейчас рядом с женщиной. Я был знаком с девушкой, которая носила оранжевый свитер. Я обнимал ее за стройную талию и гладил по обнаженному животу. Она была пастушкой. Я - джентльменом. Мы застывали в любовном объятии.
Они шли по улице, протискиваясь сквозь толпу мальчишек и перебираясь через сточные канавы, вымощенные гранитными плитками, разговаривая о прибыльности овцеводства.
- Ты никогда не забирался на одну из них?
- Мне кажется, Перси, ты уже слишком…
В
Алжире есть город
По имени
Грудь.
16
Себастьян веселился от всей души. Сегодня они пойдут на вечеринку. Они сидели в "Шотландском Доме" между двумя бочками. Снаружи доносился шум моторных лодок, развозивших пиво "Гиннес". Клоклан корчился от смеха.
Мне думается, это будет славный вечерок. Приглашена целая толпа разношерстного люду. Больные, хромые, шлюховатые и вороватые. Неумытые и обездоленные. Те, кто причащаются каждый день, и активисты Легиона Девы Марии. Неудачники и те, кто вот - вот неудачниками станут. Дублин - это просто рассадник мелких чиновников. В девять в конторе. В шесть дома. Изможденные, рахитичные существа, к которым не рискуют прикасаться их жены во избежание причиняющих боль телодвижений. Вечеринка, на которой соберется тоскливая чиновничья мелюзга. Мистер Дэнджерфилд, он же Дэнджер, Буллион, Балф, Бум и Бист, расскажет, как вам выбраться из этой трясины. Это довольно трудно, но все же возможно. С помощью педерастии в малых дозах. Боль вместе с наслаждением.
И я думаю, в середине зала должен быть стол для демонстрации зверей. Получайте дешевые тетрадки для записей, пожалуйста. Я расскажу вам все, что нужно. Может быть, сейчас я и не произвожу особого впечатления, но лет через пять… И не забудьте, что я учусь в Тринити. Возможности мои безграничны. Под конец вечера я исполню испанский танец и буду ловить ртом маслины. И буду запевалой в хоре северодублинских шлюх, которые подадут чай с пирожными тем, кто сексуально угнетен.
- Клоклан, я страдаю от меланхолии.
- Глотни пива и забудь о меланхолии. Вечеринка будет чудесная.
- Мне нужно домой, Перси.
- Да нет же, ты ни в коем случае не должен ее пропустить.
Они идут по Графтон-стрит, в руках - серые коробки с пивом. Дэнджерфилд поет:
"Мое сердце -
Выжатая виноградина.
В нем осталась лишь Косточка,
Только косточка".
- Меня выгонят из дому.
- О, Господи, да в каком доме ты живешь? Дай своей супружнице пинок под зад. Вышвырнуть вон? Чепуха. Ведь здесь же Ирландия.
Они открыли железную калитку и спустились вниз по черным крутым ступенькам. Хозяин дома, Тони Маларки, расплывается в улыбке, источая запах разогретого на солнце коровьего дерьма и пересчитывая ящики с пивом. За буфетной находится огромная кухня. Напитки выставлены на стол. Клоклан уносит свой пакет в самый угол и прикрывает бутылки какими-то тряпками. Маларки не спускает с него глаз.
- Куда ты тащишь бутылки, Клоклан, старый потаскун?
- Не собираюсь промывать своим пивом твои древние внутренности.
Воздух заполняется шумом откупориваемых бутылок. Запах сырых стен. В этом здании угадываются длинные коридоры, потайные комнаты, подземные ходы, ямы для торфа и винные погреба с грязными матрасами на полах. Кухню освещает лампа без абажура. Грязный, в пятнах, красный кафельный пол. Стены побелены, у потолка - покрытые грибком контрфорсы. В двери проталкиваются все новые люди с сумками, наполненными бутылками с пивом.
Себастьян запихивает в карманы бутылки. Вооружается.
Проходит на другой конец комнаты. Невысокая, крепкого сложения девушка стоит в одиночестве. Зеленые, тускловатые глаза и черные длинные волосы. Весьма вероятно, что ее отец - гробовщик. И что она служанка.
Себастьян подходит к ней. Она удивленно поднимает брови. О, нет, она не служанка. И не рабыня. Какие зеленые, звериные глаза. Он взял бутылку, зажал ее между коленями, проверил штопор. Выпрямился. Хлопок. Коричневая пена стекает из уголков его рта. Он улыбается девушке.
- Как вас зовут?
- Разве так сразу задают такой вопрос?
- А что вы хотели, чтобы я у вас спросил?
- Не знаю, но странно так сразу спрашивать имя.
- Меня зовут Себастьян.
- А меня Мэри.
- Вы похожи на итальянку.
- А вы - на нахала.
- Тубицу-тихбицу. Так называют в Африке дурнушек.
- Вы смеетесь надо мной. Мне это не нравится. И вообще, вы какой - то странный.
- Выпьем бутылочку пива, Мэри. Я хочу кое-что тебе рассказать. Например, о том, что такое грех.
- Что вы знаете о грехах?
- Я могу их прощать.
- То, что вы говорите, и есть грех. Если вы будете говорить такое, я перестану с вами разговаривать.
Изображая из себя джентльмена, Себастьян подал Мэри стакан черного пива. Он отвел ее в сторонку, где они смогли усесться на диван и поговорить. Она рассказала, что не любит оставаться дома. Ее отец целых три недели не мог справить большую нужду, и им пришлось вызвать доктора, но и тот ничем не смог помочь, и они уже начали опасаться, что он умрет от самоотравления. Она сказала, что он просто лежит в постели и не выходит искать поденную работу. И все это продолжается уже долгие месяцы, вонь просто ужасная, а ей приходится заниматься хозяйством и заботиться о своих двух младших братишках.
В противоположном углу зала Клоклан ухаживал за упитанной блондиночкой. В воздухе витало ощущение скуки и разочарования из-за неудавшейся вечеринки. Неожиданно со свистом пронеслась кем-то брошенная бутылка и разбилась вдребезги о голову женоподобного мужчины. Раздалось несколько увещевательных голосов, но зато целый хор принялся подзадоривать дерущихся. Разбили стул, девушка вырвалась из чьих-то лап, крича, что не позволит себя тискать. Мэри спряталась под скамьей, а Себастьян докладывал ей, что происходит. На другой стороне зала назревал скандал. Клоклан отвернулся от блондинки и разговаривал о чем-то с коротышкой, который, как говорили, работал ювелиром, ибо любил эту профессию. Неожиданно Клоклан поднял кулак и ударил коротышку по лицу. Тот рухнул на пол и попытался спастись от Клокпана под скамьей, но какая-то девушка пнула его ногой в лицо, подумав, что он пытается заглянуть ей под юбку.
В этом подземелье собрались изгои. Не выношу нищих и тех, кто когда-то был богатым. Сборище эскапистов. Может быть, у меня не хватает терпения, чтобы подождать, чем все закончится. В середине зала осталось всего несколько человек. Остальные, потерпевшие поражение в драке, расползлись по углам и молча пялились оттуда остекленевшими глазами.
Мэри посмотрела на него своими зелеными глазами.
- Что за ужас здесь происходит…
- Ужасный сброд, Мэри.
- Вы из Англии? Откуда именно?
- Я не из бледнокожих.
- Откуда же вы тогда?
- Я - американец.
- Серьезно?
- А ты ирландка.
- Да.
- И ты любишь Ирландию?
- Люблю. Я бы не хотела жить ни в каком другом месте.
- А приходилось ли тебе жить в другом месте?
- Нет.
- Ты любишь своего отца?
- Странный вопрос? Почему вы задаете мне странные вопросы?
- Ты мне нравишься. Я хочу знать, любишь ли ты своего отца.
- Нет, я не люблю его.
- Почему?
- Потому что он не любит меня.
- И почему же он не любит тебя?
- Я не знаю, но он никогда не любил меня.
- Откуда тебе это известно?
- Потому что он бьет меня.
- О Господи, Мэри. Неужели он и в самом деле тебя бьет?
- Да, он меня бьет.
- И за что же?
- Да ни за что.
- Нет, все же должна быть какая-то причина.
- Да нет же. Если я поздно прихожу домой, он спрашивает меня, почему я поздно пришла, и что бы я не ответила, он придирается ко мне и начинает меня бить, причем он загоняет меня в коридор, чтобы я не могла убежать. Он ненавидит меня.
- Неужели?
- Да, и причем без всякой на то причины. Как только я прихожу, он выключает радио, зовет меня в гостиную и спрашивает, где я была, а затем начинает обвинять меня в том, что я встречалась с мужчинами в парках и гуляла с ними. А я ни с кем не встречалась. Потом он называет меня лгуньей, обзывает меня ужасными словами, а если я настаиваю на том, что говорю правду, он набрасывается на меня.
- А твоя мать?
- Она умерла.
- И ты заботишься об отце и братьях?
- Да.
- Почему бы тебе не уехать? Поезжай в Англию и найди себе работу.
- Не могу оставить своих братьев. Они еще очень маленькие.
- Но теперь-то он уже не сможет тебя избивать.
- Иногда он пытается, но я уже сильнее его.
Я смотрю на Мэри. На нее приятно смотреть, да и она не возражает, но будет ли она противиться, если я попытаюсь ее приласкать? Рукава свитера закатаны до локтей, из-под них торчат аккуратненькие, хорошенькие ручки, да и плечики у нее словно точеные. Крепкая девушка, и положить ее на лопатки я смог бы только в порыве обоюдной страсти.
Неожиданно в дверь сильно постучали, она приоткрылась и в проеме показалась огромная голова поющего человека.
"Мэри Мэлони зад роскошный -
Это сладкий запретный плод.
О дайте ж мне Мэрин зад роскошный,
Бутылкой джина заткните рот!"
Жирные, давно немытые волосы на его голове свалялись, из-под черного пиджака торчали рыжие волосы, он размахивал увесистыми кулаками и напевал:
"Послал ли Господь твою мать
С белыми как снег волосами
И такими большими грудями,
Каких не видывал целый свет?"
Мэри подергала Себастьяна за рукав.
- Да что же это такое? Он поет отвратительные песни.
- Он сын законного лорда-мэра Дублина. А его дядя - автор национального гимна.
Мэри одобрительно улыбнулась.
Пришедший пробирается по комнате, выложенной красными плитками, бурно приветствуя присутствующих. Он поясняет:
- Я люблю английские тюрьмы и вас, милые дамы, ваши хорошенькие фигурки. Всех вас.
Замечает Себастьяна.
- О Господи, ради любви нашего Святого Отца Папы Римского, да купит он еще одну золотую пишущую машинку! Пожми мне руку, Себастьян, пока я не забил тебя до смерти подшивкой "Католического Вестника". Так как ты поживаешь?
- Барни, я хочу представить тебе Мэри. Мэри, это Барни Бэрри.
- Рада с вами познакомиться, Барни.
- Ну и хорошенькая же ты, Мэри. Как ты поживаешь? Я бы хотел побыть с тобой. Не допусти, чтобы этот распутник подобрался к твоему цветку и сорвал его. Так как ты поживаешь?
- Прекрасно.
Барни вскочил на стол и исполнил танец козла.
Мэри повернулась к Себастьяну.
- Да он весельчак.
- И неплохо сложен.
- Неужели его дядя и в самом деле написал гимн?
- Мэри, я говорю тебе правду, ничего, кроме правды. И скажи-ка мне, Мэри, как ты представляешь себе свою дальнейшую жизнь?
- Что вы имеете в виду?
- Чего ты хочешь добиться в жизни?
- Вы имеете в виду, кем я хочу стать? Я не знаю. Когда я была маленькой, то мечтала быть балериной. Я была бы не против поучиться в художественной школе. Мне нравится рисовать.
- И что же ты рисуешь?
- Да все подряд. И очень люблю рисовать женщин.
- А почему не мужчин?
- Мне больше нравятся женщины. Впрочем, мужчин я тоже люблю.
- Но больше все-таки женщин?
- Да. Никто прежде меня об том не спрашивал. Я никогда раньше не общалась с приличными мужчинами.
- Никогда?
- Я не имею в виду вас. Вас я не знаю. Женщины - добрые.
- Тебе нравится женское тело?
- Странный вопрос. Почему вас это интересует?
- Потому что ты хорошо сложена.
- Как вы узнали?
- По твоим зубам.
- Как это?
- Хорошие зубы - красивое тело. Пойдем-ка, Мэри, куда-нибудь выпьем.
- Все уже закрыто.
- Да нет, надо просто знать места.
В комнате не продохнуть из-за дыма. Те, кому досталось в потасовке, в молчании застыли у облупленных стен. Победители - парни что надо. Барни, напевая, танцует на кафельном полу. Изо всех сил. Клоклан бросил блондинку и тащит коротышку-ювелира в глубь лабиринта, чтобы продолжить там воспитательный процесс. Подталкивает его кулаками. Маларки орет, что он король и причем самых благородных кровей, и, если они не развеселятся, он надает им пощечин. Подружка Перси взобралась на стол потанцевать. Перси расплылся было в улыбке, которая тут же исчезла, когда он увидел свою даму на столе; он сказал ей, что она отвратительная шлюха, лишенная чувства собственного достоинства, если она танцует перед такой толпой зевак.
Я думаю, что предок Мэри - тупая, страдающая запорами скотина. Нет, Северный Дублин - безрадостное место. И все же, по моему мнению, Мэри обаятельная и рассудительная девушка. Уведу ее в мой залитый солнечными лучами сад, который я, по вполне понятным причинам, не называю Раем. О Мэри, позволь мне глазами прикоснуться к твоим соскам. Полагаю, собравшиеся здесь люди не любят друг друга. Спят на грязных простынях и ведут себя кое-как. И не задумываются о дне Страшного Суда.
Маларки схватил Дэнджерфилда за руку.
- Себастьян, не хочешь ли ты взглянуть на нечто весьма поразительное и удивительное?
- Хочу.
- Пойдем в винный погреб.
Себастьян и Мэри пошли заТони.
- А теперь, ради всего святого, тихо, а то у Клоклана сделается припадок. Просто загляните внутрь.
Они замерли у полуоткрытого окна в конце длинного темного зала и, облокотившись на подоконник, заглянули в черную дыру. В середине комнаты две фигуры переплелись на узенькой брезентовой раскладушке. Затем раздался громкий скрип и раскладушка рухнула. Голый Клоклан отчаянно прижимался к гладенькой, голенькой дамочке. О Боже, сказала она и застонала. Клоклан похрюкивал и, не обращая внимания на смех в коридоре, прижимался к ней.
- Видел ли ты когда-нибудь нечто подобное, Себастьян?
- Тони, я должен заметить, что Клоклан просто живчик.
- Старый потаскун. Никому не дает проходу.
Мэри убежала на кухню, в которой яблоку негде было упасть. Пол сплошь усыпан осколками. Чей-то голос:
- Обо мне можешь говорить все, что угодно, но не смей трогать моего короля.
- Да пошел он, твой король!
- Кто посмел это сказать?
- Пошел он!
- Прекратить! Кто это сказал?
- Король-дерьмо.
- Я этого не потерплю!
- Да здравствует Ирландия!
- Боже, спаси короля!
- В задницу твоего короля.
Пробираюсь сквозь толпу ирландцев. В воздухе пахнет убийством. Сжатые кулаки. Дым. Утомительная сцена. Шум - невыносимый. Упадок нравов. И отсутствие приличий. Я должен положить этому конец.
Дэнджерфилд залез на стол, ухватился за лампу и с корнем вырвал ее. Полыхнуло голубое пламя. На пол посыпалась штукатурка. В комнате раздались крики.
- Нас убили!
- Не смей распускать свои грязные лапы!
- Кто это сделал?!
- Меня ограбили!
- Меня обманули!
В наступившей темноте Себастьян вывел Мэри по железным ступенькам на улицу. Мимо проезжал извозчик.
- Послушайте-ка…
Экипаж остановился.
- Известно ли вам местечко, где мы с дамой можем выпить?
- О, разумеется, сэр, разумеется.
Они забрались в грязную кабину и уселись на разодранных сырых сиденьях.
- Все замечательно, Мэри. Не правда ли?
- Почему ты вырвал лампу? Ты же мог кого-нибудь убить.
- Я был шокирован нищетой духа и упадком нравов. Бьет ли когда-нибудь тебя отец по груди, Мэри?
- Он бьет меня по чему придется. Но я умею защищаться.
- Мы поедем в бар "Голова", Мэри. Там мы сможем спокойно выпить среди нормальных людей.
- Нет, я лучше поеду домой.
- Почему?
- Мне нужно. Ты учишься в Тринити.
- Откуда ты узнала?
- Мне сказала одна девушка. Все студенты из Тринити одинаковы. И только негры славные ребята. Не ведут себя нахально и не лезут в душу.
- Мэри, я хоть и не черный, но неплохой парень.
- Но ты же только что смеялся над теми голыми людьми в задней комнате.
- У них был симпозиум.
- Странное словечко.