Кеб проехал под железнодорожным мостом. Мимо мастерской по изготовлению надгробий. Мимо магазина, где я покупал жалкую жратву. Запах холодного молока. Обычно я покупал там пару яиц и кусочек ветчины. У девушки с необъятным бюстом. А она пялилась на меня. А однажды я купил у нее овсяных хлопьев и вышел на улицу совершенно пьяный. Пригласил пенсионеров выпить пива. Они зашли в пивную вместе со мной, смущенно покашливая и поправляя шарфы. И рассказали мне множество анекдотов. В основном об отцах и их дочерях. Я уже слышал их и раньше, но одним разом тут не отделаешься. А потом я рассыпал овес по всему заведению.
Себастьян поцеловал Мэри. Она скрестила руки на груди, но зато приоткрыла ротик. У нее упругие бедра и зад, но я не могу добраться до грудей. Чтобы в них вцепиться. О Мэри, пусти меня в свою оливковую рощу. Ох, какие тоненькие у тебя губки.
Сейчас, когда кеб едет вдоль причалов, мне хочется добиться от нее большей уступчивости. Меня огорчает, что Мэри чуть ли не борется со мной, по крайней мере, такое создается у меня впечатление. Она схватила мою руку и молча выкрутила ее. Я вытащил руку из ее клешни и вообще отодвинулся от нее.
- Мэри, я хочу тебе кое-что показать.
Себастьян вынул из кармана спичечный коробок. Раскрыл его и показал Мэри копию изображения Блаженного Оливера Планкета.
- Ты разве католик? Не может быть!
- Я принадлежу ко всем религиям. Особенно к католической.
- Нельзя быть католиком и принадлежать еще к какой-либо вере.
- Мэри, я штормовой ветер с Восточного Иисуса.
- Ты запудриваешь мне мозги. А мне нужно домой. Я живу на Кепел-стрит Бридж.
- А теперь-ка, Мэри, взгляни на этот старинный гостиный двор. В своем роде лучший во всей Европе. А я спою тебе
"Улица Зимней Таверны глупее
Любой другой глупой и злобной улицы,
Что может быть лучше и добрее
Для коровы из штата Миссури?"
- Нравится?
- Ты весельчак.
- Весь мир трясется от хохота. Время пришло.
- Ты сумасшедший.
Себастьян высунулся из окна и о чем-то вежливо перемолвился с извозчиком.
- Мэри, мы зайдем сейчас в славную, теплую комнату с камином. Я куплю тебе рюмочку чего-нибудь вкусненького, и мы поговорим с тобой о папе римском. Ведь без него у нас ничего не получится. Он помогает сохранить всем людям на земле чувство собственного достоинства. Если бы существовало еще несколько таких, как он, то окружающий нас мир не был бы заполнен жуликами и блудниками.
Мэри положила голову к нему на плечо и прошептала:
- Я хочу, чтобы ты поцеловал меня еще разок.
Себастьян в недоумении поднял брови.
- О Мэри, неужели?
- Не смущай меня.
На противоположном берегу реки я вижу Дворец Правосудия. Судебные иски о нарушении права частного владения в Королевстве Великобритания по законам и обычаям Англии не должны приниматься к рассмотрению без королевского предписания. Ох уж эти маленькие юридические тонкости! Все они мне известны. А река - это естественный поток большего размера, чем ручей или речушка. А Лиффе - это река. Купол Дворца Правосудия напоминает брюхо свалившегося навзничь пьянчуги. Ну и черт с ними! Ну что поделать с этой Мэри? Она ерзает своим твердым, как лопата, копчиком по моему колену и причем именно теперь, когда я познал законы сточных канав. Много странных, прямо-таки жутких событий произошло со мной. Вот если бы у меня была дохлая, осклизлая рыба и если бы я мог затаиться за занавесками у открытого окна в комнате мисс Фрост и дождаться, когда любознательный мистер Скалли всунет в окно свою физиономию, чтобы отхлестать его рыбиной прямо по харе. Бах-бах. По глазам. Хватит? А ты как думал, хам?
Сворачивая на Вайнтэверн-стрит, кеб задел колесами тротуар. Ободранный экипаж подкатил к закрытым железным воротам. Лошади нервно захрапели. Возможно, блохи. Себастьян резво соскочил на землю и извозчик попросил его заплатить фунт стерлингов.
Оба они помолчали. Произошло явное недоразумение. И нужно было взвесить произнесенные противоположной стороной слова. Затем Себастьян произнес:
- Послушай-ка, старина, не хотел бы ты отпраздновать Рождество в приюте "Радость" с выпадающими из твоей католической задницы зубами?
- В такое время ночи нужно платить фунт.
Эта образина смотрит летаргическими глазами, и ей мерещатся только шиллинги. И видит перед собой бешеные, налитые кровью глаза.
- Или тебе хочется, чтобы я разнес эту мышеловку на колесах в щепки и покрестил тебя, деревенщину, в Лиффе?
- Я позову полицию.
- Что?
- Я вызову полицейских.
- Черт, черт тебя побери.
Себастьян схватил возницу за пиджак и стал стаскивать его вниз, пока его лицо не оказалось почти вровень с землей; ноги его зацепились за сиденье.
- Еще один необдуманный поступок, и я забью эту клячу, а тебя уложу в гроб раз и навсегда. Ты меня понял?
- Я вызову полицию.
- Когда я отделаю тебя, ты не сможешь даже позвать свою мамочку. Шваль! Слышал? Шваль! Фунт ему подавай. Гнусный доносчик. Нету в тебе ни капли благородства. И любви. Знаешь ли ты вообще, что такое любовь, негодяй? Я задушу тебя, если в тебе не появится хоть капля любви. Ну, валяй же, докажи мне, что тебе известно это чувство, а не то я тебя прикончу.
В уголках рта возницы проскользнула чуть заметная улыбка, но в глазах затаился смертельный ужас. Жанровая сценка на Вайнтэверн-стрит. Мэри вышла из кеба и стала разжимать пальцы, сомкнувшиеся на горле извозчика.
- Оставь его в покое! Что он тебе такого сделал? Заплати ему, и пусть уезжает с Богом.
- Заткнись.
- Ты - ужасный тип.
- Заткнись. Мы все пойдем выпить.
В виноватых глазах извозчика появился луч надежды. Себастьян все еще держал его за горло.
- Ты зайдешь с нами выпить?
- Ладно. Я зайду выпить.
- Я хочу домой.
- Мы больше не будем с ним ссориться, Мэри. Джентльмен выпьет вместе с нами. Мы все выпьем.
- Я хочу домой. Ты ужасный тип.
- Вовсе нет. Этот джентльмен понимает, что он попытался надуть меня. Я знаю сколько стоит извозчик до Вайнтэверн-стрит.
Извозчик старался не смотреть ему в глаза.
Себастьян подошел к железным воротам и позвонил в колокольчик. Подождал, а затем стал барабанить по воротам. Из темноты послышался тихий недоверчивый голос.
- Кто это там? Прекратите шуметь и отправляйтесь спать, здесь вам все равно нечего делать.
Себастьян заглянул сквозь прутья решетки.
- Мы путешественники с Запада. Мы всего на четверть часика. И к тому же мы друзья бородатого старика.
- Ну так и идите себе с Богом! Убирайтесь отсюда. Чего вы сюда ломитесь?
- Нас послал сюда бородатый старик. Друг мертвеца.
Голос послышался уже ближе.
- Должна взглянуть на тебя при свете. И замолчи наконец. И умереть спокойно не дадут. Ну-ка покажитесь. А кто эта женщина? Женщин сюда не пускают. Или что здесь, по-твоему, находится?
- Успокойся, успокойся, это белоснежка.
- Белоснежка, разрази меня гром! Нет, я этого здесь не потерплю, вы ведь уже бывали здесь раньше, тогда к чему весь этот шум? Следовало бы вести себя умнее. Заходите тихонько и выметайтесь поскорее!
- Ты славная женщина, а фигурка у тебя, как у тридцатилетней.
- Прекрати этот треп. Где бородач?
- В Маунуте. Он сказал, что выпивка здесь баснословно дорогая, а за пару-другую молитв он может получить ее бесплатно.
- Не богохульствуй, лучше взгляни на эти бочки. Ты шалопай, как и все остальные, и я уже устала от вас.
- Но, мадам, мадам…
- Не называй меня "мадам", я знаю чего ты добиваешься.
Они заходят все вместе. По дорожке. Через дверь. Через темный холл. В залитую желтым светом средневековую комнату.
Себастьян,
Ты - благословен.
И Себастьян -
Ты - правдивая песня.
И ночной трут,
И магазинчик уцененных поцелуев.
О, сядь верхом на меня
И нежно гладь и ласкай
Меня -
Господина любовное древо.
Официанточка Катрин проскальзывает в дверь с подносом, полным напитков. Приветствует Себастьяна стыдливой и в то же время лукавой улыбкой. Она голубоглазая, а коленки у нее чуть-чуть припухлые, как и свойственно кельтским женщинам. Кебмен вытирает рот рукавом и прикладывается к стакану. Мэри сидит спокойно, поправляет юбку и рассматривает Себастьяна.
- Правда, здесь приятно, Мэри?
- Да.
- И солодовый напиток просто прекрасный.
- Угу.
- Дождь все льет, как из ведра.
- В этом нет никакого сомнения.
Я думаю, что этот разговор, равно как и отношения с Мэри, ни к чему не приведет. Буду пытаться вызвать у нее жалость тем, что нахожусь вне церкви и милости Божьей. Может быть, мне удастся нащупать у нее слабинку. Я обладаю хваткой обитателя злачных мест. Мне многие это говорили, и я-то уж свое не упущу. Иллюзии нужно всячески лелеять. Я доберусь до тебя, Мэри. Точно так же, как до Мэрион. В старые добрые времена Мэрион слушалась меня беспрекословно. Вставала пораньше, чтобы приготовить чай. И тосты. Вот это была любовь. Но я убил ее. Ничто не длится вечно. Все меняется. И иногда размножается. Например, когда появляются дети.
Вошла хозяйка заведения.
- Это была последняя рюмка. Мне пора спать.
- Ну еще одну на посошок и одну за тебя. Мы ведь усталые путники.
- Ты что хочешь, чтобы меня арестовали?
- Выпьем, чтобы не бояться, что нас прикончат на большой дороге.
- Прекрати. Ну и тип же ты! Стоит тебе только сюда попасть, и я не могу от тебя отделаться. Так что по последней, Катрин, два виски, один джин да давай пошевеливайся. Теперь их не заставишь работать - только и думают, что о модной одежде и танцульках! В наши дни я бы шкуру спустила и с нее, и с ее дружков. Не хотят работать и все.
- Не знают своего места.
- А то я этого не понимаю. Деревенщина, а строят из себя дам из приличного общества. Нужно выбить из них эту дурь.
- Поймали бы их в вагоне первого класса…
- Им подобные должны ходить пешком и даже не помышлять о первом классе.
- Дисциплина. Больше дисциплины.
- Каждую ночь шляются с неграми. Плеткой их нужно учить!
- Придет день расплаты за эту леность. Мне это доподлинно известно.
- И причем скоро.
- Я искренне верю в торжество справедливости.
- Вот и хорошо.
- Прошу вас меня извинить, мне нужно выйти по малой нужде.
- С вас тринадцать шиллингов, шесть пенсов.
- С вами рассчитается мой кучер.
Себастьян на ощупь пробрался через холл и вышел во двор. Помочился куда попало. Возвращаясь обратно, он в темноте столкнулся с Катрин. Они крепко обнялись. Поднос с грохотом упал на пол. Неожиданно зажегся свет.
- Что здесь происходит? Я не позволю моим девушкам заниматься этими безобразиями. Катрин, грязная потаскуха, немедленно отпусти джентльмена!
- Ладно, ладно, не сердитесь. Мы с Катрин заблудились в холле.
- С меня уже довольно ваших штучек, Ромео! А ты убирайся на кухню. Шлюха.
Себастьян провальсировап мимо хозяйки и ущипнул ее за зад, а она шлепнула его по руке. О Боже мой! Никто, к счастью, не знает, что я заложил в ломбард зеркало из общественного туалета. Модерновая такая штучка: держалась просто на винтах. Я раскрутил их концом вилки и отнес зеркало в ломбард. А потом я зашел в кинотеатр на Графтон-стрит, чтобы поужинать в ресторанчике с интерьером в стиле эпохи Тюдоров. Я сидел у окна, из которого виднелась стена с надписью "Отель Доусон". Отсутствие комфорта не помеха для счастья. И мне доставило удовольствие ожидание ужина. Официантка, прехорошенькая негритяночка с пухленькими губками, белыми зубками и тяжелыми, налитыми грудями, принесла тарелки с едой. О, утолить бы голод!
Хозяйка заведения стояла в дверях, ее необъятные груди как бы торчали из холла.
- А теперь все вы, выметайтесь отсюда, пока полицейские не вышибли мне дверь.
- Позвольте мне поблагодарить вас за приятный вечер.
- Ну, вперед!
- Неужели я становлюсь борзой?
Хозяйка расхохоталась. Провела их через длинный темный холл между рядами бочек. В подворотнях мочились едва державшиеся на ногах пьяные. Себастьян попросил извозчика высадить на их у Железного Моста и пообещал, что в один прекрасный день он вознаградит его за необычайное великодушие и доброту.
Они поднялись на мост по невысоким ступенькам. И остановились, чтобы посмотреть на чаек и лебедей. Мэри взяла Себастьяна за руку.
- Правда, красивый вид?
- Да.
- И столько чаек!
- Это доставляет мне радость.
- Да?
- Мне нравится на них смотреть.
- Ну и прекрасно.
- Как будто паришь в воздухе или что-то в этом роде.
- Да, паришь.
- Что с тобой? Разве тебе здесь не нравится?
- Нравится, Мэри.
- Ты главное молчи и смотри на них, и тогда и у тебя появится это странное чувство.
Мысли мои были поглощены тем ужином в "Графтон Синема". Потому что официантка была так добра ко мне. И полная тарелка восхитительных жареных колбасок, ломтиков ветчины с горочкой золотистой жареной картошки. Я слышал, как официантка крикнула кому-то в окошко, чтобы они, черт побери, наконец начали шевелиться, потому что этот очаровательный джентльмен очень проголодался. А чай был настолько вкусный, что я даже хохотал от радости, которую доставил мне этот ужин. А на Графтон-стрит дул нежный ветерок, как бы предлагая никогда не умирать. Но мне-то известно, когда мне суждено будет отправиться в лучший из миров. Но в тот миг, когда я только начал разрезать сосиску, раздался крик. Занавески, отгораживающие буфет, распахнулись. Официантка попыталась ускользнуть, но белая тарелка все-таки разбилась вдребезги на ее голове; за ней гналась девушка с лицом, сплошь покрытым испариной, и копной свалявшихся волос. Она кричала, что сейчас кого-нибудь убьет, что больше она не может работать в этой дыре. Она рыдала и просила оставить ее в покое. И продолжала бить тарелки. Из-за чисто эгоистических соображений я волновался, что она уничтожит десерт, который я еще не сьел. К тому же я прекрасно понимал, что ужин испорчен безобразной грубостью происшедшей сцены. Но вскоре девица успокоилась, и ей дали пять минут на то, чтобы она выбросила из головы эти революционные настроения. А сейчас, в предвкушении часа, когда Мэри прекратит сопротивление, я полон радужных грез.
Себастьян положил голову на округлое плечо Мэри и поцеловал ее в уголок рта. Она отвернулась.
- Не надо здесь, где нас все видят. Давай посмотрим витрину магазина шерстяных тканей.
Держась за руки, они перешли через мост. Осмотрели рулоны. Мэри рассказала, что копит деньги, чтобы купить ткань на костюм на весну. Она сказала, что ее отец никогда не позволяет ей покупать новую одежду под тем предлогом, что она будет надевать ее на танцы.
Она рассказала, что у нее есть друзья, которые занимаются ретушевкой фотографий, в том числе и не очень пристойных. Может быть, и ей вскоре придется этим заняться, потому что братишек, возможно, заберет дядя, и тогда она будет свободна. Единственным недостатком района Фибсборо она считает тюрьму "Маунтджой". Однажды она проходила мимо тюрьмы и увидела бородатого человека за решеткой, он попросил принести ему шампанского и копченого осетра. Та же история и с больницей "Грэджигормен", множество больных из нее шатается, где попало, а в голове у них нет ничего похожего на мозг. Они брели вдоль обветшалых домов по улице Доминик. Мэри показала ему дом, где она жила до того, как они переехали на улицу Кабра. И поведала ему, что улица эта ужасная, потому что ее обитатели напиваются и избивают друг друга до смерти велосипедными цепями. Она боялась выходить на улицу по вечерам. А на Кабре она прогуливается по Ботаническому Саду и ей нравится читать забавные латинские названия растений, и, кроме того, она любит гулять по берегу Толки - очень миленькой речушки.
- А вот здесь я живу.
Они остановились возле дома из красного кирпича.
- Когда мы опять увидимся, Мэри?
- Не знаю, если ты будешь вести себя тихо, мы сможем зайти в холл. Квартира находится наверху.
- Ты очень славная, Мэри.
- Скажи это моей родне.
- Ладно, если тебе это нужно.
- Красивые зеленые глаза и черные волосы.
- Ты думаешь, я слишком полная?
- И вовсе нет, ты что рехнулась?
- Я сяду на диету.
- Позволь мне тебя погладить. Просто ты кажешься более зрелой. Они у тебя, то что надо.
- Ты слишком спешишь.
Она прислонилась спиной к стене, он перед ней, держит ее за локти. На ней пальто цвета сливы. Они поцеловались. Она запрокинула голову назад.
- Тебе приятно, Мэри?
- Я не должна тебе этого говорить.
- Можешь сказать.
- Ты целуешься не так, как все.
- Все?
- Да.
- Ну, Мэри, я же образованный человек.
- Они целуются совсем не так.
- Это от отсутствия образования.
- Нет, дело не в этом.
- Я поцелую тебя еще разок.
Она крепко обняла его и прижала к себе.
- Нет, они так не делают.
- Тебе нравится?
- Почему ты хочешь это знать?
- Я хочу увести тебя с собой.
Сверху послышался шум. Мэри на мгновение замерла, внимательно вслушиваясь и запрокинув голову. Потом она прошептала.
- Дай мне руку.
Она провела его по коридору и вниз по ступенькам. Они немного подождали, а потом она запустила руку в его волосы и почесала. Неплохое средство от перхоти. Здесь ощущаешь себя в безопасности. Ротик твой, Мэри. Цвета томатной пасты.
- Странное имя - Себастьян.
- Достопочтенный.
- Что?
- Это слово означает "достойный уважения".
- Ты забавный.
- Хе-хе.
- И весельчак.
- А ты очень стройная девушка.
- Ты меня обманываешь.
- Вот уж нет. И вот здесь. И здесь тоже. Ты просто прелесть, где тебя не тронь.
- Здесь опасно.
- Тогда где же?
- Пойдем туда, дальше. И тихо.
В конце коридора виднеется какой-то свет. Проходят мимо целого ряда поломанных детских колясок - отличный вид транспорта для перевозки вещей в ломбард. Ни один домовладелец не сообразит, что в нем перевозится. В наши дни нужно соображать, что к чему. Я изголодался по любви. Не просто по любви, а по настоящей любви. Любви, которая, как музыка, или что-то там еще в этом роде. Мэри - славная девушка, пригодная для тяжелой работы. Например, чтобы скрести полы. Взять такую и дом станет полной чашей. Я уже сыт по горло этими чистоплюйками. Если бы Мэри была у меня служанкой, Крис - квартиранткой, мисс Фрост - секретарем, а Мэрион всем этим заправляла, вот славная была бы жизнь! Тогда я бы занял надлежащее место в обществе, костюмы шил только на заказ и все такое. И перемены произойдут. Я не позволю болтать чепуху и не потерплю расхлябанности. По крайней мере, я знаю правила приличия. И мне известно, что общество уважает своих дисциплинированных членов.
Она держала его за руку и вела вперед. Приближается утро. Мне пора домой. К тому же здесь пахнет навозом. Мэри распахнула наполовину разломанную дверь сарая.